OCR BiblioNet
«Хольбайн В. Враг рода человеческого»: Русич; 1996
ISBN 5-88590-250-561-4
Аннотация
Четыре человека волей обстоятельств становятся свидетелями невиданной катастрофы, в результате которой на свободе оказывается заключенное в древнем монастыре существо, именующее себя «Князем Тьмы». Высвобожденная сила обрушивает на Землю поистине апокалиптические катаклизмы. Кто виновен в приближении неотвратимой катастрофы — враг рода человеческого или сам человек?
Вольфганг ХОЛЬБАЙН
ВРАГ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО
Часть первая
И упала с неба большая звезда,
горящая подобно светильнику, и
пала на третью часть рек и на
источники вод…
… и многие из людей умерли от
вод, потому что они стали горьки.
Апокалипсис 8:10,11.

* * *
В самом начале весны неожиданно вернулась зима. Ночь напролет шел дождь. Казалось, что в природе начинается новый потоп. А как только в ночном сгустившемся сумраке появились первые проблески рассвета — если, конечно, можно было назвать рассветом серо-свинцовые размывы на затянутом облаками небе, похожие на чернильные пятна на размокшей потемневшей промокательной бумаге, — дождь стал еще холоднее. С неба вперемешку с ледяными каплями сыпался теперь колючий снег. А когда взошло солнце — размытое тусклое пятно, пошел настоящий снег. Жидкая слякоть на дорогах превратилась в вязкую трясину, в которой поблескивала ледяная крупка, похожая на толченое рассыпанное стекло.
Салид ненавидел эту страну. Или, скорее, не саму страну, а зиму. Да, он ненавидел зиму с ее холодами, затруднявшими передвижение, и сыростью, когда у человека возникало странное ощущение, что он дышит под водой. Страна сама по себе была ему совершенно безразлична. Ему не было до нее никакого дела, точно так же, как и до других стран и населяющих их людей в этом холодном сыром регионе мира. Салид убил тридцать или даже пятьдесят — да, скорее всего именно пятьдесят — жителей этого континента, не испытывая к своим жертвам никакой ненависти. Многих из них он даже не знал. Ненависть лишает человека силы, ослабляет его. Ненависть — деструктивное, ущербное чувство, оно очень часто разрушает не только тех, против кого направлено, но и того, в чьей душе вспыхивает.
Салид ибн Юсуф, больше известный под именем Абу эль-Мот, под которым он прославился во многих странах Западной Европы, войдя в десятку наиболее кровавых террористов, разыскиваемых полицией всего мира, действительно не знал, что такое настоящая ненависть. Он никогда не испытывал этого чувства, и это было хорошо. Ненависть сродни пламени, моментально вспыхивающему, не только неизбежно пожирающему самое себя, но и затуманивающему взор, застящему реальность. Салид повидал на своем веку немало хороших людей, которые умирали во имя целей, не стоящих того. Сам он действовал из убеждений, а убеждения — великая сила, сила, поддерживающая человека в жизни и придающая ему энергию, а не ослабляющая его. Салид убивал, потому что должен так поступать. При этом он руководствовался тем же расчетом и теми же побудительными мотивами, которые заставляли шахматиста передвигать фигуры на доске во время шахматной партии и иногда жертвовать ими. Салиду нравилось рассматривать то, что он делал, как своего рода игру — шахматную партию, разыгрываемую на доске огромных размеров. В ней было, конечно, задействовано фигур намного больше чем тридцать две, и игра проходила не на поле из шестидесяти четырех клеточек, а на куда более обширном пространстве, однако правила ходов и контрходов, атак и контратак, действия и противодействия были общими. Салид оказался неплохим шахматистом, он, правда, не хватал звезд с неба, но играл вполне сносно. Кроме того, на его стороне всегда было огромное преимущество: хотя Салид вынужденно придерживался некоторых правил, он мог также эти правила определять — и навязывать своим противникам. Может быть, именно по этой причине он до сих пор действовал так успешно, или, по крайней мере, именно это являлось причиной того, что Салид был опасен. Он убивал не под влиянием эмоций, а как машина — действуя методично, безжалостно и равнодушно.
