.. наверное, так оно и было.
Амадонгха рассказывал, что разгневанный на людей Йабарданай приказал своему изваянию уничтожать всех, кто захочет переправиться через реку в этом месте или просто проплывет рядом. Почему же тогда он отпустил нас и с таким комфортом доставил на берег?
– Очевидно, он хотел поговорить с госпожой Каэтаной, – моментально ответила Габия. – Она, и никто другой, привлекла его внимание.
– Госпожа Каэтана способна привлечь внимание не только статуи бога, но даже тупоголового трикстерского вождя, – рассмеялся альв. – Это неудивительно. Но все-таки откуда изваяние вас знает?
Каэ, к которой был обращен этот вопрос, не знала ответа. Проще всего было бы сказать «не знаю», не греша против истины. Но ей самой не давали покоя некоторые совпадения. Единственное, что можно было утверждать наверняка, – это то, что статуя прежде всего признала меч Гоффаннона, а уж затем его владелицу. И те крохи сведений, которые были ей доступны, те неясные и смутные обрывки легенд да бесконечные намеки – как мало было этого, чтобы понять, что нужно делать дальше, чтобы просто найти в себе душевные силы. И Арра, и влюбленный Эко Экхенд, и опальный бог Гайамарт – все они явно желали ей добра. Отчего же никто не помог, не рассказал внятно, чего от нее ждут? Неужели проще было жертвовать жизнью, рисковать собой, отдавать на заклание сына, нежели произнести несколько лишних слов? Втайне она уже догадывалась, что этим странным миром правят не боги, не маги, но некие тайные законы, которые и требуют от всех без исключения строгого соблюдения определенных правил. Именно эти правила не допускают, чтобы некто посторонний облегчил ей задачу познания себя, открыл ей истину, которую она должна была постигнуть только самостоятельно.
Там, в полузабытой теперь стране, которая все чаще и чаще представлялась виденным некогда фантастическим сном, Каэтана любила повторять: «Тебе нужно что-то, человек? Возьми это и заплати положенную цену». И как раз этого от нее ждали – она должна была платить положенную цену. Знать бы еще, какую и за что.
С другой стороны, ей было грех жаловаться на эти самые законы и правила. Ведь она уже начинала понимать, что только благодаря им разгневанный Малах га-Мавет еще не возник у нее на пути собственной персоной и не уронил ей на плечо тяжкую десницу в черной перчатке. Он не мог перечеркнуть линию ее жизни, и в конечном итоге было совершенно не важно, что именно препятствовало ему. Каэ знала, что это всего лишь отсрочка, возможно очень короткая, но она собиралась воспользоваться каждым лишним часом.
При мысли об Эко Экхенде она в который раз испытала острую душевную боль, и рука непроизвольно потянулась к зеленому камню, висевшему на шее. Каэ по-прежнему не расставалась со своим талисманом. Или это талисман не расставался с ней, стойко перенося все тяготы пути. Особенно же дорог он стал ей в последнее время, когда все в мире, казалось, перевернулось. Что хотела сказать немая статуя? О чем предупредить? О чем спросить? Ответов могли быть сотни, но единственный верный находился далеко в запредельном мире, где Каэ знала, кем является на самом деле.
– Я здесь подумала, – заговорила Габия. – Может, госпожа Каэтана не простая девушка, а имеет отношение к какому-нибудь древнему королевскому роду? Уж больно много тайн вокруг ее происхождения.
– Возможно, – сказал Ловалонга. – Недаром его высочество герцог Арра постоянно намекал на то, что госпожа даже более благородного происхождения, нежели он сам. А подобных людей на Варде не так и много.
– Интересно, а что ты нам еще не рассказываешь?
– Почти что ничего. Я сам знаю не больше вашего. А госпожа – и того меньше. В общем, пока не дойдем до Тешуба, никто не решит своих проблем.
– Ты думаешь, – осторожно спросила Габия, – Тешуб поможет и нам с Эйей?
– Должен, – убежденно откликнулся альв. – Обязательно должен! Если сам не знает, то назовет того, кто знает. Только нужно очень в это верить.
