Я мог бы и не налететь на рифы, но было очевидно: если я не войду в пролив, мне не удастся уйти от фрегата. Нам помог случай, и я не замедлил воспользоваться преимуществом, которое он предоставил мне. Увидев, что, идя в кильватере, ему не догнать судно, месье Легро пошел нам наперерез между островками, которые мы принуждены были обогнуть, и, как ни удивительно, появился впереди по курсу. Однако вместо того, чтобы попытаться сблизиться с судном, он направил лодку в чрезвычайно узкий пролив, неистово жестикулируя и призывая нас следовать за ним. В этот момент фрегат в первый раз дал выстрел из пушки, и ядро упало в воду совсем недалеко от нас. Если бы мы проскочили пролив, в который месье Легро повел лодку, мы оказались бы у подветренного берега целой группы островов — вернее островков, — и тогда все зависело бы от нашей скорости. Времени на раздумья у нас не было, в следующее мгновение корабль миновал бы вход в пролив и, чтобы вернуться, пришлось бы менять галс; да и вернуться бы уже не удалось. Я приказал привести судно к ветру.
Три наших француза, вообразив, что теперь-то они точно направляются к la belle Francenote 104, резво принялись за работу. Наб и Диоген тоже изо всех сил радостно навалились на брасы, так что вскоре реи были обрасоплены, и «Рассвет», став против ветра, направился к проливу. Месье Легро ликовал. Он конечно же подумал, что все опять в порядке, и показывал дорогу, размахивал руками, в то время как все, бывшие в лодке, включая рыбаков, орали, ревели и жестикулировали так, что наверняка сбили бы нас с толку, если бы мне было до них дело. Я считал, что идти за лодкой нужно, но их вопли мы оставили без внимания. Если бы месье Легро счел необходимым подождать судно в самом узком месте пролива, он бы поставил нас в трудное положение; но азарт заставил его позабыть все на свете, он рвался вперед, как мальчишка, который изо всех сил старается первым добежать до заветной цели.
Наступил напряженный момент — нос «Рассвета» входил в узкий пролив. Ширина его от одной скалы до другой, судя по тому, что мы видели, составляла, быть может, тридцать фатомов, и он не расширялся, а сужался на сотню с лишним футов, до трети своей начальной ширины. Течение несло нас словно поток у мельничной плотины, и, наверное на наше счастье, у нас не было времени на раздумья или колебания; положение было столь серьезным, что на моем месте самого отчаянного головореза охватили бы сомнения. Течение затянуло судно подобно водовороту, и мы понеслись со скоростью, которая расколола бы корабль от киля до тимберсов, налети мы на подводный риф. Шансы выбраться из пролива невредимыми были ничтожны: в лоцманском деле, на мой взгляд, многое зависит от случайностей. Затаив дыхание, мы смотрели вперед, со страхом ожидая, что судно вот-вот разлетится в щепки.
В таком напряжении прошло около пяти минут. К концу этого короткого промежутка судно, пройдя сквозь строй скал, преодолело целую милю, гонимое более течением, нежели ветром. Наша скорость в самом узком месте пролива была так велика, что, когда мы летели мимо скал, я поймал себя на том, что крепко держусь за леер, как будто боясь упасть. Французы испустили громкий и дружный крик, когда лодка вышла из узкого пролива в широкую просторную бухту, замкнутую цепью островов, которая как бы образовывала своего рода рейд. На последнем из островов расположились батарея, маяк, группа рыбацких хижин; все указывало на то, что побережье это отнюдь не пустынное.
Месье Легро ждал нас примерно в двух кабельтовых от той горловины, где мы вышли из пролива в бухту, предусмотрительно выбрав нам место для якорной стоянки на участке, контролируемом батареей из четырех крупнокалиберных пушек. Поскольку от лодки нас отделяло некоторое расстояние, у меня было время оглядеться. Внутри очерченного островами пространства было что-то вроде залива шириной в целую лигу, материковый его берег являл собой несколько бухт, в которых стояли на якоре каботажные суда. Почти на каждой возвышенности имелись небольшие батареи; они не представляли опасности для флотилии или даже для отдельного крупного судна, но их было достаточно для устрашения корвета или фрегата. Ввиду того, что все орудия были тяжелыми, судно, проходящее посередине этого залива, подвергало себя риску, особенно если артиллеристы не зазеваются. Стать на якорь там, где нас ждала лодка, означало отдать «Рассвет» в руки капера, так как вышеупомянутая батарея полностью контролировала этот кусок берега. Однако удача снова улыбнулась нам: ветер подул в сторону, противоположную течению, и я не замедлил воспользоваться этим обстоятельством.
