Единственная возможность отделаться от обученной собаки, получившей команду «Фас!», — попытаться уйти в сторону, когда она прыгнула, и убить с одного удара, целясь по ребрам. Попытка скорее всего не удастся, но рискнуть стоит, ибо за свою жизнь нужно бороться до конца. Еще можно попробовать двинуть хорошенько собаку кулаком в нос, но и для этого придется покинуть велосипедное седло. Допустим, свершится чудо из чудес, и я уложу Альфу, воспользовавшись советами тренера по рукопашному бою, что тренировал меня до знакомства с Бинем. Попаду Альфе по носу или по ребрам. Что дальше? Ничего! Пока я буду возиться с Альфой, подоспеют ее хозяева, и все! Абзац! Так что же делать? Ждать, пока собака меня догонит и прыгнет?
А впереди загудела машина. Вот, блин! Этого еще не хватает! Сейчас во-он из того дальнего переулка вырулит мне навстречу автомобиль, уже бампер показался. С моими навыками вождения велосипеда, пока буду объезжать встречную машину, потеряю еще пригоршню секунд-бриллиантов!
Повинуясь больше интуиции, чем разуму, я резко вывернул руль вправо, съехал с основной здешней магистрали на ближайшее ответвление, едва успел заметить прогуливающуюся в приличном отдалении семью. Мама, папа и два малыша лет трех. Я надеялся, что папа — здоровый и накачанный, с блестящей золотой цепью на шее — быть может, возьмет в голову проблему незнакомого велосипедиста с огромадной псиной на хвосте. Попрошу его остановить взбесившегося пса, вдруг у главы прогуливающегося семейства в кармане пистолет?
Все получилось не так, как я рассчитывал. Все получилось гораздо лучше. Соломинка, за которую я схватился, оказалась поистине спасательным кругом!
Двух бультерьеров, что сопровождали на прогулке семью, обремененную детишками-малолетками, я приметил, только когда проезжал мимо. Альфа к тому времени успела свернуть вслед за мной и отставала от велосипеда всего ничего — шагов на пять. Только я открыл рот, чтобы попросить о помощи у счастливого и богатого папаши, как он сам заорал на меня:
— Придержи собаку, детей испугаешь!
— Альфа! А ну, фас сопливых! — заорал я, предугадывая следующую реплику папаши и удивляясь собственной циничной гениальности в искусстве находить выход из безвыходных положений.
— Да ты... — Отец двух крошек схватил своих чад за ручонки. Молодая мамаша взвизгнула, и глава семейства заорал: — Чук! Гек! Взять ее!!! Фас-ссс!..
Два бультерьера, Чук и Гек, молча бросились наперерез овчарке Альфе (овчарка, кстати, и головы не повернула в сторону перепуганного семейства).
Когда я сворачивал из этого переулка в другой, зафиксировал взглядом жутковатую картину. Альфа еще пыталась продолжать погоню, но бультерьеры вцепились в нее мертвой хваткой и повисли, один, стиснув зубами глотку, другой, зацепив клыками собачий бок. С каждым шагом одной из четырех лап Альфа теряла кровь, но продолжала выполнять приказ хозяев, пыталась преследовать беглеца на велосипеде. Честное слово, если бы люди обладали сотой долей собачьей преданности, на Земле давно победил бы коммунизм!
* * *
Асфальтированные дороги и дорожки пересекали поселок вдоль и поперек. Петляя, я двигался к лесу. Самое простое — добраться до леса, бросить велосипед и побежать, куда глаза глядят, не задумываясь о маршруте. Случайный маршрут труднее всего предугадать погоне. Одно плохо: окажись у преследователей помимо Альфы другие собаки — я обречен. Есть у них собаки или нет, я не знал, но рисковать не мог, не имел права и поэтому решил как можно дольше передвигаться на велосипеде, добраться до какой-либо проезжей дороги, а там поймать попутку до Москвы.
Были в деньги, не было в проблем, но все деньги остались в голубой спортивной сумке. Джинсы, что на мне, чересчур затягивали попу, бумажник в карман не сунешь. Мои некогда белоснежные джинсы... Какая попутка остановится, если на обочине голосует чумазый длинноволосый дядя в порванной куртке-ветровке? Ни одна машина не остановится! Сто процентов!