– Я верю, – прошептала Габия. – Очень верю.
– Ну ладно. – Джангарай решительно поднялся на ноги, протягивая Каэ руку, чтобы помочь ей встать. – Пора двигаться дальше, времени у нас в обрез.
Они быстро приторочили к седлам мешки с припасами и самыми необходимыми вещами, с грустью заметив, что они стали гораздо легче. С одной стороны, это было хорошо, но с другой – предстоящий переход через степь, по абсолютно незнакомой местности, ориентируясь только по приблизительной карте, мало радовал путешественников, потому что они реально смотрели на происходящее. Однако отступать было некуда, и спустя несколько минут отдохнувшие кони несли их в глубь степи, к столице Урукура, знаменитому ал-Ахкафу.
В очередной раз путешественники остановились на ночь в степи. Чахлые кустики да жухлая трава, пыльная и изжелта-серая, составляли основную часть пейзажа. Насколько можно было охватить взглядом это унылое пространство, ничего примечательного в нем не было. Когда солнце стало клониться к горизонту, серыми тенями выбрались из своих норок степные зверьки – некое подобие сусликов или сурков. Каэтана не смогла определить точнее, потому что вблизи животных рассмотреть не удавалось. Они панически боялись и самих людей, и их фыркающих лошадей. Кони мирно паслись неподалеку, пощипывая траву с явным выражением отвращения на аристократических мордах. Джангарай и Эйя обнаружили невдалеке заросли колючих кустарников и теперь пытались обеспечить друзей топливом для костра, ломая их неподатливые ветки.
– Что это они ломают? – спросила подошедшая-к месту привала Габия. В руках она держала две упитанные тушки довольно большого размера. Судя по всему, пока брат занимался поисками топлива, она в волчьем обличье добыла еду для всего отряда.
– Колючки, – лаконично ответил Бордонкай, наводивший полировку на острое как бритва лезвие секиры.
– Почему колючки? – удивилась Габия.
– А ругаются...
Со стороны кустарников и вправду неслись разнообразнейшие проклятия и соленые словечки.
Каэтана помогла Габии освежевать тушки, попутно определив, что зверьки больше похожи на сусликов.
Костер уже весело полыхал, и спустя несколько минут аппетитное сочное мясо вовсю жарилось над огнем. Запах стал распространяться почти сразу и вызвал острый приступ аппетита – жаркое обещало быть восхитительным.
Все расслабились, отдыхая.
Бордонкай покряхтел, посопел, но все-таки извлек из-под полы плаща флягу с драгоценной жидкостью и передал ее Джангараю. Тот выпил, крякнул и поскорее ткнул питье Ловалонге. Аллоброг был осторожнее, поэтому отхлебнул маленький глоточек, которого ему вполне хватило, чтобы побагроветь и закашляться. После такого зримого результата Эйя и Габия отказались сразy и категорически, а альв – после недолгого колебания. Зато Каэтана, которая давно уже отметила, что на Варде почти отсутствуют по-настоящему крепкие напитки, приложилась с огромным удовольствием и глоток сделала немалый. Затем удовлетворенно вздохнула и со бралась повторить.
– Нет-нет, -запротестовал Бордонкай. – Предполагается, что напиток очень крепкий. Слишком крепкий для такой хрупкой дамы, как вы, госпожа.
– Но ведь он вполне мягкий и приятный на вкус, – возразила Каэ.
– А предполагается, что очень крепкий, – ответил исполин категорическим тоном, но не выдержал и первым рассмеялся.
Все дружно подхватили его смех, и долгое время степь оглашалась все новыми и новыми взрывами хохота. Странное дело – в любую минуту они могли погибнуть, и прекрасно об этом знали, а вот поди ж ты – никто из них раньше не смеялся так часто и заливисто.
– Как хорошо жить, – прошептал Эйя, обращаясь в основном к какому-то хитроумно расположенному созвездию.
Каэ отметила про себя, что так и не удосужилась расспросить у альва, как называются звезды и созвездия здешнего неба – да и не только про это.
– Очень хорошо, – поддержала брата Габия. – Странно только, что поняли мы это именно сейчас, а не раньше.
