Только несколько делегатов были старше 40 лет. А именно: Владислав Аксёнов из Нижнего Новгорода (вскоре против него взбунтуются его молодые нацболы и уберут его), Геннадий Федоров из Ярославля (лидерствует и поныне), бывший элдэпээровец Галиев - лидер Кемеровской области, Астраханскую областную организацию возглавял пожилой учитель, но вместо него приехал 35летний Алексеев. Вот и всё. Весь остальной контингент лидеров был молод. Я? Отцов-основателей не выбирают. Какого возраста есть, такого и берут.
В узком кругу лидеров я расширил исключительно для их внутреннего пользования информацию о расколе в Московской организации в апреле текущего года. Я рассказал уже о расколе в первый день съезда, поясняя ребятам Гребнева об Александре Гельевиче Дугине. Но рассказал вкратце всячески избегая отрицательной оценки личности Дугина. Я хотел чтобы он остался отцом-основателем НБП, не желая подвергать несправедливой ревизии его образ потому что так было лучше для самой партии. "Чтоб не затирать потом лиц на фотографиях и не подвергать цензурированию партийные архивы."-смеялся я. Однако региональным лидерам полагалось знать больше. Многие из них видели бурную антинационал-большевистскую полемику развитую "Гельичем" в Интернете. Я объяснил ребятам что у Дугина оказался скверный и склочный характер. Что он злорадствовал по поводу раскола московской организации, что он интриговал против партии. Что радовался тому, что с ним ушли как он считал лучшие партийцы. Что в последствии он пытался оторвать от НБП региональные организации...
"Мы припомним всё ему это В Ночь Длинных Ножей, Эдуард Вениаминович", сказали из заднего ряда.
"А почему нельзя было слить всю эту информацию в "Лимонку"?"-спросили меня.
"Взвесив "за" и "против", зная, как прибывая в провинцию московская муха становится слоном, мы решили не обнародовать раскол. Решили что такая информация может внезапно поделить партию на две части: на тех кто за Лимонова, и на тех кто за Дугина, в то время как конфликт произошёл по причинам куда более важным чем отношение партии к этим двум личностям. Потому мы решили скрыть от партии конфликт. Вину беру на себя и считаю что мы поступили правильно. Сгоряча все вы могли бы поделиться и сегодня мы имели бы НБП(Л) и НБП(Д) или же несколько НБП по подобию многочисленных Трудовых Россий. Руководители региональных организаций согласились, что в данном случае умолчание было правильной тактикой".
Вечером я дал по очереди вести колонну национал-большевиков Гребневу и Маузеру. Было нас много, выглядели мы браво, и многочисленные отряды милиции, конвоирующие нас глядели на нас угрюмо. И кричали мы громко. На эстакаду у мэрии как бывало в прежние годы, нас и наших союзников не пустили. Пришлось выступать внизу, у гаражей, подставив небольшую трибуну, и подкатив в качестве заднего фона грузовичок "Трудовой России".
После митинга я простился с теми делегатами, кто отправлялся на вокзалы. Предостерёг тех кто собирался отправиться к стадиону на всенощную службу в память погибших здесь 5 лет назад. Предостерёг от излишеств, как в потреблении алкоголя, так и в общении. "Из года в год здесь отираются в эти дни всё больше пустых и никчёмных людей, не имеющих к защите Белого Дома никакого отношения. Будьте бдительны."И сознанием выполненного долга отправился спать. В сопровождении Насти и охранника Локоткова. Разумеется были и недовольные, всегда есть люди пылко желающие, чтобы праздник длился и не прекращался. В этот раз недовольны были питерцы. Я же был очень доволен. Вся эта орава без особенных эксцессов сумела принять важные решения, пообщалась, убедилась как нас много и как мы сильны. В чём и состоит задача съездов политических партий.
ГЛАВА XV.МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ.
Министр Крашенинников, сейчас он депутат и глава Комитета кажется по Законотворчеству, но тогда он был министром, был похож на увеличенную копию Николая II.Увеличенную и надутую. Николашка вот только не был по-моему бандитом, а у министра же были яркие губы, голубые глаза и остатки лысины свидетельствовали о том что он блондин.
Было 6-е октября и я сидел в кабинете министра. Он согласился со мной встретиться, легко, без проблем согласился. Я решил на основании этого, что он положительный тип, он оказалось,-я ошибся.