«Почему же тогда папашка с детишками и бультерьерами принял меня за хозяина чистой, чесаной и холеной Альфы? — подумал я. — Мокрый с головы до ног оборванец на шикарном велосипеде, весь перемазанный, грязный, более всего должен походить на того, кем я и являюсь, — на угонщика. Вот если бы джинсы по-прежнему сияли белизной, то я вполне бы сошел за богатенького дачника, пожелавшего прокатиться и погонять собаку-лежебоку, а так... Эврика!!! А так я похож на богатенького дачника, упавшего с дорогого велосипеда и вследствие падения поимевшего жалкий вид!»
Увидев себя со стороны, я понял, как действовать дальше. Между тем велосипед домчал мое богемное, но истерзанное тело до опушки леса, вывез на дачную околицу. Основная асфальтовая магистраль осталась далеко слева. Та магистраль, что шла по просеке в лесу и соединяла дачный островок покоя с коммуникационно-транспортными развязками остального мира. Мне на магистраль нельзя. Там меня догонят и поймают — «ах» сказать не успею. На околице, куда я вырулил, асфальт разбегался в разные стороны. Полагаю, асфальтовое кольцо огромной буквой О опоясывало весь поселок. А лес совсем-совсем рядом, и от асфальтового бублика к нему тянется извилистая, утрамбованная тропинка, временами хорошо видная, временами теряющаяся в траве.
Я съехал с асфальта на тропинку, вцепился в руль, боясь свалиться вместе с велосипедом, и, сбавив скорость, медленнее, осторожнее стал крутить педали. Пройдя кое-как этап щадящего слалома, по опушке я выехал под сень деревьев. Сразу полегчало — теперь с территории поселка меня не видно, я качу по лесу, и фигушки кто меня разыщет, тем более что тропинка постоянно ветвится, расходится ручейками, поди угадай, куда я свернул.
«Идиот! — шарахнула изнутри по затылку здравая и безжалостная мысль-диагноз. — Если угадают, где ты свернул в лес, то на этом все угадайки закончатся! Твой путь прекрасно прослеживается по следам велосипедных протекторов!»
Птицей вылетев из седла, я подхватил велосипед под мышку и помчался по лесу, не разбирая дороги. На бегу услышал журчание ручейка, пошел на слух и отыскал канаву, широкую заболоченную, поросшую по краям густым кустарником. Сквозь кусты на берегу канавы продрался еле-еле. Спрыгнул с пологого бережка в воду и по щиколотку утонул в вязком иле.
Я шел по руслу ручейка, взгромоздив велосипед на спину, и проклинал собственную необразованность. Я действовал по рецептам кинобоевиков, где герои, скрываясь в лесу от преследования, обязательно стремятся к воде, дабы, шлепая по мокрому, сбить со следа погоню. Я прекрасно понимал, что сценарии кинобоевиков пишут такие же, как я, профаны, ни хрена не смыслящие в партизанско-диверсионной деятельности, и все равно продолжал мучить себя ходьбой по воде, ибо не знал других «правильных» рецептов бегства.
Ручеек вывел к бетонной трубе. Естественное илистое русло вливалось в бетонную оправу двухметрового диаметра. Растительность по краям русла совсем ошалела. Ветви кустов неведомой породы переплелись над головой, и сквозь них почти не пробивались солнечные лучи. Только над верхним краем присыпанной желтым гравием бетонной трубы имелся небольшой просвет. Даже будучи прожженным горожанином, я сразу догадался, что над трубой проходит дорога-грунтовка. Мои догадки подтвердил приближающийся шум автомобильного мотора. Невидимая машина промчалась над руслом ручейка в окантовке бетона, угостив нос запашком бензина. Я совершенно нечаянно нашел то, о чем и не мечтаешь, — дорогу в лесу, объезженную, но не избалованную вниманием автолюбителей, и без промедления приступил к реализации своего плана, что с криками «Эврика!!!» родился под лобовой костью в тот момент, когда я живо представил, как выгляжу со стороны.
Прежде всего я занялся разборкой велосипеда. Меня интересовала велосипедная цепь, но снять ее удалось далеко не сразу. Еще две машины с интервалом минут в десять прокатились мимо по грунтовке над головой, пока я отыскал на дне ручья приличный булыжник и с его помощью учинил над горным двухколесным скакуном форменный вандализм. Наконец цепь оказалась у меня в руках, а велосипед превратился в набор крупных и мелких деталей.
