Второй автомобиль остановился на обочине у поворота с шоссе в лес рядом с омоновским автобусом.
Да, у поворота стоял знакомый мне автобус, битком набитый бравыми омоновцами, как раз теми, что арестовали вчера утром меня. Толика и Захара. Черт его знает, может, и наврал по обыкновению Миша Агиевский про грандиозное оцепление двух гектаров леса, но подкормленные гостем с Севера омоновцы были тут как тут. И их вполне достаточно, чтоб не позволить случайному грибнику свернуть с залитого солнцем асфальта в тень деревьев на достаточно протяженном участке дороги — межи, разрезающей лес на две неравные части. Насколько я помню карту местности, по левую сторону от шоссе в гуще зеленых насаждений спряталось несколько дачных поселков, справа, там, куда мы свернули, на карте сплошная зеленая клякса.
Я порадовался за милиционера Иннокентия. Поедут омоновцы в райцентр, непременно обратят внимание на сироту-мотоцикл, пошукают вокруг и освободят Кешу, ежели он раньше не сумеет перетереть узлы ремня, стянувшего Кешины запястья.
Дорога-разгильдяйка посреди леса нещадно швыряла иномарку. Мужики справа и слева матерились, то и дело наваливаясь на меня одновременно с двух сторон. Антон пристегнул себя к креслу ремнем безопасности. Шофер клял избалованных хорошими дорогами иностранных автомобилестроителей. Короче, ехали весело, но не долго. Как и обещал Агиевский, через пятнадцать минут машина выкатила на просторную лесную поляну.
Поляна. Плешь среди деревьев. Не такая огромная, как та, на которой вчера остановился омоновский автобус, дожидаясь покупателей живого товара, однако тоже ничего себе полянка — размером с хоккейное поле.
На краю поляны мнут траву четыре автомобиля, не считая иномарки со мною на заднем сиденье. Четыре на четыре — шестнадцать. И во вновь прибывшей машине еще четверо людишек Агиевского. Всего — двадцать рыл. А я один, я двадцать первый.
Посреди поляна вытоптана ногами дачников, пришельцев с другой стороны шоссе. Не иначе местные дачники облюбовали это местечко для пикников с обещанными мне шашлыками.
Вокруг полно сопутствующего пикникам мусора. Пустые бутылки, выцветшие обрывки газет, куски целлофановых пакетов, пробки, окурки и прочий антиэкологический хлам. Точно по центру лесной лысины валяются четыре бревна, внутри бревенчатого четырехугольника земля черна от золы и пепла. И сейчас там горит костерок. На одном из бревнышек разложены газеты, на газетах шампуры с сырым мясом. Не обманул Агиевский, прогорит костер — и будут шашлычки.
Сам Агиевский (Антон, помнится, называл его просто — Сам) сидит на бревне, свободном от шашлычных заготовок. С ним рядом оседлал бревнышко китаец — Мастер стиля Журавля. Миша одет в приличный летний костюм. Светлые брюки, светлый же пиджак поверх легкой рубахи. Китаец в том же цивильном наряде, что и вчера. И та же бейсболка на скуластой голове с узкими глазами.
Подле китайца у бревнышка лежит на земле экзотический меч. Да-да! Самый настоящий средневековый меч! Кажется, такие прямые длинные мечи по-китайски называются дзянь. Вообще-то экзотические в этом мече только гарда и рукоятка. На конце рукоятки — шишечка, напоминающая трилистник, и гарда тоже чем-то отдаленно смахивает на эмблему фирмы «Адидас». В остальном меч вполне стандартен. Прямая, обоюдоострая полоска металла, заостренная на конце.
Надумай я кинуться на Мишу, китайский Мастер защитит соседа по бревну надежнее, чем колючая проволока, раскаленная от напряжения в пару-тройку тысяч вольт.
Миша с китайцем сидели, меч лежал, остальные участники пикника находились на ногах. Кроме тех мужиков, что привезли меня, все прочие обрядились в камуфляжную форму. Двое, вооружившись лопатами, роют яму подальше от кострища, еще двое занимаются костром и шашлыками, остальные двенадцать вооружены автоматами для «пейнтбола», слоняются по поляне в ожидании, разумеется, меня.
Едва я ступил на вытоптанную ногами дачников землю, броуновское движение мужиков со «спортивным» оружием приобрело осмысленные формы. Меня окружили, взяли в кольцо диаметром примерно с цирковую арену. С боков, сзади, со всех сторон мужики в камуфляже с автоматами, стреляющими сернокислотными шариками, и только прямо передо мной кольцо окружения прервано бревнышком, на коем сидит сладкая парочка: бледнолицый со шрамом на щеке и желтокожий с холодными узкими глазами.