– Просто вы живете теперь каждый день как последний, – откликнулась Каэ.
Она размышляла о своем, а говорила то, что в голову приходило:
– Если каждый день жить как последний, то не станешь делать многих ненужных вещей. А то, что нужно, будешь ценить гораздо больше – потому что нет никакой гарантии, что завтра для тебя обязательно наступит.
У костра воцарилась тишина, каждый примерял на себя эту мысль.
В этот момент небольшая серая тень метнулась в свете костра и опять скрылась из виду. Мечтательный настрой как рукой сняло. Все повскакивали на ноги, хватаясь за оружие. Урахаги моментально приняли волчье обличье и уже седыми всполохами помчались в ночь догонять того, кто посмел нарушить их покой. Все остальные замерли в ожидании, готовые в любую минуту принять бой.
Ждать пришлось недолго. Вскоре невдалеке послышался жалобный плач, и в освещенный костром круг вошли два огромных волка. Один из них нес в пасти небольшое существо. Волк осторожно наклонил голову и положил его возле огня. Оно свернулось в клубочек и тихо скулило, боясь поднять глаза.
– Хортлак, – безошибочно определил альв; и близнецы (никто даже не успел заметить, как они опять приняли человечье обличье) подтвердили: действительно, хортлак – степной дух.
Существо запричитало и заойкало, словно приготовилось быть вторым блюдом на этом ужине.
– Оно речь понимает? – спросила Каэтана у альва, но тот не успел ей ответить.
– Оно понимает, – жалобно произнесло существо. – Оно-то как раз все понимает. Взяли моду хортлаками лакомиться, а я невкусный. Прямо заявляю – не-вкус-ный, понятно?
– Куда уж понятнее, – рассмеялся Джангараи. – И что же это ты так оплошал, братец?
– Почему это, почему это оплошал? – заволновался хортлак. – Я специально горькие травы ем, чтобы от меня горечью пахло. Это у ваших урахагов обоняние напрочь отбило.
Такое небрежное отношение к их нюху близнецы восприняли как оскорбление и угрожающе надвинулись на съежившегося под их взглядами степнячка.
– Ну-ну... – Ловалонга подошел к маленькому комочку, так и лежавшему на земле, и взял его на руки. – Никто тебя есть не собирается. Просто ты как-то неловко пробежал, всполошил нас, вот мы и приняли тебя за лазутчика врага.
– А, – успокаиваясь, проговорил дух, – так это вы от армии прячетесь.
– От какой армии? – в один голос рявкнули Джангараи и Бордонкай.
Хортлак вздрогнул от их могучих голосов, но, прижавшись к Ловалонге, почувствовал себя уверенней.
– Известно, от какой. Мы небось в степи не совсем серые...
– Как раз вы-то и серые, – встрял альв.
Хортлак Насупился и брякнул:
– От мохнатого и слышу!
Обиженный Воршуд сжал лапки в кулачки и стал ужасно похож на маленького насупленного медвежонка
Каэ посмотрела на альва и хортлака, думая, что они находятся в гораздо более близком родстве, чем сами : хотят признавать, и примирительно сказала:
– Вам абсолютно незачем ссориться. Почтенный хортлак окажет нам огромную любезность, если расскажет, о какой армии он говорит и где она находится.
– А вы лазутчики? – спросил степнячок с непередаваемым выражением на круглой мордочке. Он был страшно похож на толстого и сытого кота, только ушки у него были круглые.
– Нет, – ответила Каэ.
– Жаль, – вздохнул хортлак.
Он медленно и осторожно спустился с рук Ловалонги. Все уселись вокруг костра, и степнячок, так и не решившийся отойти от аллоброга дальше чем на шаг, уселся около его ног, на всякий случай взявшись за край одежды талисенны. Теперь у спутников была возможность спокойно рассмотреть хортлака.
Ростом он был еще меньше Воршуда и едва достигал Бордонкаю колена. Поэтому на исполина он смотрел с плохо скрываемым ужасом. Так же как и альв, хортлак был с ног до головы покрыт шерстью – только она у него была подлиннее и грязно-серого цвета. Небесно-голубые и круглые, как плошки, глаза под громадными загнутыми ресницами глядели и доверчиво, и лукаво. А лицо или мордочка – друзья так и не смогли определить, на что же это больше похоже, – было кошачьим и человечьим одновременно.
