Он написал Питеру Морроу, приглашая его с женой погостить в «Березах», и отправил письмо авиапочтой.
«Мне необходим Ваш совет, — писал Роберт, — относительно кое-каких практических мер, необходимых для оптимального содержания дома и усадьбы. Все мне здесь говорят, что лучше всего проконсультироваться с Вами. Я почту за большое одолжение, если Вы сочтете возможным приехать в ближайшее время. Думаю, Ваша жена не соскучится у нас, если согласится Вас сопровождать».
Роберту необычайно повезло — письмо прибыло именно тогда, когда Луизе и Питеру уже смертельно надоело на Палм-Бич. К тому же считалось шиком побывать в Англии и посмотреть, как страна приходит в себя после войны.— Едем! — скомандовала Луиза, и гости прибыли значительно раньше, чем Роберт мог ожидать.Но вот они здесь, а уверенности, что хитроумный план будет успешным, не прибавилось. Питер вовсе не выглядит человеком сильно пьющим, он еще слишком молод, в этом возрасте пороки почти не сказываются на внешности. Кроме того, Роберт, наблюдая за Синтией в минуту встречи с Питером, мучился неизвестностью и опасением, что в этой игре случай отвернется от него. Таких сомнений прежде он не ведал.— Мистер Шелфорд, какой изумительный дом! — Луиза дотронулась до его руки, отвлекая от мрачных мыслей. — Когда Питер переодевался к обеду, я ему сказала: дом должны были купить мы. Ведь он принадлежал семейству Морроу целых пять веков!— Боюсь, сельская жизнь очень скоро наскучила бы вам, — ответил Роберт.— Ах, но мы бы и не стали здесь жить круглый год! — возразила Луиза.И тут дамы покинули столовую — обед подошел к концу. Роберт передал гостям графин с портвейном. У него вконец испортилось настроение. Он заметил, как Синтия, поднимаясь из-за стола, многозначительно взглянула на Питера, и он ей ответил таким же заговорщическим взглядом. Никогда еще, думалось ему, не выглядела она столь прелестной.В гостиной Луиза уселась рядом с Синтией на крытом парчой диване.— Боюсь, вы пережили шок, увидев снова моего мужа, — с вызовом произнесла Луиза.Синтия спокойно встретила ее взгляд.— Это было удивительной неожиданностью! — ответила она. — Мистер Шелфорд не говорил мне, что здесь будет Питер.— Не предупредил о таком сюрпризе? А как, по-вашему, Питер изменился?— Нет, он совсем такой, как прежде, — произнесла Синтия.При всем желании сохранять выдержку, болтать о мелочах, вспоминать их с Питером юность она сознавала, что ей это вряд ли под силу.— Он славный, — сказала Луиза, как о ком-то совершенно постороннем. — Очень славный! Но я ведь всегда знала: лучшие мужья на свете — англичане.— Вы счастливы?В вопросе, помимо ее воли, проскользнули грустные нотки.— Очень! — самодовольно сообщила Луиза. — Надеюсь, у вас не возникает неприятного чувства от моих слов. Питер мне рассказывал о вашей помолвке, но ведь вы были тогда совсем детьми. К тому же вы ведь родственники?— Да, двоюродные брат и сестра, — думая о другом, кивнула Синтия. — Извините, ради бога, я выйду на минуту — забыла носовой платок в кармане пальто, вечная моя рассеянность.Синтия вышла из гостиной в холл, но не за платком, конечно. Она направилась в библиотеку, свою самую любимую комнату, зажгла свет и села в низкое кресло у письменного стола, где когда-то так любил сидеть отец.Она закрыла глаза, и время словно отбросило ее назад. Ей ясно вспомнилось, как она ребенком часто сидела здесь с книгой — всеми любимое дитя, не знающее забот и печалей. А все восторги и мучения взрослой жизни еще так далеко впереди.«Вы ведь были тогда совсем еще детьми!» — Луиза сказала это таким небрежным, делано дружелюбным тоном!Вот, оказывается, чем их любовь была для Питера! Из-за чего же она так страдала долгие годы, мучилась, тосковала? Как странно видеть любимого друга детства, юности, а теперь чужого мужа, вспоминать, какую власть он имел над ее жизнью, как много для нее значил, как все без него стало вдруг пусто и бессмысленно: ведь Питер — самый обычный мужчина, таких не счесть. За обедом она сначала не прислушивалась к разговору — просто слушала его голос, стараясь узнать в нем голос человека, сказавшего когда-то: «Я люблю тебя».