Его зрение вновь сильно ухудшилось, но это не удивило и даже не испугало его. Не отдавая себе в этом отчета, Бреннер знал, что так оно и будет. Более того, у него было странное чувство, что если бы он вдруг ясно увидел окружавшие его предметы, а не серый туман и размытые очертания, то был бы сильно разочарован. Однако даже не видя стоявшие на столике приборы, он знал, что электронный сторож чутко наблюдает за ним. Но Бреннер знал, каким образом он сможет его перехитрить.
Сначала он просто хотел отсоединить датчики, прикрепленные к его грудной клетке и вискам, однако понимал, что в дежурной комнате сейчас же раздастся сигнал тревоги. Вместо этого Бреннер осторожно оперся на правый локоть, сжав зубы от боли, и потянулся левой рукой к прибору Его пальцы нашарили полированную металлическую поверхность, а затем, проведя по ней рукой, он нащупал шнур, подключавший прибор к электросети Бреннеру было очень больно. Он никак не мог удобно схватить шнур, потому что при каждом движении игла, торчавшая у него между указательным и средним пальцами, все глубже и глубже впивалась в плоть. В конце концов Бреннер все же с третьей попытки выдернул шнур из розетки, зажав его между безымянным пальцем и мизинцем. На глазах Бреннера навернулись слезы, но теперь он, по крайней мере, мог не опасаться немедленной расплаты за свое самоуправство.
Бреннер снова сел на постели, спустил ноги на пол и замер так, подождав три минуты, пока стихнет боль в плече и руке. Боль не стихала. Ему необходимо было вынуть иглу из вены, однако это означало бы открытый бунт с его стороны. Ведь если бы теперь его снова застали врасплох медсестра и доктор, то он не смог бы уже отговориться тем, что отсоединил трубочку по ошибке, по неосторожности. И все же Бреннер, превозмогая сильную боль, вытащил иглу из кровоточащей руки и бросил ее на пол. Но еще долго после этого у него было такое чувство, что игла продолжала находиться в тыльной стороне его ладони.
Следующий этап был менее болезненным, но требовал больших усилий. Бреннер, который все еще почти ничего не видел, подошел на ощупь к шкафу, чтобы взять оттуда свою одежду, но это ему не удалось. Сил Бреннера хватило лишь на то, чтобы открыть дверцу шкафа, но он не смог даже снять одежду с вешалки. В этот момент отворилась дверь в палату и кто-то вошел.
Бреннер с трудом обернулся и постарался разглядеть вошедшего сквозь пелену тумана, застилавшего ему взор. Теперь он понимал, что его зрение очень сильно ухудшилось даже по сравнению со вчерашним днем. Единственное, что он видел, это очертания человека, стоявшего в дверном проеме. Бреннер не мог разобрать, кто это был.
— Вы — Бреннер? — спросил вошедший. Это был совершенно незнакомый голос, он не принадлежал никому из медперсонала больницы. В первый момент Бреннер решил, что это — вернувшийся Йоханнес.
— Вы — Бреннер, правильно?
Нет, это был не Йоханнес. Хотя незнакомец говорил без акцента, все же чувствовалось, что немецкий не был его родным языком.
— Кто вы? — спросил Бреннер. — И… чего вы хотите?
Силуэт незнакомца приблизился. На нем был старомодный халат из голубой махровой ткани, слишком тесный для этого человека. Судя по лицу, которое Бреннеру теперь удалось разглядеть, он действительно был иностранцем. Вошедший был смугл и имел арабские черты лица. Во всяком случае, это южанин. Бреннер невольно насторожился, хотя пока еще не мог найти причину своей настороженности.
— Итак, вы — Бреннер, — человек в голубом махровом халате подошел вплотную к Бреннеру и так энергично вцепился ему в локоть, что тому стало больно. — Как дела? Как ваше самочувствие? Вы можете быстро ходить?
Бреннер попытался вырвать у него свою руку, но ему это не удалось, хотя незнакомец не делал усилий, чтобы удержать ее. По-видимому, он даже не заметил робких попыток Бреннера оказать сопротивление.
— Чего вы хотите? — снова спросил Бреннер, который внезапно испугался, догадавшись, кто перед ним стоит. — Вы… вы тот самый террорист, — прохрипел он, чувствуя, как у него перехватило горло. — О Боже! Вы тот самый Салим! Это вы взорвали монастырь! Чего вы от меня хотите?
