Мертвые восстали. А солдаты прореагировали на это так, как всегда и везде реагировали все люди на непонятные им явления.
Вайкслер попробовал определить количество трупов, но сбился со счета — он сейчас не был способен ни на какие логические действия, рассудок его помутился, мысли путались. В душе он был твердо уверен, что ожившие трупы, пришедшие сюда из спортивного зала, больше не существуют. Он боялся поверить в это и одновременно опасался, что это не так. Вайкслеру была невыносима мысль, что люди уничтожили это чудо, но одновременно он боялся, что мертвые все еще “живы”. О таких жизненных ситуациях он раньше только читал в книгах: любой из возможных вариантов был плох.
Войдя в последнюю классную комнату, он подошел к окну и выглянул во двор. Снежный буран прошел, словно его и не было, снова стало тепло, хотя до этого царил жуткий холод. Не было видно и следов снега, а голый асфальт влажно поблескивал. Двор был пустым, лишь под самым окном неподвижно лежало тело солдата, одетого в пятнистые камуфляжные брюки. Он был обнаженным по пояс.
Вайкслер отвернулся от окна и направился к двери, все еще испытывая то же сложное смешанное чувство надежды и опасения. Теперь он не ощущал ни страха, ни ужаса, мучившего его еще совсем недавно, а только облегчение от того, что все уже произошло и было позади. Он не мог себе, конечно, представить, что является здесь единственным оставшимся в живых и что сможет продолжать жить дальше так, как будто ничего и не случилось.
Выходя из классной комнаты, он случайно бросил взгляд на мертвую женщину, тело которой лежало поперек прохода. Входя сюда, он переступил через него, не обратив на труп никакого внимания. Но теперь он увидел лицо женщины и сразу же узнал ее. Собственно говоря, это не так-то просто было сделать, потому что женщина за это время сильно переменилась. Когда Вайкслер впервые увидел это лицо, на нем лежала печать смерти и разложения, кожа была серой и дряблой, темно-фиолетовые глаза были безжизненными и выражали отчаянную мольбу. Если судьба действительно является не абстрактным понятием, а руководящей человеком силой, то ей несомненно присущ поистине черный юмор. Вайкслер видел девушку, которая ожила на его глазах, но теперь ее лицо не было искажено гримасой смерти.
Вайкслер целую минуту стоял над трупом и глядел на него, не в силах додумать свою мысль до конца. Он не мог четко сформулировать эту мысль, потому что она была слишком пугающей и приводила к таким выводам, от которых Вайкслеру становилось не по себе. Но понимание всего произошедшего уже брезжило в сознании Вайкслера. Мертвые не просто восстали, они были излечены от всех признаков смерти. Это были не зомби, а братья и сестры Лазаря. Чудо, вернувшее их к жизни, уничтожило все следы смерти.
Вайкслер опустился на колени рядом с мертвой девушкой и протянул ладонь к ее лицу, но не осмелился дотронуться. Раньше ее лицо носило знак смерти, как у зомби, а теперь оно было прекрасно, исполнено очарования, которое, казалось, может разрушить одно-единственное прикосновение Вайкслер провел кончиками пальцев в воздухе в сантиметре над кожей девушки вдоль всего тела, как бы очертив ее контуры. Он задержал ладонь над двумя большими кровавыми пятнами на груди девушки. Ее вторая смерть была окончательнее и бесповоротнее первой. И, во всяком случае, милосерднее — поскольку была мгновенной. Вайкслер ошибался, полагая, что только его сослуживцы явились жертвами современного оружия, несущего смерть. Он ошибался также, недооценивая разрушительную силу этого оружия — оружия, обходиться с которым его и его сослуживцев обучали на протяжении нескольких лет. Он знал, конечно, что оно может лишить человека жизни. Но не предполагал, что оно окажется могущественнее настоящего чуда. Эта мысль скорее изумила его, чем испугала.
Вайкслер встал и обследовал еще два или три подобных трупа. Причина смерти была одна и та же. смертельные огнестрельные ранения от автоматных очередей.