Почему я к нему обратился? Накануне, он высказался в негативном духе об экстремизме. Если мне не изменяет память он готовил проект закона о противодействии экстремизму и фашизму, и вот моя Национал - Большевистская Партия как и РНЕ являются у нас в России примерами экстремистских организаций. Я написал ему письмо, соблазнив по телефону неизвестную мне секретаршу добыл номер его факса и предложил министру встретиться. Дабы я мог лично развеять сложившееся у министра Павла Крашенинникова впечатление что якобы НБП экстремистская организация. К моему удивлению мне позвонили, соединили с ним и мы договорились о встрече.
Я уже рассказал о впечатлении захолустной второсортности производимом Министерством Юстиции. (Министерство Культуры в китайгородском дворе - ещё более бедная организация. Во всяком случае обе они были таковыми по состоянию на 1998 год.) Менты если и не играли в карты в вестибюле, бросая их засаленными на журнал входящих (входящих, то что-то такое делали деградантное, так что было впечатление так что было впечатление что режутся в карты - всё было в высшей степени неформально. Чуть ли не по плечу тебя хлопали.) Мы с Фёдоровым поднялись на третий этаж. Рваные дорожки, там где они не покрывали линолеум, было видно что линолеум весь в рытвинах и колдобинах.
Секретарша объявила нас. Вошли. Поздоровались. Министр был в голубом костюме. Мы сели с Фёдоровым возле длинного стола для совещаний. Крашенинников сел напротив. Рядом с ним сел человек с землистым лицом и положил на стол портативный диктофон, похожиё на футляр для очков. "не возражаете, мы запишем?"-я сказал что нет, не возражаем. Андрей Фёдоров сообщил Крашениннкову что в Университете его обучал тот же профессор, что обучал и Крашенинникова. Я сказал что НБП и РНЕ - разительно отличающиеся друг от друга организации. Я добрым, мягким тоном сообщил министру, что нельзя путать газету "Лимонка" и нацонал-большевистскую партию. На все мои пояснения Крашенинников понимающе кивал, но парировал их тотчас своим каким-либо заявлением. "А как же тогда понимать что эмблемой газеты и партийной печатью вы избрали гранату "Ф-1"? А как же тогда понимать лозунг "Ешь богатых!"?"... И всё равно он произвёл на меня скорее благоприятное впечатление. Я подарил ему книгу "Анатомия Героя". Сказал что буквально завтра - послезавтра мы собираемся принести документы на регистрацию Всероссийской политической партии НБП.
"приносите. Рассмотрим. В течении месяца дадим ответ. Если нет никаких огрехов - зарегистрируем."
Мы простились и вышли. Тряся губами менты гонялись друг за другом по вестибюлю. "Ну и как он Вам показался, Эдуард?"-спросил Фёдоров.
"Да вроде дружелюбный."
"Он человек Степашина.", сказал Андрей. "Зря Вы сообщили ему что мы сдаём документы на регистрацию. Теперь он потребует их под его личный контроль..."
"Вы думаете его оставили бы в благородной безвестности о том, что самая крупная радикальная партия России принесла документы на регистрацию? Наивный Вы человек. "
"И книга. Начитается ещё..." продолжал Андрей, как бы следуя своим мыслям. Скептический молодой человек, он часто бывал прав.
8 октября мы сдали документы той же Наталии Владимировне в приёмной. Огромную сумку документов в том числе толстенные листы с фамилиями именами, отчествами и адресами пяти тысяч двухсот с чем-то национал-большевиков. Не менее пяти тысяч членов требовалось иметь политической партии, чтобы получить статус общероссийской партии. Следовало их всех сдать МинЮсту. Тому же учреждению, в ведении которого находились тюрьмы и лагеря. В дополнение к пяти тысячам двумстам членам, следовало ещё предоставить сведения о существовании организаций партии в не менее чем 45 субъектах федерации, т.е. в половине + 1. Мы предоставили. Документы у нас приняли. Могли бы и не принять, сославшись на отсутствие той или иной бумаги, но приняли, ура! "Министр сказал мне, я с ним виделся шестого, здесь в министерстве что ответ будет через месяц"-сказал я, только ради того, чтобы оповестить её о моём свидании с министром. Чтобы хотя бы в том что она делает, она лично не тормозила. Вряд ли она знает о чём мы говорили с Крашенинниковым, а вот о факте встречи в министерстве наверное идут разговоры.
