Так было не всегда, но Шарлотта не могла вспомнить, когда именно этот дом перестал быть настоящим домом и превратился в могилу ее грез, в тюрьму, где томилась ее совесть. Случилось это десять или двадцать лет назад? Или, может быть, это произошло сразу же, как только она наследовала этот дом после смерти родителей? Шарлотта была тогда еще совсем ребенком и даже не подозревала, какой вред он нанесет ее душе.
Шарлотта сделала шаг и снова остановилась, озираясь вокруг широко раскрытыми от изумления глазами, выражение которых — если бы только она могла его видеть — испугало бы ее. И хотя на первом этаже три маленькие комнатки, в которых она жила, сверкали чистотой, Шарлотта все равно не могла избавиться от ощущения, что утопает в грязи. Когда все это началось? Когда ее перестало волновать все, что ее не касалось, когда она начала верить в ту ложь, которой жила все эти годы?
Шарлотта не знала этого, и это, наверное, было самое главное. В этом заключалось основное зло. Она не могла сказать, когда именно она предала саму себя. Она…
Внезапно пелена, упавшая у нее с глаз, вновь застлала ей взор, и в ту же секунду собственные мысли показались Шарлотте странными и глупыми.
Что за вздор!
Она сильно тряхнула головой, нервно усмехнулась и бросила взгляд в сторону лестницы, по которой поднялись ее новые постояльцы. Что это с ней происходит? Неужели это первые симптомы старческого слабоумия? Ведь ей действительно глубоко безразлично, чем сейчас занимаются эти люди, остановившиеся у нее в гостинице. Да ей просто плевать на это! Каждый имеет право на свою личную жизнь и может делать все, что ему захочется. Если бы она не сдала им комнату, они могли бы заняться тем же самым на заднем сиденье автомобиля или в каком-нибудь парке. Это ничего не меняет. И это ее совершенно не касается.
Шарлотта пожала плечами, повернулась и пошла на кухню. Там у нее были дела — необходимо расправиться с отвратительным пауком, сидевшим на гардинном карнизе.
* * *
Совершенно неожиданно для себя самого Бреннер заснул еще в машине. Должно быть, это запоздалая реакция на какое-то лекарственное средство, которыми его пичкали в больнице. Возможно, однако, что и совершенно естественная защитная реакция его организма на стресс и пережитый им страх. Но скорее всего он, как истеричная старая дева, просто упал в обморок. Одним словом, когда Бреннер пришел в себя, он не мог вспомнить, каким образом оказался здесь. Он снова лежал на кровати, у него снова болела голова и было мучительное чувство, что ему только что приснился какой-то кошмар.
Но на этом сходство того положения, в котором он оказался сейчас, с тем, в каком он находился все три дня, проведенные в больнице, кончалось.
Потолок у него над головой был не белым, а грязноватым с расплывами и ржавыми пятнами от воды. Похоже, что когда-то на нем была лепнина, но теперь лепной узор был обломан. В комнате стоял тяжелый запах въевшегося в стены табачного дыма, постельного белья, которое слишком долго не меняли, и ароматов еды. Постель, на которой лежал Бреннер, была жесткой. Казалось, что он ощущал спиной пружины продавленного матраса. Кроме того, постель была очень холодной.
Бреннер знал, что он не один в комнате. Вместо тихого жужжания приборов он слышал голоса, хотя не мог разобрать слов. Однако Бреннер понял, что речь в разговоре идет о нем. Он медленно повернул голову, переводя взгляд с грязного потолка на такую же стену, оклеенную дешевыми обоями, и двух мужчин, сидевших напротив него за маленьким столиком. Они вели спор, выразительно жестикулируя. Похоже, что этот спор готов был вот-вот перейти в ссору.
Внезапно до сознания Бреннера дошел тот факт, что он ясно видит окружающую обстановку. Его взор больше не застилал серый туман. Еще какие-то темные пятна временами мелькали у него перед глазами, но это были, скорее всего, последствия крайней усталости, от которой он никак не мог оправиться. Зрение почти полностью вернулось к нему.
Мужчины, сидевшие за столом, заметили, что Бреннер зашевелился. Они прервали разговор и повернулись в его сторону. Как только Бреннер увидел их лица, он сразу же все вспомнил. Нельзя сказать, что эти воспоминания были ему приятны…
— Вы проснулись, — сказал Салид. — Это хорошо.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Йоханнес.