– Я почтенный хортлак. И я окажу огромную любезность, о которой вы просите, – проговорил он крайне серьезным тоном. – Меня Момсой зовут.
Невозможно передать словами, скольких усилий стоило друзьям, чтобы не рассмеяться и не порвать тонкую ниточку доверия, которая едва-едва протянулась между ними и их новым знакомым.
– Я ужасно любознательный, – степенно продолжа-етепной дух. – Можно потрогать? – попросил он Ловалонгу, касаясь лапкой его доспехов. Тот согласно кивул – Ужасно... Поэтому, когда армия двинулась к столице, я шел следом. Там такое затевается!
– Что именно? – заинтересовался Джангарай.
– Война будет очень серьезная. У Дахака Давараспа, как я слышал, союзники объявились.
– И кто?
– А вот этого не скажу. Я любопытный, но не врун какой-нибудь. Чего не знаю, того не знаю. Только, боюсь, несладко придется императору.
– Что ты можешь знать об императоре? – недоверчиво хмыкнул Воршуд.
– Побольше тебя, ковер мохнатый! – огрызнулся хортлак, и всем стало ясно, что они наблюдают отголоски какой-то давней, непримиримой межродовой вражды.
– Не был бы я образованным и мудрым существом, – прошипел альв, – я бы тебе, суслику!..
– Кто суслик?! Я суслик?! – Голос степнячка сорвался на визг. – Я Момса из рода могучих и прекрасных Момс, а ты вообще белка безродная.
Шерсть на загривке альва стала постепенно подниматься, а глаза загорелись холодным воинственным огнем. Каэ поняла, что здесь недалеко и до смертоубийства, и открыла уже рот, чтобы вмешаться, но тут Воршуд нашел самый весомый аргумент:
– У тебя даже холщовых штанов нет, а у меня бархатные...
– Воршуд, тебе сколько лет? – полюбопытствовал, вроде как некстати, ингевон.
– Двести с копейками.
– А копеек сколько?
– Ну, с полсотни, наверное, уже набежало. А что?
– А то, что обычно ребятишки так спорят, кто лучше и у кого мячик красивее.
Альв насупился и отодвинулся от костра. – Мне-то что. Возитесь со своим Момсой, Каэ улыбнулась и положила руку ему на плечо. Воршуд недовольно повозился несколько минут, но наконец любопытство пересилило все остальные чувства, обуревавшие его душу, и он притих.
Момса же, явно польщенный всеобщим вниманием и заступничеством, стал рассказывать:
– Недавно проезжали тут неподалеку несколько всадников, прямиком на ал-Ахкаф. И говорили, будто у Давараспа объявился такой защитник и союзник, что Зу-Л-Карнайну небо с овчинку покажется, когда он с ним встретится в сражении. Имени союзника никто не называл и число воинов, при нем состоящее, тоже не указывал. А жаль... Я очень люблю в степи подслушивать всякие разговоры и запоминать – интересно.
– А зачем запоминать? – поинтересовался Ловалонга.
– Как же зачем? – удивился хортлак. – Потом лежу это я себе на солнышке, жую что-нибудь вкусненькое и сам себе их пересказываю.
– Это как же? – не понимал аллоброг.
– Очень просто. – И Момса вдруг заговорил низким и тяжелым голосом: – Передай Владыке, Вахаган, что статуя пропустила их. Теперь они двигаются к ал-Ахкафу без помех.
– Владыка будет недоволен, – тут же произнес хортлак другим голосом, более высоким и не очень приятным.
– Владыка уже давно недоволен, но это ничего не меняет.
– Ты должен был...
– Я ничего не должен, – взревел тяжелый голос. – Это не мое изображение, а Чешуйчатого Дракона!!! И я мало что могу с ним сделать, если он вдруг захочет действительно воспротивиться мне.
– Выходит, он до сих пор просто не хотел с тобой спорить?