— Меня зовут Салид, — ответил вошедший, стараясь скрыть свое изумление. По-видимому, он совсем не ожидал, что Бреннер узнает его. — У меня нет времени сейчас все объяснять вам, но заклинаю вас, доверьтесь мне Я пришел сюда не затем, чтобы причинять вам какой-нибудь вред.
Бреннер удивлялся сам себе Он не испытывал паники и страха, стоя сейчас перед террористом, человеком, который всю свою жизнь убивал людей. Однако, возможно, все же паника охватила его, потому что Бреннер заметил, как дрожит у него голос, когда он начал отвечать.
— Чего вы от меня хотите? Зачем вы здесь?
— Я хочу вывести вас отсюда, Бреннер, — ответил Салид, отпуская наконец руку Бреннера. — Я знаю, что мои слова прозвучат странно, но должен вам сказать, что вас держат здесь не в качестве пациента, а в качестве заключенного, — он помолчал еще несколько секунд, внимательно разглядывая Бреннера, а затем добавил: — Но я вижу, что вы это уже поняли. Итак, я помогу вам выбраться отсюда.
Наблюдательность палестинца изумила Бреннера.
— Но зачем? — спросил он. — Для того чтобы убить меня?
— Если бы я этого хотел, вы были бы уже давно мертвы, — ответил Салид так просто и буднично, что его слова подействовали на Бреннера больше, чем какая-нибудь угроза. — Боюсь, что в противном случае вам недолго останется жить. Как, впрочем, и всем нам.
— Вы сумасшедший, если всерьез думаете, что я пойду с вами! — Бреннер попытался отступить на шаг назад и чуть не упал, натолкнувшись на что-то.
— Я могу заставить вас силой идти со мной, — ответил Салид, — я так и поступлю, если у меня не останется другого выхода, но было бы лучше, если бы вы сделали это добровольно. Это упростило бы мою задачу. Вернее, нашу общую задачу.
Да, без сомнения Бреннер был охвачен паникой. Ему только казалось, что он спокоен и не испытывает страха. Это было своего рода вытеснение чувств в подсознание.
— Я закричу.
— А кто вас сможет услышать? — Салид пренебрежительно махнул рукой. — Вероятно, вы не знаете того, что являетесь единственным пациентом на этом этаже, кроме того, — голос Салида стал заметно жестче, — вы сами должны были уже давно понять, что здесь не все в порядке. Что с вашими глазами?
— Ничего. С ними полный порядок.
— Неправда. Вы очень плохо видите.
— Откуда вы…
— Это сразу видно, — перебил его Салид и, взглянув на часы, продолжал: — Последствия несчастного случая?
“Несчастный случай? Довольно странное определение для катастрофы, повлекшей за собой множество смертей”, — подумал Бреннер.
— Да, — ответил он. — Или… нет. Я не знаю.
— В любом случае вы теперь — полуслепой и не сможете самостоятельно выбраться отсюда, — заметил Салид. — А вы ведь именно этого хотите, не правда ли?
— Да, я хочу выбраться отсюда, но не вместе с вами, — Бреннер постарался, чтобы его голос звучал твердо и даже вызывающе, но он сам почувствовал, что ему это не удалось. — Если вы хотите забрать меня отсюда с собой, вам придется ударить меня так сильно, чтобы я потерял сознание.
— Как скажете, — вздохнул Салид.
Бреннер весь напрягся, ожидая, что сейчас последует удар. Он молил про себя Бога, чтобы хотя бы половина из того, что он видел в боевиках, оказалась действительностью. А именно: чтобы он не почувствовал боли и сразу же отключился бы.
Но Салид так и не ударил его. Вместо этого он сказал:
— Я знаю, где девушка.
* * *
Профессор Шнайдер взглянул на часы, опустил закатанные рукава своего халата и решительным шагом направился к лифту. Он пробыл у Бреннера минут пятнадцать. Александру должно было хватить этого времени для того, чтобы сказать их непрошеному гостю все, что нужно. Самому Шнайдеру этого времени вполне хватило, чтобы принять твердое решение положить конец этому фарсу. И немедленно.