А потом она вдруг поняла, как мало у них теперь общего. Он говорил о местах, где она не бывала, о людях, которых она не знает, о впечатлениях, которые она не может разделить. И все время ей хотелось крикнуть: «Разве ты не помнишь? Неужели ты забыл?..Для Синтии полной смысла была их прежняя жизнь — игры, затеи, веселье, забавные приключения, а Питер толкует о яхтах, скачках, личных самолетах и ночных клубах Нью-Йорка, Что она знает о них?«Помнит ли он, — думала Синтия, — запах клевера на лугу? Вспоминает ли, как они, взявшись за руки, гуляли в роще, а кругом ворковали голуби?» Она будто снова чувствует тонкий аромат персиков в оранжерее — они тайком рвали персики, и Питер ее поцеловал…Синтии вдруг показалось, будто она листает альбом с пожелтевшими фотографиями давно ушедших дней.Гордо вскинув голову, она встала. Она должна вернуться и быть среди них! Надо пройти через это! И виду не показать, что она в смятении и сбита с толку собственными чувствами.Она вышла в холл. Мужчины возвращались по коридору из столовой, отступать было некуда. Питер, отделившись от остальных, приблизился к ней и взял под руку.— Нам очень о многом надо поговорить, правда, Синтия? — шепнул он.Она не успела ответить, как в открытой двери гостиной появилась Луиза.— А, вот и ты, Питер, — сказала она. — Поднимись в спальню и принеси соболью накидку, становится прохладно.Питер отпустил руку Синтии.— Да, дорогая, — отозвался он послушно.Синтия взглянула на Луизу, и ей показалось, будто в красивых темных глазах мелькнуло подозрение. Неужели ревнует?«И все же, — с неодобрением подумала Синтия, — могла бы хоть добавить „пожалуйста“.Все перешли в гостиную. На другом конце был отвернут ковер, и Микаэла со своими юными друзьями затеяла танцы под радиолу. Роберт принес Синтии чашку кофе.— Черный, как дьявол, сладостный, как любовь, жаркий, как ад, — процитировал он.Она, не поднимая глаз, взяла чашку.— Вы сердитесь на меня? — тихо спросил он.— Очень! — ответила она неуверенно.— Я думал, вы обрадуетесь…Синтия взглянула на него с укоризной:— Ничего подобного вы не думали! Не знаю, зачем вы сюда вызвали Питера, но только не с целью порадовать меня!Роберт не успел ответить — кто-то его позвал, и он отошел к гостям.С этой минуты Синтии казалось, что вечер тянется медленно, словно в страшном сне. Она видела, как Питер принес соболью накидку и заботливо укутал плечи Луизы, слышала, как Луиза потребовала сигарету и Питер бросился выполнять требование с раболепным усердием и рвением.А из прежней, далекой жизни слышалось: «Сбегай за молотком, Синтия!», «Сбегай за поводком, а я подержу собаку!», «Поторапливайся, Синтия, я не собираюсь тратить здесь целый день!..»Она тогда прислуживала Питеру, выполняла его поручения, ведь Питер был мальчик, она — девчонка. Теперь Питер — мужчина и прислуживает жене.Синтия разговаривала с гостями, пыталась вести себя естественно, но в душе чувствовала одно — нужно отсюда бежать, и поскорее.Луиза пожелала танцевать — сначала с Питером, потом с Робертом. Синтия стояла в одиночестве у окна, когда Питер позвал:— Пойдем потанцуем, Синти!Так он прежде ласково называл ее.— Нет, нет! — вырвалось у нее.Она не позволит ему прикасаться к себе!— Что ж, тогда поговорим! Кстати, надо чего-нибудь выпить. Тебе принести?Синтия отрицательно покачала головой. Питер оставил ее на минуту и вернулся с бокалом виски с содовой.— Ты такая хорошенькая, Синтия, но почему ты не вышла замуж?Она ответила просто, не задумываясь над жестокостью его слов.— Я была медсестрой, Питер. У нас тут шла по-настоящему большая война.Питер покраснел.— Ты думаешь, я этого не понимал? Я хотел перевестись сюда, хотел воевать в британской авиации, но…— Но не воевал…Питер не выдержал прямого, открытого взгляда, пустился в объяснения, стал излагать резоны, которые, как поняла с тяжелым чувством Синтия, приводил уже не однажды, о долге, о пользе нации. Все это она слыхала не раз и от мужчин, и от женщин, тех, кто счел для себя предпочтительнее другой берег Атлантики, вдали от разбомбленной, разоренной Европы.— Ладно, Питер, — мягко проговорила она, — у каждого своя совесть. Я не сторож своему кузену — сейчас уже нет.— Черт побери, Синтия, ты всегда ко мне придиралась! Чем мне нравятся американки — с ними никогда не чувствуешь себя неловко, перед ними не приходится изображать из себя святого.