Когда я рассказывал про Вана, заметил, как он сел на полу и, опершись на руки, попытался встать. Первая попытка окончилась неудачно. После второй попытки он поднялся. Постоял, немного согнувшись, уперев ладошки в колени и глядя в пол. Кашлянул несколько раз, сплюнул под ноги, выпрямился и пошел, слегка пошатываясь. Травм у него не было, разве что синяки заработал вследствие неумения правильно падать. И устал с непривычки. Сам виноват. Нечего было штангу тягать, лучше бы бегал кроссы, тренировал дыхалку и выносливость, самоучка!
Он шел через зал к выходу и тоже никого не замечал. Без всякого стеснения морщился, потирая ушибленные бока. Шел, как будто был один в зале, углубившись в свои никому не ведомые мысли.
Светкина длинноногая подружка, пассия Сереги Контимирова, звонко крикнула что-то человеку со шрамом, когда тот открывал дверь из спортзала в коридор, где были расположены раздевалки. Девица выкрикнула что-то озорное и обидное, я не расслышал. Светка и ее товарки вызывающе-вульгарно засмеялись, но навсегда покидающий «свой» спортзал тренер на них никак не отреагировал. Вышел, не оглядываясь, не задерживаясь на пороге.
В первые недели семинаров местного тренера почти что забыли. Он сам не объявлялся и напоминал о себе исключительно корявыми стойками и неловкими движениями своих учеников. Вообще-то тот случай — рядовой эпизод в моей тренерской практике. Когда я начинал зарабатывать на ушу, меня пару раз выдворяли из зала более опытные старшие товарищи гораздо более жестокими и унизительными способами, чем мы расправились со здешним «мастером саньда». Такова се ля ви: «Назвался груздем — полезай в кузов». Заикнулся о спарринге — спаррингуй. Я пару раз нарвался, стал умнее. В том, что спаррингую, сознавался в последний момент, а до того плел байки про «дыхательную гимнастику». Я знал себе цену, но никогда не забывал про болт с резьбой, который в обязательном порядке находится на любую задницу... Впрочем, об этом я уже, кажется, рассказывал... Или нет?.. Неважно...
Мы славно поработали в то лето. На семинары записалась куча народу помимо учеников экс-тренера. Бабки текли в наши карманы полноводной рекой, и часть из них тут же превращалась во вкусную жратву со сладкой выпивкой, а также в щедрые подарки нашим подружкам. К середине того чудесного северного отпуска все окончательно забыли человека со шрамом. И только в самую последнюю ночь перед отъездом он мне почему-то приснился. Замученный Светкиной прощальной ненасытностью, слегка хмельной от шампанского, изрядно выпитого на банкете, устроенном благодарными учениками в честь окончания семинара, я внезапно проснулся в холодном поту. Во сне я снова переживал спарринг с человеком с изуродованным шрамом лицом. Я снова выиграл, как наяву, три недели назад. И опять, повторяя реальные события в том сне, он атаковал мой затылок. И снова я сдернул с него кимоно «когтями орла», а он, посрамленный, пообещал, что сочтется со мной. Разница между сном и явью заключалась лишь в одном. Наяву я совершенно не испугался его слов, во сне же его обещание повергло меня в дикий ужас. Я проснулся с криком, чувствуя, как трепещет в груди взбунтовавшееся сердце, и в ушах все еще звучало: «Дай срок, мастер, сочтемся!»
3. Белый танец со смертью
— О-о! Станислав Сергеевич! Вижу, вы меня узнали. Ах-ха-ха... — рассмеялся человек со шрамом беззлобно. — Рад, весьма рад вас видеть. Возмужали, Станислав Сергеич, и длинные волосы вам к лицу. Проходите смелее, что ж вы застряли на пороге. Будьте добры к стеночке встать, и остальных поставьте, пожалуйста, к стеночке, а мне и Любови Игнатьевне попрошу принести на чем сидеть. В ногах, господа, правды нет, но правды нет и выше! Ах-ха-ха-ха...
Меня подтолкнули в спину зонтиком-шокером. Слава богу (спасибо черту), использовали шокер просто как указующий жезл и избавили позвоночник от стимулирующего разряда силой в полтора ампера, зато напряжением в шестьдесят тысяч вольт. Я первым уперся лопатками в стену и наблюдал, как суетятся люди посреди солярия.
