Я лично пережил несколько минут непреходящего ужаса, когда сообразил, что стремительно мчусь к порталу, беспомощный, как мыльный пузырь в сливном отверстии ванной. Я Проделал несколько «мертвых петель» и «бочек», начал биться, как бабочка на радиаторной решетке автомобиля… и уже был готов прокричать свой аварийный пароль, когда…
БЭМС! Все вернулось к норме. Я парил футах в десяти над вершиной идиллической пустынной горы. Далеко внизу, в долине ревел Информационный Суперхайвей.
– Ну что ж, – заметил Гуннар, – сим доказано, что ты и в Сети летать умеешь.
Оглядевшись, я выбрал удобное местечко и совершил посадку. Не дождавшись моего ответа, Гуннар постучал по микрофону:
– Ма-акс? Ты на месте? Скривившись, я схватился за уши:
– Да, и больше, черт тебя задери, так не делай! А-а-ай!
– Извини, – неискренне вздохнул Гуннар. Потом добавил: – Если тебе интересно, я предлагаю провести испытания по первоначальному плану. Летай себе на здоровье, двигай горы – но только СНАЧАЛА задавим в интерфейсе всех клопов. А пока веди себя чуть поскромнее, ладно? Не лезь из кожи вон, чтобы внимание к себе привлечь.
– Да, мамочка. – Тяжело вздохнув, я щелкнул моими до мозга костей реалистическими пальцами, вызывая из небытия мой виртуальный «харлей-ультраглайд».
Он оказался плоским. Мультяшным. Жидким. Слишком много простых плоскостей, слишком много основных цветов. Зато фрактальных деталей текстуры и рефлекции – кот наплакал, а ведь лишь они придают виртуальному объекту сходство с реальным, хотя и усложняют его трансляцию по Сети в реальном времени. Медленно обойдя вокруг мотоцикла, я понял, что передо мной не столько предмет, сколько трехмерный анимированный чертеж.
– Садись на свой долбаный мотоцикл. Макс, – прошипел мне в ухо Гуннар. – Текстуру поверхности потом перефигачим.
– Да, мамочка. – Я оседлал мотоцикл, покатил под гору, включил первую скорость. Двухцилиндровый, объемом в 1100 куб.см. двигатель возгласил о своем пробуждении неистовым… ну-у, честно говоря, каким-то жестяным, дешевым звуком, как и положено 11-килогерцевому аудио. Не отпуская акселератора, я съехал с горы, преодолел кювет и, перепрыгнув через три запруженные машинами полосы движения, приземлился на экспресс-полосе, ведущей к Ярмарке Идей.
– Прелестно, Макс, – пробурчал Гуннар. – Скромность просто сногсшибательная.
Я постучался в двери «Рая» положенным стуком. Из глазка выглянул обезьян.
– Пароль, однако? НИ ФИГА СЕБЕ.
– Видишь? – поинтересовался я у Гуннара.
– Это не пароль, макака, – процедил обезьян и захлопнул глазок.
– Нет, – отозвался Гуннар, – что-то я… Дай нарастить увеличение и еще раз попробуем. («Тук-тук-тук!!!») Валяй.
Я постучался положенным стуком. Обезьян распахнул глазок:
– Пароль, однако?
Не буду вас томить – с нашей последней встречи обезьян сильно изменился. Раньше он стабильно походил на заурядную мультяшную гориллу; шляпа-котелок, галстук-бабочка, лопающийся под мышками смокинг. Теперь же передо мной было загадочное неведомое существо, все из углов и трещин. На одной грани, плоскими двумерными мазками была намалевана его прежняя внешность, на другой – беспокойно трепетали рычаги, шестеренки и алгоритмы. Третья грань напоминала осколок старинного дисплея: быстро-быстро по ней ползли светящиеся, зеленые, неразборчивые фразы.
– Офигительно, – сообщил мне в ухо Гуннар. – Либо нашего мохнатого швейцара переделал какой-то чокнутый эпигон Пикассо, либо…
– Либо что? – переспросил я.
– Это не пароль, макака, – процедил обезьян и захлопнул глазок.
– Макс, – поинтересовался Гуннар, – ты хорошо разбираешься в кубизме?
Я напряг память:
Да-а, это вроде такое слово, которое я подчеркнул в тесте, чтобы получить три с плюсом на госэкзамене по искусстволюбию.
***
ИНФОСГУСТКИ
Нет, нет, я владею собой, я могу удержаться от соблазн… А-а-а-пчхи!
***
– Кубизмом, – сообщил Гуннар, – художественные критики назвали новый стиль, который выработал Пабло Пикассо в 10-х годах XX века, творчески преобразовав традиции постимпрессионистов и парижских фовистов. В творчестве Пикассо период К. непосредственно следует за так называемым «голубым периодом». Основная идея К. – отрицание как классического идеала красоты, так и интерпретации эвклидова пространства по традиционным законам перспективы.