— Не приходится?— Нет, — гневно повторил Питер. Он поглядел на свой пустой стакан. — Пойду, налью еще виски. Может, все-таки и тебе?— Не надо, спасибо.Синтия подождала, пока он вернется.— Должен сказать, Шелфорд здорово подправил наш старый дом.— Ты не против переделок, реставрации?— Почему я должен быть против? Я рад — наконец-то на старое семейное гнездо нашлись деньги. А то была всегда просто огромная лачуга. Здесь теперь можно жить. Завтра Шелфорд хочет показать мне всю усадьбу. Хорошо бы ты поехала с нами, подскажешь, если нужно, как зовут старых арендаторов — вряд ли я вспомню их имена, да, наверно, и не узнаю никого.Синтия не отвечала. Питер сделал большой глоток и, словно желая прервать затянувшееся молчание, заговорил:— Послушай, Синти, ты ведь больше на меня не сердишься? Что оставил тебя, женился на Луизе? Конечно, я поступил подло, бросил тебя, но Луиза — да ты и сама видишь. Мы с тобой были так молоды, вряд ли что-нибудь толком понимали. — Он взял ее за руку. — Скажи, что больше не сердишься на меня, Синти. Будем друзьями? Все трое? Ты, я и Луиза?Синтия отняла у него руку.— Я не обижаюсь и не сержусь, Питер. Теперь уже нет.Она повернулась и, ни на кого не глядя, вышла из гостиной. В холле кто-то снова взял ее под руку. Это был Роберт.— Куда вы?— Домой!— Я прикажу, чтобы вас отвезли.— Лучше я пройдусь.Роберт открыл парадную дверь.— «Ролле» здесь, — сказал он. — Я отвезу вас.Она не стала ни спорить, ни благодарить.Ехали быстро. Синтия смотрела перед собой в темноту, прорезаемую светом фар.Роберт остановил автомобиль у ворот виллы, вышел и открыл Синтии дверцу. Ему показалось, что на глазах у нее блеснули слезы.— Простите меня, — попросил он тихо и смиренно.Она прямо взглянула на него, и Роберт увидел, что ее глаза блестят не от слез, а от гнева.— Я ненавижу вас, Роберт Шелфорд! — горячо воскликнула она. — Ненавижу, слышите! Ненавижу! Сегодня вы хотели причинить мне боль. Что ж, вы преуспели в этом, вы лишили меня единственного, во что я еще верила… что было мне дорого!Голос у нее пресекся, она повернулась и поехала к вилле. Входная дверь за ней захлопнулась.Роберт стоял, не двигаясь, в непроницаемой ночной мгле. Глава четырнадцатая — Мистер Питер Морроу, — объявила Грейс бесстрастным тоном.Синтия резко поднялась, бумаги, которые она держала на коленях, разлетелись по ковру. Питер медленно прошел через гостиную, и Синтия сразу заметила, что он взволнован еще больше, чем она. Сделав над собой усилие, Синтия произнесла почти спокойно:— Привет, Питер. Я не ожидала гостя.Он нагнулся, подобрал бумаги и вручил их ей с улыбкой.— Прости, если напугал неожиданным приходом.Синтия посмотрела на него и прямо спросила:— Зачем ты пришел?— Разве не ясно? Повидать тебя.— Зачем?Питер внезапно протянул к ней руки:— Синтия, не будь такой злюкой, я хочу с тобой поговорить.Она не отвечала, только пристально глядела на него несколько мгновений. Затем тихо произнесла:— Хорошо. Садись, пожалуйста. — И указала на кресло по другую сторону камина. Но Питер сел рядом с ней на диван.— Синтия, мне необходимо было тебя увидеть.— Зачем? Нам с тобой теперь нечего сказать друг другу.— Есть, и очень многое, — резко возразил Питер. — Я не ожидал вчера тебя здесь встретить, как и ты, наверно, не ожидала встретить меня. Роберт Шелфорд написал мне в Америку и просил приехать помочь советом, как обустроить «Березы». Честно говоря, я с самого начала хотел отказаться от приглашения, но Луиза настояла. Ты не знаешь Луизу, Синтия, уж если она что-то решила, непременно сделает по-своему! Ей давно уже хотелось поехать в Англию, а тут такой удобный повод.В конце концов я согласился, видишь ли, я думал, ты все еще за границей, в Индии. Мне два или три раза писали, что видели тебя там.— Не понимаю, почему тебя вдруг заинтересовало мое местопребывание, — резко сказала она.Питер наклонился к ней.— Синтия, не злись, на тебя это не похоже.— А чего еще ты от меня можешь ждать?— Знаю, знаю, я заслуживаю самого горького упрека, — говорил Питер. — но ты должна меня выслушать.— Ну хорошо, говори, — сказала она чуть мягче.