Двое мужиков толкали Анатолия, направляя его стопы в мою сторону. Еще двое подгоняли Захара. Промчалось несколько суетливых секунд, и Анатолий уперся спиной в стену справа от меня, а Захар слева. В пяти шагах от нас впереди шеренгой выстроились шестеро мужчин с причудливого вида автоматами в руках. Условно можно сказать, что мужчины-автоматчики разбиты на пары. Каждая пара держит на прицеле одного из пленников. Между автоматчиками значительные интервалы. То ли для того, чтобы нас хорошо было видно из другого конца солярия, то ли чтобы автоматчики не заслоняли пленникам обзор. Впрочем, «автоматчиками» я их обозвал машинально. Как я уже говорил, автоматы в руках у мужиков были причудливые, какие-то ненастоящие и более всего походили на хорошо сработанное, несколько гротесковое игрушечное оружие или на реквизит для фантастического кинобоевика. Вот омоновцы, те были настоящими автоматчиками, а эти — какими-то пародийными. Вдобавок к непонятному, нелепому, а оттого и совсем нестрашному оружию морды у мужиков и их одежда вид имели самый что ни на есть обыкновенный, как и у тех двоих, что привели меня в солярий, а до этого подпирали с боков на заднем сиденье автомобиля. (Кстати, конкретно эти двое, прислонив меня к стенке, отошли к двери, откуда мы пришли, и остановились у порога, думаю, в качестве часовых-охранников на случай, если кто из пленных надумает рвануть к знакомому входу-выходу.) Таких мужиков, правда без игрушечных автоматов, полным-полно на любой из площадей у больших московских вокзалов. В меру обеспеченные транзитные пассажиры мужского пола, следующие из Мурманска в Краснодар, выглядят точь-в-точь, как эти — с игрушками-бластерами. Я попытался было рассмотреть внимательно ту пару, что стояла напротив и метила в меня, но глаза не нашли, за что зацепиться, кроме как за экзотическое оружие, и взгляд сам собой побежал по стенам солярия, отыскивая детали, которые я сразу не заметил, войдя в помещение.
На первый взгляд солярий показался «глухой» коробкой со стеклянной многосекционной крышкой, ан нет! При внимательном рассмотрении наблюдались здесь и горшки с цветами, задвинутые в один из четырех углов, и горка пляжных топчанов у стеночки, и декоративный грот наподобие камина, вмонтированный в дерево стены прямо напротив меня. Этакий водный камин (или антикамин). Лепная пещерка с маленьким водоемом там, где в камине положено тлеть углям, и тихим веселым водопадом вместо язычков пламени, шуршащим совсем как дрова в костре.
Челядь, не обремененная фантастическими автоматами, общим числом четыре человека, притащила господину и его даме два шезлонга. Матерчатые полукресла установили в двух метрах от цепи «автоматчиков», господа сели, а четверо слуг встали за спинками шезлонгов. Пока господа рассаживались, я заметил, что в помещение ведут две двери. Первая — та, откуда я пришел. Эта дверь располагалась в углу одной из стенок прямоугольного помещения. Именно на эту стенку я сейчас и оперся спиной. Если войти в знакомую мне дверь и пересечь солярий по диагонали, то упремся носом во вторую дверцу, зеркально перевернутое отражение первой. Дверь номер два находилась как раз рядышком с каминообразным водяным гротиком.
— Осматриваете помещение, Станислав Сергеевич? — усмехнулся человек со шрамом, поудобнее устраиваясь в шезлонге. — Нравится? Не правда ли, напоминает спортивный зал, да? Раньше здесь было много зелени, пальмы в кадках и все такое... Зимний сад, одним словом... Я распорядился все убрать, расчистить, чтобы больше было похоже на спортзал. По-моему, получилось весьма недурно, не находите?