Честно говоря, несмотря на весь мой тяжёлый жизненный опыт я думал нас зарегистрируют. Организации у нас были., мы их честно накопили постепенным трудом почему же не зарегистрировать? 8 ноября Фёдоров позвонил чиновнице, и та сообщила, что нас не зарегистрировали. "У Вас неправильно сформулировано два пункта Устава и проблема с протоколами четырёх региональных организаций."
"Но ведь мы сдали протоколы на 51 организацию. Минус четыре бракованных остаётся всё равно 47. А закон предусматривает что достаточно 45."
"Так нельзя", сказала чиновница. "Вы же заканчивали юридический МосУниверситета. Бумаги принимаются в совокупности. Приходите в понедельник за отказом. Если хотите обжалуйте его в суде."
Фёдоров повесил трубку. Я выругался. Он выругался. Помолчали. "Такой труд!" сказал он. "Если обжаловать уйдут месяцы. Да и суд вряд ли решит в нашу пользу. Сегодня у нас какое?"
"8 ноября"
"Для принятия изменений в Уставе нужно создавать съезд. У нас деньги остались?"
"Деньги какие-то есть"
"""Если мы сумеем собрать делегатов, хотя бы от двух третей наших организаций, пусть на один день, нам только Устав принять; сумеем собрать делегатов в середине следующей недели, если успеем сдать документы самое позднее 17 ноября, то на ответ можно рассчитывать 18 декабря и таким образом мы успеваем зарегистрироваться. Если нас зарегистрируют ровно за год до выборов."
"Ну что? Осилим?"
"Другого выхода нет." Я достал список региональных организаций и сел на телефон.
"Работы будет!" тоскливо сказал Фёдоров.
Я позвонил в первую очередь Гребневу. "Андрей я рад, что я Вас застал. Необходимо срочно провести второй чрезвычайный Всероссийский съезд Партии. Выбор пал на Ваш город. Он всем удобен. Когда? На следующей неделе. Нет, люди не будут ночевать в городе, только те, кто захочет остаться. Или те, кто приедут предыдущим вечером. Вот таких надо будет вписать куда-то. На какой день назначим съезд? Сейчас..."
Я и Фёдоров склонились над календарём. Нужны были дни чтобы предупредить ребят и чтобы они успели доехать. "14 ноября"-сказал я Гребневу. Он там вздохнул в Санкт - Петербурге. Но его проблемы были много меньше наших.
14 ноября в Питере стоял дикий холод. У здания какого-то круглого питерского метро, где была назначена с гребневской непосредственностью встреча делегатов съезда, уже стояла группа численностью человек двадцать национал-боьшевиков. Я, Костян Локотков и увязавшийся за нами его товарищ по службе в ГДР, вместе они спали в казармах дивизии "Мёртвая голова" Антон Филиппов присоединились к мёрзнущим. Все обменялись рукопожатиями, пошли в кафе, где заказали 20 кофе. В это время на улице в ларьке наши гонцы закупали 20 упаковок шаурмы. Гребнев старший, один его голос вызывал я думаю ненависть обывателей, тотчас же сцепился с официантками кафе. Девочки эти с длинными ногами и в фартучкахпо его мнению медленно поворачивались. Они вправду поворачивались медленно, кафе было рассчитано на никуда не торопящихся модных мальчиков, ожидающих своих девочек а не на замёрзших национал-большевиков. Когда в кафе стали носить шаурму по мере приготовления официантки уже ненавидели Гребнева, и потому вызвали своих бандитов сидевших в глубине заведения. Но бандиты не обрадовались, завидев человек тридцать одинаково одетых неопределённых молодых людей. Потому они быстро ушли туда, откуда пришли.