— Ты знаешь, я никогда не блистал красноречием, — начал Питер, — но, чтобы ты поняла, как много всего произошло после нашего прощального поцелуя на станции. Помнишь, Синтия? Поезд опаздывал, и мы пошли в зал ожидания и…— Не надо, Питер… не надо! — вырвалось у нее.— Какая меня охватила тоска! Поезд набирал ход, и я все смотрел на тебя, а ты махала и махала рукой, пока не скрылась из виду. Ты чуть не расплакалась, и у меня навернулись слезы на глаза. Первый раз в жизни мы расставались надолго! Ты была такая красивая, в зеленом костюме. Видишь, я помню до сих пор. И когда ты уже исчезла из глаз, я спрашивал себя: «За каким чертом понесло меня в Америку? Управлюсь как можно скорее с делами и тут же обратно, домой!»Я думал тогда о том, как много мы значим друг для друга, думал о «Березах», о том, как мы их переделаем, когда станем здесь хозяевами. И еще о детях, которые у нас будут.Синтия хотела его остановить, но не смогла произнести ни слова.Питер сам замолчал, провел рукой по лбу. Хотя в комнате было совсем не жарко, его лоб покрылся испариной.— И вот я приехал в Америку, и, знаешь, Синтия, мне трудно тебе передать — жизнь там совсем другая, разница огромная. Другой мир, другая обстановка, люди совершенно иные, все было странно, интересно, как в необычном приключении. Помнишь, у меня с собой было много рекомендательных писем? Американцы необычайно гостеприимны: для меня устраивали приемы, приглашали в гости. А женщины! Я думал, такие бывают только в кино или в иллюстрированных журналах… И они говорили мне лестные слова, носились со мной, и, к чему скрывать, — это вскружило мне голову! Я прежде жил замкнутой жизнью, не знал женщин и любил лишь тебя одну. С самого детства ты была частью моей жизни, мы выросли вместе и полюбили друг друга. И все это постепенно, естественно, без душевных встрясок, без смятения чувств. В Америке я впервые узнал женщин опытных, умеющих завлечь, очаровать. Я там с первых дней был все время в кого-то влюблен. А потом встретил Луизу…— Питер, зачем ты мне все это рассказываешь? — прервала Синтия резко и жестко.— Я хочу все тебе объяснить, а ты меня выслушай. Ничто не должно остаться недосказанным между нами. Ты должна меня понять!..— Хорошо, продолжай.Синтия, стиснув зубы, решила выслушать все до конца.— Ты видела Луизу, — продолжал Питер, — но ты не видела ее в привычной для нее обстановке, и семь лет назад она была еще красивее, чем сейчас. Она царила в Нью-Йорке, светская львица, самая шикарная! И вот эта сказочная королева полюбила меня! Я уговаривал себя, что сделал правильный выбор, но знал, я лгу себе, а вчера осознал правду. Я потерял тебя и все, что есть в жизни дорогого.Он произнес эти слова тихо и хрипло, наклонился вперед и положил руки на сплетенные пальцы Синтии. Она испуганно вздрогнула от этого прикосновения и замерла в неподвижности.— Я вчера весь вечер притворялся. Наверное, это смешно, когда мужчина теряет голову, но именно это произошло со мной. Я совершенно потерял рассудок, никак не мог опомниться от счастья, когда эта блистательная женщина сказала, что хочет выйти за меня замуж.Мы поженились. Я окунулся в сверкающий, поразительный, безумный круговорот. Я попал в омут, и должно было пройти время, прежде чем я высвободился и стал способен нормально и здраво судить о том, что произошло:— И что же тогда? — не удержалась Синтия.— И тогда я понял, что потерял тебя. Питер смотрел перед собой ничего не видящим взглядом.— Меня, незаметного английского парня, простодушного, немного наивного… Как ни странно, именно эти черты и привлекли ее во мне.— Почему ты изображаешь себя в таком уничижительном свете? — резко спросила Синтия.— Но именно таким я и был! — возразил Питер. — Что мог я предложить такой роскошной женщине, которая имела все на свете?Синтия промолчала, и Питер снова заговорил. В голосе его слышалась странная грусть.— Ты была так далеко, Синтия, а Луиза — рядом, живая, настоящая, и я был ей нужен.— И мне ты был нужен, — прошептала Синтия, но он не расслышал ее.— Я вчера весь вечер притворялся, — сказал Питер. — Я испытал страх, испугался за себя, когда тебя увидел. Ничего не оставалось, как притвориться, будто мне все разно, будто я встретил старую знакомую, но в душе я понимал — надо смотреть правде в глаза, жестокой правде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