Прислушавшись и не уловив шума моторов, я вылез, продрался сквозь ветки буйной растительности на дорогу-грунтовку. Участок в меру раздолбанной грунтовки, на который меня вывела судьба, оказался коленом дорожного зигзага. Повернув голову вправо, я увидел, как дорога сворачивает влево и прячется за деревьями, а соответственно, с левой стороны она уходила вправо, в молодой ельничек. Раскуроченный велосипед я притащил с собой, за исключением мелких, потонувших в ручейке, винтиков.
Едва я ступил на дорожный грунт, как из-за деревьев с правой стороны послышался гул мотора. Нужно было спешить. Я лег на землю поперек дороги, обхватил ляжками велосипедную раму и предварительно положил колеса так, как будто они отскочили, когда велосипедиста переехал груженный кирпичом грузовик. Я имитировал последствия дорожно-транспортного происшествия с одним пострадавшим — обеспеченным седовласым интеллигентным велосипедистом. На затерявшуюся в лесу дорожку случайный шофер-грибник не свернет, по ней ездят дачники из соседних небогатых садово-огороднических кооперативов. Завсегдатаи здешних скромных дачных поселков, безусловно, знают о престижном городке коттеджей за лесом. Я надеялся сойти за велосипедиста из среды обеспеченных отдыхающих, нечаянно зарулившего на грунтовку, сбитого нерадивым водителем и брошенного умирать. На всякий случай, я не буду изображать труп. Буду стонать, шевелиться и уповать на человеколюбие шофера за рулем спешащего на встречу со мной автомобиля. На человеколюбие и трезвый расчет получить впоследствии материальное вознаграждение за оказанную помощь пострадавшему хозяину престижного велосипеда, в дорогой и модной одежде, порванной и испачканной при падении.
Мотор тарахтел совсем рядом. Двигатель работал неровно, с надрывом. Наверное, шофер притормаживал перед поворотом. Фиговый, судя по всему, водитель, трусоватый, а значит, обязательно испугается, узрев меня, «израненного», поперек дороги. Вылезет из машины, тут-то я и устрою ему веселую жизнь!
Я плотнее намотал велосипедную цепь на кисть правой руки и спрятал руку под отворотом порванной ветровки. Положил голову на землю, репетируя, застонал. Вроде ничего, похож на раненого. Стон получился совсем как у нечувствительного к боли Толика Иванова после обстрела сернокислотными шариками.
Из-за поворота появился старичок-"жигуленок". На крыше бледно-желтого «жигуля» поклажа, словно горб линялого, престарелого верблюда. Сетки с пузатыми тыквами, корзины с огурцами и прочие упаковки с плодами трудов садоводов-огородников. Я ошибся. Почему-то думалось, что дачи тружеников в той стороне, куда осторожно спешил автомобиль. Оказалось, наоборот. Оно и к лучшему. Снова повезло!
Видавший виды автомобиль тольяттинского автозавода, родившийся, как и я, в стране пятилеток и шестидневок, затормозил, едва не проехав по моему распластанному телу лысыми шинами. Я насилу сдержался, так хотелось внезапно воскреснуть и прыгнуть в кювет. Шофер за рулем «жигуля» заранее разозлил меня своим «слепым методом» черепашьего вождения.
Мотор притих, «жигуленок» дернулся, остановился, дверца машины отворилась, и я плотно прикрыл те щелочки меж век, сквозь которые наблюдал подъезд автомашины.
Быстрые, суетливые шаги по грунтовке. И более никаких посторонних шорохов. Шофер ехал без пассажиров. Один. Опять повезло!
Тревожный мужской голос:
— Вы живы?
— Жив!!!
Я прыжком вскочил на ноги, с ходу вживаясь в продуманную заранее роль психопата-разбойника. Низкорослый заморыш-водитель отпрыгнул в сторону, словно лягушонок от хищницы-цапли, а я, едва оказавшись в вертикальном положении, размахнулся, приспустил с руки велосипедную цепь и хлестко приложился железными звеньями по автомобильной фаре. Стекла так и брызнули во все стороны!
— Хочешь жить, отвезешь меня в Москву! — заорал я, брызгая слюной, текст-заготовку. — И без глупостей! Довезешь до города, и я уйду!
