Потом уплощаю концы и склепываю, чтобы получилось кольцо, — опять-таки каждую отдельно. Ясное дело, прежде чем я поставлю заклепки, кольца нужно скрепить, потому как готовые-то кольца уже не соединишь. А все это в спешке, прошу прощения, не делается, величайший.
— Да, быстро хорошо не получится, понимаю. Извини, Ганзак, я сказал не подумав. — Шарбараз говорил с большим смирением, чем обычно водится у царей. — Вот мне еще один урок: сначала разберись, в чем дело, а потом уже лезь с критикой.
Абивард сказал:
— Я видел кольчуги, где кольца в каждом втором ряду сделаны не так, как ты говоришь, а просто выкованы из пластины. Разве такую сделать не быстрее?
— Быстрее, быстрее. — Ганзак сплюнул в огонь. — Только я за нее и плевка не дам. Такие вот кольца между собой не соединишь. Их можно соединить только с правильно сделанными в соседних рядах. Это значит, что кольчуга при том же весе и вполовину не такая прочная. Если хочешь, чтобы величайший пошел на войну в дешевых дрянных доспехах, поищи себе другого кузнеца. — Он сложил массивные руки на еще более массивной груди.
Поверженный Абивард спросил:
— Когда, по-твоему, будут готовы эти вторые доспехи?
Кузнец подумал:
— Три недели, повелитель, убавь или накинь денек-другой.
— Придется этим удовольствоваться, — вздохнул Шарбараз. — По правде говоря, я не рассчитываю, что на меня нападут раньше, но каждый день без доспехов дается мне тяжело. Чувствую себя голым, будто новорожденный.
— Ну, это не совсем так, величайший, — сказал Абивард. — Целые дружины воюют в кожаных доспехах. К примеру, хаморы — ведь их лошади меньше и не могут нести такой вес, как наши. Да и я бился с ними и таком виде, пока Ганзак еще трудился над моими доспехами.
— Не сомневаюсь, — сказал Шарбараз. — Нужде закон неведом, помимо прочего, ты и сам это доказал, вытаскивая меня из Налгис-Крага. Но разве ты не почувствовал себя героем, а не просто воином, когда на плечах твоих вновь сладостно зазвенела кольчуга?
— Не знаю. Я просто почувствовал, что теперь уменьшилась вероятность быть убитым, а это тоже неплохо воодушевляет в бою.
— Повелитель, когда я слышу от тебя толковые речи, я вижу твоего отца там, где стоишь ты, — сказал Ганзак.
— Хорошо бы, — спокойно ответил Абивард, хотя сердце его преисполнилось гордости от этой похвалы. Шарбараз сказал:
— При дворе моего отца о войне я узнал от трубадуров не меньше, чем от воинов. Хорошо иметь рядом человека, который видел войну и может просто и внятно говорить о том, что для нее нужно. Исполнить свой долг и при этом остаться в живых — оно хоть и не вдохновляет на героические песни, но тоже неплохо. Еще один урок. — Он кивнул, словно запечатлевая сказанное в памяти.
Абивард тоже кивнул. Шарбараз постоянно учился. И Абиварду это нравилось: положение Царя Царей по самой своей природе склоняло его обладателя считать, что он и так уже все знает, — и кто бы осмелился ему возразить?
И еще об одном подумал он. Допустим, когда-нибудь Шарбараз поступит неправильно. Как сказал сам Царь Царей, он, Абивард, теперь рядом с ним. Но как сказать Шарбаразу, что тот не прав? Ответа он не знал.
* * *
В крепости Век-Руд Шарбараз устроился в комнате, которую занимал Абивард, когда еще был жив Годарс.
Фрада с превеликой охотой уступил ее. Она находилась через коридор от опочивальни дихгана. В определенном смысле это оказалось очень удобно.
Вернувшись вместе с Абивардом, Шарбаразом и Таншаром в Век-Руд, Динак поселилась на женской половине родного надела. Верный своему слову, Шарбараз обручился с ней, как только в крепость сумели привести служителя Господа. Но хотя она была его женой, женская половина ему не принадлежала. Если бы он явился туда, чтобы вызвать ее, когда хотел побыть в ее обществе, это вызвало бы неслыханный скандал, пусть даже он и Царь Царей.
Способ обойти это, казалось бы, безвыходное положение тоже вызвал скандал, хотя и небольшой. Наружная дверь опочивальни дихгана стала действующей границей женской половины. «В точности как в Налгис-Краге», — подумал Абивард, но мысль эту оставил при себе. Внутрь Шарбараз не заходил, но Абивард приводил туда Динак, а от дверей Шарбараз отводил ее в занимаемую им комнату. Для Динак эта комната была как бы частью женской половины.
