Бреннер устремился к нему, бросив через плечо прощальный взгляд на разрушения в комнате — умывальник был разбит вдребезги, как кровать и другая мебель. Взрыв следовал за взрывом. Как ни была абсурдна эта мысль, но Бреннер мог придумать одно-единственное объяснение всему случившемуся: в окно комнаты стреляли из пулемета, и стрельба, по-видимому, велась с борта вертолета.
Салид, на этот раз не говоря ни слова, снова схватил Бреннера за руку и увлек за собой в одну из комнат, после чего захлопнул дверь. Быстро подойдя к окну, он убедился, что с этой стороны им не грозит непосредственная опасность, и, повернувшись к своим спутникам, задумчиво оглядел их с ног до головы, качая головой.
— Слушайте меня внимательно, — сказал он. — Я выведу вас отсюда, но только в том случае, если вы будете делать то, что я вам скажу. Никаких вопросов и никаких выходок! Парни, которые находятся снаружи, не думают шутить!
У Бреннера было неприятное чувство, что слова Салида относятся исключительно к нему одному. Но тут заговорил Йоханнес:
— Но это же… безумие! Они не могут в нас стрелять — просто так, ни с того ни с сего. Мы ведь ничего не сделали!
— Боюсь, что тех парней этот вопрос не интересует, — серьезным тоном возразил Салид.
— Но этого не может быть! — сказал Йоханнес дрожащим голосом. Он был близок к панике. — Мы ведь здесь ни при чем! Мы только…
— Посторонние? — Салид засмеялся. — Невиновные? Но именно вы должны знать, что не существует такого понятия, как невиновность.
— Прекратите! — хриплым голосом сказал Йоханнес. Он устремился к Салиду, подняв руки, как будто хотел напасть на него. — Дело не в нас! Они преследуют вас, а не нас с Бреннером!
— Вы в этом уверены? — тихо спросил Салид.
Йоханнес изумленно уставился на него:
— Что… что вы хотите этим сказать?
— То, что, возможно, мы все трое слишком много знаем, — ответил Салид. Он помолчал несколько секунд, а когда снова заговорил, его голос был еле слышен: — Простите меня. Я, вероятно, несу чепуху. Мне очень жаль, что я втянул вас в эту историю. Я думал, что спасаю вас и Бреннера, но боюсь, что все это бесполезно, — он махнул рукой в сторону двери. — Вы сами видели, что произошло.
Губы Йоханнеса задрожали. Его глаза потемнели от страха.
— Вы хотите сказать…
— Он хочет сказать, что ребята снаружи заняты тем, чтобы никого не выпустить живым из этого дома, — перебил его Бреннер, не глядя на Йоханнеса. Бреннер понял по выражению глаз Салида, что был недалек от истины.
— Но почему они так ведут себя? — спросил Бреннер, обращаясь к Салиду.
Салид некоторое время глядел на него строго и печально, а затем, обернувшись к окну, бросил взгляд на улицу, чтобы убедиться, что им ничего не угрожает. Только после этого он ответил:
— Этих людей натравил на нас один американский агент ЦРУ. Он давно уже охотится за мной, но я даже не знаю его имени.
— Что за ерунда! — воскликнул Бреннер. — Что там происходит, Салид? Кто эти люди? Скажите правду, почему они вас преследуют?
— Вы что, не слышали последних новостей по радио и телевидению? — спросил Салид. — Оказывается, именно я виновен в той катастрофе, которая произошла три дня назад По крайней мере, такова официальная версия.
— А что это было на самом деле?
— Безобидная стеклянная пробирка с бесцветной жидкостью, которую держали якобы во вполне надежном сейфе одной из тайных американских авиабаз, — заявил Салид. — Но капсула, в которой находилась эта пробирка, была взорвана вместе с монастырем. Американцы теперь отказываются, что она принадлежала им.
— Но это еще не причина для того, чтобы развязывать здесь настоящую войну, — заявил Бреннер. — Боже мой, мы же не на диком Западе! Они стреляют из пулеметов! Они… они атакуют нас с вертолета, и это посреди густо населенного города!
Неожиданно Салид расхохотался, повергнув в изумление Бреннера.
— Я вас понимаю, — сказал он. — Вы считаете, что ЦРУ не осмелилось бы устроить нечто подобное Неужели вы думаете, что оно испугалось бы дипломатических осложнений?