***
ПИКАССО
Побло, испанский живописец и скульптор, 1881-1973. Лишь в XXI веке был по достоинству оценен его выдающийся вклад в искусство розыгрыша. К примеру, ему удалось убедить власти города Чикаго, что груда металлолома, которую он поместил на Дейли-Плазе, является «статуей».
***
В картине Пикассо «Барышни из Авиньона» (1906 год), а также коллажах Жоржа Брака и пейзажах Жозефа Стеллы запечатлено стремление кубистов изобразить двумерными выразительными средствами трех-, четырех– и даже полимерное… Тут-то я и заорал:
– ХВАТИТ!
– Макс, ты что? – удивился Гуннар. – Я только пытался объяснить, как художник путем уплотнения пространства и абстрактизации объемов создает полупрозрачные структурные элементы…
– ХВАТИТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Нечего втыкать в историю моей жизни неуместные лекции о Современном Искусстве!
Гуннар цокнул языком:
– Я бы не назвал их «неуместными». Макс. Способность непринужденно, время от времени вставлять сведения из области искусствознания в обычные разговоры является фундаментом умения симулировать эрудицию или, не побоюсь этого слова, претенциозность, которая, в свою очередь, является фундаментом подлинного литературного…
***
АВТОМАТИЧЕСКИЙ ПИСТОЛЕТ 45-го КАЛИБРА
А именно, модель «кольта», разработанная в 19П году Джоном Мозесом Браунингом, тем самым инженером, который также создал ружье системы «винчестер» и множество других бессмертных творений. Я бы сообщил вам его биографические данные, но в БД «Великие американцы» его нет. Нудный джазовый саксофонист Зутти Сингльтон есть – но ни одного инженера-механика. Что вообще-то неудивительно…
***
– Гуннар? – оборвал я его. – У меня в руке заряженный «кольт» 45-го калибра и если ты немедленно не заткнешь фонтан своей художественной болтологии и не вернешься к сюжету, я сейчас вернусь и все яйца тебе отстрелю. Ясно?
– Гм-м, – произнес Гуннар. Откашлялся. – Пока я готов лишь сказать, что полученный нами от Амбер новый интерфейс наделил тебя… э-э-э… умением видеть с разных сторон и насквозь такие продукты кодирования, как этот человекообразный швейцар. – Он сглотнул слюну. – М-м-м… На одной из граней ты видишь «общепринятый» наружный вид объекта, но другая грань обнажает его внутреннюю жизнь, примерно так, как «Город» Фернана Леже – утопическую власть иде…
Я лязгнул затвором своего виртуального «кольта».
– Правильно! – бодро поддакнул Гуннар. – Итак, ближе к делу. Проведем испытание. Вызови-ка мне гориллу.
Я постучался в двери «Рая» положенным стуком. Из глазка выглянул обезьян:
– Пароль, однако?
– Гляди на ЦЕНТРАЛЬНУЮ грань, – шепнул Гуннар. – По-моему, тот синенький стержень – программа-замок. Можешь посмотреть, где она соединяется с алгоритмом распознавания аудио-форм?
Я проявил смекалку – кивнул, но ничего не сказал.
– Отлично, – продолжал Гуннар. – А теперь попробуй залезть рукой ему в нутро и отключить замок.
Я попробовал. Проткнул своей виртуальной правой рукой виртуальную кожу гориллы. Мои пальцы соприкоснулись с программой-замком. Я набрал в грудь воздуха, собрал в кулак всю храбрость, осторожно надавил…
ЩЕЛК!
Обезьян оскалил зубы – но дверь открыл. Я переступил порог, вошел в антиграв, поднялся.
– Гуннар? – прошептал я, возносясь вверх по трубе антиграва. – Что я сейчас сделал, черт подери?
– Подтвердил гипотезу, Макс. По-моему, я понял, как работает этот интерфейс.
Спустя несколько секунд стало ясно, что уточнения из Гуннара придется тянуть клещами.
– Ну и как он работает?
– По древнему принципу, на котором держалась система «Юникс». Пользоваться им очень опасно – вот его и решили позабыть от греха подальше. Макс, ты там осторожнее, понял?! Один твой небрежный жест, одно непродуманное слово – и вся коллективная Сетевая виртуальность полетит к чертовой бабушке. Безвозвратно.
Вынырнув из антиграва, я немедленно удалился в укромный уголок «Рая» и переварил новую информацию:
– Ладно, Гуннар, ты меня напугал. Интерфейс – вещь опасная. А теперь объясни, что же я конкретно сделал?
– Ты преобразился. Макс, – прошептал Гуннар. – По силе и способностям ты теперь намного превосходишь и простых пользователей, и хакеров… кого угодно. Ты можешь видеть то, чего никто не видит, делать то, на что никто не способен, пробраться туда, где не ступала нога человека…
Мое терпение истощалось со сверхчеловеческой быстротой:
– Кончай трепаться, Шерлок. ЧТО? Я? СЕЙЧАС? СДЕЛАЛ?