Проблема заключалась в отрезке коридора между опочивальней дихгана и комнатой Шарбараза. Никто в крепости не хотел считать коридор частью женской половины, но никто не мог придумать, как Динак могла бы приходить к мужу, минуя коридор. Пошли всякие сплетни и пересуды.
— А не мог бы Таншар волшебством переносить меня из моей комнаты в комнату Шарбараза? — спросила Динак однажды вечером, когда Абивард подводил ее к вызвавшему столько толков коридору.
— Вряд ли, — усомнился он. — Я благодарю Господа, что у Таншара хватило силы на то, что нам уже удалось.
— О брат мой, я ведь пошутить хотела. — Динак ткнула его под ребро, отчего он подпрыгнул. — Только такой ответ я и могла придумать на вопрос, как остановить пересуды насчет наших дел.
— А-а. — Подумав, хороша ли шутка, он все же решил рассмеяться. — Хорошо, что ты снова здесь.
— — И мне хорошо, — ответила она, вновь посерьезнев. — После того, что произошло на женской половине у Птардака… — Лицо ее исказилось. — Жаль, что я не могла убить того охранника. Я хотела бы убить их троих — не торопясь, отрубая по пальчику. Того, что мне удалось бежать оттуда, мало, но придется этим удовольствоваться.
Он было обнял ее, но замер, едва начав движение. Она не хотела, чтобы кто-нибудь, помимо Шарбараза, касался ее. Абивард пожалел, что она не могла позволить себе убить охранника — всех охранников — не спеша, как ей хотелось.
Он бы помог ей в этом с величайшим удовольствием и радостью.
— На самом деле даже хорошо, что Таншар не может по волшебству переносить меня из комнаты в комнату. Что бы там ни говорили другие, когда я иду по этому коридору, я чувствую себя свободной, будто могу снова, как в детстве, бегать по всей крепости. И такие чувства могут вызвать десять-двадцать шагов по каменному полу между голых стен. Странно, да?
— Я думал о том же, — сказал Абивард. — Знаешь, Рошнани и некоторые другие мои жены завидуют тебе.
— Неудивительно, — сказала Динак, когда Абивард открывал внутренние двери в своей опочивальне, пропуская ее. — Для тех, кто лишен свободы, даже малая ее толика должна казаться громадной.
— Гм. — Абивард закрыл дверь, ведущую на женскую половину, запер ее и прошел вместе с Динак к наружной двери опочивальни. Сразу за дверью ждал Шарбараз. Абивард поклонился ему:
— Величайший, я привел твою жену.
В ответ Шарбараз поклонился сначала Абиварду, потом Динак и протянул ей руку:
— Госпожа моя, не соблаговолишь ли пройти со мной?
Она переступила порог. Абивард отвернулся, чтобы, официально говоря, не видеть, как она идет по этому пресловутому — слишком уж публичному — коридору.
Потом он засмеялся над собой, над тем, как изо всех сил старается сделать вид, что обычай нисколько не нарушен, прекрасно при этом зная, что нарушен. Он подумал: уж не является ли истинным царем Макурана не Царь Царей, а обычай?
В тот вечер он привел в свою опочивальню Рошнани. Она с тоской посмотрела на наружную дверь:
— Я бы тоже хотела ходить через нее. Жизнь на Женской половине терпима, когда знаешь, что все в одинаковом положении. А когда одной можно то, чего нельзя другим… — Она замолчала, должно быть, проглатывая часть того, что хотела сказать. — Это тяжело, — закончила она.
— Мне жаль, что это тебя огорчает, — сказал Абивард. — Хотя я и не знаю, что с этим поделать. Не могу же я по одной прихоти отбросить многовековую традицию. Ведь традиция не предполагала, что Царю Царей придется искать убежища в захолустной крепости или что он женится на сестре дихгана.
— Я знаю, — сказала Рошнани. — И пожалуйста, пойми, я не ставлю счастье Динак ей в укор. Мы с ней прекрасно ладим, как будто мы — родные сестры. Мне просто хочется, чтобы и мой кусочек мира был чуточку побольше. Все, что я видела в мире, став женщиной, — это две женские половины и землю между крепостью, где я родилась, и Век-Рудом. Этого мало.
— Ты вполне могла бы быть родной сестрой Динак, — согласился он. — Сколько я ее помню, она всегда говорит примерно то же самое. Но от тебя я такого до сих пор не слышал.
