– Ты уверена, что он ушел?
– Уверена.
– Он может подкарауливать нас снаружи.
– Нет, сестра. Он испугался за свою жизнь и убежал.
Кезуар усмехнулась.
– Он испугался? – переспросила она.
– Он был просто в ужасе.
– Ну разве я не говорила тебе? Все они говорят, как герои, но в венах у них течет моча. – Она громко расхохоталась, мгновенно переходя от ужаса к беззаботности. – Мы вернемся в мою спальню, – сказала она, немного отдышавшись, – и поспим немного.
– Что твоей душе угодно, – сказала Юдит. – Но только поторопись.
Все еще продолжая хихикать себе под нос, Кезуар позволила Юдит приподнять ее с пола, и вдвоем они направились к выходу; Миляга отодвинулся в сторону, чтобы дать им пройти. Они одолели уже добрую половину расстояния, когда один из нарывов лопнул и извергнул из себя дождь обломков из Башни. Миляга успел заметить, как Юдит была сбита с ног упавшим на нее камнем, а потом комната наполнилась такой густой пылью, что обе сестры утонули в ней в одно мгновение. Единственным оставшимся ориентиром был светильник, пламя которого едва-едва пробивалось сквозь пыль, и Миляга двинулся ему навстречу, но в этот момент раздавшийся сверху грохот возвестил о том, что распад Башни ускорился. Времени для защитных чар не осталось – время хранить молчание прошло. Если он не сумеет найти Юдит в течение нескольких секунд, они все будут похоронены заживо. Он позвал ее, стараясь перекричать растущий грохот, и, услышав ответный возглас, ринулся в том направлении, откуда он исходил, и обнаружил ее наполовину погребенной под пирамидой обломков.
– Еще есть время, – сказал он ей, принимаясь раскидывать камни. – Еще есть время. Мы успеем.
Когда он освободил ей руки, она стала помогать процессу своего собственного освобождения, обхватив Милягу за шею и стараясь высвободить тело из-под обломков. Он уже начал подниматься на ноги, вытаскивая ее из-под оставшихся камней, но в этот момент раздался новый шум, куда более оглушительный, чем раньше. Но это был не грохот разрушения, а вопль раскаленной добела ярости. Облако пыли у них над головами рассеялось, и перед ними появилась Кезуар, парящая в нескольких дюймах от растрескавшегося потолка. Юдит уже приходилось видеть такую трансформацию – из спины сестры выросли щупальца, которые поддерживали ее в воздухе, – но Миляге она была в диковинку. Он уставился на необычное явление, и мысли о бегстве вылетели у него из головы.
– Она моя! – завопила Кезуар, двигаясь к ним с той же слепой, но безошибочной точностью, которая ранее проявлялась у нее в более интимные моменты, – вытянув руки вперед с недвусмысленной целью свернуть шею похитителю.
Но Юдит опередила ее. Она заслонила собой Милягу и громко произнесла имя сестры. Атака Кезуар захлебнулась; ее жаждущие убийства руки замерли в нескольких дюймах от лица Юдит.
– Я – не твоя! – закричала она Кезуар в ответ. – Я вообще никому не принадлежу! Понятно?
Услышав эти слова, Кезуар закинула голову и испустила яростный вой. Это и стало ее погибелью. Потолок содрогнулся от ее крика и рухнул вниз под весом навалившихся на него сверху обломков. Юдит показалось, что у Кезуар было время, чтобы избежать последствий своего крика. Она видела, как на Бледном Холме ее сестра двигалась с быстротою молнии. Но тогда ею двигала воля; теперь же она лишилась ее. Подставив лицо смертельному дождю, она продолжала кричать, призывая на себя все новые обломки. В голосе ее не было слышно ни ужаса, ни мольбы – это был все тот же нескончаемый вой ярости, который прекратился только после того, как она была раздавлена и завалена скалами. Но произошло это не быстро. Миляга схватил Юдит за руку и оттащил ее в сторону, а она все еще продолжала взывать к разрушению. В этом хаосе Миляга полностью потерял ориентировку, и если бы не крики Конкуписцентии в коридоре, им никогда бы не добраться до двери.
И вот они оказались в коридоре, потеряв от пыли половину своих чувств. Предсмертный крик Кезуар прекратился, но грохот у них за спиной с каждой секундой становился все громче, и они ринулись к двери наперегонки с бегущей по потолку трещиной. Им удалось обогнать ее. Поняв, что ее госпожу уже не спасти, Конкуписцентия прекратила свои причитания и бросилась прочь, в какое-то тайное святилище, где она могла вознести свою скорбную поминальную песнь.
Юдит и Миляга бежали до тех пор, пока над ними не осталось ни одного камня, крыши, арки или свода, способного обрушиться на них, и остановились лишь в одном из внутренних двориков, где происходило пчелиное празднество – по странному капризу природы именно в этот день на кустах распустились цветы. И только там они обняли друг друга, рыдая каждый о своих горестях и радостях, а земля под ними содрогалась от катастрофы, жертвами которой они чуть было не стали.