– Макс, – патетически возгласил Гуннар. – Крепко держи себя в руках. Мой юный друг, вы превратились в…
В СУПЕРПОЛЬЗОВАТЕЛЯ.
В смысл этого сообщения я врубился не сразу. А врубившись, расправил плечи, повернулся лицом к залу и покинул свой темный угол.
– Дурацкий термин, – пробормотал я так, чтобы слышал только Гуннар.
– Еще бы не дурацкий, – бестрепетно ответил Гуннар. – Это ж «Юникс», там все дурацкое. Это та самая ОС с командами типа «chavk», «ekh» и «avoss», где надо периодически отстреливать демонов – иначе система идет вразнос. А «вдоль пути мертвые со слэшами стоят» – официальный симптом системной ошибки. Блин, само название «Юникс» – и то шутка. Ее так назвали, потому что она считается «упрощенной» версией операционки МУЛЬТИКС. Такой же упрощенной, как евнух – «упрощенная версия» нормального мужика… – Внезапно Гуннар смолк.
И правильно сделал, потому что я внезапно перестал его слушать.
Помните «Рай»? Помните исполненные любви и нежности описания из пятой главы, где я рассказывал о его декоре и обитателях? Можете выкинуть эту чушь из головы. Ибо ныне, моими новыми, суперпользовательскими, кодоревизорскими глазами я увидел истинную природу «Рая».
И оказалось – увы и ах! – что это всего лишь кошмар пьяного кубиста. Все интерьеры, все детальки, все предметы – мятые комки рваных, вспоротых плоскостей с пульсирующими кишками алгоритмов. А люди? Все эти навороченные тусовочные денди? Половина из них оказалась просто синтетическими призраками. Остальные – ох, лучше не вспоминать. Куча ботаников на Хэллоуине. Крикливые, пестрые, дешевые костюмы; застывшие пластмассовые маски на резиночках. Ковыляя от столика к столику, они хохотали и буйствовали, точно пьяные деревенские балбесы, играющие в пиратов. Некоторые даже не замечали, что у них сползают маски, и мне достаточно было пристального взгляда, чтобы выйти по инфопотокам к ним – реальным. Например, диджей с танцпола – Рэпмастер-Пасть-Порву. В реальном мире он был тощим, прыщавым, семнадцатилетним, никому на фиг не нужным Дэвидом Берковицем, а музыку свою ставил из задрипанной общаги в засиженном мухами колледже где-то в Нью-Джерси.
– Какое ужасное разочарование, – пробасил Гуннар мне в ухо. – МАКС? – раздался в моей голове голос ДОНМАКА . – ЭТО ТЫ? Смахнув с глаз осколки разбитых иллюзий, я отсканировал зал в поисках ДОН
МАКА. А найдя его, подивился, почему не увидел его сразу же. Среди толп намалеванных левой рукой мультяшных персонажей, слабосоциализированных изгоев в дешевых масках и жидких, недоделанных электронных призраков сияющее хромированное тело ДОН МАКА одно только выглядело четким. Реальным. И кстати,
гораздо реальнее, чем мне казалось раньше. – ДОНМАК ? – подумал я. – А он определенно похорошел, – заметил Гуннар.
– МАКС? – вновь протелепатировал ДОНМАК . – И ГУННАР? СТРАННО.
– 0-хо-хо, – пробурчал Гуннар.
– ГУННАР? ТЫ ЧТО, НАКОНЕЦ-ТО ОСВОИЛ ИСКУССТВО КАМУФЛЯЖА? Слышу я тебя, а вижу Макса.
– Открой мне окно. Макс. – С этими словами Гуннар прервал аудиосвязь. Спустя несколько секунд я сообразил, чего от меня хотят, и распахнул окошко, которое позволяло мне видеть «внешний» мир в объективе микровидеокамеры, прикрепленной к монитору Гуннара.
Гуннар отключил микрофон и что-то торопливо писал на клочке бумаги.Дописав, он поднес бумажку к объективу. «ДОНМАК МЕНЯ СЛЫШИТ?» – гласила она. Я кивнул.
– МАКС? – опять подумал мне ДОН МАК. – НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЗА ЖМУРКИ ВЫ С ГУННАРОМ ЗАТЕЯЛИ, НО СТАРАЕТЕСЬ ВЫ ЗРЯ. Я ЕГО БОЛЬШЕ НЕ СЛЫШУ, ЗАТО У ТЕБЯ ПОЯВИЛОСЬ ВИДЕОЭХО. ЗА ТОБОЙ ТЯНЕТСЯ ДЫМНЫЙ ХВОСТ; БУДЬ У МЕНЯ НАСТРОЕНИЕ, Я БЫ ВЫЧИСЛИЛ ПО ЕГО ДЛИНЕ, НА КАКОМ РАССТОЯНИИ ТЫ НАХОДИШЬСЯ.