— Гм, — хмыкнул Бреннер, считая, что дал исчерпывающий ответ на обе реплики.
Тем более что он не видел ничего хорошего в факте своего пробуждения. И сам еще не понял, как себя чувствует.
— Что случилось? — спросил он. — Где мы?
— В безопасности, — ответил Салид. — Но боюсь, что ненадолго.
Йоханнес молча встал и пересек маленькую комнату, подойдя к умывальнику, расположенному рядом с дверью. Бреннер услышал, как он налил стакан воды, и этот звук пробудил в Бреннере жажду. Теперь он догадался, где они находятся; жесткая постель, дешевый шкаф, старые обои, которые не меняли лет десять, обязательный умывальник на стене рядом с дверью… Бреннер повидал на своем веку много таких гостиничных номеров. Правда, в последнее время он мог себе позволить более комфортабельные номера в хороших отелях, но и подобные гостиницы он отлично знал.
— Неужели вы считаете, что умно поступили? — спросил он, осторожно усаживаясь на постели. Он ожидал, что у него закружится голова, как это недавно бывало, но, оказывается его самочувствие намного улучшилось.
— Что вы сказали? — переспросил Салид.
— Это ведь гостиница, не так ли? — Бреннер обвел рукой помещение и продолжал, не дожидаясь того, что скажет Салид. — Именно здесь они и будут искать нас в первую очередь.
Бреннер удивлялся самому себе: зачем он, собственно, все это говорит? Похоже, сейчас его интересовало только одно: найдут их или нет. Йоханнес подошел к кровати и протянул Бреннеру стакан воды и две маленькие таблетки. Бреннер с благодарностью взял стакан с водой, но на лекарство бросил подозрительный взгляд.
— Что это такое?
Йоханнес улыбнулся.
— Аспирин, — ответил он. — Честное слово. Я просто подумал, что он придется вам очень кстати.
Священник был совершенно прав: у Бреннера раскалывалась голова. Он взял дрожащими пальцами таблетки, положил на язык и запил их большим глотком воды. Таблетки были безвкусными, а вот тепловатая вода имела отвратительный привкус: она пахла ржавчиной.
— Как ваше самочувствие? — снова спросил Йоханнес, забирая из рук Бреннера стакан и ставя его на пол у своих ног. — Как ваши глаза?
Глаза Бреннера слипались, он все еще чувствовал сильное утомление, но то возбужденное состояние, в котором он находился, мешало ему заснуть, если бы у него даже были условия и время для сна.
— Ничего, — ответил Бреннер. — Я снова хорошо вижу. Кстати, вы что, носите рыжий парик?
Йоханнес секунду озадаченно смотрел да Бреннера, а затем действительно поднес ладонь к голове, но тут же рассмеялся. Хотя смех его прозвучал несколько неестественно. И в этом не было ничего удивительного: Бреннер выбрал неудачное время для шуток.
— У меня действительно полностью восстановилось зрение, — снова сказал Бреннер. — Те лекарства, которые мне давали, по-видимому, перестали действовать.
Бреннер ожидал услышать еще какой-нибудь вопрос Йоханнеса, готовясь дать на него ответ, но ни священник, ни Салид больше ничего не сказали. Подняв глаза, Бреннер заметил, что оба они обменялись многозначительным взглядом. И Бреннеру это очень, не понравилось.
— Ну хорошо, — сказал он. — Думаю, что теперь настало время для объяснений.
Он бросил взгляд на Салила, потом на Йоханнеса и снова на Салида. Бреннер опять почувствовал, что этих двоих связывает что-то общее, и это еще сильнее обеспокоило его. Несмотря на все свои утверждения, Бреннер не мог бы назвать свое самочувствие нормальным. Напротив, он чувствовал себя по уши в дерьме — и это еще мягко сказано. Все его тело ломило и болело, а в голове стоял туман, так что он не мог и двух мыслей связать. И все же он находился не в таком уж жалком состоянии, чтобы не заметить тесную связь, возникшую между двумя его спутниками. Чтобы этого не заметить, надо, пожалуй, быть совершенно слепым.
— Боюсь, что это в настоящий момент… — начал Йоханнес, но Салид перебил его:
— У нас действительно вполне достаточно времени. И, возможно, впоследствии подобного случая больше не представится.