— А до сих пор у меня не было причин думать об этом, — сказала она, и это напомнило Абиварду слова сестры про малую толику свободы, которая кажется громадной. Рошнани продолжала:
— Ты сердишься, что я так говорю? Судя по тому немногому, что я знаю, большинство мужчин дают своим женам куда меньше воли, чем ты. — Она настороженно взглянула на Абиварда.
— Ничего, говори, — сказал он. — Убежден, что Смердис посадил бы мысли Шарбараза под замок вместе с телом или даже прежде того, если бы только мог, Я же не вижу в этом смысла. Если ты не скажешь мне того, что думаешь, как же я узнаю твои мысли? Это, конечно, не значит, что я всегда буду с тобой соглашаться, и даже если соглашусь, возможно, окажусь бессилен что-либо предпринять, но знать я хочу.
Улыбка на лице Рошнани сменилась хмурой гримаской — словно солнце, выглянувшее и вновь скрывшееся за тучей. Она сказала:
— Если ты считаешь, что я права, почему ничего не предпримешь?
Он развел руками:
— Скоро к нам в крепость толпами повалят знатные люди, они примутся прощупывать Шарбараза, пытаясь определить, его поддержать или Смердиса. Как по-твоему, много пользы это принесет нашему делу, если он заявит, что хочет, чтобы они выпустили своих жен и дочерей с женских половин? Вряд ли он сам этого хочет, но даже если бы хотел, сказать об этом означает потерять половину сторонников, если не больше.
— Только не среди женщин, — упрямо возразила Рошнани.
— Но у женщин нет боевых копий.
Рошнани закусила губу:
— Ужасно, когда, выбирая между справедливым и несправедливым, останавливаются на том, что в этом мире полезно.
— Мой отец сказал бы, что если что-то в этом мире не срабатывает, то вопрос о том, справедливо оно или нет, теряет смысл. Когда мы с Таншаром отправились к Птардаку, мне, чтобы не проговориться раньше времени, пришлось воззвать к его гостеприимству. И Птардак, хотел он того или нет, был вынужден подать мне пищу и вино. Так обстоят дела и с женскими половинами: раз уж они составная часть существующего порядка вещей, они не исчезнут завтра, даже если Шарбараз отдаст соответствующее распоряжение.
Абивард наблюдал, как Рошнани переваривает услышанное. Судя по выражению ее лица, его слова пришлись ей не по вкусу.
— Может, и не исчезнут, — неохотно признала она. — Тогда как насчет вот чего: начнешь ли ты смягчать порядки касательно женской половины после того, как Шарбараз выиграет войну и вся макуранская знать не будет больше глазеть на твою — нашу — крепость?
Он открыл рот, но тут же закрыл его, не произнеся ни слова. Да, он рассчитывал, что его логика убедит Рошнани, — и она убедила. Но не в том, что он прав, а в том, что необходимо согласиться на отсрочку в получении желаемого.
«Очень женский способ ведения спора, — безрадостно подумал он. — Женщина признает твою правоту и, не переводя дыхания, обращает ее против тебя же».
Так как же ответить? Каждая секунда промедления вселяла в нее все большие надежды — а ему становилось все труднее эти надежды разбить. Наконец он проговорил:
— Полагаю, мы можем попробовать. Скорее всего, мир от этого не рухнет.
— А если не получится, всегда можно вернуться к старому, — сказала она, подбадривая его.
— Чепуха, и ты это знаешь, — сказал он. — Это не легче, чем собрать разрубленного на части барана и объявить его живым.
— Я-то это знаю, — призналась Рошнани. — Но надеялась, что этого не знаешь ты.
— Коварная девка!
— Конечно. Сидя на женской половине, словно в клетке, только и остается, что стать коварной. — Она показала ему язык, но тут же посерьезнела:
— Даже зная, что ты нарушаешь обычай, ты будешь иногда позволять мне… нам выходить на волю?
Абиварду показалось, будто за его плечом стоит Годарс. Он чуть было не обернулся посмотреть на выражение отцовского лица. Скорее всего, насмешливо-язвительное: вот ведь в какую лужу вляпался его сынок. Нарушить обычай — или обозлить Рошнани и всех других жен, когда она их обработает? Он вздохнул:
— Пожалуй, попробуем и посмотрим, что из этого выйдет.