Я закрыл окошечко, позволявшее мне видеть реального Гуннара.
– ЛУЧШЕ, – протелепатировал ДОН МАК. – НО ЭХО ВСЕ РАВНО ОСТАЛОСЬ.
– Выруби аудио и видео, – приказал я одними губами.
Вновь подключив микрофон, Гуннар вышел на связь:
– Но… – СДАВАЙСЯ, ГУННАР, – подумал ДОН МАК. – НЕ СТАВЬ МАКСАСУПЕРА ВПОЛОЖЕНИЕ ЗЕЛЕНОГО ЧАЙНИКА,
– Ну ладно, – протянул Гуннар. – Но в таком разе, Макс, ты теперь один. Я буду только за твоей биотелеметрией следить.
Раздался последний, сердитый щелчок – Гуннар сорвал с головы шлемофон. Впервые с тех пор, как я начал пользоваться новым интерфейсом, в моей голове воцарилась странная – и сладостная – тишина.
Хромированное механическое тело ДОНА МАКА покинуло свое обычное кресло и с неожиданной грациозностью пробралось ко мне через запруженный народом зал.
– Здравствуй, Макс, – произнес ДОНМАК , приблизившись ко мне. Его акустический голос ничем не отличался от своей телепатической версии.
Остановившись в ярде от меня, он поднял свою массивную правую клешню и, под вой сервомоторов, протянул ее мне для… э-э-э… рукопожатия: – Добро пожаловать на следующий уровень.
13. ВНИЗ. НА ДНО ТЕМНИЦЫ
ДОНМАК и я сидели рядом с доном Вермишелли, наблюдая за парадомкубистских уродов и уплетая абсолютно восхитительную «цервеллу аль бурро».
***
ТЕМНИЦЫ
Бывают разные. В данной главе описывается темница-яма с единственным отверстием – в потолке. По-французски такие темницы называются «oubliette», от глагола «oublier» – «забывать».
***
– Просто не верится, – промычал я, блаженно жуя… скажем так, то, что я жевал. Из чего состояло это кушанье, я не знал, не знаю дотоле и предпочитаю не узнавать. – Просто не верится, что такое вправду бывает.
Осушив свой бокал с «вино», дон Вермишелли осторожно поставил его на стол – но бокал мигом перехватила Бэмби и вновь наполнила. Теперь я ясно видел, что в реальном времени Бэмби и Слонни – безусловно мужского пола, но хоть плачь, никак не могут разобраться со своей сексуальной ориентацией
– Просто не верится, – тупо повторил я.
– Во что «не верится»? – переспросил дон Луиджи. – Что я – суперпользователь с таким же интерфейсом? Неужели ты всерьез поверил, будто я позволю Максу Суперу иметь то, чего у меня нет?
– Нет, я о другом. – Покачав головой, я запихнул в рот еще порцию «цервеллы». – Мне не верится, что я вправду чувствую вкус этой виртуальной еды! Невероятно! Пальчики оближешь!
– Жуй с закрытым ртом, – посоветовал ДОНМАК .
Дон Вермишелли осушил очередной бокал и поставил его на стол.
– Ах, Макс, Макс. Возможно, теперь-то ты понимаешь, почему я стал тем, чем стал. – Он откинулся на спинку кресла (заскрипели и застонали гидравлические опорные механизмы), похлопал ладонями по своему невообразимо громадному животу и расхохотался добродушным смехом Санта-Клауса. – В реальном мире я каждый день пробегаю три мили, питаюсь одними овощами и все равно, стоит чуть расслабиться – мой вес переваливает за сто семьдесят кило! Но здесь – о-о! В «Раю» нет холестерина!
В этот момент к столику подбежала Слонни, неся на вытянутых руках огромную, источающую божественный аромат супницу.
– «Гранко ди маре ин цуппьера», – объявил дон Луиджи, подложил под свой четвертый подбородок салфетку размером с простыню и вооружился двумя вилками. – Маринованные клешни голубого краба! «Мандже»!
Не зазевавшись, я успел ухватить две-три клешни до того, как дон нырнул всупницу с головой. Заметив, что ДОНМАКУ ничего не досталось, я подцепил однуклешню вилкой и попытался переместить на его тарелку.
ДОНМАК загородил тарелку своей блестящей хромированной рукой, блокируй крабопередачу:
– Нет-нет, Макс. Ешь сам.
– Объелся? – поинтересовался я. Затем смерил взглядом его металлический панцирь и ярко выраженные клешни. – Или слишком похоже на каннибализм?
Вынырнув из супницы, дон Луиджи сообщил: – ДОНМАК ест не так, как мы. Он не чувствует вкуса этой еды, – и вновьпогрузился.
Положив крабовую клешню к себе на тарелку, я уставился на ДОНМАКА . –
По-моему, слишком глубоко ты в свою роль вошел.
– В суперпользователи выходят самыми разными путями, – тихо проговорилДОНМАК . – Я, к сожалению, сделал это по старинке, Проглотив последнюю клешню, дон Луиджи громко рыгнул и утерся салфеткой.