«Мне необходим Ваш совет, — писал Роберт, — относительно кое-каких практических мер, необходимых для оптимального содержания дома и усадьбы. Все мне здесь говорят, что лучше всего проконсультироваться с Вами. Я почту за большое одолжение, если Вы сочтете возможным приехать в ближайшее время. Думаю, Ваша жена не соскучится у нас, если согласится Вас сопровождать».
Роберту необычайно повезло — письмо прибыло именно тогда, когда Луизе и Питеру уже смертельно надоело на Палм-Бич. К тому же считалось шиком побывать в Англии и посмотреть, как страна приходит в себя после войны.— Едем! — скомандовала Луиза, и гости прибыли значительно раньше, чем Роберт мог ожидать.Но вот они здесь, а уверенности, что хитроумный план будет успешным, не прибавилось. Питер вовсе не выглядит человеком сильно пьющим, он еще слишком молод, в этом возрасте пороки почти не сказываются на внешности. Кроме того, Роберт, наблюдая за Синтией в минуту встречи с Питером, мучился неизвестностью и опасением, что в этой игре случай отвернется от него. Таких сомнений прежде он не ведал.— Мистер Шелфорд, какой изумительный дом! — Луиза дотронулась до его руки, отвлекая от мрачных мыслей. — Когда Питер переодевался к обеду, я ему сказала: дом должны были купить мы. Ведь он принадлежал семейству Морроу целых пять веков!— Боюсь, сельская жизнь очень скоро наскучила бы вам, — ответил Роберт.— Ах, но мы бы и не стали здесь жить круглый год! — возразила Луиза.И тут дамы покинули столовую — обед подошел к концу. Роберт передал гостям графин с портвейном. У него вконец испортилось настроение. Он заметил, как Синтия, поднимаясь из-за стола, многозначительно взглянула на Питера, и он ей ответил таким же заговорщическим взглядом. Никогда еще, думалось ему, не выглядела она столь прелестной.В гостиной Луиза уселась рядом с Синтией на крытом парчой диване.— Боюсь, вы пережили шок, увидев снова моего мужа, — с вызовом произнесла Луиза.Синтия спокойно встретила ее взгляд.— Это было удивительной неожиданностью! — ответила она. — Мистер Шелфорд не говорил мне, что здесь будет Питер.— Не предупредил о таком сюрпризе? А как, по-вашему, Питер изменился?— Нет, он совсем такой, как прежде, — произнесла Синтия.При всем желании сохранять выдержку, болтать о мелочах, вспоминать их с Питером юность она сознавала, что ей это вряд ли под силу.— Он славный, — сказала Луиза, как о ком-то совершенно постороннем. — Очень славный! Но я ведь всегда знала: лучшие мужья на свете — англичане.— Вы счастливы?В вопросе, помимо ее воли, проскользнули грустные нотки.— Очень! — самодовольно сообщила Луиза. — Надеюсь, у вас не возникает неприятного чувства от моих слов. Питер мне рассказывал о вашей помолвке, но ведь вы были тогда совсем детьми. К тому же вы ведь родственники?— Да, двоюродные брат и сестра, — думая о другом, кивнула Синтия. — Извините, ради бога, я выйду на минуту — забыла носовой платок в кармане пальто, вечная моя рассеянность.Синтия вышла из гостиной в холл, но не за платком, конечно. Она направилась в библиотеку, свою самую любимую комнату, зажгла свет и села в низкое кресло у письменного стола, где когда-то так любил сидеть отец.Она закрыла глаза, и время словно отбросило ее назад. Ей ясно вспомнилось, как она ребенком часто сидела здесь с книгой — всеми любимое дитя, не знающее забот и печалей. А все восторги и мучения взрослой жизни еще так далеко впереди.«Вы ведь были тогда совсем еще детьми!» — Луиза сказала это таким небрежным, делано дружелюбным тоном!Вот, оказывается, чем их любовь была для Питера! Из-за чего же она так страдала долгие годы, мучилась, тосковала? Как странно видеть любимого друга детства, юности, а теперь чужого мужа, вспоминать, какую власть он имел над ее жизнью, как много для нее значил, как все без него стало вдруг пусто и бессмысленно: ведь Питер — самый обычный мужчина, таких не счесть. За обедом она сначала не прислушивалась к разговору — просто слушала его голос, стараясь узнать в нем голос человека, сказавшего когда-то: «Я люблю тебя».А потом она вдруг поняла, как мало у них теперь общего. Он говорил о местах, где она не бывала, о людях, которых она не знает, о впечатлениях, которые она не может разделить. И все время ей хотелось крикнуть: «Разве ты не помнишь? Неужели ты забыл?..