3

Лишь когда они довольно далеко отошли от дворца, пробираясь по руинам Изорддеррекса, вибрация почвы перестала ощущаться. По предложению Юдит, они направлялись к дому Греховодника, где, как она объяснила, находится надежный перевалочный пункт между этим Доминионом и Землей. Он не стал возражать. Хотя список тех мест, где мог скрываться Сартори, далеко не был исчерпан (да и учитывая размеры дворца, это представлялось почти безнадежной задачей), исчерпаны были его силы, его ум и его воля. Если его двойник до сих пор находится в Изорддеррексе, то он не представляет никакой угрозы. Защищать нужно Пятый Доминион, который предал забвению магию и так легко может сделаться его жертвой.
Несмотря на то, что улицы многих Кеспаратов представляли собой не более чем кровавые долины в окружении горных хребтов руин, осталось достаточно ориентиров, чтобы Юдит без особого труда могла определить дорогу к тому месту, где стоял дом Греховодника. Разумеется, никакой уверенности в том, что он все еще стоит там, не было, но если уж им суждено откапывать подвал, то ничего не поделаешь.
Первую милю пути они одолели в молчании, но потом между ними завязался разговор, неизбежно начавшийся с объяснений Миляги, почему Кезуар, услышав его голос, приняла его за своего мужа. Свой рассказ он предварил словами о том, что не станет погрязать в извинениях и самооправданиях, а изложит все без прикрас, словно некую мрачную басню. Он в точности исполнил свое обещание. Но при всей его ясности в рассказе содержалось одно существенное искажение. Описывав свою встречу с Автархом, он нарисовал Юдит портрет человека, который почти утратил сходство с ним, настолько погрязнув во зле, что сама плоть его была извращена. Она приняла на веру это описание. Автарх рисовался ей созданием, чья бесчеловечность сочится из каждой поры его кожи, чудовищем, одно присутствие которого могло вызвать рвоту.
После того как он поведал историю своего двойничества, настал ее черед. Некоторые детали ее рассказа были почерпнуты из снов, некоторые – из подсказок Кезуар, а некоторые – от Оскара Годольфина. Упоминание о последнем привело к новой серии откровений. Она начала рассказывать Миляге о ее романе с Оскаром, что в свою очередь вызвало из небытия Дауда, а потом Клару Лиш и Tabula Rasa.
– В Лондоне тебе будет угрожать от них очень большая опасность, – сказала она, предварительно изложив то немногое, что ей было известно о чистках, предпринятых во исполнение эдиктов Роксборо. – Как только они узнают, кто ты, они убьют тебя без малейших колебаний.
– Пусть попробуют, – сказал Миляга бесстрастным тоном. – Я готов отразить любое их нападение. Меня ждет работа, и им не удастся мне помешать.
– Где ты начнешь?
– В Клеркенуэлле. У меня был дом на Гамут-стрит. Пай говорит, что он еще стоит. Там ждет моя жизнь, чтобы я ее вспомнил. Нам обоим необходимо вернуть наше прошлое, Джуд.
– А где мне найти свое? – спросила она.
– Ты узнаешь его от меня и от Годольфина.
– Спасибо за предложение, конечно, но мне хотелось бы найти более беспристрастный источник. Я потеряла Клару, а теперь и Кезуар. Пора приниматься за новые поиски.
Произнося последнюю фразу, она подумала о Целестине, погребенной во мраке под Башней Общества.
– У тебя уже есть кто-то на уме? – спросил Миляга.
– Может быть, – сказала она, чувствуя все то же нежелание расставаться со своей тайной.
Это не ускользнуло от его внимания.
– Мне потребуется помощь, Джуд, – сказал он. – Я надеюсь, что после всего того, что произошло с нами в прошлом – хорошего и плохого, – мы сможем действовать сообща, так, что это принесет выгоду нам обоим.
Очень трогательное выражение чувства, но не такое, в ответ на которое она могла бы открыть свою душу.
– Будем надеяться, – просто сказала она.
Он не стал проявлять настойчивость и перевел разговор на менее значительные темы.
– Что за сон ты видела? – спросил он у нее. На лице ее отразилось мгновенное недоумение. – Ты сказала, что я тебе приснился, помнишь?
– Ах, да, – ответила она. – Ничего особенного, ерунда какая-то. Все это дело прошлое.

