– А ты точно…
Я дала понять, что в состоянии держать миску и с ложкой управляюсь получше него самого, и он слегка успокоился.
– Ну, видишь ли, наши фандинские подвиги получили широкую огласку, и пришлось поскорее убираться. Один родич Тарвила раздобыл нам повозку с шерстью, но тебя надо было где-то спрятать. Мы были отсюда всего в полулиге, но я не знал… Ну, в общем, мой кузен, по всей видимости, за все это время ничего с этим домом не сделал.
Его кузен. Король Элирии. А я ведь думала, что Эйдан все врет насчет своего родства с королем.
– В самой усадьбе Тарвил обнаружил каких-то сторожей, но я совершенно уверен, что наведываться сюда им лень. Идти далеко, через весь парк… Со дня смерти моей матери здесь никто не жил. – Он потер уродливым пальцем крошечную дырочку на простыне. – Это домик для гостей – здесь можно было прятать осмотрительных друзей или несимпатичных родственников… Хорошо, что она не видит всю эту пыль, мышей, дыры на белье… Она следила, чтобы тут было уютно и удобно.
Всю жизнь я презирала таких, как Эйдан Мак-Аллистер. Я лучше знала жизнь, я была сильнее, тверже, ближе к реальному миру. Я-то прекрасно знала, как им живется, изнеженным и мягкотелым, а они про меня не понимали ничего. Какой же дурой я была! Где мне понять человека, выросшего в таком месте! Я никогда не задумывалась, что у сенаев тоже есть вилки, чтобы жарить ветчину, мыши, противные родственники, кровати, кресла и гостеприимные матери. И ведь, наверно, Мак-Аллистер не ругался, не швырял на пол посуду и не бил меня, когда я над ним измывалась, не только потому, что от природы кроток. И что делаю в таком роскошном доме я – я, которой элимская пещера казалась настоящим дворцом? Я оглядела себя: пусть отрепья напомнят мне, кто я есть. На мне обнаружилась мягкая белая сорочка – простая, с закрытым воротом, из такого тонкого расшитого льна, что казалось, будто это шелк. Под ней не было ничего. Я быстро подняла глаза.
Мак-Аллистер залился краской и отвернулся.
– Это элимы… Давин… все это… все это он. – Его чуть в пот не бросило.
Я осторожно поставила миску на столик и зажала рот подушкой, потому что из меня рвались совершенно неуместные звуки. Нельзя же являть миру правду о вздорной и злобной Ларе Всаднице, всегда готовой прожевать и выплюнуть любого встречного. Мак-Аллистер перепугался и забыл о своем смущении.
– Что слу…
Нет, мне не было больно. Я просто расхохоталась. В жизни так не хохотала. Он сначала снова покраснел, а потом тоже рассмеялся. Ох, знал бы он, какой чудный у него смех – как песенка…
– Ну а где эти маленькие паршивцы? – спросила я, когда снова смогла говорить. Я же прекрасно понимала, чьи руки мыли меня и расчесывали и десять раз на дню перевязывали гноящуюся рану. – И сколько я тут провалялась?
– Десять дней.
– Десять дней? И тебя до сих пор никто не узнал? Тут же всякий встречный-поперечный…
– Нет, Лара, меня теперь никто не знает. Кому в голову придет искать певца, пропавшего восемнадцать лет назад? Что толку? Элимы натаскали нам еды, когда возвращались с разведки, так что ни в деревне, ни в городе мне и не надо было появляться…
С разведки… Я сразу перестала смеяться.
– Ты что, до сих пор ищешь этого невозможного дракона?!
Он взглянул на меня так, что ответа не потребовалось.
– Послушай, хватит уже! Нам теперь и на десять шагов в лагерь не пробраться! Там же охрану теперь утроят! Об этом пора и думать забыть! – Я едва не зажала уши: лучше уж пусть вернется оглушительный рев, чем слушать, что он мне на это скажет!
– У меня нет выбора, но ты…
– Как это "нет выбора"?! Еще как есть! Выбор всегда есть! Ты только посмотри, ради чего ты стараешься? Вон, в Фандине у тебя на руках были оковы, а мне в кровь проник драконий яд, и мы оба могли умереть, или ты провел бы остаток жизни в компании твоего старого дружка Горикса! А ради чего? Да за просто так! Мы ничего не узнали, мы ничего не сумели…
Мак-Аллистер дернулся, словно его ударили, словно я снова связала ему руки, чтобы голым оставить на съедение волкам.