Для Синтии полной смысла была их прежняя жизнь — игры, затеи, веселье, забавные приключения, а Питер толкует о яхтах, скачках, личных самолетах и ночных клубах Нью-Йорка, Что она знает о них?«Помнит ли он, — думала Синтия, — запах клевера на лугу? Вспоминает ли, как они, взявшись за руки, гуляли в роще, а кругом ворковали голуби?» Она будто снова чувствует тонкий аромат персиков в оранжерее — они тайком рвали персики, и Питер ее поцеловал…Синтии вдруг показалось, будто она листает альбом с пожелтевшими фотографиями давно ушедших дней.Гордо вскинув голову, она встала. Она должна вернуться и быть среди них! Надо пройти через это! И виду не показать, что она в смятении и сбита с толку собственными чувствами.Она вышла в холл. Мужчины возвращались по коридору из столовой, отступать было некуда. Питер, отделившись от остальных, приблизился к ней и взял под руку.— Нам очень о многом надо поговорить, правда, Синтия? — шепнул он.Она не успела ответить, как в открытой двери гостиной появилась Луиза.— А, вот и ты, Питер, — сказала она. — Поднимись в спальню и принеси соболью накидку, становится прохладно.Питер отпустил руку Синтии.— Да, дорогая, — отозвался он послушно.Синтия взглянула на Луизу, и ей показалось, будто в красивых темных глазах мелькнуло подозрение. Неужели ревнует?«И все же, — с неодобрением подумала Синтия, — могла бы хоть добавить „пожалуйста“.Все перешли в гостиную. На другом конце был отвернут ковер, и Микаэла со своими юными друзьями затеяла танцы под радиолу. Роберт принес Синтии чашку кофе.— Черный, как дьявол, сладостный, как любовь, жаркий, как ад, — процитировал он.Она, не поднимая глаз, взяла чашку.— Вы сердитесь на меня? — тихо спросил он.— Очень! — ответила она неуверенно.— Я думал, вы обрадуетесь…Синтия взглянула на него с укоризной:— Ничего подобного вы не думали! Не знаю, зачем вы сюда вызвали Питера, но только не с целью порадовать меня!Роберт не успел ответить — кто-то его позвал, и он отошел к гостям.С этой минуты Синтии казалось, что вечер тянется медленно, словно в страшном сне. Она видела, как Питер принес соболью накидку и заботливо укутал плечи Луизы, слышала, как Луиза потребовала сигарету и Питер бросился выполнять требование с раболепным усердием и рвением.А из прежней, далекой жизни слышалось: «Сбегай за молотком, Синтия!», «Сбегай за поводком, а я подержу собаку!», «Поторапливайся, Синтия, я не собираюсь тратить здесь целый день!..»Она тогда прислуживала Питеру, выполняла его поручения, ведь Питер был мальчик, она — девчонка. Теперь Питер — мужчина и прислуживает жене.Синтия разговаривала с гостями, пыталась вести себя естественно, но в душе чувствовала одно — нужно отсюда бежать, и поскорее.Луиза пожелала танцевать — сначала с Питером, потом с Робертом. Синтия стояла в одиночестве у окна, когда Питер позвал:— Пойдем потанцуем, Синти!Так он прежде ласково называл ее.— Нет, нет! — вырвалось у нее.Она не позволит ему прикасаться к себе!— Что ж, тогда поговорим! Кстати, надо чего-нибудь выпить. Тебе принести?Синтия отрицательно покачала головой. Питер оставил ее на минуту и вернулся с бокалом виски с содовой.— Ты такая хорошенькая, Синтия, но почему ты не вышла замуж?Она ответила просто, не задумываясь над жестокостью его слов.— Я была медсестрой, Питер. У нас тут шла по-настоящему большая война.Питер покраснел.— Ты думаешь, я этого не понимал? Я хотел перевестись сюда, хотел воевать в британской авиации, но…— Но не воевал…Питер не выдержал прямого, открытого взгляда, пустился в объяснения, стал излагать резоны, которые, как поняла с тяжелым чувством Синтия, приводил уже не однажды, о долге, о пользе нации. Все это она слыхала не раз и от мужчин, и от женщин, тех, кто счел для себя предпочтительнее другой берег Атлантики, вдали от разбомбленной, разоренной Европы.— Ладно, Питер, — мягко проговорила она, — у каждого своя совесть. Я не сторож своему кузену — сейчас уже нет.— Черт побери, Синтия, ты всегда ко мне придиралась! Чем мне нравятся американки — с ними никогда не чувствуешь себя неловко, перед ними не приходится изображать из себя святого.— Не приходится?