Шофер иномарки, что привезла меня на полянку, остался возле машин. Двое мужиков, тискавших мои бока по дороге к месту экзекуции, и Антон встали за спиной Миши Агиевского. В воздухе повисла гнетущая тишина ожидания. Лишь трещал задорно костер да стучали о грунт лопаты землекопов. Люди молчали.
Тишину нарушил Миша Агиевский. Повернул голову, спросил у мужиков-шашлычников:
— Не пора ли мясцо жарить? А то я обещал сытно накормить Станислава Сергеевича, неудобно его обманывать.
Шашлычники засуетились, принялись сбивать пламя, сгребать угольки в кучку.
— Антон! Ты не находишь, что у Станислава Сергеевича руки должны быть за спиной, как у всех нормальных арестантов? — строго спросил Агиевский.
Антон поспешил напомнить:
— Так я же объяснял по телефону — плечо у него не гнется, ушибся, орет, когда до плеча дотрагиваешься.
— А-а... — помягчел Михаил Александрович. — Тогда понятно. Тогда ты правильно поступил, Антоша, что не стал насиловать больное место Станислава Сергеевича. Проявление милосердия я всячески поощряю и поддерживаю.
Кто-то из мужиков в камуфляже рассмеялся. Миша Агиевский сделал нарочито серьезное лицо, смешно надул губы, сдвинул брови и, продолжая ерничать, погрозил смешливому мужику пальцем:
— Отставить смешки! Попрошу всех сохранять соответствующую моменту суровость на лицах. Станиславу Сергеевичу сейчас предстоит сделать серьезный выбор, и не нужно превращать трагедию в фарс... Станислав Сергеевич, давайте-ка, покуда жарится мясо, поговорим о вашем ближайшем будущем. Я хочу предложить вам три, на выбор, варианта дальнейшей судьбы. Вариант первый — некоторым образом плагиат из кинофильма «Белое солнце пустыни». Вас кормят шашлыком, на сытый желудок связывают, испачканный бараньим жиром рот заклеивают пластырем. Затем по горло закапывают в землю и торчащую, как арбуз на бахче, голову маскируют еловыми ветвями от случайных взглядов. Как вы уже, наверное, успели заметить, эта поляна популярна у обитающих поблизости любителей отдыха на свежем воздухе. Вероятность, что вас обнаружат, вопреки маскировке и логике, еще живым, мала, не скрою, но таковая возможность не исключается... Ну так что? Как вам вариант номер один?
— Не проще ли меня сразу убить? — Я сохранял полное спокойствие. Чего-то подобного, вроде «варианта номер раз», я и ожидал.
— Просто умереть вам не удастся! — прищурился, словно прицелился, Агиевский. — У вас была такая возможность, вы ею пренебрегли. Пеняйте теперь на себя.
— А как же милиция? Как же операция по захвату вымогателя?
— Уладить шероховатости с милиционерами — моя, не ваша, забота. Не о том думаете, Станислав Сергеевич! Ваше дело сейчас выбирать варианты финала жизненного пути, искрящегося надеждой на чудесное спасение.
— Можно узнать полный ассортимент возможных судеб?
— Хм... «Ассортимент судеб»... Ах-ха-ха-ха... Смешно! Экий вы, Станислав Сергеевич, балагур. Просил же всех сохранять суровую серьезность и сам же первый, по вашей милости, опошлил неуместным смехом мрачную атмосферу судьбоносных минут... Что ж! Пожелали знать все — извольте! Итак — вариант номер два под кодовым названием «игра в пейнтбол»... Детали можно и не объяснять. Вы — мужчина сообразительный, из одного названия способны уяснить суть второго варианта. Охота на человека. Стрельба по живой мишени. Погоня по пересеченной местности с форой три минуты для беглеца в наручниках. Одно непременное условие — если в начале игры вы споткнетесь, упадете, то после первого же в вас попадания неподвижную мишень оставят в покое, лишь израсходовав весь боезапас шариков с кислотой у всех охотников. Велик шанс окочуриться в лужице серной кислоты, но есть шанс и убежать... Ну? Один против двадцати! Как вам вариант два?
— Ничего вариантик. Соблазнительный. Жаль, коленку расшиб. — Я нагнулся, схватился руками за штанину, задрал джинсуру, демонстрируя посиневшую опухоль на голени. — Видите? Гематома заставляет хромать, а хромота мешает быстро бегать.