– Ты слишком много позволяешь себе, Вестник. Ну давай-давай, лети к своему господину и обрадуй его тем, что я тебе сказал,
– Мне кажется, А-Лахатал, что ты сам не слишком расстроен случившимся.
– Мне некогда расстраиваться, Вахаган. Запомни расстраивается лишь тот, кто, подобно тебе, лишен возможности влиять на ход событий. Я же по-прежнему бог.
Момса удовлетворенно сложил лапки на брюшке вопросительно поднял на замерших людей круглые лубые глаза.
– Интересно, правда?
– Момса, о чем это ты рассказывал?
– Ой, рыцарь, какой же ты непонятливый. Это А-Пахатал – брат нынешнего Верховного бога, Джоу Ла-хатала, – слыхал небось? И говорил он с вестником Ва-хаганом, а о чем – не знаю. Но не важно. Зато как занимательно.
– Как это у тебя выходит? – спросила Габия.
– Ну, тебе-то, урахагу, стыдно не знать.
– У нас такие, как ты, не водятся, – ответил Эйя, словно оправдываясь.
Альв не без неприязни произнес:
– И чего тут мудреного? Все хортлаки так могут. Они в степи заманивают путников разными голосами, как сарвохи.
– Нет!!! – завопил Момса, даже подпрыгнув от негодования. – Нет! Это уже слишком. Сравнить почтенного, приятного в обращении хортлака с отвратительной и кровожадной болотной тварью – до этого не каждый альв додумается. Все! Я ухожу. – Он решительно поднялся на задние лапки и заковылял прочь от костра, в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Амадонгха рассказывал, что разгневанный на людей Йабарданай приказал своему изваянию уничтожать всех, кто захочет переправиться через реку в этом месте или просто проплывет рядом. Почему же тогда он отпустил нас и с таким комфортом доставил на берег?
– Очевидно, он хотел поговорить с госпожой Каэтаной, – моментально ответила Габия. – Она, и никто другой, привлекла его внимание.
– Госпожа Каэтана способна привлечь внимание не только статуи бога, но даже тупоголового трикстерского вождя, – рассмеялся альв. – Это неудивительно. Но все-таки откуда изваяние вас знает?
Каэ, к которой был обращен этот вопрос, не знала ответа. Проще всего было бы сказать «не знаю», не греша против истины. Но ей самой не давали покоя некоторые совпадения. Единственное, что можно было утверждать наверняка, – это то, что статуя прежде всего признала меч Гоффаннона, а уж затем его владелицу. И те крохи сведений, которые были ей доступны, те неясные и смутные обрывки легенд да бесконечные намеки – как мало было этого, чтобы понять, что нужно делать дальше, чтобы просто найти в себе душевные силы. И Арра, и влюбленный Эко Экхенд, и опальный бог Гайамарт – все они явно желали ей добра. Отчего же никто не помог, не рассказал внятно, чего от нее ждут? Неужели проще было жертвовать жизнью, рисковать собой, отдавать на заклание сына, нежели произнести несколько лишних слов? Втайне она уже догадывалась, что этим странным миром правят не боги, не маги, но некие тайные законы, которые и требуют от всех без исключения строгого соблюдения определенных правил. Именно эти правила не допускают, чтобы некто посторонний облегчил ей задачу познания себя, открыл ей истину, которую она должна была постигнуть только самостоятельно.
Там, в полузабытой теперь стране, которая все чаще и чаще представлялась виденным некогда фантастическим сном, Каэтана любила повторять: «Тебе нужно что-то, человек? Возьми это и заплати положенную цену». И как раз этого от нее ждали – она должна была платить положенную цену. Знать бы еще, какую и за что.
С другой стороны, ей было грех жаловаться на эти самые законы и правила. Ведь она уже начинала понимать, что только благодаря им разгневанный Малах га-Мавет еще не возник у нее на пути собственной персоной и не уронил ей на плечо тяжкую десницу в черной перчатке. Он не мог перечеркнуть линию ее жизни, и в конечном итоге было совершенно не важно, что именно препятствовало ему. Каэ знала, что это всего лишь отсрочка, возможно очень короткая, но она собиралась воспользоваться каждым лишним часом.