— Нет, — гневно повторил Питер. Он поглядел на свой пустой стакан. — Пойду, налью еще виски. Может, все-таки и тебе?— Не надо, спасибо.Синтия подождала, пока он вернется.— Должен сказать, Шелфорд здорово подправил наш старый дом.— Ты не против переделок, реставрации?— Почему я должен быть против? Я рад — наконец-то на старое семейное гнездо нашлись деньги. А то была всегда просто огромная лачуга. Здесь теперь можно жить. Завтра Шелфорд хочет показать мне всю усадьбу. Хорошо бы ты поехала с нами, подскажешь, если нужно, как зовут старых арендаторов — вряд ли я вспомню их имена, да, наверно, и не узнаю никого.Синтия не отвечала. Питер сделал большой глоток и, словно желая прервать затянувшееся молчание, заговорил:— Послушай, Синти, ты ведь больше на меня не сердишься? Что оставил тебя, женился на Луизе? Конечно, я поступил подло, бросил тебя, но Луиза — да ты и сама видишь. Мы с тобой были так молоды, вряд ли что-нибудь толком понимали. — Он взял ее за руку. — Скажи, что больше не сердишься на меня, Синти. Будем друзьями? Все трое? Ты, я и Луиза?Синтия отняла у него руку.— Я не обижаюсь и не сержусь, Питер. Теперь уже нет.Она повернулась и, ни на кого не глядя, вышла из гостиной. В холле кто-то снова взял ее под руку. Это был Роберт.— Куда вы?— Домой!— Я прикажу, чтобы вас отвезли.— Лучше я пройдусь.Роберт открыл парадную дверь.— «Ролле» здесь, — сказал он. — Я отвезу вас.Она не стала ни спорить, ни благодарить.Ехали быстро. Синтия смотрела перед собой в темноту, прорезаемую светом фар.Роберт остановил автомобиль у ворот виллы, вышел и открыл Синтии дверцу. Ему показалось, что на глазах у нее блеснули слезы.— Простите меня, — попросил он тихо и смиренно.Она прямо взглянула на него, и Роберт увидел, что ее глаза блестят не от слез, а от гнева.— Я ненавижу вас, Роберт Шелфорд! — горячо воскликнула она. — Ненавижу, слышите! Ненавижу! Сегодня вы хотели причинить мне боль. Что ж, вы преуспели в этом, вы лишили меня единственного, во что я еще верила… что было мне дорого!Голос у нее пресекся, она повернулась и поехала к вилле. Входная дверь за ней захлопнулась.Роберт стоял, не двигаясь, в непроницаемой ночной мгле. Глава четырнадцатая — Мистер Питер Морроу, — объявила Грейс бесстрастным тоном.Синтия резко поднялась, бумаги, которые она держала на коленях, разлетелись по ковру. Питер медленно прошел через гостиную, и Синтия сразу заметила, что он взволнован еще больше, чем она. Сделав над собой усилие, Синтия произнесла почти спокойно:— Привет, Питер. Я не ожидала гостя.Он нагнулся, подобрал бумаги и вручил их ей с улыбкой.— Прости, если напугал неожиданным приходом.Синтия посмотрела на него и прямо спросила:— Зачем ты пришел?— Разве не ясно? Повидать тебя.— Зачем?Питер внезапно протянул к ней руки:— Синтия, не будь такой злюкой, я хочу с тобой поговорить.Она не отвечала, только пристально глядела на него несколько мгновений. Затем тихо произнесла:— Хорошо. Садись, пожалуйста. — И указала на кресло по другую сторону камина. Но Питер сел рядом с ней на диван.— Синтия, мне необходимо было тебя увидеть.— Зачем? Нам с тобой теперь нечего сказать друг другу.— Есть, и очень многое, — резко возразил Питер. — Я не ожидал вчера тебя здесь встретить, как и ты, наверно, не ожидала встретить меня. Роберт Шелфорд написал мне в Америку и просил приехать помочь советом, как обустроить «Березы». Честно говоря, я с самого начала хотел отказаться от приглашения, но Луиза настояла. Ты не знаешь Луизу, Синтия, уж если она что-то решила, непременно сделает по-своему! Ей давно уже хотелось поехать в Англию, а тут такой удобный повод.В конце концов я согласился, видишь ли, я думал, ты все еще за границей, в Индии. Мне два или три раза писали, что видели тебя там.— Не понимаю, почему тебя вдруг заинтересовало мое местопребывание, — резко сказала она.Питер наклонился к ней.— Синтия, не злись, на тебя это не похоже.— А чего еще ты от меня можешь ждать?— Знаю, знаю, я заслуживаю самого горького упрека, — говорил Питер. — но ты должна меня выслушать.— Ну хорошо, говори, — сказала она чуть мягче.— Ты знаешь, я никогда не блистал красноречием, — начал Питер, — но, чтобы ты поняла, как много всего произошло после нашего прощального поцелуя на станции. Помнишь, Синтия? Поезд опаздывал, и мы пошли в зал ожидания и…— Не надо, Питер… не надо! — вырвалось у нее.