По визжащему немилосердно снегу, предводительствуемые депутатом ЗК (возможно он был депутатом другого городского органа) Денисом Усовым мы отправились в помещение, каковое он нам любезно предоставил. Путь оказался не таким уж близким, однако я боялся, что все растеряются в транспорте, потому мы шли колонной. Зрелище представляли собой странное. Молодёжь в таком количестве двигающаяся куда-то целеустремлённо вызывает ассоциацию только с бандитами или боевиками, потому прохожие спешили освободить нам путь. Прибыли к двухэтажному розовому бараку. Во всяком случае я запомнил его как розовый. Такие любят отстраивать или ремонтировать в стиле "евро-ремонт", новые русские. Усов провёл нас в зал на втором этаже. Зал выглядел как большой школьный класс. Народ наш. Топоча ногами расселся, Фёдоров открыл свой портфель и раздал набор бумаг: новый Устав, незаполненные типовые протоколы - которые следовало заполнить и даже ксерокопированные списки личного состава региональных отделений, затем я официально открыл II Чрезвычайный съезд НБП, коротко объяснил им что делать. Все, как школьники, прилежно склонились над документами.
Я вышел в тулупе из зала. В зале было холодно. Три телеканала поджидали меня, и любого делегата кто появится, поскольку в зале мы им позволили поснимать первые десять-пятнадцать минут, а потом выставили. Снимают они всегда, а вот показывают нечасто - никогда не уверен пройдёт ли интервью на экран. Я говорил им общее положение съезда, сказал что съезд чрезвычайный, исключительно рабочий, что сегодня же к вечеру мы все разъедемся. "А Вы уверены в том что министерство Юстиции зарегистрирует Вас в этот раз?"-задал мне вопрос журналист программы "Вавилонская башня". "Стараюсь быть уверен",-сказал я."Если наверху принято решение не регистрировать нас, дабы не допускать наск избирателю, то у МинЮста есть широкий ассортимент предлогов" Фёдорову досталась в этот раз основная работа, потому он вкалывал в поте лица своего, приседал рядом с партами, хвалил, ругал, заставлял переделывать.
Когда мы закончили все бумажные проблемы, я стал выдавать делегатам деньги за проезд. Надо отдать им должное. Многие брали деньги только на обратную дорогу, кто-то вообще отказался от компенсации. Зато неожиданно потребовал денег до Новосибирска наглый Виноградов, делегат из Новосибирска. На второй съезд его не приглашали. Как и вообще делегатов из Сибири на этот раз не приглашали. У партии не было денег для этого. Мы ограничились тем что пригласили строго то количество делегатов и то количество региональных организаций, каковое обеспечивало нам кворум. "Как вообще ты тут оказался?" спросил я Виноградова. Он оказался приехал в Питер с 1-го съезда с сердобольным Гребневым, да так и застрял в Питере. Ясё же пожалел его и дал денег на обратный билет, посоветовав мотать туда скорее и наводить порядок в организации. Вика Попова на 1-ый съезд не приехала и я подозревал что у неё возникли личные проблемы, и что они грозят стать проблемами НБП. Виноградов, черноволосый, наглая физиономия, сказал: "Вика, как Вы, Эдуард Вениаминович могли убедиться, слушает меня, это моя девушка, и сделает как я желаю. Я возьму организацию в руки."
Я дал ему денег и промолчал. На 7 или 8 тысяч человек личного состава партии у нас было положенное количество говнюков и troublemakers, как полагается. Командиры воинских подразделений знают что это неизбежно, нет общественной группы, где бы не было своего говнюка, если это небольшая группа, и говнюков если крупная группа. Виноградов был из говнюков, впоследствии он это докажет. Он был слишком развязен, слишком себе на уме, и как оказалось - интриган.