— Жаль! Я, признаюсь, предполагал, что именно этот вариант вам придется по вкусу... Ладно уж, расскажу о третьем варианте, вы выслушаете, подумаете и, возможно, согласитесь поиграть в казаки-разбойники, пересилив боль в травмированной ноге... Вникайте, Станислав Сергеевич, в суть третьего варианта. Наш китайский друг, — Агиевский панибратски хлопнул китайца по плечу, — вооружившись вот этим мечом, — Миша пнул носком полуботинка лежащий на земле меч, — спаррингует с вами, имея задание сделать из вас «свинью». Знаете, что такое «свинья»?
— Домашнее хрюкающее животное с пятачком.
— Ах-ха-ха... Правильно! С пятачком и коротенькими ножками. Самураи отсекали мечом ноги и руки пленным ниндзя и называли сей процесс — «делать свинью». Уловили юмор? Большое тело и маленькие ножки-обрубки. Пленный ниндзя умирал от потери крови долго и весело. В случае выбора вами третьего варианта с вас снимут наручники, и снова вы обретете шансик на победу. Кто вас знает, а вдруг одолеете китайца с древнекитайской саблей? Итак, Станислав Сергеевич, который из трех сценариев вы выбираете?
СЧАС! Ща я выдам тебе сценарий номер четыре, сволочь! Сценарий-сюрприз, плод буйной фантазии загнанного в угол профессионала.
— Станислав Сергеевич? Ну так как? Закопать вас? Расстрелять кислотой? Или порубать антикварным холодным оружием?
— Забодай меня рогами.
— Не понял? — Изуродованная шрамом щека Михаила Александровича нервно передернулась. На долю секунды его слащаво-издевательская улыбочка преобразилась в злобный оскал полярного волка. Однако Миша быстро взял себя в руки и «сохранил лицо».
Очень ему хотелось сохранить имидж экзекутора-насмешника. Мило хихикающий садист гораздо страшнее извергающего проклятия монстра, а Миша хотел казаться страшным, хотел, чтобы я его боялся, трепетал, гадил под себя от ужаса.
— Не понял юмора, Станислав Сергеевич. На что вы намекаете?
— Да так, пустяки. Анекдот вспомнил по теме, про выбор способа смертоубийства. Муж орет на неверную жену: «Убью суку! Выбирай, как тебя убить: зарезать, сжечь, отравить?» А она ему в ответ: «Забодай меня рогами».
— Ах-ха-ха... — рассмеялся Агиевский. Искусственно и фальшиво прозвучал его смешок. — Ха-ха... К чему эти надуманные оговорки про тему выбора жертвой варианта казни? Всем понятно — вы намекаете на то„чего не было, на то, что совершили насильственные развратные действия с моей супругой, когда она была в полной вашей власти в качестве заложницы. Стараетесь меня побольнее уколоть. Что ж! Желание в вашем положении вполне естественное. Любовь Игнатьевна рассказала мне о том, как вы взяли ее в заложницы и какая глупость с ее стороны предшествовала этому печальному событию. Женщина пожалела вас, хотела спасти, а вы ответили черной неблагодарностью и даже сейчас пытаетесь опорочить, осквернить ее!.. Стыдно, милый мой Станислав Сергеевич!
— Чтоб вы знали: рогатым принято называть обманутого мужа в том случае, если жена изменяет ему без принуждения, по собственной воле. И еще одно маленькое лингвистическое изыскание: в старину, если женщина говорила «я его жалею», это означало «я его люблю». Так-то вот, уважаемый Михаил Александрович! — Я впервые произнес вслух имя-отчество своего меченного шрамом врага и добился ожидаемого эффекта.
— Как? Как вы меня назвали?! — Улыбка слетела с губ Миши Агиевского, лицо его вытянулось, исказилось гримасой крайнего удивления.
— По имени-отчеству, — ответил я совершено спокойно.
— Кто? — Миша крутанул головой вправо, влево, прошелся колючим, сканирующим взглядом по лицам мужиков, слуг в камуфляже. — Кто проболтался? Кто произнес вслух мое имя? Я всем велел молчать! Кто посмел нарушить приказ?! Кто сболтнул?!
Мужики с автоматами для игры в «пейнтбол» напряглись. Оно и понятно, служба под началом клинического психа, наверное, выгодная, но рискованная авантюра. Вона, как скукожился Антошка за спиной у хозяина. Общий нервный напряг ощущался почти физиологически. Даже в узких глазницах китайца загорелась живая искорка любопытства.
— Как вас зовут, господин Агиевский, мне сообщила Любовь Игнатьевна, — произнес я и позволил себе улыбнуться.