– Скромность ДОНМАКА безмерна, – пояснил он мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
БЭМС! Все вернулось к норме. Я парил футах в десяти над вершиной идиллической пустынной горы. Далеко внизу, в долине ревел Информационный Суперхайвей.
– Ну что ж, – заметил Гуннар, – сим доказано, что ты и в Сети летать умеешь.
Оглядевшись, я выбрал удобное местечко и совершил посадку. Не дождавшись моего ответа, Гуннар постучал по микрофону:
– Ма-акс? Ты на месте? Скривившись, я схватился за уши:
– Да, и больше, черт тебя задери, так не делай! А-а-ай!
– Извини, – неискренне вздохнул Гуннар. Потом добавил: – Если тебе интересно, я предлагаю провести испытания по первоначальному плану. Летай себе на здоровье, двигай горы – но только СНАЧАЛА задавим в интерфейсе всех клопов. А пока веди себя чуть поскромнее, ладно? Не лезь из кожи вон, чтобы внимание к себе привлечь.
– Да, мамочка. – Тяжело вздохнув, я щелкнул моими до мозга костей реалистическими пальцами, вызывая из небытия мой виртуальный «харлей-ультраглайд».
Он оказался плоским. Мультяшным. Жидким. Слишком много простых плоскостей, слишком много основных цветов. Зато фрактальных деталей текстуры и рефлекции – кот наплакал, а ведь лишь они придают виртуальному объекту сходство с реальным, хотя и усложняют его трансляцию по Сети в реальном времени. Медленно обойдя вокруг мотоцикла, я понял, что передо мной не столько предмет, сколько трехмерный анимированный чертеж.
– Садись на свой долбаный мотоцикл. Макс, – прошипел мне в ухо Гуннар. – Текстуру поверхности потом перефигачим.
– Да, мамочка. – Я оседлал мотоцикл, покатил под гору, включил первую скорость. Двухцилиндровый, объемом в 1100 куб.см. двигатель возгласил о своем пробуждении неистовым… ну-у, честно говоря, каким-то жестяным, дешевым звуком, как и положено 11-килогерцевому аудио. Не отпуская акселератора, я съехал с горы, преодолел кювет и, перепрыгнув через три запруженные машинами полосы движения, приземлился на экспресс-полосе, ведущей к Ярмарке Идей.
– Прелестно, Макс, – пробурчал Гуннар. – Скромность просто сногсшибательная.
Я постучался в двери «Рая» положенным стуком. Из глазка выглянул обезьян.
– Пароль, однако? НИ ФИГА СЕБЕ.
– Видишь? – поинтересовался я у Гуннара.
– Это не пароль, макака, – процедил обезьян и захлопнул глазок.
– Нет, – отозвался Гуннар, – что-то я… Дай нарастить увеличение и еще раз попробуем. («Тук-тук-тук!!!») Валяй.
Я постучался положенным стуком. Обезьян распахнул глазок:
– Пароль, однако?
Не буду вас томить – с нашей последней встречи обезьян сильно изменился. Раньше он стабильно походил на заурядную мультяшную гориллу; шляпа-котелок, галстук-бабочка, лопающийся под мышками смокинг. Теперь же передо мной было загадочное неведомое существо, все из углов и трещин. На одной грани, плоскими двумерными мазками была намалевана его прежняя внешность, на другой – беспокойно трепетали рычаги, шестеренки и алгоритмы. Третья грань напоминала осколок старинного дисплея: быстро-быстро по ней ползли светящиеся, зеленые, неразборчивые фразы.
– Офигительно, – сообщил мне в ухо Гуннар. – Либо нашего мохнатого швейцара переделал какой-то чокнутый эпигон Пикассо, либо…
– Либо что? – переспросил я.
– Это не пароль, макака, – процедил обезьян и захлопнул глазок.
– Макс, – поинтересовался Гуннар, – ты хорошо разбираешься в кубизме?
Я напряг память:
Да-а, это вроде такое слово, которое я подчеркнул в тесте, чтобы получить три с плюсом на госэкзамене по искусстволюбию.
***
ИНФОСГУСТКИ
Нет, нет, я владею собой, я могу удержаться от соблазн… А-а-а-пчхи!
***
– Кубизмом, – сообщил Гуннар, – художественные критики назвали новый стиль, который выработал Пабло Пикассо в 10-х годах XX века, творчески преобразовав традиции постимпрессионистов и парижских фовистов. В творчестве Пикассо период К. непосредственно следует за так называемым «голубым периодом». Основная идея К. – отрицание как классического идеала красоты, так и интерпретации эвклидова пространства по традиционным законам перспективы.
***
ПИКАССО
Побло, испанский живописец и скульптор, 1881-1973. Лишь в XXI веке был по достоинству оценен его выдающийся вклад в искусство розыгрыша. К примеру, ему удалось убедить власти города Чикаго, что груда металлолома, которую он поместил на Дейли-Плазе, является «статуей».