Рошнани взвизгнула, подпрыгнула, обвила руками шею Абиварда и поцеловала его. То, что произошло потом, он назвал бы разбойничьим нападением, если бы ему это нападение не доставило столько наслаждения. Позже осмотрительная и разумная часть его сознания задалась вопросом: уж не взятка ли это была? Одним из приятных свойств Рошнани было то, что он мог поддевать ее подобными вопросами, не боясь рассердить.
— Нет, не взятка, — ответила она. — Просто ты очень сильно меня обрадовал, вот и все.
Он взглянул на нее:
— Мне следовало бы радовать тебя значительно чаще.
— И за чем же дело стало? — озорно спросила она.
Он плюхнулся на кровать, как снулая рыба.
— Если я буду делать это слишком часто, то вряд ли выживу. — Она прильнула к нему и принялась щекотать, и он поспешно добавил:
— С другой стороны, интересно проверить.
* * *
— Царские воины! — вопил всадник, гоня усталого коня вверх по крутым улочкам городка в сторону крепости. — Сюда едут царские воины!
Холодок, не имеющий ничего общего с зимой, пробежал по спине Абиварда, когда он услышал этот крик. В определенном смысле он ждал этого с той самой минуты, как сумел вытащить Шарбараза из Налгис-Крага. Но с другой стороны, как это бывает с битвой или с женщиной, никакое предвкушение гроша ломаного не стоит по сравнению с действительностью.
Как только всадник въехал во двор, Абивард приказал:
— Запереть ворота!
Стража помчалась выполнять приказ. Окованные железом бревенчатые створки со стуком сомкнулись. Огромная перекладина толщиной с ногу взрослого мужчины упала поперек них.
— Сколько их? — спросил Абивард у всадника.
— Двадцать, повелитель, может, тридцать, — ответил тот. — Могу только сказать, что это небольшое войско.
— Думаешь, большое войско идет следом? — настаивал Абивард.
Всадник окинул его сердитым взглядом:
— Повелитель, прошу прощения, но откуда мне знать? Если бы у меня хватило, дурости остаться там и начать выяснять, скорее всего, эти гады заметили бы меня.
Абивард вздохнул:
— Конечно, ты прав. Ступай на кухню, поешь хлеба, выпей вина. А потом доставай свой лук и колчан и займи свое место на стене рядом с нами.
— Слушаюсь, повелитель. — Всадник заспешил прочь.
Абивард взмыл по ступенькам на самый верх стены и устремил взор на юг.
День выдался облачный, пасмурный, валил снег, видимость была никудышной. Он вполголоса выругался. Люди Смердиса явно не спешили. После известия, переданного вассалом, Абивард так и рвался в бой.
Рядом с ним на стене появился Шарбараз.
— Я слышал, подняли тревогу, — сказал законный Царь Царей. — Чего ждем?
— Гостей, — ответил Абивард. — Сколько и когда именно, не могу сказать, но гости эти — из нежеланных.
— Мы же предполагали, что это случится. — Шарбараз закусил губу. — Но Смердис действует быстрее, чем мы предполагали. Я не ждал, что меня начнут осаждать в этой крепости, прежде чем у меня появится свое войско, достаточно сильное, чтобы противостоять узурпатору.
— Да, — рассеянно отозвался Абивард и показал рукой:
— Думаешь, это они или просто стадо?
Шарбараз, прищурившись, посмотрел туда, куда указывала рука Абиварда:
— Должно быть, у тебя глаза получше моих… Хотя, постой, я вижу, на что ты показываешь. Боюсь, это не овцы и не коровы. Это всадники.
— И я так думаю. — В солнечный день Абивард был бы в этом более уверен: солнце сверкало бы на наконечниках копий, конской упряжи и кольчугах. Но сама целенаправленность движения далеких точечек сказала ему все, что необходимо было знать.
— Их не так много, — после небольшой паузы заметил Шарбараз.
— Да. Всадник, сообщивший о них, сказал, что это небольшой отряд, — отозвался Абивард. — Похоже, он прав. — Он посмотрел на приближающихся всадников. — И позади них я никого не вижу.
— Я тоже. — Шарбараз произнес эти слова с возмущением, будто считал, что Смердис ведет игру не по правилам. — На что он надеется, посылая мальчишку, нет, сосунка-младенца вместо мужчины?
— Если бы я знал, сказал бы, — ответил Абивард. — Правда, полагаю, что через полчаса мы все узнаем.
Царские солдаты придержали коней у подножия холма, на вершине которого угнездилась крепость. Кое-кто из жителей городка укрылся в крепости до того, как Абивард приказал затворить ворота. Остальные изо всех сил старались казаться невидимками.