Вайкслер снова пересек классную комнату и подошел к окну. На другом конце школьного двора он увидел одинокий неподвижный силуэт человека, который смотрел прямо на него. Тот находился на значительном расстоянии, и Вайкслер не мог разглядеть его лица, но кожей чувствовал взгляд темных глаз, словно прикосновение теплой сильной руки. И хотя в глазах незнакомца не было ни угрозы, ни гнева, ни даже упрека, Вайкслера жег этот взгляд сильнее, чем в первый раз там, в спортивном зале, когда они в упор смотрели друг на друга. Вайкслер ощущал теперь в этом взгляде что-то вроде приговора, еще не вынесенного, не высказанного, но неумолимого и окончательного.
И опять — который уже раз в эту ночь! — Вайкслер испытал чувство окончательности и бесповоротности. Но теперь он знал, что это означает. Он отошел от окна, еще раз взглянул на мертвую девушку, лежащую у двери, а затем достал пистолет и пустил себе пулю в лоб.
* * *
Едва они отошли от клиники на десять шагов, как к вою полицейской сирены прибавился похожий звук, доносившийся с противоположного направления. Бреннер думал, что теперь-то Салид побежит со всех ног, но Салид даже не прибавил шага, он только махнул рукой и сказал, обращаясь прежде всего к Йоханнесу, который вздрогнул и хотел оглянуться назад:
— Спокойно. Без паники. Продолжайте идти в том же темпе.
Судя по выражению лица Йоханнеса — а Бреннер мог его теперь разглядеть, несмотря на то, что на улице было темнее, чем в ярко освещенной больнице, — он был действительно охвачен паникой. Вероятно, священнослужитель в первую очередь боялся самого Салида, хотя Бреннер просто не мог себе этого представить. Хотя, конечно, то, что Йоханнес был священником, еще не означало, что он не имел права испытывать страх за свою жизнь Сам Бреннер тоже постоянно боролся с искушением обернуться назад. Хотя он вряд ли сумел бы многое увидеть.
Несмотря на то, что вой сирен, доносившихся с двух противоположных направлений, нарастал, все трое все еще двигались хотя и в быстром, но не в стремительном темпе, чтобы не привлекать к себе внимания. Бреннер спрашивал себя, неужели у Салида действительно такие крепкие нервы, или, может быть, он просто устал от жизни, ему была безразлична его участь? Сирена полицейской машины звучала теперь совсем близко. Машина свернула на дорогу, по которой они шли, и быстро приближалась. Бреннер подумал, что теперь-то уже пора бежать. Но вместо этого Салид остановился, быстро оглянулся по сторонам и показал на угол здания больницы, от которой они отошли на пять или шесть метров. Вокруг больницы рос небольшой парк, окруженный высокой двухметровой каменной оградой, выкрашенной белой краской.
— Вы сможете взобраться на нее?
Вопрос был обращен к Бреннеру, который энергично замотал головой. Единственным видом спорта, которым он занимался в последние пять или шесть лет, были компьютерные шахматы. Хотя, конечно, при нормальных обстоятельствах он отважился бы преодолеть это препятствие, однако его нынешние обстоятельства никак нельзя было назвать нормальными: он все еще плохо видел и его физические силы были на пределе. Без посторонней помощи Бреннер мог, пожалуй, разве что переступить порог, и то несказанно радовался по этому поводу.
— В таком случае, вам самое время испытать себя, — сказал Салид.
— Но…
Салид не стал слушать его возражений и сильно толкнул Бреннера по направлению к ограде. Бреннер налетел на стену, инстинктивно выставив вперед руки, при этом его правую ладонь, кожу на которой он содрал о шершавый цемент, обожгло огнем. Но Салид был уже рядом с Бреннером, он в мгновение ока обхватил Бреннера за бедра и с удивительной легкостью поднял его вверх. Бреннер инстинктивно ухватился за верхний край стены, а Салид изловчился и снова сильно толкнул его, так что Бреннер перелетел через ограду. Если бы не мягкий газон парка, Бреннер наверняка получил бы серьезную травму. В следующее мгновение рядом с ним приземлился Йоханнес, совершив не менее элегантный трюк. И почти одновременно со священником на газон спрыгнул сам Салид. Не говоря ни слова, он нагнулся к Бреннеру и поднял его на ноги.
— Ну как, все в порядке? — наконец спросил он.
Ошеломленный Бреннер молча кивнул головой, хотя, честно говоря, не был уверен, что сможет сделать хотя бы еще один шаг.
— Вы, должно быть, сумасшедший, если думаете, что они клюнут на вашу хитрость, — заявил Йоханнес. — Любой ребенок сразу же разгадает ваши намерения. Машина, на который вы собираетесь уехать, стоит напротив больницы, не так ли?