***
В картине Пикассо «Барышни из Авиньона» (1906 год), а также коллажах Жоржа Брака и пейзажах Жозефа Стеллы запечатлено стремление кубистов изобразить двумерными выразительными средствами трех-, четырех– и даже полимерное… Тут-то я и заорал:
– ХВАТИТ!
– Макс, ты что? – удивился Гуннар. – Я только пытался объяснить, как художник путем уплотнения пространства и абстрактизации объемов создает полупрозрачные структурные элементы…
– ХВАТИТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Нечего втыкать в историю моей жизни неуместные лекции о Современном Искусстве!
Гуннар цокнул языком:
– Я бы не назвал их «неуместными». Макс. Способность непринужденно, время от времени вставлять сведения из области искусствознания в обычные разговоры является фундаментом умения симулировать эрудицию или, не побоюсь этого слова, претенциозность, которая, в свою очередь, является фундаментом подлинного литературного…
***
АВТОМАТИЧЕСКИЙ ПИСТОЛЕТ 45-го КАЛИБРА
А именно, модель «кольта», разработанная в 19П году Джоном Мозесом Браунингом, тем самым инженером, который также создал ружье системы «винчестер» и множество других бессмертных творений. Я бы сообщил вам его биографические данные, но в БД «Великие американцы» его нет. Нудный джазовый саксофонист Зутти Сингльтон есть – но ни одного инженера-механика. Что вообще-то неудивительно…
***
– Гуннар? – оборвал я его. – У меня в руке заряженный «кольт» 45-го калибра и если ты немедленно не заткнешь фонтан своей художественной болтологии и не вернешься к сюжету, я сейчас вернусь и все яйца тебе отстрелю. Ясно?
– Гм-м, – произнес Гуннар. Откашлялся. – Пока я готов лишь сказать, что полученный нами от Амбер новый интерфейс наделил тебя… э-э-э… умением видеть с разных сторон и насквозь такие продукты кодирования, как этот человекообразный швейцар. – Он сглотнул слюну. – М-м-м… На одной из граней ты видишь «общепринятый» наружный вид объекта, но другая грань обнажает его внутреннюю жизнь, примерно так, как «Город» Фернана Леже – утопическую власть иде…
Я лязгнул затвором своего виртуального «кольта».
– Правильно! – бодро поддакнул Гуннар. – Итак, ближе к делу. Проведем испытание. Вызови-ка мне гориллу.
Я постучался в двери «Рая» положенным стуком. Из глазка выглянул обезьян:
– Пароль, однако?
– Гляди на ЦЕНТРАЛЬНУЮ грань, – шепнул Гуннар. – По-моему, тот синенький стержень – программа-замок. Можешь посмотреть, где она соединяется с алгоритмом распознавания аудио-форм?
Я проявил смекалку – кивнул, но ничего не сказал.
– Отлично, – продолжал Гуннар. – А теперь попробуй залезть рукой ему в нутро и отключить замок.
Я попробовал. Проткнул своей виртуальной правой рукой виртуальную кожу гориллы. Мои пальцы соприкоснулись с программой-замком. Я набрал в грудь воздуха, собрал в кулак всю храбрость, осторожно надавил…
ЩЕЛК!
Обезьян оскалил зубы – но дверь открыл. Я переступил порог, вошел в антиграв, поднялся.
– Гуннар? – прошептал я, возносясь вверх по трубе антиграва. – Что я сейчас сделал, черт подери?
– Подтвердил гипотезу, Макс. По-моему, я понял, как работает этот интерфейс.
Спустя несколько секунд стало ясно, что уточнения из Гуннара придется тянуть клещами.
– Ну и как он работает?
– По древнему принципу, на котором держалась система «Юникс». Пользоваться им очень опасно – вот его и решили позабыть от греха подальше. Макс, ты там осторожнее, понял?! Один твой небрежный жест, одно непродуманное слово – и вся коллективная Сетевая виртуальность полетит к чертовой бабушке. Безвозвратно.
Вынырнув из антиграва, я немедленно удалился в укромный уголок «Рая» и переварил новую информацию:
– Ладно, Гуннар, ты меня напугал. Интерфейс – вещь опасная. А теперь объясни, что же я конкретно сделал?
– Ты преобразился. Макс, – прошептал Гуннар. – По силе и способностям ты теперь намного превосходишь и простых пользователей, и хакеров… кого угодно. Ты можешь видеть то, чего никто не видит, делать то, на что никто не способен, пробраться туда, где не ступала нога человека…
Мое терпение истощалось со сверхчеловеческой быстротой:
– Кончай трепаться, Шерлок. ЧТО? Я? СЕЙЧАС? СДЕЛАЛ?
– Макс, – патетически возгласил Гуннар. – Крепко держи себя в руках. Мой юный друг, вы превратились в…
В СУПЕРПОЛЬЗОВАТЕЛЯ.