Пластырь на губах не позволял ответить, однако замотанный липкой лентой рот и скованные за спиной руки больше не пугали, как прежде. Я успокоился и сам недоумевал, почему. Порывшись в себе, я понял причину внезапно уравновесившегося состояния. Оказалось, что я пару часов назад чересчур испугался омоновцев с их настоящим оружием и узаконенной вседозволенностью. Подсознательно я, привыкший рассчитывать на собственные кулаки, боялся пули, как боксер удара ногой в пах. А сейчас умом понимал, что ненастоящие автоматы в руках у мужиков с рожами среднерусских обывателей должны иметь какой-то неприятный секрет, но подкорка отказывалась всерьез воспринимать шутовское оружие. И страх смерти, мгновенной, неотвратимой, страх чувствовать прямую зависимость от чужого грубого пальца на спусковом крючке — эти страхи исчезли. А еще раньше исчез самый страшный из всех людских страхов — страх перед неизвестностью. Я узнал человека со шрамом. Я догадался, что с минуты на минуту ко мне. Толику и Захару присоединятся Леха Митрохин и Серега Контимиров (если они еще живы, если не канули в вечность за прошедшие бурные годы новейшей истории). Я понимал, что баловень новой жизни с изуродованной шрамом щекой собрал нас, дабы отомстить за былые унижения. Я предвидел, что месть его будет изощренной, но в тот момент и предположить не мог, до каких высот способна подняться больная фантазия человека, маниакально жаждущего отмщения. В тот момент я находился в заблуждении, что старухе с косой, по имени Смерть, в уже начавшемся спектакле-ужастике режиссером со шрамом отведена роль пугал", мерзкого, однако всего лишь пугала... Говорят, некоторые приговоренные к электрическому стулу по дороге к месту казни смеются и балагурят, не желают верить, что приговор действительно будет приведен в исполнение. И лишь за секунду до подачи тока осужденный мочится под себя от ужаса...
Короче, ответить я не мог, однако все, о чем говорилось, и все, что происходило вокруг, воспринималось вполне осознанно, без пелены на глазах и затычек в ушах от избытка панических эмоций. Напротив, во мне неожиданно заискрилась какая-то отчаянная безудержная веселость, как у того узника по дороге к электрическому стулу... Эх, блин, не будь пластыря на губах, я бы ему сейчас ответил, мать его в дышло!.. Впрочем, ответа человек со шрамом и не ждал. Он продолжал говорить, насмешливо меня разглядывая:
— Я обращаюсь к вам, Станислав Сергеевич, потому, что, как я заметил, вы пока единственный из... — Он запнулся, подумал и нашел нужное, но не очень, мягко говоря, соответствующее положению вещей слово. — ...Из гостей, кто меня вспомнил и узнал. Вам это зачтется, даю слово. Я ценю памятливых людей, ведь память — это картотека совести, вы со мной согласны?.. А еще я беседую с вами, Станислав Сергеевич, потому, что из всех гостей вы более всего интересны моей подруге Любови Игнатьевне. Правда, Люба?
Красивая брюнетка в шезлонге рядом с оратором кивнула и подарила мне благосклонную улыбку. Любовь Игнатьевна была молода второй естественной женской молодостью (за ней придет третья женская молодость — косметическая и четвертая — хирургическая). Было ей лет двадцать семь, плюс-минус год, два. Бог наградил Любовь Игнатьевну фигурой фотомодели (173, 90 — 60 — 90), личиком Мадонны (не той, что дева, а той, что поет и богохульствует) и черными (цвета воронова крыла, как принято говорить) волосами, коих еще не касались красящие средства. Глаза Любови Игнатьевны для столь яркой внешности были поразительно умны. Одновременно умные и красивые бабы встречаются... Хотел сказать «редко встречаются», однако, положа руку на сердце, признаюсь — сочетание красоты и ума в одинаковых пропорциях я, к сожалению, встретил лишь один раз в жизни. Только один раз на моем жизненном пути оказалась женщина с ангельской внешностью и дьявольским умом. И, к величайшему моему сожалению, та женщина оказалась абсолютно фригидной в постели.
Оценив внешность черноволосой женщины по имени Любовь, я оценил ее наряд. Одета со вкусом, изящно. Болотного цвета легкая блузка под цвет глаз. Шортики цвета морской волны под цвет летних туфель. Не боится ярких цветов. Отличает вульгарную яркость от яркости праздничной.
Автоматически оценив женщину, произвел оценку ее спутника. Богатый малый. Никаких тебе золотых цепей неимоверной толщины, гигантских перстней и булавок с изумрудами. Вместо всей этой мишуры — мужские часы очень и очень престижной швейцарской фирмы. Скромные на вид часики стоят подороже «шестисотого» «Мерседеса». Самый крутой мужской аксессуар для тех, кто понимает, для тех, по-настоящему крутых бизнесменов, коих в отчизне можно сосчитать по пальцам, прочие доморощенные буржуины на подобные часы и внимания не обратят. Под стать часам и одежка — летний мужской костюм от портного с берегов Сены. И обувь, простенькая с виду, шита на заказ отнюдь не сапожником с Марьиной Рощи. Интересно, почему он пожадничал на пластическую операцию и не убрал с лоснящейся благополучием рожи шрам?