При этом Салид вовсе не был типичным террористом — насколько вообще можно говорить о типичности среди представителей этого рода занятий. Он был одним из трех сыновей зажиточного палестинского торговца, которого, впрочем, нельзя назвать по-настоящему богатым. В детстве и юности Салид не знал нужды и не страдал от несправедливости и бесправия — по крайней мере, он не испытывал их на самом себе, поскольку его отец умел ладить со всеми втянутыми в конфликт сторонами: и с израильтянами, и с бойцами движения освобождения Палестины. Отцу Салида нельзя было отказать в изрядной ловкости, свойственной, пожалуй, только арабским торговцам — он умело лавировал вместе со своей семьей, обходя всевозможные опасности, связанные с родовыми, религиозными, политическими, мировоззренческими и другими столь же принципиальными противоречиями, которые человеку, не принадлежащему к исламскому миру, просто непонятны. И при этом он успешно вел свои дела. Причем — и что самое удивительное! — он ни разу не навлек на себя гнев ни одной из враждующих сторон.
У Салида была счастливая юность, ему позавидовали бы девяносто девять процентов его земляков сверстников. Деньги, женщины, путешествия — нельзя сказать, чтобы все это сыпалось на Салила как из рога изобилия, но он ни в чем не нуждался. Но вместе с тем в его душе царила пустота.
Однажды утром он проснулся в дешевом гостиничном номере в Тель-Авиве, взглянул на спящую рядом с ним дешевую проститутку, ощущая во рту неприятный привкус от выпитого вчера дешевого виски, и спросил себя: неужели это все, что он хочет иметь от жизни? Неужели единственной целью для него является получать все радости жизни по дешевке и тем довольствоваться? И теперь, когда Салид иногда задумывался над тем, в какой момент так резко изменилась его жизнь и пошла по совсем другому руслу, чем жизнь его двух братьев и друзей юности, ему казалось, что решение было принято именно тем утром. Хотя еще долго внешне все оставалось по-старому — если быть точнее, несколько лет. Но именно в то утро с вершины сорвался первый камешек — такой маленький, что никто из окружающих даже не услышал звука его падения, однако этого камешка было достаточно для того, чтобы вызвать лавину.
Салид вытер левой рукой, одетой в перчатку, лицо и поморщился, почувствовав, что его борода заиндевела на жутком холоде. Салид был — по крайней мере, по среднеевропейским меркам — обаятельным мужчиной и умело этим пользовался уже не раз. Его друзья утверждали, что он похож на молодого Омара Шарифа. Враги не оспаривали это утверждение, но никогда не упускали возможность прибавить, что ему недостает обаяния Шарифа и его светских манер, зато взгляд Салида, по их мнению, был коварен, как у крысы. Ну что ж, крыса так крыса, сейчас Салид ощущал себя чертовски замерзшей крысой.
Хотя, с другой стороны, внезапная перемена погоды играла на руку ему и пятерым его соратникам, которые сидели здесь со вчерашнего вечера и дрожали от пронизывающего холода. Дождь и холод разогнали редких в этой безлюдной местности пешеходов, и, пожалуй, не стоило опасаться того, что сюда в ближайшее время хоть кто-нибудь забредет или заедет. Единственная дорога протяженностью в два с половиной километра, ведущая к военной базе, окруженной колючей проволокой, была опасна и трудно проходима даже в хорошую погоду, а сейчас ее так размыло, что надо было обладать отвагой, граничащей с безрассудством, для того чтобы осмелиться свернуть на нее — если, конечно, твой автомобиль не снабжен воздушной подушкой или приспособлением сродни тем, которые используются на канатных дорогах.
Салид и пятеро членов его террористической группы пришли сюда пешком двенадцать часов назад. Возвращаться им придется по другой дороге, потому что они заминировали подъездной путь на тот случай, если кто-нибудь все же отважится подвергнуть испытанию тормоза и амортизаторы своего автомобиля, свернув на эту лесную дорогу. Этому смельчаку несладко придется, хотя, с другой стороны, он не будет долго мучиться.