При всем старании «Рассвет» не смог бы подойти к тому месту, где бросила верп лодка. Мы прошли мимо, и, когда оказались в пределах слышимости, до нас донеслись громкие призывы убавить парусов и стать на якорь. Сделав вид, что я хочу подойти именно к тому месту, где стояла лодка, я своими ответами запутал месье Легро, сказав ему, что собираюсь пройти прежним курсом некоторое расстояние, а когда смогу сменить галс, тогда и подойду к лодке. Поскольку это было понятно моим захватчикам, они удовлетворились таким ответом, хотя нам вслед не менее сотни раз прокричали «n'importe»note 105; это и в самом деле было «n'importe» — в отношении удобства для стоянки на полмили вокруг нас один участок берега ничуть не отличался от другого.
Команде «Рассвета» пришлось немало потрудиться в тот день, и не напрасно — фрегат не отставал. Ему пришлось пойти кружным путем, при этом он предусмотрительно старался держаться подальше от первой батареи, вследствие чего нам удалось добиться значительного преимущества перед ним. Когда мы проходили мимо лодки, верхние паруса «англичанина» виднелись с внешней стороны острова; они стремительно летели вдоль скал — судно было весьма быстроходное. Оно огибало мыс, когда мы находились посреди залива, но тут батарея сослужила нам добрую службу, ибо, вместо того чтобы идти в бейдевинд, англичане принуждены были, не лавируя, идти по ветру, дабы избежать опасности. Да и само их присутствие, надо полагать, сыграло нам на руку — за месье Легро прислали с батареи небольшую лодку и, весьма вероятно, что к нам отрядили бы связного в виде ядра, увидев, что мы как ни в чем не бывало держим курс в открытое море вместо того, чтобы повернуть к назначенному для нас месту стоянки, но на примете у батарейных офицеров был фрегат — куда более важная птица. Как только Джон Булль появился в пределах досягаемости, артиллеристы принялись обстреливать его, но дистанция была столь велика, что стреляли они, по правде говоря, впустую.
Всякий, кто хоть немного знаком с судоходством, поймет, каким преимуществом мы теперь обладали. «Рассвет» шел в бейдевинд по удобному широкому проливу, начавшийся прилив гнал его к ветру, который позволил нам развить скорость до шести узлов. Пролив между островками и материком насчитывал около четырех лиг в длину, а тот пролив, куда нас сначала привели рыбаки, находился примерно посередине цепи островов. Нас уже отделяла от лодки целая миля, и благодаря течению мы шли гораздо ближе к ветру, чем месье Легро, когда тот счел нужным поднять верп и вновь пуститься в погоню. Будучи опытным моряком, он знал, что вскоре мы будем вынуждены сменить галс, учитывая направление материкового берега, и снова повернуть к острову; поэтому, вместо того чтобы следовать в кильватер за нами, он воспользовался направлением течения и устремился прямо против ветра, намереваясь перерезать нам путь. Все это мы ясно видели, но нас нисколько не занимали ни месье Легро, ни его лодка. При таком ветре судно с легкостью могло уйти от него, и, потом, мы всегда могли развернуться посреди пролива, не пересекая путь лодке и вообще не подходя к ней. Фрегат доставлял мне больше беспокойства.
«Англичанин», как я узнал после, был сооружен во Франции и назывался «Fortunee»note 106, английские матросы окрестили его «Счастливчиком», а между собой называли «Фортелем». Это было старое судно, но чрезвычайно быстроходное, и его командир прославился своими набегами на французский берег. Невзирая на батареи, он уже третий раз входил в этот залив, и, изучив особенности навигации на этом участке, он имел больше шансов уйти невредимым, чем в двух предыдущих случаях. Посчитав, что находится на безопасном расстоянии от батарейных орудий, он пошел в бейдевинд, короткими галсамиnote 107 у материкового берега, где он наилучшим образом использовал течение и всю силу ветра и где ничто не могло помешать ему, так как рейд находился у самого острова.