— Ай-я-яй, Станислав Сергеевич! — повысил голос человек со шрамом. — Как невежливо с вашей стороны! Я вам комплименты делаю, намекаю, чтобы вы проявили должное внимание к очаровательной хозяйке, а вы по-хамски уставились на мой физический недостаток, след от старой раны. Невежливо, Станислав Сергеевич, невежливо... Удивлены, отчего это я до сих пор не посетил клинику пластическо-лицевой хирургии? О-о! Как вы глаза-то вылупили. Да-с, представьте, я читаю ваши мысли. Вы, Станислав Сергеевич, удивительно предсказуемы. И ваши друзья тоже предсказуемы... Любой человек предсказуем. Я тоже предсказуем, Станислав Сергеевич. Я знаю, чего вы сейчас ждете. Не верите? Напрасно... Антон! Введи тех, кого дожидается Станислав Сергеевич. Заставлять человека ждать — дурной тон...
Он щелкнул пальцами, и от группы позади шезлонга отделился человек, которого я узнал, как только увидел парусиновую обувь на его ногах. Антоном звали того мужика, который передавал омоновцам деньги «за заказ». Морда у Антона скучно-стандартная, как и у всей здешней челяди. Единственное отличие Антона от остальных слуг — пиджак. И кобура под пиджаком. Я заметил кобуру под мышкой, когда он поворачивался. Пола пиджака с левой стороны слегка откинулась, и на белом фоне рубашки контрастно мелькнула черная рукоятка пистолета, спрятавшегося в темно-оранжевой кожаной «открытой» кобуре. Кажется, на сленге людей, ежедневно имеющих дело с оружием, такая кобура называется «босоножка». Однажды, случайно услышав этот сленговый термин, я его запомнил. Сей термин проассоциировался у меня не с открытой моделью обуви, как у большинства, а с Айседорой Дункан, танцевавшей босой и получившей прозвище «босоножка». Сомнительно, чтобы человек со шрамом, заявляя, что я «предсказуем», смог предугадать такую мою ассоциацию. Я сам подчас удивляюсь собственным мыслям и поступкам. Сегодня утром в электричке, например, я совсем не хотел калечить хулиганов. Однако...
Однако пока я занимался самокопанием, Антон успел подойти к двери подле гротика с микроводопадом, открыть ее и сделать рукой повелительную отмашку.
В бывший зимний сад, превращенный, по словам гостеприимного хозяина, в некое подобие спортивного зала (опять пришла в голову идиотская ассоциация с чеховской пьесой «Вишневый сад»), ввели еще двоих пленников. Конечно же, это были постаревшие и плохо узнаваемые Серега Контимиров и Леха Митрохин.
Особенно изменился Контимиров. Собственно, я и узнал-то его методом исключения. Леху Митрохина узнал сразу по малому росту. Следовательно, второй пленник — Серега Контимиров. Боже, что вытворяет с людьми время! Время и людские пороки, кои испокон веков являлись лучшими ассистентами безжалостного гримера по имени Время, самого близкого друга старухи с косой по имени Смерть. Серега Контимиров, запомнившийся мне в образе подтянутого, молодцеватого гусара, за те годы, что я его не видел, превратился в бесполое существо неопределенно-пожилого возраста. А ведь ему еще нет и сорока! Но все алкоголики, будь им сорок, или шестьдесят, или двадцать, выглядят почти одинаково. Слезящиеся глаза-дырочки на сморщенном, болезненно-красном лице, нос-маслина, слюнявые губы, пегая щетина на впалых щеках, отчетливо проступающая сквозь тонкую кожу синяя паутинка слабеющих кровеносных сосудов-капилляров. Сутулое, изможденное тельце Сереги прикрывали ветхие одежды, бывшие когда-то, очень давно, свитером и брюками... Несчастный однозначно являлся бомжем отнюдь не по вине социальных катаклизмов, ибо можно сохранять достоинство и стоя по горло в дерьме. Но для этого нужно стоять и не захлебываться, Серега же захлебнулся алкогольным пойлом, и вид его вместо сочувствия вызывал рвотные спазмы.