Гребнев носился тогда с идеей образования отделов или направлений партии. Т.е. скажем Северо-западный отдел мог бы по замыслу Гребнева включить в себя питерское, рижское, псковское, калининградское отделения партии. Можно было в будущем добавить туда и новгородское, но в Новгороде у нас пока не было регионального отделения партии. Я не возражал Гребневу, надеясь на то, что он поговорит - поговорит и успокоится, что до стадии исполнения идея не доживёт. Вялые попытки реализации идеи были, однако вскоре, Гребнев остановился. На самом деле идея была самая что ни на есть деструктивная и опасная. Окажись вдруг на роли руководителя такого отдела человек не преданный партии, он мог бы увести отдел из партии. Создать на базе отдела свою организацию, т.е. натвориь бед. Виноградов молча увёз идею Гребнева в Сибирь.б Он продолжая работать с нами, добился некоторых успехов в строительстве организации в родном Новосибирске, добился успехов в продаже "Лимонки". Он требовал всё больше и больше экземпляров "Лимонки" в Новосибирск, но вот платить деньги он не спешил. Некоторое время мы его поощряли. Даже я был некоторое время им доволен, подумывая, что может быть мой физиономизм в данном случае не сработал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
В узком кругу лидеров я расширил исключительно для их внутреннего пользования информацию о расколе в Московской организации в апреле текущего года. Я рассказал уже о расколе в первый день съезда, поясняя ребятам Гребнева об Александре Гельевиче Дугине. Но рассказал вкратце всячески избегая отрицательной оценки личности Дугина. Я хотел чтобы он остался отцом-основателем НБП, не желая подвергать несправедливой ревизии его образ потому что так было лучше для самой партии. "Чтоб не затирать потом лиц на фотографиях и не подвергать цензурированию партийные архивы."-смеялся я. Однако региональным лидерам полагалось знать больше. Многие из них видели бурную антинационал-большевистскую полемику развитую "Гельичем" в Интернете. Я объяснил ребятам что у Дугина оказался скверный и склочный характер. Что он злорадствовал по поводу раскола московской организации, что он интриговал против партии. Что радовался тому, что с ним ушли как он считал лучшие партийцы. Что в последствии он пытался оторвать от НБП региональные организации...
"Мы припомним всё ему это В Ночь Длинных Ножей, Эдуард Вениаминович", сказали из заднего ряда.
"А почему нельзя было слить всю эту информацию в "Лимонку"?"-спросили меня.
"Взвесив "за" и "против", зная, как прибывая в провинцию московская муха становится слоном, мы решили не обнародовать раскол. Решили что такая информация может внезапно поделить партию на две части: на тех кто за Лимонова, и на тех кто за Дугина, в то время как конфликт произошёл по причинам куда более важным чем отношение партии к этим двум личностям. Потому мы решили скрыть от партии конфликт. Вину беру на себя и считаю что мы поступили правильно. Сгоряча все вы могли бы поделиться и сегодня мы имели бы НБП(Л) и НБП(Д) или же несколько НБП по подобию многочисленных Трудовых Россий. Руководители региональных организаций согласились, что в данном случае умолчание было правильной тактикой".
Вечером я дал по очереди вести колонну национал-большевиков Гребневу и Маузеру. Было нас много, выглядели мы браво, и многочисленные отряды милиции, конвоирующие нас глядели на нас угрюмо. И кричали мы громко. На эстакаду у мэрии как бывало в прежние годы, нас и наших союзников не пустили. Пришлось выступать внизу, у гаражей, подставив небольшую трибуну, и подкатив в качестве заднего фона грузовичок "Трудовой России".
После митинга я простился с теми делегатами, кто отправлялся на вокзалы. Предостерёг тех кто собирался отправиться к стадиону на всенощную службу в память погибших здесь 5 лет назад. Предостерёг от излишеств, как в потреблении алкоголя, так и в общении. "Из года в год здесь отираются в эти дни всё больше пустых и никчёмных людей, не имеющих к защите Белого Дома никакого отношения. Будьте бдительны."И сознанием выполненного долга отправился спать. В сопровождении Насти и охранника Локоткова. Разумеется были и недовольные, всегда есть люди пылко желающие, чтобы праздник длился и не прекращался. В этот раз недовольны были питерцы. Я же был очень доволен. Вся эта орава без особенных эксцессов сумела принять важные решения, пообщалась, убедилась как нас много и как мы сильны. В чём и состоит задача съездов политических партий.
ГЛАВА XV.МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ.
Министр Крашенинников, сейчас он депутат и глава Комитета кажется по Законотворчеству, но тогда он был министром, был похож на увеличенную копию Николая II.Увеличенную и надутую. Николашка вот только не был по-моему бандитом, а у министра же были яркие губы, голубые глаза и остатки лысины свидетельствовали о том что он блондин.
Было 6-е октября и я сидел в кабинете министра. Он согласился со мной встретиться, легко, без проблем согласился. Я решил на основании этого, что он положительный тип, он оказалось,-я ошибся.