Роль психа с велосипедной цепью я второпях придумал специально для одинокого водителя-мужчины. На случай водителя-женщины или нескольких пассажиров в автомобиле у меня были припасены другие роли, менее эффектные, базирующиеся на обмане. Однако вариант с запугиванием являлся наиболее желанным, ибо предполагал значительную экономию драгоценного времени. Так или иначе, лицедействовать заставляла объективная реальность. По доброте душевной меня, грязного, без копейки денег, никто из владельцев личного автотранспорта в попутчики не возьмет. В этом я был абсолютно убежден.
Я планировал заставить водителя на подъезде к столице свернуть с основной трассы в безлюдное и безмашинное местечко. После чего я хотел ограбить частника-автомобилиста на энную сумму, достаточную для аренды таксомотора в черте города. Разжившись деньгами, я бы ушел, прихватив с собой ключи от машины, дабы избежать погони и привязать пострадавшего к месту, где встал его автотранспорт. Перебравшись пешком через Кольцевую автодорогу, я в соответствии со своими планами ловлю свежий мотор, еду в район, где несет службу правильный мент Виктор Верховский, нахожу родное Верховскому отделение милиции, и все — хеппи-энд!
Я все продумал, как мне казалось, и ко всему был готов, вплоть до активного сопротивления запугиваемого водителя. Но ничего из того, что я ожидал и к чему был готов, не произошло, а произошло такое, о чем и в страшном сне не приснится!
Водитель «Жигулей» при более внимательном разглядывании оказался много старше тех лет, что я дал ему навскидку, пока орал и пугал велосипедной цепью. Бодренький такой пенсионер, лет эдак шестидесяти пяти на самом деле. Весь седой, как и я, худенький, в очках. Одежда пенсионера когда-то стоила копейки на первых вещевых рынках. Сегодня его безродные черные джинсы и застиранная футболка с блеклой надписью «Диско» не стоили вообще ничего. Обнищавший старик, в средние лета купивший новенький «жигуленок» и в те же годы заимевший в подарок от профкома-месткома дачный участок за сто километров от Москвы. Способный вызвать сочувствие в самом жестком сердце старичок, как увидел разбивающуюся вдребезги фару, сразу побледнел, схватился сухой рукою за левую сторону груди и начал медленно оседать на гравий.
— Отец, ты чего?.. — Я отшвырнул велосипедную цепь, подбежал к старику, подхватил за плечи, не позволил упасть. — Отец, я пошутил! Я придурок, понимаешь? Я так шучу, по-идиотски...
Я здорово перепугался. Лепетал какую-то ерунду на ухо старику, старательно улыбался, как улыбаются, успокаивая, плачущих детей. Будь проклята дьявольская формула — цель оправдывает средства! Следуя этой гнусной формуле, я меньше чем за час успел выбить глаза охраннику, избить подростка-велосипедиста, напугать семейство с двумя малышами и вот сейчас держу на руках несчастного, умирающего по моей вине старика. Только что бушевавшая в крови пьянящая лихость от прошлых циничных побед обернулась тяжелым похмельем. Если старик умрет, я стану преступником. Я уже преступник, строго говоря. Но, если старик умрет, я стану преступником и по закону, и по совести. И я никогда в жизни не смогу простить себе его смерть! Никогда!
— Отец! Скажи чего-нибудь. — Я приложил ладонь к его шее. Под кожей билась жилка. Сердце работает. — Отец, ты как? Совсем плохо?
Осторожно уложив тщедушное тело на землю, я присел рядом, пристроил чужую седую голову у себя на коленях. Старик открыл отяжелевшие веки, наши взгляды пересеклись.
— Отец, прости! Ради бога, прости меня! — Я чуть не плакал, я был в отчаянии. — Я совсем спятил! Меня чуть не убили, мои друзья в опасности, а я... я убежал, озверел... прости. Я виноват. Чем тебе помочь? Как?
— Валидол, — прошептал старик, глядя на меня с опаской и недоверием. — Там, в машине, в бардачке, валидол.
Осторожно сняв с коленей голову старика, я метнулся к машине. Распахнул незапертую дверцу, нырнул в салон и вывалил из бардачка все, что там было, на сиденье кресла рядом с креслом водителя. В россыпи мелочей отыскалась упаковка валидола. Когда я вернулся к пенсионеру на дороге, выглядел он, слава богу, получше. Порозовел, смотрел в небо ясным, не затуманенным взором.
— Вот, отец, я принес.
— Дай. — Старик довольно твердой рукой взял упаковку с лекарством, выщелкнул прозрачный шарик и положил его под язык.