Леха Митрохин тоже изменился, но, в отличие от Сереги, его изменения имели как раз ярко выраженный социальный характер. Леха, совершенно очевидно, так и работал на своем заводе, как работал. Залысины на его лбу отвоевали у волос значительные территории кожного покрова. Волосы он безвозвратно терял, зато приобрел очки в дешевой оправе с выпуклыми стеклами и завел щеголеватую, с претензией, шкиперскую бородку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Он шел через зал к выходу и тоже никого не замечал. Без всякого стеснения морщился, потирая ушибленные бока. Шел, как будто был один в зале, углубившись в свои никому не ведомые мысли.
Светкина длинноногая подружка, пассия Сереги Контимирова, звонко крикнула что-то человеку со шрамом, когда тот открывал дверь из спортзала в коридор, где были расположены раздевалки. Девица выкрикнула что-то озорное и обидное, я не расслышал. Светка и ее товарки вызывающе-вульгарно засмеялись, но навсегда покидающий «свой» спортзал тренер на них никак не отреагировал. Вышел, не оглядываясь, не задерживаясь на пороге.
В первые недели семинаров местного тренера почти что забыли. Он сам не объявлялся и напоминал о себе исключительно корявыми стойками и неловкими движениями своих учеников. Вообще-то тот случай — рядовой эпизод в моей тренерской практике. Когда я начинал зарабатывать на ушу, меня пару раз выдворяли из зала более опытные старшие товарищи гораздо более жестокими и унизительными способами, чем мы расправились со здешним «мастером саньда». Такова се ля ви: «Назвался груздем — полезай в кузов». Заикнулся о спарринге — спаррингуй. Я пару раз нарвался, стал умнее. В том, что спаррингую, сознавался в последний момент, а до того плел байки про «дыхательную гимнастику». Я знал себе цену, но никогда не забывал про болт с резьбой, который в обязательном порядке находится на любую задницу... Впрочем, об этом я уже, кажется, рассказывал... Или нет?.. Неважно...
Мы славно поработали в то лето. На семинары записалась куча народу помимо учеников экс-тренера. Бабки текли в наши карманы полноводной рекой, и часть из них тут же превращалась во вкусную жратву со сладкой выпивкой, а также в щедрые подарки нашим подружкам. К середине того чудесного северного отпуска все окончательно забыли человека со шрамом. И только в самую последнюю ночь перед отъездом он мне почему-то приснился. Замученный Светкиной прощальной ненасытностью, слегка хмельной от шампанского, изрядно выпитого на банкете, устроенном благодарными учениками в честь окончания семинара, я внезапно проснулся в холодном поту. Во сне я снова переживал спарринг с человеком с изуродованным шрамом лицом. Я снова выиграл, как наяву, три недели назад. И опять, повторяя реальные события в том сне, он атаковал мой затылок. И снова я сдернул с него кимоно «когтями орла», а он, посрамленный, пообещал, что сочтется со мной. Разница между сном и явью заключалась лишь в одном. Наяву я совершенно не испугался его слов, во сне же его обещание повергло меня в дикий ужас. Я проснулся с криком, чувствуя, как трепещет в груди взбунтовавшееся сердце, и в ушах все еще звучало: «Дай срок, мастер, сочтемся!»
3. Белый танец со смертью
— О-о! Станислав Сергеевич! Вижу, вы меня узнали. Ах-ха-ха... — рассмеялся человек со шрамом беззлобно. — Рад, весьма рад вас видеть. Возмужали, Станислав Сергеич, и длинные волосы вам к лицу. Проходите смелее, что ж вы застряли на пороге. Будьте добры к стеночке встать, и остальных поставьте, пожалуйста, к стеночке, а мне и Любови Игнатьевне попрошу принести на чем сидеть. В ногах, господа, правды нет, но правды нет и выше! Ах-ха-ха-ха...
Меня подтолкнули в спину зонтиком-шокером. Слава богу (спасибо черту), использовали шокер просто как указующий жезл и избавили позвоночник от стимулирующего разряда силой в полтора ампера, зато напряжением в шестьдесят тысяч вольт. Я первым уперся лопатками в стену и наблюдал, как суетятся люди посреди солярия.