— Кроме того, когда мы перелезали через эту ограду, за нами вероятно, наблюдали, — весело поддержал его Салид. — Что же касается моей машины, то надеюсь, что она скоро придет, — и Салид махнул рукой, — пошли!
Бреннер даже не пытался понять смысл его слов. Он давно уже понял, что Салид был очень умен, опасен и одновременно совершенно безумен.
Салид безжалостно гнал их дальше. Бреннер совсем выбился из сил. Они быстро удалялись от здания больницы, но двигались вдоль ограды, не теряя ее из виду. Они прошли уже метров двадцать, когда сквозь решетку ворот увидели голубой мигающий огонек проехавшей мимо полицейской машины. Салид указал рукой на ворота, а затем подбежал к ним. Бреннер не видел, что делает палестинец, но когда он и Йоханнес подошли к воротам, замок на них был уже открыт.
— Посмотрите, — сказал Салид, указывая рукой на улицу, — вон там идет наша машина.
Йоханнес широко открыл глаза от изумления.
— Вы что, с ума сошли? — спросил он.
— Конечно, — подтвердил Салид. — И это ключ к моему успеху. Иначе меня давно бы уже не было в живых, — внезапно он вновь заговорил совершенно серьезно: — Подождите здесь, пока я не подам вам знак. Если вы попытаетесь убежать, я вас убью.
По мнению Бреннера, Салид, который называл себя их союзником, слишком уж часто прибегал к подобным угрозам. И хотя Бреннер не очень-то верил в их серьезность, он все же беспрекословно подчинялся террористу. Возможно, он, как и Йоханнес, испытывал страх не перед конкретной угрозой Салида, а перед тем, на что человек вообще был способен. И к этому страху примешивалось еще одно чувство: Бреннер не хотел признаваться себе, его пугала эта мысль, и все же правда заключалась в том, что Салид притягивал его к себе. На Бреннера производило сильное впечатление не то, что Салид делал, а то обстоятельство, что он обладал мужеством, силой или, скорее, наглостью делать все эти вещи. Нет, Салид не будил в душе Бреннера отвращение, страх или гнев праведный — те чувства, которые люди должны питать к подобному типу, он скорее затрагивал какие-то темные первобытные глубины, существующие в душе каждого человека. Зверь, дремавший в Бреннере, узнавал в звере, каким по существу являлся Салид, своего брата.
Эта мысль испугала Бреннера, но он не мог отделаться от нее. Он хорошо знал, что Салид — убийца, негодяй, человек, лишенный совести, человек, для которого существует только право силы. Сам Бреннер никогда бы не совершил тех преступлений, которые содеял этот террорист, но он иногда мечтал о чем-то подобном… Нет, он, конечно, не хотел творить злодеяния на самом деле, он только хотел чувствовать себя способным на такие поступки. Но он не ощущал себя способным на них. И вот Бреннер поймал себя на мысли о том, что завидует Салиду.
Вой полицейской машины затих. По всей видимости, она подъехала к клинике и остановилась. Но вторая полицейская машина только приближалась, а издали слышался звук сирены еще одного автомобиля, спешащего на место преступления. Своим звонком Шнайдер, похоже, переполошил полицию, чего, наверное, сам не ожидал. Однако, Салид, по всей видимости, не испытывал никакого беспокойства по этому поводу. Он молча ждал с присущим ему хладнокровием у ворот ограды, пока звук сирены приблизится, а затем, рванув, распахнул створку ворот и выбежал на тротуар, размахивая, как безумный, руками. Бреннер с недоумением наблюдал за ним. Вот Салид вступил на проезжую часть и упал на колени, но тут же снова вскочил и опять дико замахал руками. Его фигуру выхватил из темноты свет фар подъезжающей машины. Салид, как бы защищаясь от слепящего света, прикрыл левой рукой лицо и сделал еще несколько шагов навстречу полицейскому автомобилю.
— Он здесь! — крикнул Салид. — Быстрее! Он здесь!
Завизжали тормоза. На долю секунды Бреннеру показалось, что машина обязательно собьет Салида, но шофер среагировал в последний момент. Бело-зеленый автомобиль занесло, и он остановился поперек проезжей части, едва не задев палестинца.
— Он здесь! — снова закричал Салид. — В парке! Быстрее!