* * *

Дом Греховодника оказался нетронутым, хотя несколько зданий на той же улице были превращены – снарядами или поджигателями – в груды почерневших камней. Дверь была открыта; комнаты подверглись значительному разграблению вплоть до вазы с тюльпанами на обеденном столе. Однако никаких признаков кровопролития, за исключением засохших пятен даудовской сукровицы, видно не было, так что Юдит предположила, что Хои-Поллои и ее отцу удалось благополучно спастись бегством. В подвале следов разгрома не было видно. Хотя с полок исчезли все иконы, талисманы и статуэтки, кража была совершена с большей степенностью и систематичностью. Не осталось ни одной безделушки, ни одного осколка или обломка. Воры не разбили и не сломали ни единого амулета. Единственным напоминанием о том, что некогда это место было сокровищницей, был круг вделанных в пол камней, бывший точной копией такого же круга в Убежище.
– Сюда мы прибыли, – сказала Юдит.
Миляга пристально рассматривал пол.
– Что это? – спросил он. – Что это значит?
– Не знаю. Разве это имеет какое-нибудь значение? Главное, чтобы мы оказались в Пятом...
– Отныне мы должны быть очень осторожны, – сказал Миляга. – Все связано между собой, все входит в единую систему. До тех пор, пока мы ясно не представим себе наше место в ней, мы уязвимы.
Единая система; мысль об этом уже приходила к ней в комнате под Башней. Имаджика представилась ей тогда одним бесконечно сложным узором превращений. Но есть время для подобных размышлений, а есть время и для действия, и она не собиралась тратить его на выслушивание милягиных опасений.
– Если ты знаешь какой-нибудь другой путь отсюда, давай воспользуемся им, – сказала она. – Но я знаю только этот. Годольфин пользовался им долгие годы без малейшего вреда, пока не встрял этот Дауд.
Миляга присел на корточки и ощупал камни, выложенные по краю мозаики.
– Круги обладают такой силой... – сказал он.
– Так мы воспользуемся ей или нет?
Он пожал плечами.
– Лучшего пути у меня нет, – сказал он, все еще неохотно.
– Что надо делать, просто шагнуть внутрь?
– Да.
Он поднялся. Она положила руку ему на плечо, и он сжал ее своей рукой.
– Надо держаться друг за друга, чем крепче, тем лучше, – сказала она. – Я видела Ин Ово только мельком, но у меня как-то нет желания там потеряться.
– Мы не потеряем друг друга, – сказал он и ступил в круг.
Мгновение спустя она последовала за ним, а Экспресс уже начал набирать пар. Узоры преображенных сущностей замерцали в их телах.
Охватившие Милягу ощущения напомнили ему о том, как он покидал Землю вместе с Паем, на месте которого сейчас стояла Юдит. Его пронзила горечь невосполнимой утраты. Он повстречал в Примиренных Доминионах так много людей, с которыми ему уже никогда не суждено увидеться снова. С некоторыми – Эфритом Сплендидом и его матерью, Никетомаас, Хуззах, – потому что они мертвы. А с некоторыми – как, например, с Афанасием, – потому что преступления, совершенные Сартори, теперь стали его преступлениями, и сколько бы добра он ни надеялся сделать в будущем, его все равно будет недостаточно, чтобы искупить вину. Конечно, боль этих потерь была пренебрежимо мала, по сравнению с тем горем, которое ему пришлось пережить у Просвета, но он не осмеливался подолгу думать об этой потере из опасения окончательно расклеиться. Теперь же он перестал себя сдерживать, и слезы навернулись ему на глаза, скрыв от него своей пеленой подвал Греховодника еще до того, как мозаика перенесла путешественников за его пределы.
Как это ни парадоксально, но если бы он отправился в это путешествие в одиночку, отчаяние не столь сильно сжало бы его сердце. Но как любил повторять Пай, в любой драме есть место только для трех действующих лиц, и эта женщина, уносимая тем же, что и он, потоком, в котором сквозь слезы проступал ее пылающий иероглиф, отныне и навсегда будет напоминать ему о том, что он покинул Изорддеррекс, расставшись с одним из членов этой троицы – в полном соответствии с законом Квексоса.