Один из воинов подъехал к крепости с побеленным щитом, подняв его в знак перемирия. Он зычным голосом спросил:
— Правда ли, что здесь поселился Шарбараз, сын Пероза?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Да, быстро хорошо не получится, понимаю. Извини, Ганзак, я сказал не подумав. — Шарбараз говорил с большим смирением, чем обычно водится у царей. — Вот мне еще один урок: сначала разберись, в чем дело, а потом уже лезь с критикой.
Абивард сказал:
— Я видел кольчуги, где кольца в каждом втором ряду сделаны не так, как ты говоришь, а просто выкованы из пластины. Разве такую сделать не быстрее?
— Быстрее, быстрее. — Ганзак сплюнул в огонь. — Только я за нее и плевка не дам. Такие вот кольца между собой не соединишь. Их можно соединить только с правильно сделанными в соседних рядах. Это значит, что кольчуга при том же весе и вполовину не такая прочная. Если хочешь, чтобы величайший пошел на войну в дешевых дрянных доспехах, поищи себе другого кузнеца. — Он сложил массивные руки на еще более массивной груди.
Поверженный Абивард спросил:
— Когда, по-твоему, будут готовы эти вторые доспехи?
Кузнец подумал:
— Три недели, повелитель, убавь или накинь денек-другой.
— Придется этим удовольствоваться, — вздохнул Шарбараз. — По правде говоря, я не рассчитываю, что на меня нападут раньше, но каждый день без доспехов дается мне тяжело. Чувствую себя голым, будто новорожденный.
— Ну, это не совсем так, величайший, — сказал Абивард. — Целые дружины воюют в кожаных доспехах. К примеру, хаморы — ведь их лошади меньше и не могут нести такой вес, как наши. Да и я бился с ними и таком виде, пока Ганзак еще трудился над моими доспехами.
— Не сомневаюсь, — сказал Шарбараз. — Нужде закон неведом, помимо прочего, ты и сам это доказал, вытаскивая меня из Налгис-Крага. Но разве ты не почувствовал себя героем, а не просто воином, когда на плечах твоих вновь сладостно зазвенела кольчуга?
— Не знаю. Я просто почувствовал, что теперь уменьшилась вероятность быть убитым, а это тоже неплохо воодушевляет в бою.
— Повелитель, когда я слышу от тебя толковые речи, я вижу твоего отца там, где стоишь ты, — сказал Ганзак.
— Хорошо бы, — спокойно ответил Абивард, хотя сердце его преисполнилось гордости от этой похвалы. Шарбараз сказал:
— При дворе моего отца о войне я узнал от трубадуров не меньше, чем от воинов. Хорошо иметь рядом человека, который видел войну и может просто и внятно говорить о том, что для нее нужно. Исполнить свой долг и при этом остаться в живых — оно хоть и не вдохновляет на героические песни, но тоже неплохо. Еще один урок. — Он кивнул, словно запечатлевая сказанное в памяти.
Абивард тоже кивнул. Шарбараз постоянно учился. И Абиварду это нравилось: положение Царя Царей по самой своей природе склоняло его обладателя считать, что он и так уже все знает, — и кто бы осмелился ему возразить?
И еще об одном подумал он. Допустим, когда-нибудь Шарбараз поступит неправильно. Как сказал сам Царь Царей, он, Абивард, теперь рядом с ним. Но как сказать Шарбаразу, что тот не прав? Ответа он не знал.
* * *
В крепости Век-Руд Шарбараз устроился в комнате, которую занимал Абивард, когда еще был жив Годарс.
Фрада с превеликой охотой уступил ее. Она находилась через коридор от опочивальни дихгана. В определенном смысле это оказалось очень удобно.
Вернувшись вместе с Абивардом, Шарбаразом и Таншаром в Век-Руд, Динак поселилась на женской половине родного надела. Верный своему слову, Шарбараз обручился с ней, как только в крепость сумели привести служителя Господа. Но хотя она была его женой, женская половина ему не принадлежала. Если бы он явился туда, чтобы вызвать ее, когда хотел побыть в ее обществе, это вызвало бы неслыханный скандал, пусть даже он и Царь Царей.
Способ обойти это, казалось бы, безвыходное положение тоже вызвал скандал, хотя и небольшой. Наружная дверь опочивальни дихгана стала действующей границей женской половины. «В точности как в Налгис-Краге», — подумал Абивард, но мысль эту оставил при себе. Внутрь Шарбараз не заходил, но Абивард приводил туда Динак, а от дверей Шарбараз отводил ее в занимаемую им комнату. Для Динак эта комната была как бы частью женской половины.