Перестав смеяться, Салид положил на кровать автомат и вынул из внутреннего кармана куртки три листка машинописного текста, которые, вероятно, вырваны из скоросшивателя, поскольку их левый край был неровным. Бреннеру бросился в глаза яркий штамп с надписью “Совершенно секретно”, выполненной краской.
— Они поставили бы на карту не только сохранение хороших дипломатических отношений для того, чтобы воспрепятствовать утечке информации, которая может стать известной широкой общественности, — сказал Салид.
— Что вы имеете в виду? — спросил Йоханнес, потянувшись за документами, но Салид быстро убрал их снова во внутренний карман куртки и вытащил оттуда зажигалку.
— Хотите доказательств? — спросил он. — Именно из-за этих документов я и приехал в вашу холодную страну. Поверьте мне, этих трех таких безобидных листков было бы достаточно, чтобы развязать войну.
— Что там написано? — спросил Йоханнес.
Салид покачал головой.
— Будет лучше, если вы об этом не узнаете, — и с этими словами он щелкнул зажигалкой, вынул листки из кармана и поднес их к язычку пламени. Бумага начала быстро чернеть, занявшись огнем.
— Зачем вы это делаете? — удивленно спросил Бреннер.
Салид помахал в воздухе горящими листками бумаги для того, чтобы они сильнее разгорелись. От них распространялся едкий запах, наполнявший всю комнату.
— Потому что теперь это не имеет никакого значения, — сказал Салид. — Теперь ничего не имеет никакого значения и не будет иметь, если мы не остановим того, кто убежал из монастыря.
Он дождался, пока бумага догорит и, когда пламя почти опалило его пальцы, подошел к умывальнику и загасил огонь водой, выбросив оставшиеся клочки бумаги. Вонь от сгоревшего пластика, в который были оправлены листки бумаги, оказалась такой невыносимой, что Бреннер закашлялся.
— Теперь это бесполезно, — тихо сказал Бреннер, имея в виду поступок Салида. — Если эти бумаги действительно так важны и секретны, как вы утверждаете, то тогда…
— …достаточно всего лишь заподозрить, что вы знаете содержание этих документов, и вас тут же уничтожат, — закончил за него Салид. — Я это знаю. И мне очень жаль. Но я ничего не могу изменить. Я могу только попытаться вывести вас отсюда.
— Вывести нас отсюда? — почти закричал Йоханнес. — На улице нас ждут вооруженные до зубов люди. Вы же сами видели, что произошло. Они стреляют в своих же людей! Нам не выйти отсюда живыми!
— Я это знаю, — ответил Салид. — Но я не думал делать что-нибудь в этом роде.
— То есть? — озадаченно спросил Йоханнес.
Салид взял свой автомат, лежавший на кровати, привычным жестом вынул магазин, проверил наличие патронов и снова поставил его на место.
— Мы будем ждать их здесь, — сказал он.
* * *
Хайдманн очнулся, когда носилки ставили в машину скорой помощи. Он испытывал страшные боли. Первым его чувством был ужас от мысли, что он снова вернулся из милосердных объятий забытья в мир адской, раздирающей все его тело боли. Казалось, каждый нерв его организма был воспален. Но тело горело в огне адской муки лишь от головы до области сердца, а дальше боль резко прекращалась.
Хайдманн сразу же понял, что это означало.
И хотя он страшно страдал, его мозг работал с необычайной ясностью. Хайдманн помнил, что в него попали две пули: первая выбила из руки оружие, оторвав при этом фалангу мизинца, а вторая прошила грудь сразу под сердцем и застряла в позвоночнике. Он прекрасно помнил, вплоть до мельчайших подробностей, все случившееся в доме, и непоколебимо уверился в том, что это не было галлюцинацией, а все происходило на самом деле.
Хайдманн открыл глаза, его взор застилал кровавый туман, начинающий постепенно рассеиваться, и сквозь него стали проступать смутные очертания предметов. Хайдманн увидел бледное лицо с прядями черных волос, налипших на потный лоб. Человек низко склонился над ним. Его ярко-красная куртка и умелые действия свидетельствовали о том, что этот человек — врач. Похоже, что он испугался, когда Хайдманн открыл глаза, но испуг на его лице уступил место выражению облегчения.
— Вы очнулись, это хорошо, — сказал он. — Вам нельзя шевелиться, вы меня поняли?
Хайдманн хотел ему ответить, но врач предостерегающе поднял руку.
— Не пытайтесь ничего говорить. Если вы хотите утвердительно ответить на мой вопрос, опустите на мгновение веки.