— Как только сможешь подняться и дойти до автомобиля, я отвезу тебя в больницу, — пообещал я. — Честное слово!
— Недалеко, в райцентре, есть больница. — Старик попытался сесть. Я поддержал его за плечи. Старик повернул голову, посмотрел в сторону машины. — Зачем фару разбил? Знаешь, сколько сейчас фары стоят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
А впереди загудела машина. Вот, блин! Этого еще не хватает! Сейчас во-он из того дальнего переулка вырулит мне навстречу автомобиль, уже бампер показался. С моими навыками вождения велосипеда, пока буду объезжать встречную машину, потеряю еще пригоршню секунд-бриллиантов!
Повинуясь больше интуиции, чем разуму, я резко вывернул руль вправо, съехал с основной здешней магистрали на ближайшее ответвление, едва успел заметить прогуливающуюся в приличном отдалении семью. Мама, папа и два малыша лет трех. Я надеялся, что папа — здоровый и накачанный, с блестящей золотой цепью на шее — быть может, возьмет в голову проблему незнакомого велосипедиста с огромадной псиной на хвосте. Попрошу его остановить взбесившегося пса, вдруг у главы прогуливающегося семейства в кармане пистолет?
Все получилось не так, как я рассчитывал. Все получилось гораздо лучше. Соломинка, за которую я схватился, оказалась поистине спасательным кругом!
Двух бультерьеров, что сопровождали на прогулке семью, обремененную детишками-малолетками, я приметил, только когда проезжал мимо. Альфа к тому времени успела свернуть вслед за мной и отставала от велосипеда всего ничего — шагов на пять. Только я открыл рот, чтобы попросить о помощи у счастливого и богатого папаши, как он сам заорал на меня:
— Придержи собаку, детей испугаешь!
— Альфа! А ну, фас сопливых! — заорал я, предугадывая следующую реплику папаши и удивляясь собственной циничной гениальности в искусстве находить выход из безвыходных положений.
— Да ты... — Отец двух крошек схватил своих чад за ручонки. Молодая мамаша взвизгнула, и глава семейства заорал: — Чук! Гек! Взять ее!!! Фас-ссс!..
Два бультерьера, Чук и Гек, молча бросились наперерез овчарке Альфе (овчарка, кстати, и головы не повернула в сторону перепуганного семейства).
Когда я сворачивал из этого переулка в другой, зафиксировал взглядом жутковатую картину. Альфа еще пыталась продолжать погоню, но бультерьеры вцепились в нее мертвой хваткой и повисли, один, стиснув зубами глотку, другой, зацепив клыками собачий бок. С каждым шагом одной из четырех лап Альфа теряла кровь, но продолжала выполнять приказ хозяев, пыталась преследовать беглеца на велосипеде. Честное слово, если бы люди обладали сотой долей собачьей преданности, на Земле давно победил бы коммунизм!
* * *
Асфальтированные дороги и дорожки пересекали поселок вдоль и поперек. Петляя, я двигался к лесу. Самое простое — добраться до леса, бросить велосипед и побежать, куда глаза глядят, не задумываясь о маршруте. Случайный маршрут труднее всего предугадать погоне. Одно плохо: окажись у преследователей помимо Альфы другие собаки — я обречен. Есть у них собаки или нет, я не знал, но рисковать не мог, не имел права и поэтому решил как можно дольше передвигаться на велосипеде, добраться до какой-либо проезжей дороги, а там поймать попутку до Москвы.
Были в деньги, не было в проблем, но все деньги остались в голубой спортивной сумке. Джинсы, что на мне, чересчур затягивали попу, бумажник в карман не сунешь. Мои некогда белоснежные джинсы... Какая попутка остановится, если на обочине голосует чумазый длинноволосый дядя в порванной куртке-ветровке? Ни одна машина не остановится! Сто процентов!
«Почему же тогда папашка с детишками и бультерьерами принял меня за хозяина чистой, чесаной и холеной Альфы? — подумал я. — Мокрый с головы до ног оборванец на шикарном велосипеде, весь перемазанный, грязный, более всего должен походить на того, кем я и являюсь, — на угонщика. Вот если бы джинсы по-прежнему сияли белизной, то я вполне бы сошел за богатенького дачника, пожелавшего прокатиться и погонять собаку-лежебоку, а так... Эврика!!! А так я похож на богатенького дачника, упавшего с дорогого велосипеда и вследствие падения поимевшего жалкий вид!»