Проблема заключалась в отрезке коридора между опочивальней дихгана и комнатой Шарбараза. Никто в крепости не хотел считать коридор частью женской половины, но никто не мог придумать, как Динак могла бы приходить к мужу, минуя коридор. Пошли всякие сплетни и пересуды.
— А не мог бы Таншар волшебством переносить меня из моей комнаты в комнату Шарбараза? — спросила Динак однажды вечером, когда Абивард подводил ее к вызвавшему столько толков коридору.
— Вряд ли, — усомнился он. — Я благодарю Господа, что у Таншара хватило силы на то, что нам уже удалось.
— О брат мой, я ведь пошутить хотела. — Динак ткнула его под ребро, отчего он подпрыгнул. — Только такой ответ я и могла придумать на вопрос, как остановить пересуды насчет наших дел.
— А-а. — Подумав, хороша ли шутка, он все же решил рассмеяться. — Хорошо, что ты снова здесь.
— — И мне хорошо, — ответила она, вновь посерьезнев. — После того, что произошло на женской половине у Птардака… — Лицо ее исказилось. — Жаль, что я не могла убить того охранника. Я хотела бы убить их троих — не торопясь, отрубая по пальчику. Того, что мне удалось бежать оттуда, мало, но придется этим удовольствоваться.
Он было обнял ее, но замер, едва начав движение. Она не хотела, чтобы кто-нибудь, помимо Шарбараза, касался ее. Абивард пожалел, что она не могла позволить себе убить охранника — всех охранников — не спеша, как ей хотелось.
Он бы помог ей в этом с величайшим удовольствием и радостью.
— На самом деле даже хорошо, что Таншар не может по волшебству переносить меня из комнаты в комнату. Что бы там ни говорили другие, когда я иду по этому коридору, я чувствую себя свободной, будто могу снова, как в детстве, бегать по всей крепости. И такие чувства могут вызвать десять-двадцать шагов по каменному полу между голых стен. Странно, да?
— Я думал о том же, — сказал Абивард. — Знаешь, Рошнани и некоторые другие мои жены завидуют тебе.
— Неудивительно, — сказала Динак, когда Абивард открывал внутренние двери в своей опочивальне, пропуская ее. — Для тех, кто лишен свободы, даже малая ее толика должна казаться громадной.
— Гм. — Абивард закрыл дверь, ведущую на женскую половину, запер ее и прошел вместе с Динак к наружной двери опочивальни. Сразу за дверью ждал Шарбараз. Абивард поклонился ему:
— Величайший, я привел твою жену.
В ответ Шарбараз поклонился сначала Абиварду, потом Динак и протянул ей руку:
— Госпожа моя, не соблаговолишь ли пройти со мной?
Она переступила порог. Абивард отвернулся, чтобы, официально говоря, не видеть, как она идет по этому пресловутому — слишком уж публичному — коридору.
Потом он засмеялся над собой, над тем, как изо всех сил старается сделать вид, что обычай нисколько не нарушен, прекрасно при этом зная, что нарушен. Он подумал: уж не является ли истинным царем Макурана не Царь Царей, а обычай?
В тот вечер он привел в свою опочивальню Рошнани. Она с тоской посмотрела на наружную дверь:
— Я бы тоже хотела ходить через нее. Жизнь на Женской половине терпима, когда знаешь, что все в одинаковом положении. А когда одной можно то, чего нельзя другим… — Она замолчала, должно быть, проглатывая часть того, что хотела сказать. — Это тяжело, — закончила она.
— Мне жаль, что это тебя огорчает, — сказал Абивард. — Хотя я и не знаю, что с этим поделать. Не могу же я по одной прихоти отбросить многовековую традицию. Ведь традиция не предполагала, что Царю Царей придется искать убежища в захолустной крепости или что он женится на сестре дихгана.
— Я знаю, — сказала Рошнани. — И пожалуйста, пойми, я не ставлю счастье Динак ей в укор. Мы с ней прекрасно ладим, как будто мы — родные сестры. Мне просто хочется, чтобы и мой кусочек мира был чуточку побольше. Все, что я видела в мире, став женщиной, — это две женские половины и землю между крепостью, где я родилась, и Век-Рудом. Этого мало.
— Ты вполне могла бы быть родной сестрой Динак, — согласился он. — Сколько я ее помню, она всегда говорит примерно то же самое. Но от тебя я такого до сих пор не слышал.