Дверцы машины одновременно распахнулись, и из них выпрыгнули полицейские, доставая на ходу оружие.
— Вам что, жить надоело? — крикнул один из них Салиду. — Что случилось?
Салид заковылял к полицейскому, нагнувшись вперед и все еще прикрывая рукой лицо, как будто свет фар слепил ему глаза. На самом деле он просто не хотел, чтобы его узнали.
— Он в парке! — прохрипел палестинец. — Будьте осторожны! Он вооружен и уже застрелил одного священника!
Второй полицейский тем временем уже обошел машину и направился к Салиду. Увидев, что Салид показывает на решетку ворот, полицейский нацелил туда свой пистолет. До сознания Бреннера дошло, что полицейские хорошо видят его силуэт за прутьями решетки и несомненно принимают его за убийцу, которого преследуют.
Их заблуждение длилось, возможно, не больше секунды, но и этого времени Салиду хватило для того, чтобы осуществить свой план. Он молниеносно выпрямился, выбил у одного из полицейских оружие из рук, а другого ударил по горлу ребром ладони. Полицейский захрипел и упал на колени, схватившись руками за шею и судорожно ловя воздух ртом. Его коллега хотел наброситься на Салида, но у него не было ни малейшего шанса одержать верх над террористом. Салид выставил локти, защищаясь от удара, а затем, отпрыгнув в сторону, ударил кулаком в лицо полицейского, так что тот упал на капот машины. Салид тут же молниеносно ринулся к нему, приподнял беднягу и нанес второй мощный удар. Полицейский обмяк в его руках, и Салид небрежно бросил его на землю.
— Живо сюда! — крикнул он, повернувшись лицом к воротам.
Если бы Бреннеру нужны были еще доказательства того, будто что-то в его душе заставляло его самого безропотно подчиняться террористу, то эти доказательства теперь были налицо. Ноги сами понесли Бреннера к машине, хотя внутренний голос говорил ему, что его поведение не просто граничит с безумием, но уже перешло эту границу. У Бреннера был шанс убежать. За те несколько секунд, на которые Салид оставил их одних, Бреннер и Йоханнес могли бы скрыться в темноте парка. Почему же они этого не сделали? Почему?
На этот вопрос, вероятно, не существовало ясного ответа. Или, по крайней мере, такого, какой удовлетворил бы Бреннера. Власть Салида над ним была совершенно очевидна Эта власть распространялась и на Йоханнеса — теперь в этом не было сомнений. Ведь он тоже — после секундной заминки — сорвался с места и побежал к машине.
Салид рывком распахнул заднюю дверцу автомобиля и без лишних слов затолкал туда Бреннера Затем он обернулся к Йоханнесу.
— Вы умеете водить машину, отец?
— Не очень хорошо, — ответил Йоханнес. — И не называйте меня…
— В таком случае настало время учиться, — перебил его Салид и, бесцеремонно подталкивая его в спину, усадил Йоханнеса за руль. Затем он быстро обогнул машину, наклонившись по дороге над полицейским, находившимся без сознания, подобрал его оружие и сел на переднее сиденье. Йоханнес уставился на оружие в руках Салида с таким выражением лица, которое при других обстоятельствах можно было бы назвать комичным.
Салид, во всяком случае, широко ухмыльнулся, переложил пистолет в левую руку, а правую спрятал в карман своего жакета. Затем он снова вынул ее — она была совершенно пуста — и вытянул указательный палец, словно дуло пистолета, в сторону Йоханнеса.
— Пиф-паф, — сказал он.
— Так, значит, у вас не было никакого оружия, — сказал Йоханнес.
“Верно, — ответил ему взгляд Салида, — но несмотря на это, я убил бы тебя быстрее, чем ты успел бы моргнуть”.
— Вы слишком легковерны, мой друг, — сказал террорист. — А теперь поехали!
Йоханнес бросил на Салида гневный взгляд, но не стал ему перечить — по-видимому, он понял немой ответ террориста. Поэтому священник включил зажигание, и автомобиль плавно тронулся с места. Салид протянул руку и быстро выключил сирену и мигалку.