— Врешь! — Глаза Агиевского, глаза Медузы Горгоны, встретились с моими смеющимися зрачками. — Врешь! Говори правду или...
Миша многозначительно замолчал, давая понять, что если я не скажу правду, то меня ожидает нечто более ужасное, чем душ из серной кислоты вкупе с четвертованием и погребением заживо.
— Хорошо, если вам так будет спокойнее, Михаил Александрович, будем считать, что ваше имя я узнал давным-давно, когда приезжал проводить семинары по ушу в захолустный северный городишко. Узнал и запомнил.
— Вранье! — Бледная Мишина морда побагровела, а шрам, напротив, побелел. — Тогда меня звали по-другому!
— А как вы думаете, мог капитан милиции Верховский по описанию, по словесному портрету, с особыми приметами, выяснить ваше нынешнее имя?
— Нет! Исключено! Говори, откуда узнал, как меня звать, или я прикажу...
— Прикажи!!! Ха-ха-а-ха! — рассмеялся я, пристально вглядываясь в помутневшие глаза сумасшедшего со шрамом. Настала моя очередь смеяться! — Приказать ты можешь, трус, а сам ведь меня боишься! Смотри — мои руки скованы наручниками! Видишь? Моя правая нога едва гнется! Иди сюда! Подойди ко мне, трус! Один раз я уже набил тебе морду много лет назад, отметелю и сейчас даже со скованными руками и на одной ноге! Помнишь то лето?!! Помнишь, как мы тебя, горе-ушуиста, метелили на глазах твоих же учеников?! Отличное было лето! Я трахал девушку Свету, а за мной собачкой бегала Светкина сестренка. Девочка — гадкий утенок на ножках-спичках, по имени Люба, влюбилась в меня по уши! А я взял ее за розовые ушки и научил брать за щеку! Тебе Любочка не рассказывала, как делала мне отсос?! Ей, девчонке, нравилось! Поэтому и повзрослевшей Любови Игнатьевне понравился мой клип про Монику и Билла! Смекаешь?! Старая любовь не ржавеет! Знал бы ты, Миша, до чего меня бабы любят! Запомни — бабам не нравятся контуженые уроды, которых в Австралии ждут не дождутся профессора-психиатры, которые разучились зарабатывать и только тратят, свалив заботы о бизнесе на хрупкие плечи красивых жен! Бабы любят сильных, способных драться собственными кулаками, а нанять китайца-бойца сможет и старушка, были в деньги! И деньги бабы умеют зарабатывать не хуже, а лучше психически больных типов вроде тебя. И еще...
Я говорил и говорил. Тараторил скороговоркой, стараясь как можно быстрее и как можно больше выплеснуть словесных помоев на больную голову Миши Агиевского. Очевидно, Любовь Игнатьевна не стала пересказывать сумасшедшему супругу во всех подробностях наш с ней задушевный разговор, предшествовавший стрельбе и похищению. Для Миши оказалось сюрпризом, что я знаю о его контузии, о предстоящей поездке в австралийскую психушку и о прочих пикантных фактах и фактиках из его личной жизни. Я искусно перемешивал ложь с правдой и щедро сдабривал эту адскую смесь острой эмоциональной приправой. Не уверен, что, даже будучи сумасшедшим, Миша поверил хотя бы в половину того бреда, который я нес, но я добился главного — Агиевский перестал видеть во мне лишь непокорную игрушку для садистских игр, неудачника-вымогателя и неуклюжего мстителя. Помутневшими от гнева глазами он узрел во мне соперника! Я бросил Агиевскому перчатку, не подобрать которую он не мог!
Я рассчитывал, что распаленный моими горячими речами Агиевский взбесится и накинется на меня диким зверем, потеряв остатки разума, впав в состояние истеричной безумной ярости. Так и произошло.
Я все говорил и говорил. Агиевский сидел на бревнышке, краснел, бледнел, потел, дрожал, как больной малярией, слушал меня, слушал и вдруг подхватил с земли китайский меч, что лежал у него под ногами, вскочил и рванул ко мне, подняв мечугу над головой.