— А до сих пор у меня не было причин думать об этом, — сказала она, и это напомнило Абиварду слова сестры про малую толику свободы, которая кажется громадной. Рошнани продолжала:
— Ты сердишься, что я так говорю? Судя по тому немногому, что я знаю, большинство мужчин дают своим женам куда меньше воли, чем ты. — Она настороженно взглянула на Абиварда.
— Ничего, говори, — сказал он. — Убежден, что Смердис посадил бы мысли Шарбараза под замок вместе с телом или даже прежде того, если бы только мог, Я же не вижу в этом смысла. Если ты не скажешь мне того, что думаешь, как же я узнаю твои мысли? Это, конечно, не значит, что я всегда буду с тобой соглашаться, и даже если соглашусь, возможно, окажусь бессилен что-либо предпринять, но знать я хочу.
Улыбка на лице Рошнани сменилась хмурой гримаской — словно солнце, выглянувшее и вновь скрывшееся за тучей. Она сказала:
— Если ты считаешь, что я права, почему ничего не предпримешь?
Он развел руками:
— Скоро к нам в крепость толпами повалят знатные люди, они примутся прощупывать Шарбараза, пытаясь определить, его поддержать или Смердиса. Как по-твоему, много пользы это принесет нашему делу, если он заявит, что хочет, чтобы они выпустили своих жен и дочерей с женских половин? Вряд ли он сам этого хочет, но даже если бы хотел, сказать об этом означает потерять половину сторонников, если не больше.
— Только не среди женщин, — упрямо возразила Рошнани.
— Но у женщин нет боевых копий.
Рошнани закусила губу:
— Ужасно, когда, выбирая между справедливым и несправедливым, останавливаются на том, что в этом мире полезно.
— Мой отец сказал бы, что если что-то в этом мире не срабатывает, то вопрос о том, справедливо оно или нет, теряет смысл. Когда мы с Таншаром отправились к Птардаку, мне, чтобы не проговориться раньше времени, пришлось воззвать к его гостеприимству. И Птардак, хотел он того или нет, был вынужден подать мне пищу и вино. Так обстоят дела и с женскими половинами: раз уж они составная часть существующего порядка вещей, они не исчезнут завтра, даже если Шарбараз отдаст соответствующее распоряжение.
Абивард наблюдал, как Рошнани переваривает услышанное. Судя по выражению ее лица, его слова пришлись ей не по вкусу.
— Может, и не исчезнут, — неохотно признала она. — Тогда как насчет вот чего: начнешь ли ты смягчать порядки касательно женской половины после того, как Шарбараз выиграет войну и вся макуранская знать не будет больше глазеть на твою — нашу — крепость?
Он открыл рот, но тут же закрыл его, не произнеся ни слова. Да, он рассчитывал, что его логика убедит Рошнани, — и она убедила. Но не в том, что он прав, а в том, что необходимо согласиться на отсрочку в получении желаемого.
«Очень женский способ ведения спора, — безрадостно подумал он. — Женщина признает твою правоту и, не переводя дыхания, обращает ее против тебя же».
Так как же ответить? Каждая секунда промедления вселяла в нее все большие надежды — а ему становилось все труднее эти надежды разбить. Наконец он проговорил:
— Полагаю, мы можем попробовать. Скорее всего, мир от этого не рухнет.
— А если не получится, всегда можно вернуться к старому, — сказала она, подбадривая его.
— Чепуха, и ты это знаешь, — сказал он. — Это не легче, чем собрать разрубленного на части барана и объявить его живым.
— Я-то это знаю, — призналась Рошнани. — Но надеялась, что этого не знаешь ты.
— Коварная девка!
— Конечно. Сидя на женской половине, словно в клетке, только и остается, что стать коварной. — Она показала ему язык, но тут же посерьезнела:
— Даже зная, что ты нарушаешь обычай, ты будешь иногда позволять мне… нам выходить на волю?
Абиварду показалось, будто за его плечом стоит Годарс. Он чуть было не обернулся посмотреть на выражение отцовского лица. Скорее всего, насмешливо-язвительное: вот ведь в какую лужу вляпался его сынок. Нарушить обычай — или обозлить Рошнани и всех других жен, когда она их обработает? Он вздохнул:
— Пожалуй, попробуем и посмотрим, что из этого выйдет.
Рошнани взвизгнула, подпрыгнула, обвила руками шею Абиварда и поцеловала его. То, что произошло потом, он назвал бы разбойничьим нападением, если бы ему это нападение не доставило столько наслаждения. Позже осмотрительная и разумная часть его сознания задалась вопросом: уж не взятка ли это была? Одним из приятных свойств Рошнани было то, что он мог поддевать ее подобными вопросами, не боясь рассердить.