Войдя в кабину лифта, он нажал на кнопку, нетерпеливо ожидая, когда закроются двери и лифт начнет свой подъем. Покинув палату Бреннера, Шнайдер не сразу направился в свой кабинет, а сначала спустился на первый этаж, чтобы еще раз переговорить с вахтером и убедиться, что все в порядке. Однако это был всего лишь предлог. На самом деле Шнайдер хотел выкурить сигарету. В клинике строжайше запрещалось курить — хотя, впрочем, этот запрет не соблюдала даже старшая сестра. Сам Шнайдер имел обыкновение один или два раза за ночь выходить на улицу, чтобы предаться там своему пороку. На этот раз сигарета не доставила ему никакого удовольствия, а лютый холод заставил побыстрее вернуться в здание больницы. Однако даже этой короткой паузы ему хватило на то, чтобы прийти к твердому решению, которое, возможно, изменит всю его жизнь.
Шнайдер решил подняться наверх и потребовать от этого Александра, чтобы тот выложил ему всю правду. Доктор не желал больше терпеть отговорок и не хотел мириться с полуправдой, находясь под давлением неизвестно кого. “Надо прежде всего слушаться Бога и собственную совесть, а потом уже людей”, — сказал он самому себе. Он презирал и ненавидел себя за то, что был беспомощен, оказавшись втянутым в эту грязную игру.
Кабина лифта остановилась. Шнайдер протиснулся сквозь слишком медленно раскрывающиеся двери, стремительно повернул налево и пошел по коридору, на ходу доставая из кармана связку ключей. Он почти бежал. Шнайдер слишком хорошо знал себя и понимал, что сейчас была дорога каждая секунда В данный момент он был решительно настроен вывести Александра на чистую воду Если же он промедлит, то, пожалуй, начнет задумываться о последствиях подобного шага. О последствиях для него самого, для клиники и для Бреннера.
Шнайдер открыл двери, ведущие в ту часть клиники, которую он вынужден был три дня назад освободить для нового пациента. Это произошло после короткого, но жаркого телефонного спора с начальством Захлопнув за собою дверь, Шнайдер пошел дальше, обдумывая те слова, с которыми обратится к Александру. Важно было правильно начать подобный разговор. Александр умел мастерски вести спор, уходя от ответа. Из всех словесных дуэлей, которые он провел до этого со Шнайдером, священнослужитель всегда выходил победителем. Если Шнайдер оплошает в самом начале разговора, то может и не продолжать его.
Открыв энергичным движением дверь, ведущую в приемную, Шнайдер переступил порог и… остановился как вкопанный.
В первую минуту он просто не поверил своим глазам, до того чудовищным показалось ему зрелище, представшее его взору. В приемной его кабинета разыгралась, по-видимому, одна из сцен, обычных для американских боевиков.
Уходя, Шнайдер оставил Йоханнеса и Александра в своем кабинете, но теперь оба они находились здесь, в приемной. Йоханнес стоял на коленях на полу в довольно комичной позе, судорожно сжимая в руке свой золотой наперсный крест, а левой рукой, сжатой в кулак, он закрывал рот. Александр лежал перед ним на спине, распростершись на полу, его глаза были широко раскрыты, а взгляд, лишенный всякого выражения, устремлен к потолку. Шея Александра была так неестественно выгнута, что Шнайдеру вовсе не надо было изучать медицину целых четырнадцать семестров, чтобы заключить, что у человека, лежащего на полу, перелом шейных позвонков. Рядом с дверью на полу неподвижно лежала сестра Марианна.
Шнайдер взял наконец себя в руки и вспомнил, что он — врач. Быстро опустившись на колени рядом с неподвижно распростертой на полу медсестрой, он склонился над ней.
— Он… он убил его, — пролепетал Йоханнес — Он просто взял и убил его!
— Кто? Кто это сделал? — спросил Шнайдер. Его пальцы нашли сонную артерию на шее Марианны и нащупали слабый пульс. Слава Богу, она была жива.
— Он его просто убил, — пробормотал Йоханнес. — Все произошло так быстро. Я… я ничего не мог сделать! Он его просто убил! Взял и убил…
Шнайдер тем временем осторожно приоткрыл веки Марианны, внимательно посмотрел на ее зрачки, а затем ощупал череп. Однако он не обнаружил никаких повреждений, кроме большой шишки на затылке. Конечно, его это не могло успокоить. Самыми серьезными травмами чаще всего являются те, которые так просто не увидишь. Но, по крайней мере, череп сестры не был проломлен. Шнайдер стремительно встал, подошел к распростертому Александру и опустился рядом с ним на колени. Осматривать его было совершенно бесполезно, однако доктор все же бегло сделал это. Что, конечно, ничего не изменило. Старик, которого он так боялся, был мертв. Шнайдер вскинул голову и взглянул на Йоханнеса. Лицо священника казалось застывшим и приобрело серо-землистый цвет. Он глядел, как зачарованный, на выпученные глаза Александра.