А вот то, что Миша нападет вооруженным, признаюсь, оказалось для меня полной неожиданностью. Нет, я не боялся смерти. Я боялся не успеть. Если не убью Агиевского в первые секунды контакта, а лишь покалечу, в схватку непременно вмешаются камуфляжные мужики, которые пока что опасаются встревать в личные разборки потерявшего голову, брызжущего слюной хозяина. И китаец, не зная, как реагировать, пока сидит и смотрит заинтересованно. Его не проинструктировали, что делать, ежели наниматель сам пожелает помахать мечом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Да, у поворота стоял знакомый мне автобус, битком набитый бравыми омоновцами, как раз теми, что арестовали вчера утром меня. Толика и Захара. Черт его знает, может, и наврал по обыкновению Миша Агиевский про грандиозное оцепление двух гектаров леса, но подкормленные гостем с Севера омоновцы были тут как тут. И их вполне достаточно, чтоб не позволить случайному грибнику свернуть с залитого солнцем асфальта в тень деревьев на достаточно протяженном участке дороги — межи, разрезающей лес на две неравные части. Насколько я помню карту местности, по левую сторону от шоссе в гуще зеленых насаждений спряталось несколько дачных поселков, справа, там, куда мы свернули, на карте сплошная зеленая клякса.
Я порадовался за милиционера Иннокентия. Поедут омоновцы в райцентр, непременно обратят внимание на сироту-мотоцикл, пошукают вокруг и освободят Кешу, ежели он раньше не сумеет перетереть узлы ремня, стянувшего Кешины запястья.
Дорога-разгильдяйка посреди леса нещадно швыряла иномарку. Мужики справа и слева матерились, то и дело наваливаясь на меня одновременно с двух сторон. Антон пристегнул себя к креслу ремнем безопасности. Шофер клял избалованных хорошими дорогами иностранных автомобилестроителей. Короче, ехали весело, но не долго. Как и обещал Агиевский, через пятнадцать минут машина выкатила на просторную лесную поляну.
Поляна. Плешь среди деревьев. Не такая огромная, как та, на которой вчера остановился омоновский автобус, дожидаясь покупателей живого товара, однако тоже ничего себе полянка — размером с хоккейное поле.
На краю поляны мнут траву четыре автомобиля, не считая иномарки со мною на заднем сиденье. Четыре на четыре — шестнадцать. И во вновь прибывшей машине еще четверо людишек Агиевского. Всего — двадцать рыл. А я один, я двадцать первый.
Посреди поляна вытоптана ногами дачников, пришельцев с другой стороны шоссе. Не иначе местные дачники облюбовали это местечко для пикников с обещанными мне шашлыками.
Вокруг полно сопутствующего пикникам мусора. Пустые бутылки, выцветшие обрывки газет, куски целлофановых пакетов, пробки, окурки и прочий антиэкологический хлам. Точно по центру лесной лысины валяются четыре бревна, внутри бревенчатого четырехугольника земля черна от золы и пепла. И сейчас там горит костерок. На одном из бревнышек разложены газеты, на газетах шампуры с сырым мясом. Не обманул Агиевский, прогорит костер — и будут шашлычки.
Сам Агиевский (Антон, помнится, называл его просто — Сам) сидит на бревне, свободном от шашлычных заготовок. С ним рядом оседлал бревнышко китаец — Мастер стиля Журавля. Миша одет в приличный летний костюм. Светлые брюки, светлый же пиджак поверх легкой рубахи. Китаец в том же цивильном наряде, что и вчера. И та же бейсболка на скуластой голове с узкими глазами.
Подле китайца у бревнышка лежит на земле экзотический меч. Да-да! Самый настоящий средневековый меч! Кажется, такие прямые длинные мечи по-китайски называются дзянь. Вообще-то экзотические в этом мече только гарда и рукоятка. На конце рукоятки — шишечка, напоминающая трилистник, и гарда тоже чем-то отдаленно смахивает на эмблему фирмы «Адидас». В остальном меч вполне стандартен. Прямая, обоюдоострая полоска металла, заостренная на конце.
Надумай я кинуться на Мишу, китайский Мастер защитит соседа по бревну надежнее, чем колючая проволока, раскаленная от напряжения в пару-тройку тысяч вольт.
Миша с китайцем сидели, меч лежал, остальные участники пикника находились на ногах. Кроме тех мужиков, что привезли меня, все прочие обрядились в камуфляжную форму. Двое, вооружившись лопатами, роют яму подальше от кострища, еще двое занимаются костром и шашлыками, остальные двенадцать вооружены автоматами для «пейнтбола», слоняются по поляне в ожидании, разумеется, меня.
Едва я ступил на вытоптанную ногами дачников землю, броуновское движение мужиков со «спортивным» оружием приобрело осмысленные формы. Меня окружили, взяли в кольцо диаметром примерно с цирковую арену. С боков, сзади, со всех сторон мужики в камуфляже с автоматами, стреляющими сернокислотными шариками, и только прямо передо мной кольцо окружения прервано бревнышком, на коем сидит сладкая парочка: бледнолицый со шрамом на щеке и желтокожий с холодными узкими глазами.