Добром все это не кончится — Бреннер знал это. Он попал в какую-то безумную историю, в которой происходили невероятные события. Время работало против них, а также все законы теории вероятностей и логики. С того мгновения, когда Салид остановил полицейскую машину и отправил в нокаут обоих полицейских, прошло всего лишь несколько секунд, хотя Бреннеру они показались вечностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Вайкслер попробовал определить количество трупов, но сбился со счета — он сейчас не был способен ни на какие логические действия, рассудок его помутился, мысли путались. В душе он был твердо уверен, что ожившие трупы, пришедшие сюда из спортивного зала, больше не существуют. Он боялся поверить в это и одновременно опасался, что это не так. Вайкслеру была невыносима мысль, что люди уничтожили это чудо, но одновременно он боялся, что мертвые все еще “живы”. О таких жизненных ситуациях он раньше только читал в книгах: любой из возможных вариантов был плох.
Войдя в последнюю классную комнату, он подошел к окну и выглянул во двор. Снежный буран прошел, словно его и не было, снова стало тепло, хотя до этого царил жуткий холод. Не было видно и следов снега, а голый асфальт влажно поблескивал. Двор был пустым, лишь под самым окном неподвижно лежало тело солдата, одетого в пятнистые камуфляжные брюки. Он был обнаженным по пояс.
Вайкслер отвернулся от окна и направился к двери, все еще испытывая то же сложное смешанное чувство надежды и опасения. Теперь он не ощущал ни страха, ни ужаса, мучившего его еще совсем недавно, а только облегчение от того, что все уже произошло и было позади. Он не мог себе, конечно, представить, что является здесь единственным оставшимся в живых и что сможет продолжать жить дальше так, как будто ничего и не случилось.
Выходя из классной комнаты, он случайно бросил взгляд на мертвую женщину, тело которой лежало поперек прохода. Входя сюда, он переступил через него, не обратив на труп никакого внимания. Но теперь он увидел лицо женщины и сразу же узнал ее. Собственно говоря, это не так-то просто было сделать, потому что женщина за это время сильно переменилась. Когда Вайкслер впервые увидел это лицо, на нем лежала печать смерти и разложения, кожа была серой и дряблой, темно-фиолетовые глаза были безжизненными и выражали отчаянную мольбу. Если судьба действительно является не абстрактным понятием, а руководящей человеком силой, то ей несомненно присущ поистине черный юмор. Вайкслер видел девушку, которая ожила на его глазах, но теперь ее лицо не было искажено гримасой смерти.
Вайкслер целую минуту стоял над трупом и глядел на него, не в силах додумать свою мысль до конца. Он не мог четко сформулировать эту мысль, потому что она была слишком пугающей и приводила к таким выводам, от которых Вайкслеру становилось не по себе. Но понимание всего произошедшего уже брезжило в сознании Вайкслера. Мертвые не просто восстали, они были излечены от всех признаков смерти. Это были не зомби, а братья и сестры Лазаря. Чудо, вернувшее их к жизни, уничтожило все следы смерти.
Вайкслер опустился на колени рядом с мертвой девушкой и протянул ладонь к ее лицу, но не осмелился дотронуться. Раньше ее лицо носило знак смерти, как у зомби, а теперь оно было прекрасно, исполнено очарования, которое, казалось, может разрушить одно-единственное прикосновение Вайкслер провел кончиками пальцев в воздухе в сантиметре над кожей девушки вдоль всего тела, как бы очертив ее контуры. Он задержал ладонь над двумя большими кровавыми пятнами на груди девушки. Ее вторая смерть была окончательнее и бесповоротнее первой. И, во всяком случае, милосерднее — поскольку была мгновенной. Вайкслер ошибался, полагая, что только его сослуживцы явились жертвами современного оружия, несущего смерть. Он ошибался также, недооценивая разрушительную силу этого оружия — оружия, обходиться с которым его и его сослуживцев обучали на протяжении нескольких лет. Он знал, конечно, что оно может лишить человека жизни. Но не предполагал, что оно окажется могущественнее настоящего чуда. Эта мысль скорее изумила его, чем испугала.
Вайкслер встал и обследовал еще два или три подобных трупа. Причина смерти была одна и та же. смертельные огнестрельные ранения от автоматных очередей.
Вайкслер снова пересек классную комнату и подошел к окну. На другом конце школьного двора он увидел одинокий неподвижный силуэт человека, который смотрел прямо на него. Тот находился на значительном расстоянии, и Вайкслер не мог разглядеть его лица, но кожей чувствовал взгляд темных глаз, словно прикосновение теплой сильной руки. И хотя в глазах незнакомца не было ни угрозы, ни гнева, ни даже упрека, Вайкслера жег этот взгляд сильнее, чем в первый раз там, в спортивном зале, когда они в упор смотрели друг на друга. Вайкслер ощущал теперь в этом взгляде что-то вроде приговора, еще не вынесенного, не высказанного, но неумолимого и окончательного.