И без долгих раздумий было ясно, что от фрегата нам не уйти; правда, продолжая идти вдоль залива к ветру, мы могли бы достигнуть его западного края немного раньше «англичанина», но, когда мы снова выйдем в открытое море и он окажется между нами и берегом, никаких шансов на избавление у нас не останется. В этом, казалось бы, безвыходном положении в голове Марбла, как это часто бывало и раньше, родилась счастливая мысль; я же мог гордиться только тем, что выбрал верный момент и с готовностью воплотил его идею. Пролив, который мы прошли вначале, лежал прямо по курсу, и у нас были все основания полагать, что судно сможет снова преодолеть его. Когда рыбаки зазывали нас в него, вода в нем была на шесть футов ниже теперешнего уровня, и мой помощник предложил воспользоваться им, теперь для выхода.
— «Англичанин» ни за что не посмеет пойти за нами из-за той батареи, что на берегу, — добавил он, — а французы не станут стрелять в нас, они подумают, что мы спасаемся от нашего общего врага.
Вдруг меня осенило: я понял весь смысл его плана. Я поднял триколор поверх британского флага, чтобы люди со второй батареи приняли нас за английский приз, и направился прямо к проливу, у выхода из которого стоял на якоре небольшой бриг. Чтобы совершенно сбить всех с толку, мы привели к ветру нижние прямые паруса и отдали брам-фалы, как будто собираясь остановиться. Увидев это, месье Легро, верно, вообразил, что мы намереваемся бросить якорь у батареи и что мы подняли флаги, дабы поддразнить англичан, — все, бывшие в лодке (в четверти мили от нас), возликовали, замахали шапками и беретами. Мы промчались мимо брига, приветствовавшего нас шумными возгласами одобрения и криками: «Vive la France!» Я все время не спускал глаз с батареи. Когда-то ее соорудили, чтобы контролировать рейд, при этом не подумали о проливе, в который ни один неприятель не посмел бы войти. Правда, на вход в пролив были наведены две тяжелые пушки, но они стояли в отдалении от других орудий и людей к ним не ставили, разве только в чрезвычайных случаях.
Когда судно вышло из пределов досягаемости последней пушки в маленьком полукруге островов, я глубоко вздохнул и почувствовал, что у меня гора свалилась с плеч. Солдаты жестами показывали нам, что мы зашли слишком далеко на запад и лучше причалить поближе, но мы не обращали на них внимания. Вместо того чтобы убавлять парусов, мы натянули фока— и грота-галсы и поставили брамсели. Таким образом мы раскрыли наши карты; на берегу поднялся невообразимый гвалт, который было слышно даже на корабле. На нас стали наводить легкую артиллерию, и около двадцати солдат бросились к отдаленной батарее. Теперь все зависело толь. ко от быстроходности «Рассвета». Мы миновали последнюю батарею за десять минут до того, как туда добрались французы, — им пришлось обежать большую бухту; шестью минутами позже мы вышли в море под американским флагом и множеством флажков, гюйсов и вымпелов на всех стеньгах и везде, где только можно было разместить знамена победы!
ГЛАВА XVII
Нет сил! В погоне я изнемогаю.
Чем больше просьб, тем меньше достигаю.
Шекспир. Сон в летнюю ночьnote 108
Мы с Марблом взглянули друг на друга и расхохотались, французы между тем выпустили в нас ядро из своей двухпушечной батареи; оно сделало перелет, да и едва ли могло попасть в нас: скалы, которые возвышались между «Рассветом» и островами, мешали прицелу. Я изменил курс судна, чтобы выйти за пределы досягаемости снарядов; теперь нам нечего было опасаться со стороны французов. Лодка больше не пыталась преследовать нас, и на этом наши сношения с «Шалуном» и его командой прервались. Что до «Счастливчика», ему понадобилось бы по меньшей мере четыре часа, чтобы дойти до последнего из островков и обогнуть его; поняв, что ему не угнаться за таким быстроходным судном, как «Рассвет», командир «Счастливчика» устремился к несчастному бригу, который ему даже удалось отрезать от рейда, несмотря на все оборонительные сооружения островов. Последнее, что я услышал от этих джентльменов, были звуки пушечных залпов, которыми обменивались батарея и фрегат, а последнее, что я увидел, был дым, который еще долго стоял в воздухе после того, как острова исчезли за горизонтом. «Рассвет» держал курс прямо в открытое море, ветер по-прежнему дул с севера, хотя здесь он был не столь крепок, как в проливе.