Сейчас все шесть террористов имели жалкий вид. Их подбитые мехом парки потемнели и отяжелели от сырости, а осунувшиеся лица были багровыми от холода. Никому из них в прошедшую ночь не удалось уснуть больше чем на час. Их брюки, сшитые из военной пятнистой камуфляжной ткани, покрылись коркой льда и так задубели, что при каждом движении похрустывали, словно фольга. Но несмотря на это Салид был доволен: дождь смыл все следы, а снег, который валил крупными хлопьями уже полчаса, укрыл золу и угли маленького костерка, разведенного ими пару часов назад. Теперь все было шито-крыто, и ничего не выдавало их присутствия здесь.
Оружие у террористов было в полном порядке — четыре русских автомата Калашникова, американский М-16 и снайперская винтовка немецкого производства, хорошо пристрелянная Салидом и снабженная им дополнительно высокоэффективным глушителем и прибором ночного видения. Эту винтовку с оптическим прицелом Салид выбрал неспроста. Дело в том, что он взял себе за правило расправляться со своими жертвами их же собственным оружием — эта привычка была одной из немногих слабостей, которые он позволял себе. Если оружие, произведенное в стране его очередной жертвы, было с точки зрения Салида несовершенно, он обычно усовершенствовал его. Салид — единственный из всех — не надел сейчас капюшон своей парки, несмотря на пронизывающий холод, хотя, может быть, в большей степени, чем его приятели, страдал от стужи. Он не делал ни малейшего усилия для того, чтобы спрятать лицо от обжигающего ветра.
— Они приближаются.
Салид встрепенулся и взглянул покрасневшими воспаленными глазами в южном направлении. Затем он потянулся за портативным радиопередатчиком, лежавшим на толстом суку дерева рядом с ним, но руки Салида занемели от холода, и передатчик упал прямо в слякоть. Салид негромко выругался на родном языке и стащил зубами рукавицу с правой руки, под ней была надета кожаная перчатка. Нагнувшись, Салид вытащил передатчик за антенну из вязкой слякоти. Тщательно вытерев его о свою куртку, он нажал кнопку вызова.
— Свора вызывает гончего пса. Повторите!
У Салида был голос под стать его внешности один раз встретившись с этим человеком, невозможно было забыть ни то, ни другое. Он так чисто говорил по-немецки, как будто вырос в этой стране, но точно так же свободно он владел и полудюжиной других иностранных языков.
— Они приближаются, — повторил все тот же голос по рации. — На полчаса раньше, чем мы рассчитывали, но все же это именно они. Они только что проехали мимо меня. Едут довольно быстро.
Салид нахмурился. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь не соблюдал правил игры, — а в соответствии с ними машина должна была появиться здесь получасом позже. Если же учесть неблагоприятные погодные условия, то столь раннее прибытие ожидаемой машины выглядело еще более подозрительным. Несколько секунд Салид не сводил сердитого взгляда с рации. Затем он кивнул, встал и сказал:
— Хорошо. Оставайся там, где ты сейчас находишься, и смотри в оба.
Он выключил рацию и сунул ее в карман куртки. Остальные террористы с уважением поглядывали на Салида: он пользовался у них непререкаемым авторитетом. И хотя они слышали его разговор по рации и поняли, в чем дело, никто из боевиков не тронулся с места до тех пор, пока их главарь не махнул рукой и не сказал:
— Начинаем.
Террористы немедленно отреагировали на это слово, показав тем самым то, что за плечами у них многолетняя военная служба — каждый из боевиков прошел нелегкую школу муштры и военной выучки. Быстро, без лишних слов они разобрали свое оружие, загасили о снег сигареты и спрятали окурки в карманы. Их движения были стремительны, но слегка неловки. Ночь, проведенная на холоде, дорого стоила им, руки и ноги у террористов затекли, и мышцы утратили обычную эластичность. Но Салид знал, что, когда начнется операция, его ребята будут действовать как хорошо отлаженные смертоносные машины. Впрочем, в его глазах они и являлись таковыми — никак не больше.
Тихо, почти бесшумно они покинули место, где провели эту ночь, не оставив после себя следов, кроме угасшего костерка и затоптанного кое-где, превратившегося в грязную кашицу снега. Но непрекращающийся дождь со снегом позаботится о том, чтобы стереть и эти немногие свидетельства пребывания здесь террористической группы.