И опять — который уже раз в эту ночь! — Вайкслер испытал чувство окончательности и бесповоротности. Но теперь он знал, что это означает. Он отошел от окна, еще раз взглянул на мертвую девушку, лежащую у двери, а затем достал пистолет и пустил себе пулю в лоб.
* * *
Едва они отошли от клиники на десять шагов, как к вою полицейской сирены прибавился похожий звук, доносившийся с противоположного направления. Бреннер думал, что теперь-то Салид побежит со всех ног, но Салид даже не прибавил шага, он только махнул рукой и сказал, обращаясь прежде всего к Йоханнесу, который вздрогнул и хотел оглянуться назад:
— Спокойно. Без паники. Продолжайте идти в том же темпе.
Судя по выражению лица Йоханнеса — а Бреннер мог его теперь разглядеть, несмотря на то, что на улице было темнее, чем в ярко освещенной больнице, — он был действительно охвачен паникой. Вероятно, священнослужитель в первую очередь боялся самого Салида, хотя Бреннер просто не мог себе этого представить. Хотя, конечно, то, что Йоханнес был священником, еще не означало, что он не имел права испытывать страх за свою жизнь Сам Бреннер тоже постоянно боролся с искушением обернуться назад. Хотя он вряд ли сумел бы многое увидеть.
Несмотря на то, что вой сирен, доносившихся с двух противоположных направлений, нарастал, все трое все еще двигались хотя и в быстром, но не в стремительном темпе, чтобы не привлекать к себе внимания. Бреннер спрашивал себя, неужели у Салида действительно такие крепкие нервы, или, может быть, он просто устал от жизни, ему была безразлична его участь? Сирена полицейской машины звучала теперь совсем близко. Машина свернула на дорогу, по которой они шли, и быстро приближалась. Бреннер подумал, что теперь-то уже пора бежать. Но вместо этого Салид остановился, быстро оглянулся по сторонам и показал на угол здания больницы, от которой они отошли на пять или шесть метров. Вокруг больницы рос небольшой парк, окруженный высокой двухметровой каменной оградой, выкрашенной белой краской.
— Вы сможете взобраться на нее?
Вопрос был обращен к Бреннеру, который энергично замотал головой. Единственным видом спорта, которым он занимался в последние пять или шесть лет, были компьютерные шахматы. Хотя, конечно, при нормальных обстоятельствах он отважился бы преодолеть это препятствие, однако его нынешние обстоятельства никак нельзя было назвать нормальными: он все еще плохо видел и его физические силы были на пределе. Без посторонней помощи Бреннер мог, пожалуй, разве что переступить порог, и то несказанно радовался по этому поводу.
— В таком случае, вам самое время испытать себя, — сказал Салид.
— Но…
Салид не стал слушать его возражений и сильно толкнул Бреннера по направлению к ограде. Бреннер налетел на стену, инстинктивно выставив вперед руки, при этом его правую ладонь, кожу на которой он содрал о шершавый цемент, обожгло огнем. Но Салид был уже рядом с Бреннером, он в мгновение ока обхватил Бреннера за бедра и с удивительной легкостью поднял его вверх. Бреннер инстинктивно ухватился за верхний край стены, а Салид изловчился и снова сильно толкнул его, так что Бреннер перелетел через ограду. Если бы не мягкий газон парка, Бреннер наверняка получил бы серьезную травму. В следующее мгновение рядом с ним приземлился Йоханнес, совершив не менее элегантный трюк. И почти одновременно со священником на газон спрыгнул сам Салид. Не говоря ни слова, он нагнулся к Бреннеру и поднял его на ноги.
— Ну как, все в порядке? — наконец спросил он.
Ошеломленный Бреннер молча кивнул головой, хотя, честно говоря, не был уверен, что сможет сделать хотя бы еще один шаг.
— Вы, должно быть, сумасшедший, если думаете, что они клюнут на вашу хитрость, — заявил Йоханнес. — Любой ребенок сразу же разгадает ваши намерения. Машина, на который вы собираетесь уехать, стоит напротив больницы, не так ли?