При мысли об Эко Экхенде она в который раз испытала острую душевную боль, и рука непроизвольно потянулась к зеленому камню, висевшему на шее. Каэ по-прежнему не расставалась со своим талисманом. Или это талисман не расставался с ней, стойко перенося все тяготы пути. Особенно же дорог он стал ей в последнее время, когда все в мире, казалось, перевернулось. Что хотела сказать немая статуя? О чем предупредить? О чем спросить? Ответов могли быть сотни, но единственный верный находился далеко в запредельном мире, где Каэ знала, кем является на самом деле.
– Я здесь подумала, – заговорила Габия. – Может, госпожа Каэтана не простая девушка, а имеет отношение к какому-нибудь древнему королевскому роду? Уж больно много тайн вокруг ее происхождения.
– Возможно, – сказал Ловалонга. – Недаром его высочество герцог Арра постоянно намекал на то, что госпожа даже более благородного происхождения, нежели он сам. А подобных людей на Варде не так и много.
– Интересно, а что ты нам еще не рассказываешь?
– Почти что ничего. Я сам знаю не больше вашего. А госпожа – и того меньше. В общем, пока не дойдем до Тешуба, никто не решит своих проблем.
– Ты думаешь, – осторожно спросила Габия, – Тешуб поможет и нам с Эйей?
– Должен, – убежденно откликнулся альв. – Обязательно должен! Если сам не знает, то назовет того, кто знает. Только нужно очень в это верить.
– Я верю, – прошептала Габия. – Очень верю.
– Ну ладно. – Джангарай решительно поднялся на ноги, протягивая Каэ руку, чтобы помочь ей встать. – Пора двигаться дальше, времени у нас в обрез.
Они быстро приторочили к седлам мешки с припасами и самыми необходимыми вещами, с грустью заметив, что они стали гораздо легче. С одной стороны, это было хорошо, но с другой – предстоящий переход через степь, по абсолютно незнакомой местности, ориентируясь только по приблизительной карте, мало радовал путешественников, потому что они реально смотрели на происходящее. Однако отступать было некуда, и спустя несколько минут отдохнувшие кони несли их в глубь степи, к столице Урукура, знаменитому ал-Ахкафу.
В очередной раз путешественники остановились на ночь в степи. Чахлые кустики да жухлая трава, пыльная и изжелта-серая, составляли основную часть пейзажа. Насколько можно было охватить взглядом это унылое пространство, ничего примечательного в нем не было. Когда солнце стало клониться к горизонту, серыми тенями выбрались из своих норок степные зверьки – некое подобие сусликов или сурков. Каэтана не смогла определить точнее, потому что вблизи животных рассмотреть не удавалось. Они панически боялись и самих людей, и их фыркающих лошадей. Кони мирно паслись неподалеку, пощипывая траву с явным выражением отвращения на аристократических мордах. Джангарай и Эйя обнаружили невдалеке заросли колючих кустарников и теперь пытались обеспечить друзей топливом для костра, ломая их неподатливые ветки.
– Что это они ломают? – спросила подошедшая-к месту привала Габия. В руках она держала две упитанные тушки довольно большого размера. Судя по всему, пока брат занимался поисками топлива, она в волчьем обличье добыла еду для всего отряда.
– Колючки, – лаконично ответил Бордонкай, наводивший полировку на острое как бритва лезвие секиры.
– Почему колючки? – удивилась Габия.
– А ругаются...
Со стороны кустарников и вправду неслись разнообразнейшие проклятия и соленые словечки.
Каэтана помогла Габии освежевать тушки, попутно определив, что зверьки больше похожи на сусликов.
Костер уже весело полыхал, и спустя несколько минут аппетитное сочное мясо вовсю жарилось над огнем. Запах стал распространяться почти сразу и вызвал острый приступ аппетита – жаркое обещало быть восхитительным.
Все расслабились, отдыхая.