— Ну, Майлз, каково? — воскликнул Марбл, когда мы с ним обедали на палубе, где приказали Набу приготовить трапезу. — Ты помнишь, что я всегда говорил о твоей звезде? Вот и еще одно доказательство, что Провидение к тебе благоволит! Когда-нибудь ты, конечно, отдашь Богу душу, не без того, но прежде тебе предначертано совершить нечто замечательное. Плавать с тобой, дружище, красота! Твое общество — что бессрочный страховой полис; пока я под твоим началом, я за себя спокоен. Попади я к какому угодно другому капитану, я был бы только паршивым отшельником, а теперь я верный сын и любящий дядя. Однако что ты собираешься делать дальше?
— Я думаю, Мозес, нам лучше взять курс на Гамбург, как сначала. Северный ветер об эту пору года не продержится долго, опять задует зюйд-вест, а это как раз то, что нам нужно. Через десять дней, от силы недели через две мы, даст Бог, войдем в порт.
— А эти французские ребята, гляди, как накинулись на поросенка, словно на дикого кабана! Ей-богу, парни никогда не видели настоящей еды!
— Что ж, станем кормить их как следует, хорошо обращаться с ними, и пусть работают. Они никогда не посмеют напасть на нас, да, думаю, они и в навигации ничего не смыслят. Я вижу, они курят и жуют табак; мы дадим им табака, сколько их душе угодно или сколько они смогут пережевать, это их подбодрит.
— А Джон Булль?
— О, Джон — это особая статья. Не думаю, что нам станут досаждать три английских крейсера подряд. Случай с Сеннитом и компанией мы сохраним в тайне, а третий крейсер нам, быть может, и вообще не встретится. Мой замысел таков: подойти близко к английским берегам и смело показать наш флаг; девять из десяти английских военных кораблей пропустят нас без всяких допросов, посчитав, что мы направляемся в Лондон (если только на их борту не окажется кого-нибудь из этих господ-вербовщиков, вроде Сеннита). Мне часто приходилось слышать, что суда, проходящие вблизи английских берегов, как правило, не допрашивают; во всяком случае, больших кораблей не стоит остерегаться. Вот бригов и куттеров — да. От мелкоты, Мозес, всегда жди неприятностей.
— Нам нынче и от больших досталось, Майлз. Но раз ты у нас и капитан и хозяин, тебе и решать. Нужно же нам плыть куда-нибудь; а твой план не хуже любого другого, который я мог бы предложить, хоть я на тридцать лет старше и опытнее тебя.
Мы подробно все обсудили, взвесили все «за» и «против» и решили следовать вышеописанному плану.
Судно стремительно удалялось от берегов Франции, пока они совсем не исчезли из виду; тогда мы пошли в бейдевинд, пытаясь лечь на наш курс, насколько позволял ветер. Остаток дня выдался спокойным, если не считать объяснения, которое произошло между мной и тремя моими французами и поначалу грозило несколько осложнить нашу жизнь. Они отказывались работать; и я принужден был сказать им, что высажу их на первое же английское военное судно, какое попадется нам на пути. Это возымело должное действие; мы переговорили и пришли к полюбовному соглашению: я обещал хорошо заплатить им за работу, когда мы придем в дружественный порт, а они обещали с усердием служить мне. Семь человек — это даже меньше, чем полкоманды для судна, подобного «Рассвету», но можно было обойтись и таким числом. Самым тяжелым оказалось стоять вахту у штурвала: никто из французов не мог с ним совладать. Тем не менее мы справлялись с необходимой работой и были все так рады нашему избавлению и от англичан, и от французов, что я осмелюсь сказать: мы перенесли бы еще столько же тягот, знай мы наверняка, что их крейсера больше не попадутся нам на пути. Провидение распорядилось иначе.
Той ночью ветер опять поменялся на юго-западный. Мы обрасопили реи и взяли прежний курс, но я предпочел не ставить паруса в наступившей кромешной тьме. Итак, я велел Марблу разбудить меня на рассвете — он должен был нести вахту в этот час. Когда я, проснувшись, вышел на палубу, я увидел, что мой помощник напряженно изучает горизонт, как будто выискивая «незнакомцев».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58