Они пошли по заснеженному лесу метров сто, прежде чем Салид, который возглавлял шествие, вышел на дорогу и остановился. Он вынул из кармана небольшую коробочку, на которой виднелась одна-единственная красная кнопка и горела маленькая сигнальная лампочка. Салид нажал на кнопку, и красный огонек сменился зеленым. Мина с дистанционным управлением была обезврежена на время. Прищурившись, Салид взглянул на бегущую вниз горную дорогу, по обочинам которой тянулись густые заросли деревьев. Мокрый снег налип на сучья и ветви, отяжелевшие от него и образовавшие над неширокой лесной дорогой зеленовато-белый купол. Сквозь сомкнувшиеся кроны почти не проникал свет пасмурного утра. В лесу было очень тихо, как это обычно бывает после сильного снегопада, и до слуха притаившихся террористов отчетливо доносился шум мотора приближающегося грузового автомобиля, хотя он был еще довольно далеко от ближайшего поворота дороги.
Салид снял свою винтовку с предохранителя и опустился на одно колено. Он подвигал левой ногой, пока его колено не достигло твердой почвы, утонув в неглубоком слое холодного снега и разрыв мягкий мох. Затем Салид навел винтовку на то место, где с минуты на минуту должен появиться грузовик. Он целился с руки без упора, хотя винтовка вместе со всеми приспособлениями весила больше двадцати фунтов. Салид поудобнее перехватил винтовку, добиваясь того, чтобы ствол, на дуло которого был надет массивный глушитель, не перетягивал и не дрожал.
Шум мотора медленно приближался. Прошла минута, за ней другая… и вот наконец из-за поворота показалась машина — тяжелый военный грузовик, кузов которого был выкрашен в цвета НАТО, а пятнистый тент из камуфляжной ткани потемнел, набряк от воды и прогнулся. Хотя дворники работали быстро и равномерно, убирая влагу с лобового стекла, трудно было рассмотреть обоих мужчин, сидевших в кабине. Даже двойные покрышки машины с трудом справлялись на раскисшей лесной дороге. Грузовик качало из стороны в сторону, порой колеса буксовали и из-под них летели комья грязи. Мотор протестующе ревел, поскольку шофер вел машину на первой или второй скорости. Из радиатора поднимался белый пар, похожий на дыхание состарившегося дракона, который, пыхтя и задыхаясь, с трудом идет по своему заколдованному царству.
Винтовка слегка дрогнула в руках Салида, и его палец лег на курок, но Салид все еще выжидал. И только когда грузовик оказался в десяти метрах от него, он выстрелил два раза подряд. Рев мотора полностью заглушил звук выстрелов.
В течение последующих двух или трех секунд казалось, что ничего не произошло. Грузовик продолжал медленно продвигаться, буксуя в раскисшей слякоти, словно больное стонущее чудовище, которое никто в мире не может остановить. Но тут его внезапно занесло и он остановился, чуть не перевернувшись. Мотор пронзительно взревел и затих, негромко работая на холостом ходу. Из-под капота и сквозь проржавевшую решетку радиатора повалил густой пар, он медленно стелился вдоль дороги.
Салид снова вскинул оружие, прицелившись в смутно видневшегося за ветровым стеклом человека. Тот зашевелился, яростно выругался по-английски и, открыв дверцу, спрыгнул на землю. Человек был одет в темно-зеленую военную форму, он сразу же утонул по щиколотку в грязи. Все еще яростно чертыхаясь и с трудом продвигаясь по трясине, в которой вязли ноги, человек устремился к передним колесам. Он нагнулся, опираясь левой рукой на радиатор, и тут же снова громко выругался, увидев, что обе передние покрышки лопнули. Сердито сопя, человек в военной форме встал на колени и, взявшись обеими руками за колесо, попытался сжать его, хотя это было совершенно бессмысленно.
В этот момент снова раздался тихий приглушенный выстрел, и на лобовом стекле грузовика появилось пулевое отверстие, окруженное сеточкой мельчайших трещин. Сидевший в кабине человек смешно подпрыгнул и обмяк на сиденье. Все это произошло так быстро и тихо, что солдат, возившийся с колесом, ничего не заметил.
Вскоре, однако, настала и его очередь. Дуло винтовки повернулось в его сторону, замерло на мгновение, и снова — в четвертый раз — раздался тихий звук смертоносного выстрела. Солдат, сидевший на корточках, начал падать вперед, ударился лицом о колесо и повалился на бок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53