Увидев себя со стороны, я понял, как действовать дальше. Между тем велосипед домчал мое богемное, но истерзанное тело до опушки леса, вывез на дачную околицу. Основная асфальтовая магистраль осталась далеко слева. Та магистраль, что шла по просеке в лесу и соединяла дачный островок покоя с коммуникационно-транспортными развязками остального мира. Мне на магистраль нельзя. Там меня догонят и поймают — «ах» сказать не успею. На околице, куда я вырулил, асфальт разбегался в разные стороны. Полагаю, асфальтовое кольцо огромной буквой О опоясывало весь поселок. А лес совсем-совсем рядом, и от асфальтового бублика к нему тянется извилистая, утрамбованная тропинка, временами хорошо видная, временами теряющаяся в траве.
Я съехал с асфальта на тропинку, вцепился в руль, боясь свалиться вместе с велосипедом, и, сбавив скорость, медленнее, осторожнее стал крутить педали. Пройдя кое-как этап щадящего слалома, по опушке я выехал под сень деревьев. Сразу полегчало — теперь с территории поселка меня не видно, я качу по лесу, и фигушки кто меня разыщет, тем более что тропинка постоянно ветвится, расходится ручейками, поди угадай, куда я свернул.
«Идиот! — шарахнула изнутри по затылку здравая и безжалостная мысль-диагноз. — Если угадают, где ты свернул в лес, то на этом все угадайки закончатся! Твой путь прекрасно прослеживается по следам велосипедных протекторов!»
Птицей вылетев из седла, я подхватил велосипед под мышку и помчался по лесу, не разбирая дороги. На бегу услышал журчание ручейка, пошел на слух и отыскал канаву, широкую заболоченную, поросшую по краям густым кустарником. Сквозь кусты на берегу канавы продрался еле-еле. Спрыгнул с пологого бережка в воду и по щиколотку утонул в вязком иле.
Я шел по руслу ручейка, взгромоздив велосипед на спину, и проклинал собственную необразованность. Я действовал по рецептам кинобоевиков, где герои, скрываясь в лесу от преследования, обязательно стремятся к воде, дабы, шлепая по мокрому, сбить со следа погоню. Я прекрасно понимал, что сценарии кинобоевиков пишут такие же, как я, профаны, ни хрена не смыслящие в партизанско-диверсионной деятельности, и все равно продолжал мучить себя ходьбой по воде, ибо не знал других «правильных» рецептов бегства.
Ручеек вывел к бетонной трубе. Естественное илистое русло вливалось в бетонную оправу двухметрового диаметра. Растительность по краям русла совсем ошалела. Ветви кустов неведомой породы переплелись над головой, и сквозь них почти не пробивались солнечные лучи. Только над верхним краем присыпанной желтым гравием бетонной трубы имелся небольшой просвет. Даже будучи прожженным горожанином, я сразу догадался, что над трубой проходит дорога-грунтовка. Мои догадки подтвердил приближающийся шум автомобильного мотора. Невидимая машина промчалась над руслом ручейка в окантовке бетона, угостив нос запашком бензина. Я совершенно нечаянно нашел то, о чем и не мечтаешь, — дорогу в лесу, объезженную, но не избалованную вниманием автолюбителей, и без промедления приступил к реализации своего плана, что с криками «Эврика!!!» родился под лобовой костью в тот момент, когда я живо представил, как выгляжу со стороны.
Прежде всего я занялся разборкой велосипеда. Меня интересовала велосипедная цепь, но снять ее удалось далеко не сразу. Еще две машины с интервалом минут в десять прокатились мимо по грунтовке над головой, пока я отыскал на дне ручья приличный булыжник и с его помощью учинил над горным двухколесным скакуном форменный вандализм. Наконец цепь оказалась у меня в руках, а велосипед превратился в набор крупных и мелких деталей.
Прислушавшись и не уловив шума моторов, я вылез, продрался сквозь ветки буйной растительности на дорогу-грунтовку. Участок в меру раздолбанной грунтовки, на который меня вывела судьба, оказался коленом дорожного зигзага. Повернув голову вправо, я увидел, как дорога сворачивает влево и прячется за деревьями, а соответственно, с левой стороны она уходила вправо, в молодой ельничек. Раскуроченный велосипед я притащил с собой, за исключением мелких, потонувших в ручейке, винтиков.