— Что здесь произошло? — спросил Шнайдер.
— Он убил его, — продолжал все так же бессвязно бормотать Йоханнес. — Просто взял и убил. Без всяких причин и…
— Кто это был? — перебил его Шнайдер и, видя, что Йоханнес не собирается отвечать на его вопрос, схватил священника за плечи и начал так сильно трясти, что у того залязгали зубы. — Кто?
— Один… один человек, — заикаясь ответил Йоханнес, который все еще продолжал упорно глядеть на Александра, несмотря на то, что Шнайдер тряс его за плечи.
— Человек? Какой человек? Что здесь произошло? — Шнайдер ни на секунду не усомнился в том, что Йоханнес не причастен к этому преступлению. Хотя, конечно, с другой стороны, доктор не знал этого молодого человека. И если тот на самом деле вовсе не был священнослужителем, то вполне мог оказаться бессовестным убийцей.
— Я… я не знаю, — запинаясь, ответил молодой человек. — Он так неожиданно появился здесь и… и убил его. Но почему он это сделал? О Боже, я не могу понять, почему он это сделал!
Шнайдер начал подозревать, что ему так и не удастся получить вразумительный ответ от Йоханнеса. То, что здесь произошло, совершенно выбило молодого священнослужителя из колеи. Но кое-какие сведения Шнайдеру все же удалось у него получить.
— Этот человек все еще здесь? — спросил врач, тут же испугавшись того, что Йоханнес сейчас кивнет и покажет на дверь в кабинет. Но несмотря на это, ответ священника не удивил Шнайдера.
— Он… он пошел к Бреннеру.
Бреннер… Шнайдеру показалось, что именно это он и ожидал услышать. Ему трудно было сложить всю эту разрозненную информацию в одну целостную картину, однако он о многом начал догадываться.
Шнайдер встал, подошел к столу и снял телефонную трубку, чтобы набрать номер полиции.
* * *
Порывистый ветер подгонял Вайкслера в спину. Пробираясь сквозь снежный буран, он был твердо убежден в том, что эта завывающая вокруг него вьюга будет последним, что он увидит и услышит в своей жизни. Вайкслер не испытывал страха при такой мысли. Смерть казалась ему избавлением от ужаса, пережитого им в спортивном зале. Вероятнее всего, ему не придется долго мучиться — ведь смерть от переохлаждения считалась легкой смертью. А температура воздуха тем временем продолжала стремительно падать. Вайкслеру казалось, что его дыхание превращается в лед еще прежде, чем воздух вырвется из его губ. Ледяной ветер пробирал его до костей так, словно на нем и не было теплой куртки. Вайкслер окоченел, у него не было больше сил держать в руках оружие, и он потерял свой автомат где-то по дороге.
Но он так и не умер. Судьба не захотела обойтись с ним милосердно. Снежная буря поиграла с ним немного, покрутила его в своем водовороте, но не убила, а вынесла к освещенному школьному зданию, расположенному на другом конце двора. На первом этаже этого дома находился временный командный пункт. Самое странное заключалось в том, что здесь как будто и не было снежной бури. Взору Вайкслера предстала мирная картина: сквозь большие застекленные окна падал неоновый свет, который, несмотря на свой холодный оттенок, вселял в душу уверенность и обещал тепло. Жизнь там, за окнами, казалось, самым решительным образом отличалась от бушующей на дворе непогоды, поглотившей Вайкслера и вновь извергнувшей его. На стенах висели яркие детские рисунки, наглядные пособия и таблички с отдельными печатными буквами. На стеклах были наклеены узоры из прозрачной разноцветной бумаги, отбрасывавшей цветные тени на снег. В эту мирную обстановку совершенно не вписывались двигавшиеся за стеклами люди, одетые в пятнистую камуфляжную форму, а также массивный радиопередатчик, стоявший на учительском столе, и карта местности, висевшая на школьной доске. Однако все эти инородные детали не могли разрушить того мирного впечатления, которое оставляла эта картина.
Может быть, самым верным словом для обозначения всего этого было слово “сюрреализм”. Состояние, в котором находился Вайкслер, не позволяло ему проанализировать все увиденное и воспринять его. Однако он не мог не заметить, что поднявшийся на дворе буран вовсе не был обычной снежной бурей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53