— Кроме того, когда мы перелезали через эту ограду, за нами вероятно, наблюдали, — весело поддержал его Салид. — Что же касается моей машины, то надеюсь, что она скоро придет, — и Салид махнул рукой, — пошли!
Бреннер даже не пытался понять смысл его слов. Он давно уже понял, что Салид был очень умен, опасен и одновременно совершенно безумен.
Салид безжалостно гнал их дальше. Бреннер совсем выбился из сил. Они быстро удалялись от здания больницы, но двигались вдоль ограды, не теряя ее из виду. Они прошли уже метров двадцать, когда сквозь решетку ворот увидели голубой мигающий огонек проехавшей мимо полицейской машины. Салид указал рукой на ворота, а затем подбежал к ним. Бреннер не видел, что делает палестинец, но когда он и Йоханнес подошли к воротам, замок на них был уже открыт.
— Посмотрите, — сказал Салид, указывая рукой на улицу, — вон там идет наша машина.
Йоханнес широко открыл глаза от изумления.
— Вы что, с ума сошли? — спросил он.
— Конечно, — подтвердил Салид. — И это ключ к моему успеху. Иначе меня давно бы уже не было в живых, — внезапно он вновь заговорил совершенно серьезно: — Подождите здесь, пока я не подам вам знак. Если вы попытаетесь убежать, я вас убью.
По мнению Бреннера, Салид, который называл себя их союзником, слишком уж часто прибегал к подобным угрозам. И хотя Бреннер не очень-то верил в их серьезность, он все же беспрекословно подчинялся террористу. Возможно, он, как и Йоханнес, испытывал страх не перед конкретной угрозой Салида, а перед тем, на что человек вообще был способен. И к этому страху примешивалось еще одно чувство: Бреннер не хотел признаваться себе, его пугала эта мысль, и все же правда заключалась в том, что Салид притягивал его к себе. На Бреннера производило сильное впечатление не то, что Салид делал, а то обстоятельство, что он обладал мужеством, силой или, скорее, наглостью делать все эти вещи. Нет, Салид не будил в душе Бреннера отвращение, страх или гнев праведный — те чувства, которые люди должны питать к подобному типу, он скорее затрагивал какие-то темные первобытные глубины, существующие в душе каждого человека. Зверь, дремавший в Бреннере, узнавал в звере, каким по существу являлся Салид, своего брата.
Эта мысль испугала Бреннера, но он не мог отделаться от нее. Он хорошо знал, что Салид — убийца, негодяй, человек, лишенный совести, человек, для которого существует только право силы. Сам Бреннер никогда бы не совершил тех преступлений, которые содеял этот террорист, но он иногда мечтал о чем-то подобном… Нет, он, конечно, не хотел творить злодеяния на самом деле, он только хотел чувствовать себя способным на такие поступки. Но он не ощущал себя способным на них. И вот Бреннер поймал себя на мысли о том, что завидует Салиду.
Вой полицейской машины затих. По всей видимости, она подъехала к клинике и остановилась. Но вторая полицейская машина только приближалась, а издали слышался звук сирены еще одного автомобиля, спешащего на место преступления. Своим звонком Шнайдер, похоже, переполошил полицию, чего, наверное, сам не ожидал. Однако, Салид, по всей видимости, не испытывал никакого беспокойства по этому поводу. Он молча ждал с присущим ему хладнокровием у ворот ограды, пока звук сирены приблизится, а затем, рванув, распахнул створку ворот и выбежал на тротуар, размахивая, как безумный, руками. Бреннер с недоумением наблюдал за ним. Вот Салид вступил на проезжую часть и упал на колени, но тут же снова вскочил и опять дико замахал руками. Его фигуру выхватил из темноты свет фар подъезжающей машины. Салид, как бы защищаясь от слепящего света, прикрыл левой рукой лицо и сделал еще несколько шагов навстречу полицейскому автомобилю.
— Он здесь! — крикнул Салид. — Быстрее! Он здесь!
Завизжали тормоза. На долю секунды Бреннеру показалось, что машина обязательно собьет Салида, но шофер среагировал в последний момент. Бело-зеленый автомобиль занесло, и он остановился поперек проезжей части, едва не задев палестинца.
— Он здесь! — снова закричал Салид. — В парке! Быстрее!
Дверцы машины одновременно распахнулись, и из них выпрыгнули полицейские, доставая на ходу оружие.