Едва я ступил на дорожный грунт, как из-за деревьев с правой стороны послышался гул мотора. Нужно было спешить. Я лег на землю поперек дороги, обхватил ляжками велосипедную раму и предварительно положил колеса так, как будто они отскочили, когда велосипедиста переехал груженный кирпичом грузовик. Я имитировал последствия дорожно-транспортного происшествия с одним пострадавшим — обеспеченным седовласым интеллигентным велосипедистом. На затерявшуюся в лесу дорожку случайный шофер-грибник не свернет, по ней ездят дачники из соседних небогатых садово-огороднических кооперативов. Завсегдатаи здешних скромных дачных поселков, безусловно, знают о престижном городке коттеджей за лесом. Я надеялся сойти за велосипедиста из среды обеспеченных отдыхающих, нечаянно зарулившего на грунтовку, сбитого нерадивым водителем и брошенного умирать. На всякий случай, я не буду изображать труп. Буду стонать, шевелиться и уповать на человеколюбие шофера за рулем спешащего на встречу со мной автомобиля. На человеколюбие и трезвый расчет получить впоследствии материальное вознаграждение за оказанную помощь пострадавшему хозяину престижного велосипеда, в дорогой и модной одежде, порванной и испачканной при падении.
Мотор тарахтел совсем рядом. Двигатель работал неровно, с надрывом. Наверное, шофер притормаживал перед поворотом. Фиговый, судя по всему, водитель, трусоватый, а значит, обязательно испугается, узрев меня, «израненного», поперек дороги. Вылезет из машины, тут-то я и устрою ему веселую жизнь!
Я плотнее намотал велосипедную цепь на кисть правой руки и спрятал руку под отворотом порванной ветровки. Положил голову на землю, репетируя, застонал. Вроде ничего, похож на раненого. Стон получился совсем как у нечувствительного к боли Толика Иванова после обстрела сернокислотными шариками.
Из-за поворота появился старичок-"жигуленок". На крыше бледно-желтого «жигуля» поклажа, словно горб линялого, престарелого верблюда. Сетки с пузатыми тыквами, корзины с огурцами и прочие упаковки с плодами трудов садоводов-огородников. Я ошибся. Почему-то думалось, что дачи тружеников в той стороне, куда осторожно спешил автомобиль. Оказалось, наоборот. Оно и к лучшему. Снова повезло!
Видавший виды автомобиль тольяттинского автозавода, родившийся, как и я, в стране пятилеток и шестидневок, затормозил, едва не проехав по моему распластанному телу лысыми шинами. Я насилу сдержался, так хотелось внезапно воскреснуть и прыгнуть в кювет. Шофер за рулем «жигуля» заранее разозлил меня своим «слепым методом» черепашьего вождения.
Мотор притих, «жигуленок» дернулся, остановился, дверца машины отворилась, и я плотно прикрыл те щелочки меж век, сквозь которые наблюдал подъезд автомашины.
Быстрые, суетливые шаги по грунтовке. И более никаких посторонних шорохов. Шофер ехал без пассажиров. Один. Опять повезло!
Тревожный мужской голос:
— Вы живы?
— Жив!!!
Я прыжком вскочил на ноги, с ходу вживаясь в продуманную заранее роль психопата-разбойника. Низкорослый заморыш-водитель отпрыгнул в сторону, словно лягушонок от хищницы-цапли, а я, едва оказавшись в вертикальном положении, размахнулся, приспустил с руки велосипедную цепь и хлестко приложился железными звеньями по автомобильной фаре. Стекла так и брызнули во все стороны!
— Хочешь жить, отвезешь меня в Москву! — заорал я, брызгая слюной, текст-заготовку. — И без глупостей! Довезешь до города, и я уйду!
Роль психа с велосипедной цепью я второпях придумал специально для одинокого водителя-мужчины. На случай водителя-женщины или нескольких пассажиров в автомобиле у меня были припасены другие роли, менее эффектные, базирующиеся на обмане. Однако вариант с запугиванием являлся наиболее желанным, ибо предполагал значительную экономию драгоценного времени. Так или иначе, лицедействовать заставляла объективная реальность. По доброте душевной меня, грязного, без копейки денег, никто из владельцев личного автотранспорта в попутчики не возьмет. В этом я был абсолютно убежден.