Двое мужиков толкали Анатолия, направляя его стопы в мою сторону. Еще двое подгоняли Захара. Промчалось несколько суетливых секунд, и Анатолий уперся спиной в стену справа от меня, а Захар слева. В пяти шагах от нас впереди шеренгой выстроились шестеро мужчин с причудливого вида автоматами в руках. Условно можно сказать, что мужчины-автоматчики разбиты на пары. Каждая пара держит на прицеле одного из пленников. Между автоматчиками значительные интервалы. То ли для того, чтобы нас хорошо было видно из другого конца солярия, то ли чтобы автоматчики не заслоняли пленникам обзор. Впрочем, «автоматчиками» я их обозвал машинально. Как я уже говорил, автоматы в руках у мужиков были причудливые, какие-то ненастоящие и более всего походили на хорошо сработанное, несколько гротесковое игрушечное оружие или на реквизит для фантастического кинобоевика. Вот омоновцы, те были настоящими автоматчиками, а эти — какими-то пародийными. Вдобавок к непонятному, нелепому, а оттого и совсем нестрашному оружию морды у мужиков и их одежда вид имели самый что ни на есть обыкновенный, как и у тех двоих, что привели меня в солярий, а до этого подпирали с боков на заднем сиденье автомобиля. (Кстати, конкретно эти двое, прислонив меня к стенке, отошли к двери, откуда мы пришли, и остановились у порога, думаю, в качестве часовых-охранников на случай, если кто из пленных надумает рвануть к знакомому входу-выходу.) Таких мужиков, правда без игрушечных автоматов, полным-полно на любой из площадей у больших московских вокзалов. В меру обеспеченные транзитные пассажиры мужского пола, следующие из Мурманска в Краснодар, выглядят точь-в-точь, как эти — с игрушками-бластерами. Я попытался было рассмотреть внимательно ту пару, что стояла напротив и метила в меня, но глаза не нашли, за что зацепиться, кроме как за экзотическое оружие, и взгляд сам собой побежал по стенам солярия, отыскивая детали, которые я сразу не заметил, войдя в помещение.
На первый взгляд солярий показался «глухой» коробкой со стеклянной многосекционной крышкой, ан нет! При внимательном рассмотрении наблюдались здесь и горшки с цветами, задвинутые в один из четырех углов, и горка пляжных топчанов у стеночки, и декоративный грот наподобие камина, вмонтированный в дерево стены прямо напротив меня. Этакий водный камин (или антикамин). Лепная пещерка с маленьким водоемом там, где в камине положено тлеть углям, и тихим веселым водопадом вместо язычков пламени, шуршащим совсем как дрова в костре.
Челядь, не обремененная фантастическими автоматами, общим числом четыре человека, притащила господину и его даме два шезлонга. Матерчатые полукресла установили в двух метрах от цепи «автоматчиков», господа сели, а четверо слуг встали за спинками шезлонгов. Пока господа рассаживались, я заметил, что в помещение ведут две двери. Первая — та, откуда я пришел. Эта дверь располагалась в углу одной из стенок прямоугольного помещения. Именно на эту стенку я сейчас и оперся спиной. Если войти в знакомую мне дверь и пересечь солярий по диагонали, то упремся носом во вторую дверцу, зеркально перевернутое отражение первой. Дверь номер два находилась как раз рядышком с каминообразным водяным гротиком.
— Осматриваете помещение, Станислав Сергеевич? — усмехнулся человек со шрамом, поудобнее устраиваясь в шезлонге. — Нравится? Не правда ли, напоминает спортивный зал, да? Раньше здесь было много зелени, пальмы в кадках и все такое... Зимний сад, одним словом... Я распорядился все убрать, расчистить, чтобы больше было похоже на спортзал. По-моему, получилось весьма недурно, не находите?
Пластырь на губах не позволял ответить, однако замотанный липкой лентой рот и скованные за спиной руки больше не пугали, как прежде. Я успокоился и сам недоумевал, почему. Порывшись в себе, я понял причину внезапно уравновесившегося состояния. Оказалось, что я пару часов назад чересчур испугался омоновцев с их настоящим оружием и узаконенной вседозволенностью. Подсознательно я, привыкший рассчитывать на собственные кулаки, боялся пули, как боксер удара ногой в пах. А сейчас умом понимал, что ненастоящие автоматы в руках у мужиков с рожами среднерусских обывателей должны иметь какой-то неприятный секрет, но подкорка отказывалась всерьез воспринимать шутовское оружие. И страх смерти, мгновенной, неотвратимой, страх чувствовать прямую зависимость от чужого грубого пальца на спусковом крючке — эти страхи исчезли. А еще раньше исчез самый страшный из всех людских страхов — страх перед неизвестностью. Я узнал человека со шрамом. Я догадался, что с минуты на минуту ко мне. Толику и Захару присоединятся Леха Митрохин и Серега Контимиров (если они еще живы, если не канули в вечность за прошедшие бурные годы новейшей истории). Я понимал, что баловень новой жизни с изуродованной шрамом щекой собрал нас, дабы отомстить за былые унижения. Я предвидел, что месть его будет изощренной, но в тот момент и предположить не мог, до каких высот способна подняться больная фантазия человека, маниакально жаждущего отмщения. В тот момент я находился в заблуждении, что старухе с косой, по имени Смерть, в уже начавшемся спектакле-ужастике режиссером со шрамом отведена роль пугал", мерзкого, однако всего лишь пугала... Говорят, некоторые приговоренные к электрическому стулу по дороге к месту казни смеются и балагурят, не желают верить, что приговор действительно будет приведен в исполнение. И лишь за секунду до подачи тока осужденный мочится под себя от ужаса...