Шофер иномарки, что привезла меня на полянку, остался возле машин. Двое мужиков, тискавших мои бока по дороге к месту экзекуции, и Антон встали за спиной Миши Агиевского. В воздухе повисла гнетущая тишина ожидания. Лишь трещал задорно костер да стучали о грунт лопаты землекопов. Люди молчали.
Тишину нарушил Миша Агиевский. Повернул голову, спросил у мужиков-шашлычников:
— Не пора ли мясцо жарить? А то я обещал сытно накормить Станислава Сергеевича, неудобно его обманывать.
Шашлычники засуетились, принялись сбивать пламя, сгребать угольки в кучку.
— Антон! Ты не находишь, что у Станислава Сергеевича руки должны быть за спиной, как у всех нормальных арестантов? — строго спросил Агиевский.
Антон поспешил напомнить:
— Так я же объяснял по телефону — плечо у него не гнется, ушибся, орет, когда до плеча дотрагиваешься.
— А-а... — помягчел Михаил Александрович. — Тогда понятно. Тогда ты правильно поступил, Антоша, что не стал насиловать больное место Станислава Сергеевича. Проявление милосердия я всячески поощряю и поддерживаю.
Кто-то из мужиков в камуфляже рассмеялся. Миша Агиевский сделал нарочито серьезное лицо, смешно надул губы, сдвинул брови и, продолжая ерничать, погрозил смешливому мужику пальцем:
— Отставить смешки! Попрошу всех сохранять соответствующую моменту суровость на лицах. Станиславу Сергеевичу сейчас предстоит сделать серьезный выбор, и не нужно превращать трагедию в фарс... Станислав Сергеевич, давайте-ка, покуда жарится мясо, поговорим о вашем ближайшем будущем. Я хочу предложить вам три, на выбор, варианта дальнейшей судьбы. Вариант первый — некоторым образом плагиат из кинофильма «Белое солнце пустыни». Вас кормят шашлыком, на сытый желудок связывают, испачканный бараньим жиром рот заклеивают пластырем. Затем по горло закапывают в землю и торчащую, как арбуз на бахче, голову маскируют еловыми ветвями от случайных взглядов. Как вы уже, наверное, успели заметить, эта поляна популярна у обитающих поблизости любителей отдыха на свежем воздухе. Вероятность, что вас обнаружат, вопреки маскировке и логике, еще живым, мала, не скрою, но таковая возможность не исключается... Ну так что? Как вам вариант номер один?
— Не проще ли меня сразу убить? — Я сохранял полное спокойствие. Чего-то подобного, вроде «варианта номер раз», я и ожидал.
— Просто умереть вам не удастся! — прищурился, словно прицелился, Агиевский. — У вас была такая возможность, вы ею пренебрегли. Пеняйте теперь на себя.
— А как же милиция? Как же операция по захвату вымогателя?
— Уладить шероховатости с милиционерами — моя, не ваша, забота. Не о том думаете, Станислав Сергеевич! Ваше дело сейчас выбирать варианты финала жизненного пути, искрящегося надеждой на чудесное спасение.
— Можно узнать полный ассортимент возможных судеб?
— Хм... «Ассортимент судеб»... Ах-ха-ха-ха... Смешно! Экий вы, Станислав Сергеевич, балагур. Просил же всех сохранять суровую серьезность и сам же первый, по вашей милости, опошлил неуместным смехом мрачную атмосферу судьбоносных минут... Что ж! Пожелали знать все — извольте! Итак — вариант номер два под кодовым названием «игра в пейнтбол»... Детали можно и не объяснять. Вы — мужчина сообразительный, из одного названия способны уяснить суть второго варианта. Охота на человека. Стрельба по живой мишени. Погоня по пересеченной местности с форой три минуты для беглеца в наручниках. Одно непременное условие — если в начале игры вы споткнетесь, упадете, то после первого же в вас попадания неподвижную мишень оставят в покое, лишь израсходовав весь боезапас шариков с кислотой у всех охотников. Велик шанс окочуриться в лужице серной кислоты, но есть шанс и убежать... Ну? Один против двадцати! Как вам вариант два?
— Ничего вариантик. Соблазнительный. Жаль, коленку расшиб. — Я нагнулся, схватился руками за штанину, задрал джинсуру, демонстрируя посиневшую опухоль на голени. — Видите? Гематома заставляет хромать, а хромота мешает быстро бегать.