Йоханнес нахмурился, но не стал ничего возражать. Не говоря больше ни слова, он отступил на шаг назад и скрестил руки на груди — при этом, несмотря на свой значительный рост и стать, он стал похож на упрямого капризного ребенка. В первый раз Бреннер обратил внимание на то, что священнослужитель является, в сущности, очень молодым человеком. Это, конечно, в первую очередь объяснялось тем, что теперь Бреннер мог рассмотреть Йоханнеса, раньше же он видел лишь размытый силуэт последнего. Йоханнесу, по-видимому, едва исполнилось тридцать лет.
— С вами все в порядке? — внезапно спросил Салид.
Бреннер вопросительно взглянул на него, не понимая, в чем дело. Салид повторил свой вопрос, подкрепив его соответствующим жестом.
— Очень важно, чтобы вы поняли то, что я вам сейчас скажу. Вы… в состоянии выслушать меня?
— Пока я понимаю только одно — что нахожусь в компании с двумя сумасшедшими, — сердито сказал Бреннер. — И еще я понимаю, что меня похитили и меня, вероятно, разыскивает вся полиция города. Больше я пока ничего не понимаю. Так что же я должен от вас услышать?
Бреннер сам удивлялся своему агрессивному тону, и собственное настроение пугало его, ведь он хорошо помнил, с кем именно разговаривает. Но Салид отреагировал на его слова иначе, чем он ожидал. Террорист не рассердился и не засмеялся, он не сделал попытки поставить Бреннера на место, а лишь смерил его долгим оценивающим взглядом. Затем Салид — совершенно неожиданно для Бреннера — сунул руку в карман, достал пистолет, который он забрал у полицейского, и снял с предохранителя. После этого Салид выразительным жестом положил оружие на стол.
— Что все это значит? — спросил Бреннер, чувствуя, как бешено забилось сердце у него в груди.
— Я хочу, чтобы вы знали: я веду честную игру, — ответил Салид. — Патеру Йоханнесу я сделал то же самое предложение. Сами спросите у него, если хотите.
— Какое еще предложение? — недоверчиво поинтересовался Бреннер.
— Вы можете уйти, — ответил Салид и, сделав паузу, продолжал: — Я говорю совершенно серьезно. Вы можете встать и уйти отсюда, если хотите. Я не буду вас удерживать. Я не требую от вас ничего, кроме одного: выслушайте меня. И если после всего, что я вам скажу, вы все равно не захотите оставаться здесь, ну что ж, в таком случае, вы сможете свободно покинуть эту комнату. Если вы не верите мне, возьмите оружие.
Бреннер даже не прикоснулся к пистолету. Во-первых, предложение Салида было слишком театральным и совершенно излишним — ведь Бреннер сам только что настойчиво потребовал, чтобы ему объяснили, что здесь происходит; во-вторых, не было никакой разницы, в чьих именно руках будет оружие. Если Салид захочет помешать ему выйти из этой комнаты, то он сделает это и без оружия.
Салид истолковал молчание Бреннера как знак согласия. Кроме того, он, наверное, прочитал по глазам мысли Бреннера, потому что снова взял пистолет, поставил его на предохранитель и спрятал в карман.
— Вы верите в вашего Бога? — как бы между прочим спросил Салид.
Этот вопрос, да к тому же еще так странно сформулированный, озадачил Бреннера, однако он ни на минуту не усомнился в том, что Салид именно так и хотел сформулировать его — это не была речевая ошибка иностранца, говорящего на чужом языке.
— Что вы имеете в виду? — переспросил Бреннер.
— Ответьте на мой вопрос, — настаивал Салид. — Только честно.
Бреннеру не так-то легко было это сделать.
— Нет, — наконец ответил он и, пожав плечами, бросил на Йоханнеса почти умоляющий взгляд, как бы призывая его на помощь, но тот проигнорировал немой призыв. Тогда Бреннер постарался несколько смягчить свой категоричный ответ. — Хотя, может быть, это и не так. Я… я не знаю.
Что, черт возьми, все это могло означать? Какая разница — верующий он человек или нет?
— Вы никогда по-настоящему не задумывались над этим вопросом, не правда ли? — спросил Салид.
— Когда мне было задумываться? — вопросом на вопрос ответил Бреннер. — Да и какое значение имеет…
— Самое непосредственное, — перебил его Салид. — И даже решающее. Или, может быть, действительно это не имеет никакого значения. Я сам не знаю. Просто, я думаю, мне было бы легче вести с вами разговор, будь вы верующим человеком.