Короче, ответить я не мог, однако все, о чем говорилось, и все, что происходило вокруг, воспринималось вполне осознанно, без пелены на глазах и затычек в ушах от избытка панических эмоций. Напротив, во мне неожиданно заискрилась какая-то отчаянная безудержная веселость, как у того узника по дороге к электрическому стулу... Эх, блин, не будь пластыря на губах, я бы ему сейчас ответил, мать его в дышло!.. Впрочем, ответа человек со шрамом и не ждал. Он продолжал говорить, насмешливо меня разглядывая:
— Я обращаюсь к вам, Станислав Сергеевич, потому, что, как я заметил, вы пока единственный из... — Он запнулся, подумал и нашел нужное, но не очень, мягко говоря, соответствующее положению вещей слово. — ...Из гостей, кто меня вспомнил и узнал. Вам это зачтется, даю слово. Я ценю памятливых людей, ведь память — это картотека совести, вы со мной согласны?.. А еще я беседую с вами, Станислав Сергеевич, потому, что из всех гостей вы более всего интересны моей подруге Любови Игнатьевне. Правда, Люба?
Красивая брюнетка в шезлонге рядом с оратором кивнула и подарила мне благосклонную улыбку. Любовь Игнатьевна была молода второй естественной женской молодостью (за ней придет третья женская молодость — косметическая и четвертая — хирургическая). Было ей лет двадцать семь, плюс-минус год, два. Бог наградил Любовь Игнатьевну фигурой фотомодели (173, 90 — 60 — 90), личиком Мадонны (не той, что дева, а той, что поет и богохульствует) и черными (цвета воронова крыла, как принято говорить) волосами, коих еще не касались красящие средства. Глаза Любови Игнатьевны для столь яркой внешности были поразительно умны. Одновременно умные и красивые бабы встречаются... Хотел сказать «редко встречаются», однако, положа руку на сердце, признаюсь — сочетание красоты и ума в одинаковых пропорциях я, к сожалению, встретил лишь один раз в жизни. Только один раз на моем жизненном пути оказалась женщина с ангельской внешностью и дьявольским умом. И, к величайшему моему сожалению, та женщина оказалась абсолютно фригидной в постели.
Оценив внешность черноволосой женщины по имени Любовь, я оценил ее наряд. Одета со вкусом, изящно. Болотного цвета легкая блузка под цвет глаз. Шортики цвета морской волны под цвет летних туфель. Не боится ярких цветов. Отличает вульгарную яркость от яркости праздничной.
Автоматически оценив женщину, произвел оценку ее спутника. Богатый малый. Никаких тебе золотых цепей неимоверной толщины, гигантских перстней и булавок с изумрудами. Вместо всей этой мишуры — мужские часы очень и очень престижной швейцарской фирмы. Скромные на вид часики стоят подороже «шестисотого» «Мерседеса». Самый крутой мужской аксессуар для тех, кто понимает, для тех, по-настоящему крутых бизнесменов, коих в отчизне можно сосчитать по пальцам, прочие доморощенные буржуины на подобные часы и внимания не обратят. Под стать часам и одежка — летний мужской костюм от портного с берегов Сены. И обувь, простенькая с виду, шита на заказ отнюдь не сапожником с Марьиной Рощи. Интересно, почему он пожадничал на пластическую операцию и не убрал с лоснящейся благополучием рожи шрам?