Глава 43


1

Через сто пятьдесят семь дней после начала своего путешествия по Примиренным Доминионам Миляга вновь вступил на английскую землю. Хотя середина июня еще не наступила, из-за преждевременной весны те цветы, которым следовало распуститься по крайней мере месяц спустя, уже начали терять свои лепестки и склонились под грузом семян. И более ранние, и более поздние растения расцвели пышным цветом одновременно, что послужило причиной сказочного изобилия птиц и насекомых. В это лето наступление зари возвещалось не слабыми голосами церковных певчих, а всеобщим громогласным хором. К полудню все небеса от побережья до побережья кишели миллионами изголодавшихся тварей; после полудня их крики постепенно становились немного тише, а в сумерки гомон превращался в музыку (как насытившиеся хищники, так и уцелевшие жертвы возносили благодарственные молитвы) – такую обволакивающую, что даже безумные впадали в целительный сон. Если Примирение действительно может быть подготовлено и осуществлено в то короткое время, что осталось до дня летнего солнцестояния, то Имаджика примет в свой состав процветающую страну богатых урожаев, растянувшуюся под певучими небесами.
И сейчас, пока Миляга шел из Убежища по испещренной солнечными пятнами траве, направляясь к роще, повсюду звучала музыка. Этот парк был знаком ему, хотя любовно ухоженные деревья и превратились в джунгли, а лужайки – в степи.
– Это поместье Джошуа, так ведь? – спросил он у Юдит. – В какой стороне дом?
Она махнула рукой в направлении зарослей позолоченной травы. Крыша едва виднелась за кустами папоротника и стайками бабочек.
– В первый раз я увидел тебя здесь, – сказал он. – Я вспоминаю... ты стояла на лестнице, а Джошуа позвал тебя вниз... у него было для тебя одно прозвище, которое ты терпеть не могла. Цветущий Персик – так, что ли? Что-то в этом роде. Как только я увидел тебя...
– Это была не я, – сказала Юдит, обрывая романтические излияния Миляги. – Это была Кезуар.
– Но ты сейчас та, кем она была тогда.
– Сомневаюсь. Все это было страшно давно, Миляга. Дом превратился в руины, а из рода Годольфинов в живых остался только один. История повторяется. Я не хочу, чтобы она повторилась. Я не хочу быть чьей-нибудь собственностью.
На прозвучавшее в ее речи предупреждение он ответил почти официальным заявлением о намерениях.
– Какой бы ущерб я ни причинил своими действиями тебе или кому-нибудь другому, я хочу искупить его. То, что я совершил, я совершил потому, что был влюблен, или потому, что был Маэстро и полагал, что стою выше требований общепризнанной морали... Я вернулся сюда, чтобы загладить свою вину. Я жажду Примирения, Джуд. Между нами. Между Доминионами. Между живыми и мертвыми, если только мне это удастся.
– Ничего себе честолюбие!
– Насколько я понимаю, мне дали право на вторую попытку. У большинства людей такого права нет.
Его искренность смягчила ее.
– Не хочешь зайти в дом, вспомнив старое? – спросила она.
– Если ты пойдешь со мной.
– Нет уж, спасибо. Я уже пережила свой приступ deja vu Deja vu (франц.) – букв.: уже виденное. Так в психологии называется состояние человека, который в незнакомом месте или новой для него ситуации испытывает чувство, что уже переживал когда-то это мгновение в своей жизни.

, когда уговорила Чарли привести меня сюда. – Миляга уже успел рассказать ей о том, как встретился с Эстабруком в лагере Голодарей, и о его последующей гибели. На нее это не произвело особого впечатления. – Он был чертовским мудаком, – заметила она теперь. – Наверное, я просто ощущала шестым чувством, что он – Годольфин, а иначе я никогда не смирилась бы с его глупейшими играми.
– Мне кажется, к концу он изменился, – сказал Миляга. – Может быть, таким он понравился бы тебе немного больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130