— Какая меня охватила тоска! Поезд набирал ход, и я все смотрел на тебя, а ты махала и махала рукой, пока не скрылась из виду. Ты чуть не расплакалась, и у меня навернулись слезы на глаза. Первый раз в жизни мы расставались надолго! Ты была такая красивая, в зеленом костюме. Видишь, я помню до сих пор. И когда ты уже исчезла из глаз, я спрашивал себя: «За каким чертом понесло меня в Америку? Управлюсь как можно скорее с делами и тут же обратно, домой!»Я думал тогда о том, как много мы значим друг для друга, думал о «Березах», о том, как мы их переделаем, когда станем здесь хозяевами. И еще о детях, которые у нас будут.Синтия хотела его остановить, но не смогла произнести ни слова.Питер сам замолчал, провел рукой по лбу. Хотя в комнате было совсем не жарко, его лоб покрылся испариной.— И вот я приехал в Америку, и, знаешь, Синтия, мне трудно тебе передать — жизнь там совсем другая, разница огромная. Другой мир, другая обстановка, люди совершенно иные, все было странно, интересно, как в необычном приключении. Помнишь, у меня с собой было много рекомендательных писем? Американцы необычайно гостеприимны: для меня устраивали приемы, приглашали в гости. А женщины! Я думал, такие бывают только в кино или в иллюстрированных журналах… И они говорили мне лестные слова, носились со мной, и, к чему скрывать, — это вскружило мне голову! Я прежде жил замкнутой жизнью, не знал женщин и любил лишь тебя одну. С самого детства ты была частью моей жизни, мы выросли вместе и полюбили друг друга. И все это постепенно, естественно, без душевных встрясок, без смятения чувств. В Америке я впервые узнал женщин опытных, умеющих завлечь, очаровать. Я там с первых дней был все время в кого-то влюблен. А потом встретил Луизу…— Питер, зачем ты мне все это рассказываешь? — прервала Синтия резко и жестко.— Я хочу все тебе объяснить, а ты меня выслушай. Ничто не должно остаться недосказанным между нами. Ты должна меня понять!..— Хорошо, продолжай.Синтия, стиснув зубы, решила выслушать все до конца.— Ты видела Луизу, — продолжал Питер, — но ты не видела ее в привычной для нее обстановке, и семь лет назад она была еще красивее, чем сейчас. Она царила в Нью-Йорке, светская львица, самая шикарная! И вот эта сказочная королева полюбила меня! Я уговаривал себя, что сделал правильный выбор, но знал, я лгу себе, а вчера осознал правду. Я потерял тебя и все, что есть в жизни дорогого.Он произнес эти слова тихо и хрипло, наклонился вперед и положил руки на сплетенные пальцы Синтии. Она испуганно вздрогнула от этого прикосновения и замерла в неподвижности.— Я вчера весь вечер притворялся. Наверное, это смешно, когда мужчина теряет голову, но именно это произошло со мной. Я совершенно потерял рассудок, никак не мог опомниться от счастья, когда эта блистательная женщина сказала, что хочет выйти за меня замуж.Мы поженились. Я окунулся в сверкающий, поразительный, безумный круговорот. Я попал в омут, и должно было пройти время, прежде чем я высвободился и стал способен нормально и здраво судить о том, что произошло:— И что же тогда? — не удержалась Синтия.— И тогда я понял, что потерял тебя. Питер смотрел перед собой ничего не видящим взглядом.— Меня, незаметного английского парня, простодушного, немного наивного… Как ни странно, именно эти черты и привлекли ее во мне.— Почему ты изображаешь себя в таком уничижительном свете? — резко спросила Синтия.— Но именно таким я и был! — возразил Питер. — Что мог я предложить такой роскошной женщине, которая имела все на свете?Синтия промолчала, и Питер снова заговорил. В голосе его слышалась странная грусть.— Ты была так далеко, Синтия, а Луиза — рядом, живая, настоящая, и я был ей нужен.— И мне ты был нужен, — прошептала Синтия, но он не расслышал ее.— Я вчера весь вечер притворялся, — сказал Питер. — Я испытал страх, испугался за себя, когда тебя увидел. Ничего не оставалось, как притвориться, будто мне все разно, будто я встретил старую знакомую, но в душе я понимал — надо смотреть правде в глаза, жестокой правде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21