Бордонкай покряхтел, посопел, но все-таки извлек из-под полы плаща флягу с драгоценной жидкостью и передал ее Джангараю. Тот выпил, крякнул и поскорее ткнул питье Ловалонге. Аллоброг был осторожнее, поэтому отхлебнул маленький глоточек, которого ему вполне хватило, чтобы побагроветь и закашляться. После такого зримого результата Эйя и Габия отказались сразy и категорически, а альв – после недолгого колебания. Зато Каэтана, которая давно уже отметила, что на Варде почти отсутствуют по-настоящему крепкие напитки, приложилась с огромным удовольствием и глоток сделала немалый. Затем удовлетворенно вздохнула и со бралась повторить.
– Нет-нет, -запротестовал Бордонкай. – Предполагается, что напиток очень крепкий. Слишком крепкий для такой хрупкой дамы, как вы, госпожа.
– Но ведь он вполне мягкий и приятный на вкус, – возразила Каэ.
– А предполагается, что очень крепкий, – ответил исполин категорическим тоном, но не выдержал и первым рассмеялся.
Все дружно подхватили его смех, и долгое время степь оглашалась все новыми и новыми взрывами хохота. Странное дело – в любую минуту они могли погибнуть, и прекрасно об этом знали, а вот поди ж ты – никто из них раньше не смеялся так часто и заливисто.
– Как хорошо жить, – прошептал Эйя, обращаясь в основном к какому-то хитроумно расположенному созвездию.
Каэ отметила про себя, что так и не удосужилась расспросить у альва, как называются звезды и созвездия здешнего неба – да и не только про это.
– Очень хорошо, – поддержала брата Габия. – Странно только, что поняли мы это именно сейчас, а не раньше.
– Просто вы живете теперь каждый день как последний, – откликнулась Каэ.
Она размышляла о своем, а говорила то, что в голову приходило:
– Если каждый день жить как последний, то не станешь делать многих ненужных вещей. А то, что нужно, будешь ценить гораздо больше – потому что нет никакой гарантии, что завтра для тебя обязательно наступит.
У костра воцарилась тишина, каждый примерял на себя эту мысль.
В этот момент небольшая серая тень метнулась в свете костра и опять скрылась из виду. Мечтательный настрой как рукой сняло. Все повскакивали на ноги, хватаясь за оружие. Урахаги моментально приняли волчье обличье и уже седыми всполохами помчались в ночь догонять того, кто посмел нарушить их покой. Все остальные замерли в ожидании, готовые в любую минуту принять бой.
Ждать пришлось недолго. Вскоре невдалеке послышался жалобный плач, и в освещенный костром круг вошли два огромных волка. Один из них нес в пасти небольшое существо. Волк осторожно наклонил голову и положил его возле огня. Оно свернулось в клубочек и тихо скулило, боясь поднять глаза.
– Хортлак, – безошибочно определил альв; и близнецы (никто даже не успел заметить, как они опять приняли человечье обличье) подтвердили: действительно, хортлак – степной дух.
Существо запричитало и заойкало, словно приготовилось быть вторым блюдом на этом ужине.
– Оно речь понимает? – спросила Каэтана у альва, но тот не успел ей ответить.
– Оно понимает, – жалобно произнесло существо. – Оно-то как раз все понимает. Взяли моду хортлаками лакомиться, а я невкусный. Прямо заявляю – не-вкус-ный, понятно?
– Куда уж понятнее, – рассмеялся Джангараи. – И что же это ты так оплошал, братец?
– Почему это, почему это оплошал? – заволновался хортлак. – Я специально горькие травы ем, чтобы от меня горечью пахло. Это у ваших урахагов обоняние напрочь отбило.
Такое небрежное отношение к их нюху близнецы восприняли как оскорбление и угрожающе надвинулись на съежившегося под их взглядами степнячка.
– Ну-ну... – Ловалонга подошел к маленькому комочку, так и лежавшему на земле, и взял его на руки. – Никто тебя есть не собирается. Просто ты как-то неловко пробежал, всполошил нас, вот мы и приняли тебя за лазутчика врага.
– А, – успокаиваясь, проговорил дух, – так это вы от армии прячетесь.
– От какой армии? – в один голос рявкнули Джангараи и Бордонкай.