Я планировал заставить водителя на подъезде к столице свернуть с основной трассы в безлюдное и безмашинное местечко. После чего я хотел ограбить частника-автомобилиста на энную сумму, достаточную для аренды таксомотора в черте города. Разжившись деньгами, я бы ушел, прихватив с собой ключи от машины, дабы избежать погони и привязать пострадавшего к месту, где встал его автотранспорт. Перебравшись пешком через Кольцевую автодорогу, я в соответствии со своими планами ловлю свежий мотор, еду в район, где несет службу правильный мент Виктор Верховский, нахожу родное Верховскому отделение милиции, и все — хеппи-энд!
Я все продумал, как мне казалось, и ко всему был готов, вплоть до активного сопротивления запугиваемого водителя. Но ничего из того, что я ожидал и к чему был готов, не произошло, а произошло такое, о чем и в страшном сне не приснится!
Водитель «Жигулей» при более внимательном разглядывании оказался много старше тех лет, что я дал ему навскидку, пока орал и пугал велосипедной цепью. Бодренький такой пенсионер, лет эдак шестидесяти пяти на самом деле. Весь седой, как и я, худенький, в очках. Одежда пенсионера когда-то стоила копейки на первых вещевых рынках. Сегодня его безродные черные джинсы и застиранная футболка с блеклой надписью «Диско» не стоили вообще ничего. Обнищавший старик, в средние лета купивший новенький «жигуленок» и в те же годы заимевший в подарок от профкома-месткома дачный участок за сто километров от Москвы. Способный вызвать сочувствие в самом жестком сердце старичок, как увидел разбивающуюся вдребезги фару, сразу побледнел, схватился сухой рукою за левую сторону груди и начал медленно оседать на гравий.
— Отец, ты чего?.. — Я отшвырнул велосипедную цепь, подбежал к старику, подхватил за плечи, не позволил упасть. — Отец, я пошутил! Я придурок, понимаешь? Я так шучу, по-идиотски...
Я здорово перепугался. Лепетал какую-то ерунду на ухо старику, старательно улыбался, как улыбаются, успокаивая, плачущих детей. Будь проклята дьявольская формула — цель оправдывает средства! Следуя этой гнусной формуле, я меньше чем за час успел выбить глаза охраннику, избить подростка-велосипедиста, напугать семейство с двумя малышами и вот сейчас держу на руках несчастного, умирающего по моей вине старика. Только что бушевавшая в крови пьянящая лихость от прошлых циничных побед обернулась тяжелым похмельем. Если старик умрет, я стану преступником. Я уже преступник, строго говоря. Но, если старик умрет, я стану преступником и по закону, и по совести. И я никогда в жизни не смогу простить себе его смерть! Никогда!
— Отец! Скажи чего-нибудь. — Я приложил ладонь к его шее. Под кожей билась жилка. Сердце работает. — Отец, ты как? Совсем плохо?
Осторожно уложив тщедушное тело на землю, я присел рядом, пристроил чужую седую голову у себя на коленях. Старик открыл отяжелевшие веки, наши взгляды пересеклись.
— Отец, прости! Ради бога, прости меня! — Я чуть не плакал, я был в отчаянии. — Я совсем спятил! Меня чуть не убили, мои друзья в опасности, а я... я убежал, озверел... прости. Я виноват. Чем тебе помочь? Как?
— Валидол, — прошептал старик, глядя на меня с опаской и недоверием. — Там, в машине, в бардачке, валидол.
Осторожно сняв с коленей голову старика, я метнулся к машине. Распахнул незапертую дверцу, нырнул в салон и вывалил из бардачка все, что там было, на сиденье кресла рядом с креслом водителя. В россыпи мелочей отыскалась упаковка валидола. Когда я вернулся к пенсионеру на дороге, выглядел он, слава богу, получше. Порозовел, смотрел в небо ясным, не затуманенным взором.
— Вот, отец, я принес.
— Дай. — Старик довольно твердой рукой взял упаковку с лекарством, выщелкнул прозрачный шарик и положил его под язык.
— Как только сможешь подняться и дойти до автомобиля, я отвезу тебя в больницу, — пообещал я. — Честное слово!
— Недалеко, в райцентре, есть больница. — Старик попытался сесть. Я поддержал его за плечи. Старик повернул голову, посмотрел в сторону машины. — Зачем фару разбил? Знаешь, сколько сейчас фары стоят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44