— Жаль! Я, признаюсь, предполагал, что именно этот вариант вам придется по вкусу... Ладно уж, расскажу о третьем варианте, вы выслушаете, подумаете и, возможно, согласитесь поиграть в казаки-разбойники, пересилив боль в травмированной ноге... Вникайте, Станислав Сергеевич, в суть третьего варианта. Наш китайский друг, — Агиевский панибратски хлопнул китайца по плечу, — вооружившись вот этим мечом, — Миша пнул носком полуботинка лежащий на земле меч, — спаррингует с вами, имея задание сделать из вас «свинью». Знаете, что такое «свинья»?
— Домашнее хрюкающее животное с пятачком.
— Ах-ха-ха... Правильно! С пятачком и коротенькими ножками. Самураи отсекали мечом ноги и руки пленным ниндзя и называли сей процесс — «делать свинью». Уловили юмор? Большое тело и маленькие ножки-обрубки. Пленный ниндзя умирал от потери крови долго и весело. В случае выбора вами третьего варианта с вас снимут наручники, и снова вы обретете шансик на победу. Кто вас знает, а вдруг одолеете китайца с древнекитайской саблей? Итак, Станислав Сергеевич, который из трех сценариев вы выбираете?
СЧАС! Ща я выдам тебе сценарий номер четыре, сволочь! Сценарий-сюрприз, плод буйной фантазии загнанного в угол профессионала.
— Станислав Сергеевич? Ну так как? Закопать вас? Расстрелять кислотой? Или порубать антикварным холодным оружием?
— Забодай меня рогами.
— Не понял? — Изуродованная шрамом щека Михаила Александровича нервно передернулась. На долю секунды его слащаво-издевательская улыбочка преобразилась в злобный оскал полярного волка. Однако Миша быстро взял себя в руки и «сохранил лицо».
Очень ему хотелось сохранить имидж экзекутора-насмешника. Мило хихикающий садист гораздо страшнее извергающего проклятия монстра, а Миша хотел казаться страшным, хотел, чтобы я его боялся, трепетал, гадил под себя от ужаса.
— Не понял юмора, Станислав Сергеевич. На что вы намекаете?
— Да так, пустяки. Анекдот вспомнил по теме, про выбор способа смертоубийства. Муж орет на неверную жену: «Убью суку! Выбирай, как тебя убить: зарезать, сжечь, отравить?» А она ему в ответ: «Забодай меня рогами».
— Ах-ха-ха... — рассмеялся Агиевский. Искусственно и фальшиво прозвучал его смешок. — Ха-ха... К чему эти надуманные оговорки про тему выбора жертвой варианта казни? Всем понятно — вы намекаете на то„чего не было, на то, что совершили насильственные развратные действия с моей супругой, когда она была в полной вашей власти в качестве заложницы. Стараетесь меня побольнее уколоть. Что ж! Желание в вашем положении вполне естественное. Любовь Игнатьевна рассказала мне о том, как вы взяли ее в заложницы и какая глупость с ее стороны предшествовала этому печальному событию. Женщина пожалела вас, хотела спасти, а вы ответили черной неблагодарностью и даже сейчас пытаетесь опорочить, осквернить ее!.. Стыдно, милый мой Станислав Сергеевич!
— Чтоб вы знали: рогатым принято называть обманутого мужа в том случае, если жена изменяет ему без принуждения, по собственной воле. И еще одно маленькое лингвистическое изыскание: в старину, если женщина говорила «я его жалею», это означало «я его люблю». Так-то вот, уважаемый Михаил Александрович! — Я впервые произнес вслух имя-отчество своего меченного шрамом врага и добился ожидаемого эффекта.
— Как? Как вы меня назвали?! — Улыбка слетела с губ Миши Агиевского, лицо его вытянулось, исказилось гримасой крайнего удивления.
— По имени-отчеству, — ответил я совершено спокойно.
— Кто? — Миша крутанул головой вправо, влево, прошелся колючим, сканирующим взглядом по лицам мужиков, слуг в камуфляже. — Кто проболтался? Кто произнес вслух мое имя? Я всем велел молчать! Кто посмел нарушить приказ?! Кто сболтнул?!
Мужики с автоматами для игры в «пейнтбол» напряглись. Оно и понятно, служба под началом клинического психа, наверное, выгодная, но рискованная авантюра. Вона, как скукожился Антошка за спиной у хозяина. Общий нервный напряг ощущался почти физиологически. Даже в узких глазницах китайца загорелась живая искорка любопытства.
— Как вас зовут, господин Агиевский, мне сообщила Любовь Игнатьевна, — произнес я и позволил себе улыбнуться.