Хайдманн опустил веки, и на лице врача появилась слабая улыбка.
— Вы чувствуете боль? — спросил он.
Хайдманн закрыл и тут же открыл глаза. Врач повернул голову и сказал что-то человеку, находившемуся вне поля зрения Хайдманна. Затем он повернулся к раненому и начал разрезать ножницами плащ и рукава пиджака Хайдманна.
— Я дам вам обезболивающее средство, — сказал он. — Но очень важно, чтобы вы все это время находились в сознании и не спали. Вам ни в коем случае нельзя двигаться. Вы меня поняли?
Хайдманн снова ответил ему движением век. Он еще никогда в жизни не был серьезно болен и не имел тяжелых ранений. Но он часто бывал свидетелем подобных ситуаций и знал, что в таких случаях следует выполнять предписания врача. Однако дело сейчас было не в самом Хайдманне. Он непременно должен был рассказать людям о том, что происходит в этом доме. Но попытка напрячь голосовые связки и что-нибудь произнести закончилась приступом новой невыносимой боли.
Врач ввел ему иглу в вену и выпустил лекарство из шприца — все это Хайдманн ощутил в сто раз обостреннее, чем обычно. Однако уже через мгновение от руки по всему телу начало распространяться благодатное оцепенение, укрощающее боль, которая, хотя и не исчезла совсем, стала все-таки терпимой.
— Это самое сильное обезболивающее средство, которое я могу вам предложить, — сказал врач голосом, в котором слышалось сожаление. — Не волнуйтесь, думаю, вам удастся выкарабкаться!
Если бы это было главным! В тот момент Хайдманн не думал о себе. Нет, он никогда не был героем, и никогда не считал себя способным рисковать собственной жизнью ради спасения других людей. Но сейчас ему совершенно безразлична собственная участь. Он должен предупредить людей о грозящей им опасности. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь переступил порог этого дома. Опасность, подстерегающая там людей, страшнее смерти. Хайдманн снова попытался что-либо сказать, но его попытка опять закончилась неудачей. Боль постепенно успокаивалась. Возможно, он сможет заговорить, когда введенное ему в кровь лекарство окажет на его организм свое полное воздействие.
Врач сделал раненому еще одну инъекцию, бросил на него долгий озабоченный взгляд, затем выпрямился.
— Что там случилось? — крикнул он резким голосом. — Почему мы стоим? Этого человека нужно срочно доставить в больницу.
Ответа не последовало. Но в следующее мгновение заднюю двустворчатую дверцу бесцеремонно распахнули. Хайдманн услышал возбужденные голоса, которые спорили о чем-то между собой. Затем кто-то поднялся в машину и приблизился к носилкам, на которых лежал раненый.
— В чем дело? — сердито спросил врач. — Чего вы хотите? Неужели вы не видите, что этот человек тяжело ранен? Вам здесь совершенно нечего делать!
— Мне очень жаль, господин доктор, — сказал вошедший, — но я должен переговорить с вашим пациентом.
— Об этом не может быть и речи! — гневно возразил врач. — Этот человек ни с кем не будет говорить. Его нужно срочно доставить в больницу.
— Прошу вас, господин доктор, не усложняйте мою задачу. Разговор не будет слишком долгим, но он очень важен для нас.
Хайдманн уже слышал где-то этот голос, но он не мог вспомнить имя человека, которому он принадлежал. Внезапно в его памяти всплыло это имя: Кеннели! Он почувствовал смешанное чувство облегчения и удивления. Хайдманн почему-то уже заранее решил, что судьба Смита постигла и второго агента ЦРУ.
Врач хотел еще что-то возразить, но Кеннели повелительным жестом оборвал его на полуслове. Более того, агент ленивым движением взял врача за запястье и оттащил к дверце машины, у которой стояли два человека в штатском. Не обращая внимания на громкие протесты и сопротивление доктора, они взяли его под руки и вытащили из машины.
Кеннели сел на табуретку, на которой только что сидел врач, и задумчиво взглянул на Хайдманна. Он не сводил глаз с лица раненого в течение нескольких секунд, и от этого долгого пристального взгляда Хайдманн внутренне содрогнулся Он не рассчитывал на такую холодную враждебность со стороны Кеннели. Выражение глаз агента походило сейчас на выражение холодных крохотных глазок насекомых, которых Хайдманн видел в доме.
— Вы понимаете меня? — спросил он.
Хайдманн ответил движением век, как учил его доктор Кеннели нахмурился
— Что там произошло? — спросил агент. — Где Смит и остальные люди?