В смысл этого сообщения я врубился не сразу. А врубившись, расправил плечи, повернулся лицом к залу и покинул свой темный угол.
– Дурацкий термин, – пробормотал я так, чтобы слышал только Гуннар.
– Еще бы не дурацкий, – бестрепетно ответил Гуннар. – Это ж «Юникс», там все дурацкое. Это та самая ОС с командами типа «chavk», «ekh» и «avoss», где надо периодически отстреливать демонов – иначе система идет вразнос. А «вдоль пути мертвые со слэшами стоят» – официальный симптом системной ошибки. Блин, само название «Юникс» – и то шутка. Ее так назвали, потому что она считается «упрощенной» версией операционки МУЛЬТИКС. Такой же упрощенной, как евнух – «упрощенная версия» нормального мужика… – Внезапно Гуннар смолк.
И правильно сделал, потому что я внезапно перестал его слушать.
Помните «Рай»? Помните исполненные любви и нежности описания из пятой главы, где я рассказывал о его декоре и обитателях? Можете выкинуть эту чушь из головы. Ибо ныне, моими новыми, суперпользовательскими, кодоревизорскими глазами я увидел истинную природу «Рая».
И оказалось – увы и ах! – что это всего лишь кошмар пьяного кубиста. Все интерьеры, все детальки, все предметы – мятые комки рваных, вспоротых плоскостей с пульсирующими кишками алгоритмов. А люди? Все эти навороченные тусовочные денди? Половина из них оказалась просто синтетическими призраками. Остальные – ох, лучше не вспоминать. Куча ботаников на Хэллоуине. Крикливые, пестрые, дешевые костюмы; застывшие пластмассовые маски на резиночках. Ковыляя от столика к столику, они хохотали и буйствовали, точно пьяные деревенские балбесы, играющие в пиратов. Некоторые даже не замечали, что у них сползают маски, и мне достаточно было пристального взгляда, чтобы выйти по инфопотокам к ним – реальным. Например, диджей с танцпола – Рэпмастер-Пасть-Порву. В реальном мире он был тощим, прыщавым, семнадцатилетним, никому на фиг не нужным Дэвидом Берковицем, а музыку свою ставил из задрипанной общаги в засиженном мухами колледже где-то в Нью-Джерси.
– Какое ужасное разочарование, – пробасил Гуннар мне в ухо. – МАКС? – раздался в моей голове голос ДОНМАКА . – ЭТО ТЫ? Смахнув с глаз осколки разбитых иллюзий, я отсканировал зал в поисках ДОН
МАКА. А найдя его, подивился, почему не увидел его сразу же. Среди толп намалеванных левой рукой мультяшных персонажей, слабосоциализированных изгоев в дешевых масках и жидких, недоделанных электронных призраков сияющее хромированное тело ДОН МАКА одно только выглядело четким. Реальным. И кстати,
гораздо реальнее, чем мне казалось раньше. – ДОНМАК ? – подумал я. – А он определенно похорошел, – заметил Гуннар.
– МАКС? – вновь протелепатировал ДОНМАК . – И ГУННАР? СТРАННО.
– 0-хо-хо, – пробурчал Гуннар.
– ГУННАР? ТЫ ЧТО, НАКОНЕЦ-ТО ОСВОИЛ ИСКУССТВО КАМУФЛЯЖА? Слышу я тебя, а вижу Макса.
– Открой мне окно. Макс. – С этими словами Гуннар прервал аудиосвязь. Спустя несколько секунд я сообразил, чего от меня хотят, и распахнул окошко, которое позволяло мне видеть «внешний» мир в объективе микровидеокамеры, прикрепленной к монитору Гуннара.
Гуннар отключил микрофон и что-то торопливо писал на клочке бумаги.Дописав, он поднес бумажку к объективу. «ДОНМАК МЕНЯ СЛЫШИТ?» – гласила она. Я кивнул.
– МАКС? – опять подумал мне ДОН МАК. – НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЗА ЖМУРКИ ВЫ С ГУННАРОМ ЗАТЕЯЛИ, НО СТАРАЕТЕСЬ ВЫ ЗРЯ. Я ЕГО БОЛЬШЕ НЕ СЛЫШУ, ЗАТО У ТЕБЯ ПОЯВИЛОСЬ ВИДЕОЭХО. ЗА ТОБОЙ ТЯНЕТСЯ ДЫМНЫЙ ХВОСТ; БУДЬ У МЕНЯ НАСТРОЕНИЕ, Я БЫ ВЫЧИСЛИЛ ПО ЕГО ДЛИНЕ, НА КАКОМ РАССТОЯНИИ ТЫ НАХОДИШЬСЯ.
Я закрыл окошечко, позволявшее мне видеть реального Гуннара.
– ЛУЧШЕ, – протелепатировал ДОН МАК. – НО ЭХО ВСЕ РАВНО ОСТАЛОСЬ.