– Боги, боги, Лара… Я думал, ты знаешь… Думал, ты слышала… Та драконтесса в Фандине… ее зовут Меттис, это значит "дочь летнего ветра". Она почти забыла свое имя. Но в конце концов она запела мне в ответ и все вспомнила… на миг. Не знаю, как тебе объяснить. А потом ты была ранена, и мы принесли тебя сюда. Я думал, что ты умрешь, и… в общем, я попробовал… нет, я больше так не буду, но, по-моему, ты меня услышала и это помогло. – У него стало такое лицо, как у голодных попрошаек, побирающихся возле всаднических лагерей.
Все. Он свихнулся. Точно. Я слышала, как "пел" в Фандине раненый дракон, и это не имело ничего общего с дивной мелодией, которую пропел мне Эйдан, когда я умирала. Между таким кошмаром и такой красотой и не может быть ничего общего. Но стоит мне сказать ему, что я слышала его пение и что именно оно развеяло мой страх и дало мне силы жить… и он опять сунется к драконам. Куда же еще. Так что я ничего ему не сказала. И я прокляла Нарима, и всех элимов, и моих соплеменников, и короля Девлина, и я прокляла драконов и вселенную, породившую подобных тварей. Они лишили доброго, хорошего, невинного человека рассудка и воли, а я даже не могу сказать ему правду, которой он заслуживает, потому что тогда тоже приложу руку к его гибели.
– Ничего я не слышала. Дурень ты, дурень. Хватит, брось эту затею – пропадешь ведь!
Мы надолго замолчали. Я отвела взгляд – Эйдан сидел очень близко, а смотреть ему в глаза я не могла. К счастью, он поднялся и отошел к очагу.
– Да-да. Я дурень. Прости, – произнес он наконец, взял полированную дубовую трость, стоявшую у стены, и рассеянно повертел в руках. – Элимы говорят, ты просто растянула ногу, кости целы, так что, когда захочешь встать, вот, возьми тросточку.
– Боюсь, что захочу не скоро, – отозвалась я.
– Знаю-знаю, бессилие тебя раздражает. – Голос его звучал нарочито бодро. – Могу себе представить. Даже больше, чем общество спятившего сеная. – Он насмешливо улыбнулся – не мне, себе самому. – Вот Тарвил и раздобыл тебе палку. У другого своего родича. – Он бросил мне трость и усмехнулся. – Я тебе помогу, если понадобится, только, будь так любезна, попроси об этом сама. А я подожду, ничего, я тут пока расположусь со всеми удобствами. – Он растянулся на желтом диване во весь свой немалый рост и закрыл глаза.
Я трижды обошла комнату с тросточкой, когда в двери вбежали два мокрых элима с охапками кульков и свертков, которые они тут же свалили прямо на ковер.
– Лара! – завопил Тарвил. – Ты очнулась!
– Я тебя прекрасно слышу, спасибо, – отозвалась я. – Особенно если ты не будешь так орать: уши ведь закладывает!
– Да ты, как вижу, готова на Караг-Хиум лезть, – улыбнулся Давин, догнав меня в дальнем углу комнаты. – Уже поправилась?
– Готова буду, когда сама решу, – буркнула я. – А то затеете опять какую-нибудь дурь…
– Чего еще от тебя ждать-то! – расхохотался Давин.
Вот придурок. Он подал мне руку и помог взобраться обратно в постель, за что, к сожалению, я была ему благодарна. Лучше добираться до кровати ползком, чем просить сеная помочь.
– Ну что? – встревоженно спросил Мак-Аллистер. Он вскочил, как только появились элимы, и застыл на краю желтого дивана, будто вспугнутый кот.
Давин, казалось, отбросил веселость вместе с мокрой курткой.
– Да ничего. На севере и в центре Элирии драконов в лагерях почти что и не осталось. Мы все обошли. Правда, кое-что интересное мы все-таки притащили, да только он едва плетется, что уж не знаю, дотащится ли…
– Умолкни, водоросль! – В комнату вошел еще один элим. – Ах, Лара, заставлять друзей волноваться лучше как-нибудь по-другому. Сражения с драконами – это все-таки чересчур…
– А, это ты, Нарим. – Я вовсе не была рада ему. Пожалуй, с тех пор, как он лечил мои ожоги, я еще ни разу не была настолько ему не рада.
Он подошел к кровати, взял меня за руку и улыбнулся:
– А ты прямо расцвела, моя красавица. Общество Эйдана тебе явно на пользу. Я же говорил, что тебе придется пересмотреть свое отношение к сенаям!
Его доброе и веселое лицо так и сияло. Он, наверно, все мои мысли прочел.
– От него много пользы, – ответила я и отвела глаза. Мне не хотелось показывать, что мы с Наримом на одной стороне. Потом-то все равно придется.