Почему я к нему обратился? Накануне, он высказался в негативном духе об экстремизме. Если мне не изменяет память он готовил проект закона о противодействии экстремизму и фашизму, и вот моя Национал - Большевистская Партия как и РНЕ являются у нас в России примерами экстремистских организаций. Я написал ему письмо, соблазнив по телефону неизвестную мне секретаршу добыл номер его факса и предложил министру встретиться. Дабы я мог лично развеять сложившееся у министра Павла Крашенинникова впечатление что якобы НБП экстремистская организация. К моему удивлению мне позвонили, соединили с ним и мы договорились о встрече.
Я уже рассказал о впечатлении захолустной второсортности производимом Министерством Юстиции. (Министерство Культуры в китайгородском дворе - ещё более бедная организация. Во всяком случае обе они были таковыми по состоянию на 1998 год.) Менты если и не играли в карты в вестибюле, бросая их засаленными на журнал входящих (входящих, то что-то такое делали деградантное, так что было впечатление так что было впечатление что режутся в карты - всё было в высшей степени неформально. Чуть ли не по плечу тебя хлопали.) Мы с Фёдоровым поднялись на третий этаж. Рваные дорожки, там где они не покрывали линолеум, было видно что линолеум весь в рытвинах и колдобинах.
Секретарша объявила нас. Вошли. Поздоровались. Министр был в голубом костюме. Мы сели с Фёдоровым возле длинного стола для совещаний. Крашенинников сел напротив. Рядом с ним сел человек с землистым лицом и положил на стол портативный диктофон, похожиё на футляр для очков. "не возражаете, мы запишем?"-я сказал что нет, не возражаем. Андрей Фёдоров сообщил Крашениннкову что в Университете его обучал тот же профессор, что обучал и Крашенинникова. Я сказал что НБП и РНЕ - разительно отличающиеся друг от друга организации. Я добрым, мягким тоном сообщил министру, что нельзя путать газету "Лимонка" и нацонал-большевистскую партию. На все мои пояснения Крашенинников понимающе кивал, но парировал их тотчас своим каким-либо заявлением. "А как же тогда понимать что эмблемой газеты и партийной печатью вы избрали гранату "Ф-1"? А как же тогда понимать лозунг "Ешь богатых!"?"... И всё равно он произвёл на меня скорее благоприятное впечатление. Я подарил ему книгу "Анатомия Героя". Сказал что буквально завтра - послезавтра мы собираемся принести документы на регистрацию Всероссийской политической партии НБП.
"приносите. Рассмотрим. В течении месяца дадим ответ. Если нет никаких огрехов - зарегистрируем."
Мы простились и вышли. Тряся губами менты гонялись друг за другом по вестибюлю. "Ну и как он Вам показался, Эдуард?"-спросил Фёдоров.
"Да вроде дружелюбный."
"Он человек Степашина.", сказал Андрей. "Зря Вы сообщили ему что мы сдаём документы на регистрацию. Теперь он потребует их под его личный контроль..."
"Вы думаете его оставили бы в благородной безвестности о том, что самая крупная радикальная партия России принесла документы на регистрацию? Наивный Вы человек. "
"И книга. Начитается ещё..." продолжал Андрей, как бы следуя своим мыслям. Скептический молодой человек, он часто бывал прав.
8 октября мы сдали документы той же Наталии Владимировне в приёмной. Огромную сумку документов в том числе толстенные листы с фамилиями именами, отчествами и адресами пяти тысяч двухсот с чем-то национал-большевиков. Не менее пяти тысяч членов требовалось иметь политической партии, чтобы получить статус общероссийской партии. Следовало их всех сдать МинЮсту. Тому же учреждению, в ведении которого находились тюрьмы и лагеря. В дополнение к пяти тысячам двумстам членам, следовало ещё предоставить сведения о существовании организаций партии в не менее чем 45 субъектах федерации, т.е. в половине + 1. Мы предоставили. Документы у нас приняли. Могли бы и не принять, сославшись на отсутствие той или иной бумаги, но приняли, ура! "Министр сказал мне, я с ним виделся шестого, здесь в министерстве что ответ будет через месяц"-сказал я, только ради того, чтобы оповестить её о моём свидании с министром. Чтобы хотя бы в том что она делает, она лично не тормозила. Вряд ли она знает о чём мы говорили с Крашенинниковым, а вот о факте встречи в министерстве наверное идут разговоры.