— Ай-я-яй, Станислав Сергеевич! — повысил голос человек со шрамом. — Как невежливо с вашей стороны! Я вам комплименты делаю, намекаю, чтобы вы проявили должное внимание к очаровательной хозяйке, а вы по-хамски уставились на мой физический недостаток, след от старой раны. Невежливо, Станислав Сергеевич, невежливо... Удивлены, отчего это я до сих пор не посетил клинику пластическо-лицевой хирургии? О-о! Как вы глаза-то вылупили. Да-с, представьте, я читаю ваши мысли. Вы, Станислав Сергеевич, удивительно предсказуемы. И ваши друзья тоже предсказуемы... Любой человек предсказуем. Я тоже предсказуем, Станислав Сергеевич. Я знаю, чего вы сейчас ждете. Не верите? Напрасно... Антон! Введи тех, кого дожидается Станислав Сергеевич. Заставлять человека ждать — дурной тон...
Он щелкнул пальцами, и от группы позади шезлонга отделился человек, которого я узнал, как только увидел парусиновую обувь на его ногах. Антоном звали того мужика, который передавал омоновцам деньги «за заказ». Морда у Антона скучно-стандартная, как и у всей здешней челяди. Единственное отличие Антона от остальных слуг — пиджак. И кобура под пиджаком. Я заметил кобуру под мышкой, когда он поворачивался. Пола пиджака с левой стороны слегка откинулась, и на белом фоне рубашки контрастно мелькнула черная рукоятка пистолета, спрятавшегося в темно-оранжевой кожаной «открытой» кобуре. Кажется, на сленге людей, ежедневно имеющих дело с оружием, такая кобура называется «босоножка». Однажды, случайно услышав этот сленговый термин, я его запомнил. Сей термин проассоциировался у меня не с открытой моделью обуви, как у большинства, а с Айседорой Дункан, танцевавшей босой и получившей прозвище «босоножка». Сомнительно, чтобы человек со шрамом, заявляя, что я «предсказуем», смог предугадать такую мою ассоциацию. Я сам подчас удивляюсь собственным мыслям и поступкам. Сегодня утром в электричке, например, я совсем не хотел калечить хулиганов. Однако...
Однако пока я занимался самокопанием, Антон успел подойти к двери подле гротика с микроводопадом, открыть ее и сделать рукой повелительную отмашку.
В бывший зимний сад, превращенный, по словам гостеприимного хозяина, в некое подобие спортивного зала (опять пришла в голову идиотская ассоциация с чеховской пьесой «Вишневый сад»), ввели еще двоих пленников. Конечно же, это были постаревшие и плохо узнаваемые Серега Контимиров и Леха Митрохин.
Особенно изменился Контимиров. Собственно, я и узнал-то его методом исключения. Леху Митрохина узнал сразу по малому росту. Следовательно, второй пленник — Серега Контимиров. Боже, что вытворяет с людьми время! Время и людские пороки, кои испокон веков являлись лучшими ассистентами безжалостного гримера по имени Время, самого близкого друга старухи с косой по имени Смерть. Серега Контимиров, запомнившийся мне в образе подтянутого, молодцеватого гусара, за те годы, что я его не видел, превратился в бесполое существо неопределенно-пожилого возраста. А ведь ему еще нет и сорока! Но все алкоголики, будь им сорок, или шестьдесят, или двадцать, выглядят почти одинаково. Слезящиеся глаза-дырочки на сморщенном, болезненно-красном лице, нос-маслина, слюнявые губы, пегая щетина на впалых щеках, отчетливо проступающая сквозь тонкую кожу синяя паутинка слабеющих кровеносных сосудов-капилляров. Сутулое, изможденное тельце Сереги прикрывали ветхие одежды, бывшие когда-то, очень давно, свитером и брюками... Несчастный однозначно являлся бомжем отнюдь не по вине социальных катаклизмов, ибо можно сохранять достоинство и стоя по горло в дерьме. Но для этого нужно стоять и не захлебываться, Серега же захлебнулся алкогольным пойлом, и вид его вместо сочувствия вызывал рвотные спазмы.
Леха Митрохин тоже изменился, но, в отличие от Сереги, его изменения имели как раз ярко выраженный социальный характер. Леха, совершенно очевидно, так и работал на своем заводе, как работал. Залысины на его лбу отвоевали у волос значительные территории кожного покрова. Волосы он безвозвратно терял, зато приобрел очки в дешевой оправе с выпуклыми стеклами и завел щеголеватую, с претензией, шкиперскую бородку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44