— Нет, не взятка, — ответила она. — Просто ты очень сильно меня обрадовал, вот и все.
Он взглянул на нее:
— Мне следовало бы радовать тебя значительно чаще.
— И за чем же дело стало? — озорно спросила она.
Он плюхнулся на кровать, как снулая рыба.
— Если я буду делать это слишком часто, то вряд ли выживу. — Она прильнула к нему и принялась щекотать, и он поспешно добавил:
— С другой стороны, интересно проверить.
* * *
— Царские воины! — вопил всадник, гоня усталого коня вверх по крутым улочкам городка в сторону крепости. — Сюда едут царские воины!
Холодок, не имеющий ничего общего с зимой, пробежал по спине Абиварда, когда он услышал этот крик. В определенном смысле он ждал этого с той самой минуты, как сумел вытащить Шарбараза из Налгис-Крага. Но с другой стороны, как это бывает с битвой или с женщиной, никакое предвкушение гроша ломаного не стоит по сравнению с действительностью.
Как только всадник въехал во двор, Абивард приказал:
— Запереть ворота!
Стража помчалась выполнять приказ. Окованные железом бревенчатые створки со стуком сомкнулись. Огромная перекладина толщиной с ногу взрослого мужчины упала поперек них.
— Сколько их? — спросил Абивард у всадника.
— Двадцать, повелитель, может, тридцать, — ответил тот. — Могу только сказать, что это небольшое войско.
— Думаешь, большое войско идет следом? — настаивал Абивард.
Всадник окинул его сердитым взглядом:
— Повелитель, прошу прощения, но откуда мне знать? Если бы у меня хватило, дурости остаться там и начать выяснять, скорее всего, эти гады заметили бы меня.
Абивард вздохнул:
— Конечно, ты прав. Ступай на кухню, поешь хлеба, выпей вина. А потом доставай свой лук и колчан и займи свое место на стене рядом с нами.
— Слушаюсь, повелитель. — Всадник заспешил прочь.
Абивард взмыл по ступенькам на самый верх стены и устремил взор на юг.
День выдался облачный, пасмурный, валил снег, видимость была никудышной. Он вполголоса выругался. Люди Смердиса явно не спешили. После известия, переданного вассалом, Абивард так и рвался в бой.
Рядом с ним на стене появился Шарбараз.
— Я слышал, подняли тревогу, — сказал законный Царь Царей. — Чего ждем?
— Гостей, — ответил Абивард. — Сколько и когда именно, не могу сказать, но гости эти — из нежеланных.
— Мы же предполагали, что это случится. — Шарбараз закусил губу. — Но Смердис действует быстрее, чем мы предполагали. Я не ждал, что меня начнут осаждать в этой крепости, прежде чем у меня появится свое войско, достаточно сильное, чтобы противостоять узурпатору.
— Да, — рассеянно отозвался Абивард и показал рукой:
— Думаешь, это они или просто стадо?
Шарбараз, прищурившись, посмотрел туда, куда указывала рука Абиварда:
— Должно быть, у тебя глаза получше моих… Хотя, постой, я вижу, на что ты показываешь. Боюсь, это не овцы и не коровы. Это всадники.
— И я так думаю. — В солнечный день Абивард был бы в этом более уверен: солнце сверкало бы на наконечниках копий, конской упряжи и кольчугах. Но сама целенаправленность движения далеких точечек сказала ему все, что необходимо было знать.
— Их не так много, — после небольшой паузы заметил Шарбараз.
— Да. Всадник, сообщивший о них, сказал, что это небольшой отряд, — отозвался Абивард. — Похоже, он прав. — Он посмотрел на приближающихся всадников. — И позади них я никого не вижу.
— Я тоже. — Шарбараз произнес эти слова с возмущением, будто считал, что Смердис ведет игру не по правилам. — На что он надеется, посылая мальчишку, нет, сосунка-младенца вместо мужчины?
— Если бы я знал, сказал бы, — ответил Абивард. — Правда, полагаю, что через полчаса мы все узнаем.
Царские солдаты придержали коней у подножия холма, на вершине которого угнездилась крепость. Кое-кто из жителей городка укрылся в крепости до того, как Абивард приказал затворить ворота. Остальные изо всех сил старались казаться невидимками.
Один из воинов подъехал к крепости с побеленным щитом, подняв его в знак перемирия. Он зычным голосом спросил:
— Правда ли, что здесь поселился Шарбараз, сын Пероза?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50