Давин подобрал вилку, на которой Мак-Аллистер жарил ветчину, и принялся готовить гренки с сыром и варить ячменную похлебку. Тарвил преподнес мне сапог – разрез был аккуратно залатан. Наверно, еще какой-нибудь элимский "родич" постарался… Нарим и сенай уселись по обеим сторонам постели и завели через мою голову разговор ни о чем: где элимы устроят свое новое прибежище, как не удалось уговорить Искендара покинуть Кор-Талайт, когда туда нагрянули Всадники, как мы искали Роэлана и что стряслось в Фандине. Вся эта чушь никак не относилась к делу, к сути дела – к правде, к упрямой, непростительной правде…
Подавая ужин, Давин рассказал:
– Мы слышали в Лепане, что Клан собирается на границе с Гондаром. Гондарский король совершает смелые набеги на южные королевства. Он разрушил десять деревень. Две тысячи человек остались без крова…
– Пол-Гренатты успел разрушить, пока южный легион не отбросил его назад, – добавил Тарвил с набитым ртом. – Всадники ворчат, что-де король Девлин – сущая тряпка, потому что он до сих пор не сжег этих гондарских выскочек или по крайней мере не загнал их в нору…
– Говорят, Мак-Ихерн теперь сам решает, как разместить легионы, – кивнул Давин. – И располагает их поближе к границе, в самых слабых местах.
Мак-Аллистер задумчиво оперся подбородком о ладонь.
– Наверно, хочет вынудить Девлина наступать.
– Скорее всего, – отозвался Давин.
– Будут нападать на гондарцев, пока не станет поздно идти на попятный. Мак-Ихерн ведь не понимает, почему Девлин до сих пор не объявил войну.
– А почему, кстати? – Ложка Нарима замерла в воздухе.
Мак-Аллистер опять отвлекся на свои бредовые мысли и долго не откликался. Когда же мы дождались от него отклика, оказалось, что отвечает он на совершенно другой вопрос.
– Абертен! – Он вскочил и даже стукнул по столу – не кулаком, как все, а запястьем. – Ах я дурак! Что ж я раньше-то не подумал!
– О чем не подумал? – спросил за всех Нарим. Абертен – вассальное королевство в горах на юго-западе. Постоянно воюет с соседями. Значения не имеет.
Сеная аж трясло от восторга.
– Восемнадцать лет назад я был в Абертене. Во мне тогда звучала такая музыка, что я не мог уснуть и пошел прогуляться поближе к драконам. Впервые я чувствовал связь с Роэланом так ясно и сильно и решил – каким же безмозглым гордецом я был! – что это что-то во мне самом! А потом прошло всего несколько дней, и абертенские драконы выпустили заложников. А еще через неделю меня арестовали. Мы все это время искали Роэлана в Элирии, а он на самом деле в Абертене! Я точно знаю!

Глава 24

Давин, Тарвил и Эйдан отправились в Абертен на следующее же утро. Предполагалось, что мы с Наримом последуем за ними, но спешить не будем, чтобы у меня перед встречей с драконом было время окончательно поправиться. Я с ужасом ждала минуты, когда мы с Наримом останемся наедине, и поэтому, тяжело опираясь на палку, побрела провожать Эйдана на лужайку, где ждали оседланные лошади. От мокрой террасы под жарким утренним солнцем поднимался пар.
– В абертенский лагерь попасть почти невозможно, – нудила я, глядя, как он пристегивает седельные сумки. – Кругом отвесные скалы, а вход всего один. И дорога к лагерю идет прямо через город.
– Я помню. Я там был.
– Ты же слышал, что сказал Давин. Теперь во всех лагерях усиленная стража. Наверняка там уже придумали условные знаки, пароли, патрули… никакого сеная ни за что не пропустят в абертенский лагерь! Ни за что!
Эйдан бросил на меня через плечо очень серьезный взгляд.
– Не бойся, без тебя я туда не пойду.
– Ничего я не боюсь!
– Да, знаю. Ты ничего не боишься. – Эйдан снова отвернулся, и только тут меня осенило: да ведь он надо мной смеется!
С застежками он возился, как всегда, лет сто.
– Элимы говорят, что если спас кому-то жизнь, то эта жизнь отчасти принадлежит тебе, – сказал он, посмотрев наконец мне в лицо. – И тогда надо принимать в ней участие – горевать из-за ее горестей и радоваться ее радостям. Спроси Давина. Так что выходит, что мы теперь неразрывно связаны – ну ты, я, они… И это может нам сколько угодно не нравиться, но от этого никуда не денешься.
Он что, думал, что горечь таких слов можно подсластить улыбкой?
– А что элимы говорят, если разрушишь чью-то жизнь? – Я обошлась без улыбки. Как всегда, гнева я от него не добилась – он лишь погрустнел.