— Они мертвы, — ответил Хайдманн. Обезболивающее средство возымело наконец свое действие, и Хайдманн смог заговорить.
— Их убил Салид, — высказал предположение Кеннели, но Хайдманн с трудом покачал головой.
— Вам нельзя… туда входить, — запинаясь сказал он. — Никого больше… не посылайте туда.
Кеннели нахмурился:
— Что это значит?
— Это не… Салид, — с трудом вымолвил Хайдманн. Оцепенение начало уступать свое место сильной усталости. Теперь он изо всех сил старался не потерять сознание. — Жуки… это они всех убили…
— Жуки? — на лице Кеннели впервые появилось выражение изумления — обычного человеческого чувства. — Что вы имеете в виду?
— Насекомых, — прошептал Хайдманн еле слышно. — Жуки… повсюду. Они… сожрали Смита и… женщину…
— Черт возьми, что этот идиот-врач впрыснул вам? — раздраженно спросил Кеннели.
— Нет! — простонал Хайдманн. — Все это… правда. Не ходите… туда.
Кеннели еще несколько мгновений сердито разглядывал его, а затем так резко встал, что табуретка отлетела в сторону и перевернулась. Не удостоив Хайдманна прощальным взглядом, он отвернулся и начал пробираться к двери.
— Нет, — захрипел Хайдманн, — останьтесь, не уходите! Все это правда. Вам нельзя… нельзя входить туда.
Но Кеннели больше не слушал его. Он давно уже вышел из машины. Хайдманн слышал, как агент разговаривает с кем-то на улице по-английски. Отчаяние охватило Хайдманна. Людям нельзя входить в тот дом. Насекомые разрешили ему уйти только для того, чтобы он предупредил людей. Больше они не потерпят чужаков на своей территории.
Мысль о том, что, возможно, именно в этот момент люди по приказу Кеннели готовятся штурмовать дом, населенный насекомыми, привела Хайдманна в такой ужас, что он собрал все свои силы и попробовал привстать на постели. Его организм ответил на это новым приступом адской боли, но Хайдманн сжал зубы и продолжал свои усилия. Его взор снова заволокла кровавая пелена. Хайдманна сильно затошнило, но он справился с этим чувством и сел на постели, опершись на левую неповрежденную руку. Застонав, он приподнял голову и снова открыл глаза. Он был не один. Кто-то незаметно вошел в машину скорой помощи и теперь стоял над ним, наклонившись, чтобы не задеть головой низкий потолок.
В первый момент Хайдманн решил, что это Кеннели или врач. Но затем пелена с его глаз упала, и он увидел, что это не тот и не другой.
Хайдманн замер, чувствуя, как оборвалось его сердце. Он больше не ощущал ни боли, ни страха. Все его прежние мысли и чувства вмиг испарились. Он как зачарованный смотрел в лицо вошедшего в машину незнакомца и не мог отвести от него глаз.
— Нет, — шептал он, — нет…
Незнакомец поднял руку и распростер над Хайдманном ладонь. Раненый начал задыхаться от ужаса и, упираясь обеими руками — здоровой и покалеченной, — стал отползать назад, с трудом волоча нижнюю парализованную часть туловища, как безжизненный придаток. Но глаза Хайдманна были в это время прикованы к глазам незнакомца, он не мог отвести их. Глаза незнакомца были большими, темными и древними, исполненными сокровенного знания, один гран которого, казалось, мог бы дотла сжечь самого Хайдманна. У Хайдманна было такое чувство, что он умрет, если не отведет глаза, но не мог не глядеть на незнакомца. Всхлипывая и скуля от страха, он отполз от него, насколько позволяли носилки. Ладонь незнакомца приблизилась к лицу Хайдманна и слегка коснулась его лба.
Спину Хайдманна обожгло как огнем. Огонь моментально распространился по всему его телу — и тут же потух. А с ним погасла и боль. И Хайдманн вновь ощутил свои ноги — к парализованной части его тела снова вернулась чувствительность. Все это произошло так быстро и внезапно, что ноги Хайдманна подпрыгнули на полметра над носилками и снова упали на постель. Хайдманн открыл рот от изумления и испуга, а затем сел и, не веря своим глазам, взглянул на ноги. Они дрожали. Он чувствовал, как они дрожат! Он не был больше парализован! Подняв правую руку, Хайдманн увидел, что его рана не только больше не кровоточила, но и уже затянулась кожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53