Честно говоря, несмотря на весь мой тяжёлый жизненный опыт я думал нас зарегистрируют. Организации у нас были., мы их честно накопили постепенным трудом почему же не зарегистрировать? 8 ноября Фёдоров позвонил чиновнице, и та сообщила, что нас не зарегистрировали. "У Вас неправильно сформулировано два пункта Устава и проблема с протоколами четырёх региональных организаций."
"Но ведь мы сдали протоколы на 51 организацию. Минус четыре бракованных остаётся всё равно 47. А закон предусматривает что достаточно 45."
"Так нельзя", сказала чиновница. "Вы же заканчивали юридический МосУниверситета. Бумаги принимаются в совокупности. Приходите в понедельник за отказом. Если хотите обжалуйте его в суде."
Фёдоров повесил трубку. Я выругался. Он выругался. Помолчали. "Такой труд!" сказал он. "Если обжаловать уйдут месяцы. Да и суд вряд ли решит в нашу пользу. Сегодня у нас какое?"
"8 ноября"
"Для принятия изменений в Уставе нужно создавать съезд. У нас деньги остались?"
"Деньги какие-то есть"
"""Если мы сумеем собрать делегатов, хотя бы от двух третей наших организаций, пусть на один день, нам только Устав принять; сумеем собрать делегатов в середине следующей недели, если успеем сдать документы самое позднее 17 ноября, то на ответ можно рассчитывать 18 декабря и таким образом мы успеваем зарегистрироваться. Если нас зарегистрируют ровно за год до выборов."
"Ну что? Осилим?"
"Другого выхода нет." Я достал список региональных организаций и сел на телефон.
"Работы будет!" тоскливо сказал Фёдоров.
Я позвонил в первую очередь Гребневу. "Андрей я рад, что я Вас застал. Необходимо срочно провести второй чрезвычайный Всероссийский съезд Партии. Выбор пал на Ваш город. Он всем удобен. Когда? На следующей неделе. Нет, люди не будут ночевать в городе, только те, кто захочет остаться. Или те, кто приедут предыдущим вечером. Вот таких надо будет вписать куда-то. На какой день назначим съезд? Сейчас..."
Я и Фёдоров склонились над календарём. Нужны были дни чтобы предупредить ребят и чтобы они успели доехать. "14 ноября"-сказал я Гребневу. Он там вздохнул в Санкт - Петербурге. Но его проблемы были много меньше наших.
14 ноября в Питере стоял дикий холод. У здания какого-то круглого питерского метро, где была назначена с гребневской непосредственностью встреча делегатов съезда, уже стояла группа численностью человек двадцать национал-боьшевиков. Я, Костян Локотков и увязавшийся за нами его товарищ по службе в ГДР, вместе они спали в казармах дивизии "Мёртвая голова" Антон Филиппов присоединились к мёрзнущим. Все обменялись рукопожатиями, пошли в кафе, где заказали 20 кофе. В это время на улице в ларьке наши гонцы закупали 20 упаковок шаурмы. Гребнев старший, один его голос вызывал я думаю ненависть обывателей, тотчас же сцепился с официантками кафе. Девочки эти с длинными ногами и в фартучкахпо его мнению медленно поворачивались. Они вправду поворачивались медленно, кафе было рассчитано на никуда не торопящихся модных мальчиков, ожидающих своих девочек а не на замёрзших национал-большевиков. Когда в кафе стали носить шаурму по мере приготовления официантки уже ненавидели Гребнева, и потому вызвали своих бандитов сидевших в глубине заведения. Но бандиты не обрадовались, завидев человек тридцать одинаково одетых неопределённых молодых людей. Потому они быстро ушли туда, откуда пришли.
По визжащему немилосердно снегу, предводительствуемые депутатом ЗК (возможно он был депутатом другого городского органа) Денисом Усовым мы отправились в помещение, каковое он нам любезно предоставил. Путь оказался не таким уж близким, однако я боялся, что все растеряются в транспорте, потому мы шли колонной. Зрелище представляли собой странное. Молодёжь в таком количестве двигающаяся куда-то целеустремлённо вызывает ассоциацию только с бандитами или боевиками, потому прохожие спешили освободить нам путь. Прибыли к двухэтажному розовому бараку. Во всяком случае я запомнил его как розовый. Такие любят отстраивать или ремонтировать в стиле "евро-ремонт", новые русские. Усов провёл нас в зал на втором этаже. Зал выглядел как большой школьный класс. Народ наш. Топоча ногами расселся, Фёдоров открыл свой портфель и раздал набор бумаг: новый Устав, незаполненные типовые протоколы - которые следовало заполнить и даже ксерокопированные списки личного состава региональных отделений, затем я официально открыл II Чрезвычайный съезд НБП, коротко объяснил им что делать. Все, как школьники, прилежно склонились над документами.