– Выруби аудио и видео, – приказал я одними губами.
Вновь подключив микрофон, Гуннар вышел на связь:
– Но… – СДАВАЙСЯ, ГУННАР, – подумал ДОН МАК. – НЕ СТАВЬ МАКСАСУПЕРА ВПОЛОЖЕНИЕ ЗЕЛЕНОГО ЧАЙНИКА,
– Ну ладно, – протянул Гуннар. – Но в таком разе, Макс, ты теперь один. Я буду только за твоей биотелеметрией следить.
Раздался последний, сердитый щелчок – Гуннар сорвал с головы шлемофон. Впервые с тех пор, как я начал пользоваться новым интерфейсом, в моей голове воцарилась странная – и сладостная – тишина.
Хромированное механическое тело ДОНА МАКА покинуло свое обычное кресло и с неожиданной грациозностью пробралось ко мне через запруженный народом зал.
– Здравствуй, Макс, – произнес ДОНМАК , приблизившись ко мне. Его акустический голос ничем не отличался от своей телепатической версии.
Остановившись в ярде от меня, он поднял свою массивную правую клешню и, под вой сервомоторов, протянул ее мне для… э-э-э… рукопожатия: – Добро пожаловать на следующий уровень.
13. ВНИЗ. НА ДНО ТЕМНИЦЫ
ДОНМАК и я сидели рядом с доном Вермишелли, наблюдая за парадомкубистских уродов и уплетая абсолютно восхитительную «цервеллу аль бурро».
***
ТЕМНИЦЫ
Бывают разные. В данной главе описывается темница-яма с единственным отверстием – в потолке. По-французски такие темницы называются «oubliette», от глагола «oublier» – «забывать».
***
– Просто не верится, – промычал я, блаженно жуя… скажем так, то, что я жевал. Из чего состояло это кушанье, я не знал, не знаю дотоле и предпочитаю не узнавать. – Просто не верится, что такое вправду бывает.
Осушив свой бокал с «вино», дон Вермишелли осторожно поставил его на стол – но бокал мигом перехватила Бэмби и вновь наполнила. Теперь я ясно видел, что в реальном времени Бэмби и Слонни – безусловно мужского пола, но хоть плачь, никак не могут разобраться со своей сексуальной ориентацией
– Просто не верится, – тупо повторил я.
– Во что «не верится»? – переспросил дон Луиджи. – Что я – суперпользователь с таким же интерфейсом? Неужели ты всерьез поверил, будто я позволю Максу Суперу иметь то, чего у меня нет?
– Нет, я о другом. – Покачав головой, я запихнул в рот еще порцию «цервеллы». – Мне не верится, что я вправду чувствую вкус этой виртуальной еды! Невероятно! Пальчики оближешь!
– Жуй с закрытым ртом, – посоветовал ДОНМАК .
Дон Вермишелли осушил очередной бокал и поставил его на стол.
– Ах, Макс, Макс. Возможно, теперь-то ты понимаешь, почему я стал тем, чем стал. – Он откинулся на спинку кресла (заскрипели и застонали гидравлические опорные механизмы), похлопал ладонями по своему невообразимо громадному животу и расхохотался добродушным смехом Санта-Клауса. – В реальном мире я каждый день пробегаю три мили, питаюсь одними овощами и все равно, стоит чуть расслабиться – мой вес переваливает за сто семьдесят кило! Но здесь – о-о! В «Раю» нет холестерина!
В этот момент к столику подбежала Слонни, неся на вытянутых руках огромную, источающую божественный аромат супницу.
– «Гранко ди маре ин цуппьера», – объявил дон Луиджи, подложил под свой четвертый подбородок салфетку размером с простыню и вооружился двумя вилками. – Маринованные клешни голубого краба! «Мандже»!
Не зазевавшись, я успел ухватить две-три клешни до того, как дон нырнул всупницу с головой. Заметив, что ДОНМАКУ ничего не досталось, я подцепил однуклешню вилкой и попытался переместить на его тарелку.
ДОНМАК загородил тарелку своей блестящей хромированной рукой, блокируй крабопередачу:
– Нет-нет, Макс. Ешь сам.
– Объелся? – поинтересовался я. Затем смерил взглядом его металлический панцирь и ярко выраженные клешни. – Или слишком похоже на каннибализм?
Вынырнув из супницы, дон Луиджи сообщил: – ДОНМАК ест не так, как мы. Он не чувствует вкуса этой еды, – и вновьпогрузился.
Положив крабовую клешню к себе на тарелку, я уставился на ДОНМАКА . –
По-моему, слишком глубоко ты в свою роль вошел.
– В суперпользователи выходят самыми разными путями, – тихо проговорилДОНМАК . – Я, к сожалению, сделал это по старинке, Проглотив последнюю клешню, дон Луиджи громко рыгнул и утерся салфеткой.
– Скромность ДОНМАКА безмерна, – пояснил он мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36