– Не знаю, не знаю. Возможно, оплату приходится удваивать. Каково принимать участие в чьей-то жизни, зная, что не можешь принести утешения, не можешь исцелить раны, которые сам и нанес? В последнее время я много об этом думал.
Я едва не закричала, что говорю вовсе не о нем, но тут из дома вышли Давин и Тарвил. За ними не спеша следовал Нарим.
– Пора ехать, – объявил Давин. – Мы все придумали. Встретимся через семь дней в "Красной Короне" неподалеку от Аберсвиля. Тамошний повар…
– Родич Тарвила, – хором отозвались мы с Мак-Аллистером. Элимы расхохотались и обнялись на прощание, и Мак-Аллистер, Давин и Тарвил, не мешкая, отправились в путь.
Едва затих топот копыт, и я еще глядела на холм, за которым исчезли путники, как Нарим сказал то, что я держала бы в тайне под любой пыткой:
– Ты его любишь.
Я не ответила. Вернувшись в дом Эйдана, я сорвала с себя тонкую льняную сорочку и натянула свое отрепье – потертые домотканые штаны и грубую коричневую рубаху, жилет из потрескавшейся кожи и залатанные сапоги. Потом я заплела косу, чтобы волосы во время езды не лезли в лицо, и лишь тогда совладала с собой настолько, что осмелилась ответить Нариму. Все это время он глядел на меня.
– Я дала клятву во всем тебя слушаться. Клятвы я держу.
Элим, который два года отказывал себе во всем ради того, чтобы я осталась жить, стоял в дверях. Лица его я не видела – за дверью сияло солнце.
– Лара, я не хотел делать тебе больно. Поверь, я ценю Эйдана Мак-Аллистера не меньше, чем ты. Надеюсь, что удастся исполнить твои желания, но только не это. Это невозможно. Ты все прекрасно понимаешь.
– Даже лучше, чем ты. Не бойся. Я сделаю все в точности так, как ты велел. Но не жди, что я тебя прощу! И себя я тоже никогда не прощу! И пожалуйста, не пой мне больше песен про преступление элимов, драконьи души и перемены, которые ждут мир! Ты ошибся!
– Он все равно не смог бы жить дальше по-прежнему. Он достиг вершины мастерства, а драконы со временем дичали все больше и больше. Представь себе, что он перестал бы их слышать. Он бы просто умер, так и не узнав правды. Неужели ты думаешь, что так было бы лучше?
– А ты у него самого спрашивал, а, Нарим? Ты решил, будто понимаешь, что происходит! И давай строить планы, плести интриги и писать свою книгу! Только ты ошибся. Драконы тут ни при чем. Музыка рождалась у него в сердце, а теперь оно разбито! И он точно погибнет! Или без доспехов полезет в драконье пламя, или попадется Всадникам! Да я его собственными руками убью, только бы он опять не оказался в Мазадине!
Я не стала дожидаться, пока Нарим ответит, отстранила его и зашагала прочь. Слишком много мне приходилось его слушать. Как тем вечером, когда он заявил, что для спасения мира иногда надо творить ужасные вещи. Наплевать мне было на спасение мира. Я не верила в элимские легенды о Говорящих с драконами. Я делала все, что он велел, потому что меня раздирали ненависть и жажда мести, а теперь мне придется воплощать его замыслы, потому что честь воина превыше всего. Если я откажусь ему повиноваться, это довершит мое падение, перережет последнюю ниточку, которая связывает меня с Кланом. Нет, так я не могу. Но я точно знала, что если я стану слушаться Нарима, то погибну – как погибнет и Эйдан Мак-Аллистер. И этого не миновать.
Мы покинули прекрасный зеленый Девонхилл и не торопясь направились на юг. Стояла ясная весенняя погода. А по мне так лучше бы лил дождь. В первые дни мне приходилось спешиваться каждый час, чтобы размять раненую ногу, и уже через несколько часов я уставала настолько, что готова была упасть из седла и тут же заснуть.
Между тем Нарим пересмотрел свои планы. Он по-прежнему настаивал, что невозможное возможно и сенай вот-вот разузнает, как освободить драконов. Я старательно отвечала – именно то, что он хотел от меня услышать. Да, разумеется, я прослежу, чтобы драконы сразу же полетели к Кир-Накай. Сами они туда не захотят, потому что наверняка помнят, как их отравили дженикой, из-за чего и начались все их беды. Мак-Аллистер убедит Роэлана повести к озеру остальных. Иначе никак. Да, разумеется, медлить мы не станем. Как только Клан лишится былого могущества, мир захлестнет невиданная доселе волна ненависти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40