— Врешь! — Глаза Агиевского, глаза Медузы Горгоны, встретились с моими смеющимися зрачками. — Врешь! Говори правду или...
Миша многозначительно замолчал, давая понять, что если я не скажу правду, то меня ожидает нечто более ужасное, чем душ из серной кислоты вкупе с четвертованием и погребением заживо.
— Хорошо, если вам так будет спокойнее, Михаил Александрович, будем считать, что ваше имя я узнал давным-давно, когда приезжал проводить семинары по ушу в захолустный северный городишко. Узнал и запомнил.
— Вранье! — Бледная Мишина морда побагровела, а шрам, напротив, побелел. — Тогда меня звали по-другому!
— А как вы думаете, мог капитан милиции Верховский по описанию, по словесному портрету, с особыми приметами, выяснить ваше нынешнее имя?
— Нет! Исключено! Говори, откуда узнал, как меня звать, или я прикажу...
— Прикажи!!! Ха-ха-а-ха! — рассмеялся я, пристально вглядываясь в помутневшие глаза сумасшедшего со шрамом. Настала моя очередь смеяться! — Приказать ты можешь, трус, а сам ведь меня боишься! Смотри — мои руки скованы наручниками! Видишь? Моя правая нога едва гнется! Иди сюда! Подойди ко мне, трус! Один раз я уже набил тебе морду много лет назад, отметелю и сейчас даже со скованными руками и на одной ноге! Помнишь то лето?!! Помнишь, как мы тебя, горе-ушуиста, метелили на глазах твоих же учеников?! Отличное было лето! Я трахал девушку Свету, а за мной собачкой бегала Светкина сестренка. Девочка — гадкий утенок на ножках-спичках, по имени Люба, влюбилась в меня по уши! А я взял ее за розовые ушки и научил брать за щеку! Тебе Любочка не рассказывала, как делала мне отсос?! Ей, девчонке, нравилось! Поэтому и повзрослевшей Любови Игнатьевне понравился мой клип про Монику и Билла! Смекаешь?! Старая любовь не ржавеет! Знал бы ты, Миша, до чего меня бабы любят! Запомни — бабам не нравятся контуженые уроды, которых в Австралии ждут не дождутся профессора-психиатры, которые разучились зарабатывать и только тратят, свалив заботы о бизнесе на хрупкие плечи красивых жен! Бабы любят сильных, способных драться собственными кулаками, а нанять китайца-бойца сможет и старушка, были в деньги! И деньги бабы умеют зарабатывать не хуже, а лучше психически больных типов вроде тебя. И еще...
Я говорил и говорил. Тараторил скороговоркой, стараясь как можно быстрее и как можно больше выплеснуть словесных помоев на больную голову Миши Агиевского. Очевидно, Любовь Игнатьевна не стала пересказывать сумасшедшему супругу во всех подробностях наш с ней задушевный разговор, предшествовавший стрельбе и похищению. Для Миши оказалось сюрпризом, что я знаю о его контузии, о предстоящей поездке в австралийскую психушку и о прочих пикантных фактах и фактиках из его личной жизни. Я искусно перемешивал ложь с правдой и щедро сдабривал эту адскую смесь острой эмоциональной приправой. Не уверен, что, даже будучи сумасшедшим, Миша поверил хотя бы в половину того бреда, который я нес, но я добился главного — Агиевский перестал видеть во мне лишь непокорную игрушку для садистских игр, неудачника-вымогателя и неуклюжего мстителя. Помутневшими от гнева глазами он узрел во мне соперника! Я бросил Агиевскому перчатку, не подобрать которую он не мог!
Я рассчитывал, что распаленный моими горячими речами Агиевский взбесится и накинется на меня диким зверем, потеряв остатки разума, впав в состояние истеричной безумной ярости. Так и произошло.
Я все говорил и говорил. Агиевский сидел на бревнышке, краснел, бледнел, потел, дрожал, как больной малярией, слушал меня, слушал и вдруг подхватил с земли китайский меч, что лежал у него под ногами, вскочил и рванул ко мне, подняв мечугу над головой.
А вот то, что Миша нападет вооруженным, признаюсь, оказалось для меня полной неожиданностью. Нет, я не боялся смерти. Я боялся не успеть. Если не убью Агиевского в первые секунды контакта, а лишь покалечу, в схватку непременно вмешаются камуфляжные мужики, которые пока что опасаются встревать в личные разборки потерявшего голову, брызжущего слюной хозяина. И китаец, не зная, как реагировать, пока сидит и смотрит заинтересованно. Его не проинструктировали, что делать, ежели наниматель сам пожелает помахать мечом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44