— Вам что, жить надоело? — крикнул один из них Салиду. — Что случилось?
Салид заковылял к полицейскому, нагнувшись вперед и все еще прикрывая рукой лицо, как будто свет фар слепил ему глаза. На самом деле он просто не хотел, чтобы его узнали.
— Он в парке! — прохрипел палестинец. — Будьте осторожны! Он вооружен и уже застрелил одного священника!
Второй полицейский тем временем уже обошел машину и направился к Салиду. Увидев, что Салид показывает на решетку ворот, полицейский нацелил туда свой пистолет. До сознания Бреннера дошло, что полицейские хорошо видят его силуэт за прутьями решетки и несомненно принимают его за убийцу, которого преследуют.
Их заблуждение длилось, возможно, не больше секунды, но и этого времени Салиду хватило для того, чтобы осуществить свой план. Он молниеносно выпрямился, выбил у одного из полицейских оружие из рук, а другого ударил по горлу ребром ладони. Полицейский захрипел и упал на колени, схватившись руками за шею и судорожно ловя воздух ртом. Его коллега хотел наброситься на Салида, но у него не было ни малейшего шанса одержать верх над террористом. Салид выставил локти, защищаясь от удара, а затем, отпрыгнув в сторону, ударил кулаком в лицо полицейского, так что тот упал на капот машины. Салид тут же молниеносно ринулся к нему, приподнял беднягу и нанес второй мощный удар. Полицейский обмяк в его руках, и Салид небрежно бросил его на землю.
— Живо сюда! — крикнул он, повернувшись лицом к воротам.
Если бы Бреннеру нужны были еще доказательства того, будто что-то в его душе заставляло его самого безропотно подчиняться террористу, то эти доказательства теперь были налицо. Ноги сами понесли Бреннера к машине, хотя внутренний голос говорил ему, что его поведение не просто граничит с безумием, но уже перешло эту границу. У Бреннера был шанс убежать. За те несколько секунд, на которые Салид оставил их одних, Бреннер и Йоханнес могли бы скрыться в темноте парка. Почему же они этого не сделали? Почему?
На этот вопрос, вероятно, не существовало ясного ответа. Или, по крайней мере, такого, какой удовлетворил бы Бреннера. Власть Салида над ним была совершенно очевидна Эта власть распространялась и на Йоханнеса — теперь в этом не было сомнений. Ведь он тоже — после секундной заминки — сорвался с места и побежал к машине.
Салид рывком распахнул заднюю дверцу автомобиля и без лишних слов затолкал туда Бреннера Затем он обернулся к Йоханнесу.
— Вы умеете водить машину, отец?
— Не очень хорошо, — ответил Йоханнес. — И не называйте меня…
— В таком случае настало время учиться, — перебил его Салид и, бесцеремонно подталкивая его в спину, усадил Йоханнеса за руль. Затем он быстро обогнул машину, наклонившись по дороге над полицейским, находившимся без сознания, подобрал его оружие и сел на переднее сиденье. Йоханнес уставился на оружие в руках Салида с таким выражением лица, которое при других обстоятельствах можно было бы назвать комичным.
Салид, во всяком случае, широко ухмыльнулся, переложил пистолет в левую руку, а правую спрятал в карман своего жакета. Затем он снова вынул ее — она была совершенно пуста — и вытянул указательный палец, словно дуло пистолета, в сторону Йоханнеса.
— Пиф-паф, — сказал он.
— Так, значит, у вас не было никакого оружия, — сказал Йоханнес.
“Верно, — ответил ему взгляд Салида, — но несмотря на это, я убил бы тебя быстрее, чем ты успел бы моргнуть”.
— Вы слишком легковерны, мой друг, — сказал террорист. — А теперь поехали!
Йоханнес бросил на Салида гневный взгляд, но не стал ему перечить — по-видимому, он понял немой ответ террориста. Поэтому священник включил зажигание, и автомобиль плавно тронулся с места. Салид протянул руку и быстро выключил сирену и мигалку.
Добром все это не кончится — Бреннер знал это. Он попал в какую-то безумную историю, в которой происходили невероятные события. Время работало против них, а также все законы теории вероятностей и логики. С того мгновения, когда Салид остановил полицейскую машину и отправил в нокаут обоих полицейских, прошло всего лишь несколько секунд, хотя Бреннеру они показались вечностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53