Я вышел в тулупе из зала. В зале было холодно. Три телеканала поджидали меня, и любого делегата кто появится, поскольку в зале мы им позволили поснимать первые десять-пятнадцать минут, а потом выставили. Снимают они всегда, а вот показывают нечасто - никогда не уверен пройдёт ли интервью на экран. Я говорил им общее положение съезда, сказал что съезд чрезвычайный, исключительно рабочий, что сегодня же к вечеру мы все разъедемся. "А Вы уверены в том что министерство Юстиции зарегистрирует Вас в этот раз?"-задал мне вопрос журналист программы "Вавилонская башня". "Стараюсь быть уверен",-сказал я."Если наверху принято решение не регистрировать нас, дабы не допускать наск избирателю, то у МинЮста есть широкий ассортимент предлогов" Фёдорову досталась в этот раз основная работа, потому он вкалывал в поте лица своего, приседал рядом с партами, хвалил, ругал, заставлял переделывать.
Когда мы закончили все бумажные проблемы, я стал выдавать делегатам деньги за проезд. Надо отдать им должное. Многие брали деньги только на обратную дорогу, кто-то вообще отказался от компенсации. Зато неожиданно потребовал денег до Новосибирска наглый Виноградов, делегат из Новосибирска. На второй съезд его не приглашали. Как и вообще делегатов из Сибири на этот раз не приглашали. У партии не было денег для этого. Мы ограничились тем что пригласили строго то количество делегатов и то количество региональных организаций, каковое обеспечивало нам кворум. "Как вообще ты тут оказался?" спросил я Виноградова. Он оказался приехал в Питер с 1-го съезда с сердобольным Гребневым, да так и застрял в Питере. Ясё же пожалел его и дал денег на обратный билет, посоветовав мотать туда скорее и наводить порядок в организации. Вика Попова на 1-ый съезд не приехала и я подозревал что у неё возникли личные проблемы, и что они грозят стать проблемами НБП. Виноградов, черноволосый, наглая физиономия, сказал: "Вика, как Вы, Эдуард Вениаминович могли убедиться, слушает меня, это моя девушка, и сделает как я желаю. Я возьму организацию в руки."
Я дал ему денег и промолчал. На 7 или 8 тысяч человек личного состава партии у нас было положенное количество говнюков и troublemakers, как полагается. Командиры воинских подразделений знают что это неизбежно, нет общественной группы, где бы не было своего говнюка, если это небольшая группа, и говнюков если крупная группа. Виноградов был из говнюков, впоследствии он это докажет. Он был слишком развязен, слишком себе на уме, и как оказалось - интриган.
Гребнев носился тогда с идеей образования отделов или направлений партии. Т.е. скажем Северо-западный отдел мог бы по замыслу Гребнева включить в себя питерское, рижское, псковское, калининградское отделения партии. Можно было в будущем добавить туда и новгородское, но в Новгороде у нас пока не было регионального отделения партии. Я не возражал Гребневу, надеясь на то, что он поговорит - поговорит и успокоится, что до стадии исполнения идея не доживёт. Вялые попытки реализации идеи были, однако вскоре, Гребнев остановился. На самом деле идея была самая что ни на есть деструктивная и опасная. Окажись вдруг на роли руководителя такого отдела человек не преданный партии, он мог бы увести отдел из партии. Создать на базе отдела свою организацию, т.е. натвориь бед. Виноградов молча увёз идею Гребнева в Сибирь.б Он продолжая работать с нами, добился некоторых успехов в строительстве организации в родном Новосибирске, добился успехов в продаже "Лимонки". Он требовал всё больше и больше экземпляров "Лимонки" в Новосибирск, но вот платить деньги он не спешил. Некоторое время мы его поощряли. Даже я был некоторое время им доволен, подумывая, что может быть мой физиономизм в данном случае не сработал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29