— Ага, — сказал Бреннер, выражая тем самым всю гамму противоречивых чувств, обуревавших его. Разговор постепенно становился не просто странным, а прямо-таки сюрреалистическим. Бреннер не мог бы сказать, чего именно он, собственно говоря, ожидал, однако точно не этого. С появлением Салила в его больничной палате события начали развиваться так стремительно, что Бреннер знал: Салид, по всей видимости, виновен в смерти многих невинных людей, этого террориста разыскивает полиция всего мира, и он, вероятнее всего, просто сумасшедший. Поэтому Бреннер никак не ожидал встретить в нем религиозного фанатика.
Салид невесело усмехнулся.
— Я понимаю, что вы принимаете меня сейчас за сумасшедшего, — сказал он. — Скажу вам больше: я, пожалуй, хотел бы действительно быть им. Но боюсь, что судьба уготовила мне более тяжелую участь. Еще пару дней назад…
На мгновение он потерял нить разговора и контроль за выражением своего лица. Взгляд Салида стал совершенно беспомощным и скользил теперь по лицу Бреннера, как будто в поисках поддержки. Опасный террорист был похож теперь на редкостного зверя, боящегося дневного света и отчаянно ищущего укрытия.
Бреннер, который, казалось, мог испытывать к Салиду только такие чувства, как ненависть, страх или отвращение, внезапно ощутил в своей душе жалость к этому человеку, по всей видимости, сильно страдающему.
— Чего же вы хотите? Чего добиваетесь? — пришел он на помощь палестинцу, задавая наводящие вопросы.
— Если бы я это знал, — пробормотал Салид. — Все так внезапно переменилось. Еще пару дней назад я бы мог ответить на ваш вопрос, но сейчас…
— Вы хотите сказать, что сами не знаете, зачем увели меня из больницы? — спросил Бреннер и, помолчав, кивнул в Сторону Йоханнеса: — И его тоже?
Бреннер не был теперь полностью уверен в том, что Салид действительно силой увел Йоханнеса, именно поэтому он сделал паузу, прежде чем прямо спросить об этом.
— Что значит “знаю или не знаю”? — на губах Салила снова появилась странная горькая улыбка, которая на этот раз показалась Бреннеру жуткой. Уж слишком она была похожа на улыбку безумного человека. — Что значит “знать”? Большинство людей путают понятия “знать” и “верить”, вы меня понимаете? — и Салид указал сначала на Йоханнеса, потом на себя: — Взгляните на него и на меня. Еще пару дней назад я увидел бы в этом человеке только своего заклятого врага, олицетворяющего все, что я ненавижу и к чему питаю отвращение. Христианина.
— При этом мы молимся одному и тому же Богу, — заметил Йоханнес.
— Только за одно это замечание я убил бы вас прямо на месте, — добавил Салид.
— Вы слишком много говорите об убийстве, — сказал Йоханнес, стараясь выражаться спокойно, но ему это не совсем удалось.
— Это единственное, что я умею хорошо делать, — тихо ответил Салид. — И это причина того, почему мы сейчас здесь.
Бреннер слегка вздрогнул и заметил боковым зрением, что Йоханнес при этих словах тоже утратил свое напускное хладнокровие. Какое бы предложение Салид ни сделал Йоханнесу, пока Бреннер был без сознания, эти двое все же не успели обо всем договориться и прийти к единому мнению.
Две—три секунды в комнате царила полная тишина, и Бреннер заметил, что с Салидом вновь произошла перемена — он сумел обуздать свои чувства и снова взял себя в руки. Его взгляд был теперь вновь энергичным и исполненным пугающей силы, он несколько смущенно взглянул на Бреннера и Йоханнеса, как бы только сейчас заметив, какое впечатление произвели на собеседников его последние слова.
— Нет, нет, — сказал он. — Вы заблуждаетесь. Я здесь вовсе не для того, чтобы убить вас. Наоборот!
И он полез в карман жакета — по твердому убеждению Бреннера, только за тем, чтобы вытащить свой пистолет и положить конец этой затянувшейся комедии. Но вместо этого Салид вытащил пачку сигарет и зажег спичку. Его руки все еще еле заметно дрожали.
Бреннер и Йоханнес обменялись взглядами. Бреннер при этом подумал, что, возможно, ошибался в Йоханнесе, и тот вовсе не имеет никакого отношения к террористу. Он видел, что патер тоже ничего не понимает, на его лице отобразились полная растерянность и гложущий его душу, глубоко укоренившийся страх, причем причина этого страха была пока неизвестна Бреннеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53