Хортлак вздрогнул от их могучих голосов, но, прижавшись к Ловалонге, почувствовал себя уверенней.
– Известно, от какой. Мы небось в степи не совсем серые...
– Как раз вы-то и серые, – встрял альв.
Хортлак Насупился и брякнул:
– От мохнатого и слышу!
Обиженный Воршуд сжал лапки в кулачки и стал ужасно похож на маленького насупленного медвежонка
Каэ посмотрела на альва и хортлака, думая, что они находятся в гораздо более близком родстве, чем сами : хотят признавать, и примирительно сказала:
– Вам абсолютно незачем ссориться. Почтенный хортлак окажет нам огромную любезность, если расскажет, о какой армии он говорит и где она находится.
– А вы лазутчики? – спросил степнячок с непередаваемым выражением на круглой мордочке. Он был страшно похож на толстого и сытого кота, только ушки у него были круглые.
– Нет, – ответила Каэ.
– Жаль, – вздохнул хортлак.
Он медленно и осторожно спустился с рук Ловалонги. Все уселись вокруг костра, и степнячок, так и не решившийся отойти от аллоброга дальше чем на шаг, уселся около его ног, на всякий случай взявшись за край одежды талисенны. Теперь у спутников была возможность спокойно рассмотреть хортлака.
Ростом он был еще меньше Воршуда и едва достигал Бордонкаю колена. Поэтому на исполина он смотрел с плохо скрываемым ужасом. Так же как и альв, хортлак был с ног до головы покрыт шерстью – только она у него была подлиннее и грязно-серого цвета. Небесно-голубые и круглые, как плошки, глаза под громадными загнутыми ресницами глядели и доверчиво, и лукаво. А лицо или мордочка – друзья так и не смогли определить, на что же это больше похоже, – было кошачьим и человечьим одновременно.
– Я почтенный хортлак. И я окажу огромную любезность, о которой вы просите, – проговорил он крайне серьезным тоном. – Меня Момсой зовут.
Невозможно передать словами, скольких усилий стоило друзьям, чтобы не рассмеяться и не порвать тонкую ниточку доверия, которая едва-едва протянулась между ними и их новым знакомым.
– Я ужасно любознательный, – степенно продолжа-етепной дух. – Можно потрогать? – попросил он Ловалонгу, касаясь лапкой его доспехов. Тот согласно кивул – Ужасно... Поэтому, когда армия двинулась к столице, я шел следом. Там такое затевается!
– Что именно? – заинтересовался Джангарай.
– Война будет очень серьезная. У Дахака Давараспа, как я слышал, союзники объявились.
– И кто?
– А вот этого не скажу. Я любопытный, но не врун какой-нибудь. Чего не знаю, того не знаю. Только, боюсь, несладко придется императору.
– Что ты можешь знать об императоре? – недоверчиво хмыкнул Воршуд.
– Побольше тебя, ковер мохнатый! – огрызнулся хортлак, и всем стало ясно, что они наблюдают отголоски какой-то давней, непримиримой межродовой вражды.
– Не был бы я образованным и мудрым существом, – прошипел альв, – я бы тебе, суслику!..
– Кто суслик?! Я суслик?! – Голос степнячка сорвался на визг. – Я Момса из рода могучих и прекрасных Момс, а ты вообще белка безродная.
Шерсть на загривке альва стала постепенно подниматься, а глаза загорелись холодным воинственным огнем. Каэ поняла, что здесь недалеко и до смертоубийства, и открыла уже рот, чтобы вмешаться, но тут Воршуд нашел самый весомый аргумент:
– У тебя даже холщовых штанов нет, а у меня бархатные...
– Воршуд, тебе сколько лет? – полюбопытствовал, вроде как некстати, ингевон.
– Двести с копейками.
– А копеек сколько?
– Ну, с полсотни, наверное, уже набежало. А что?
– А то, что обычно ребятишки так спорят, кто лучше и у кого мячик красивее.
Альв насупился и отодвинулся от костра. – Мне-то что. Возитесь со своим Момсой, Каэ улыбнулась и положила руку ему на плечо. Воршуд недовольно повозился несколько минут, но наконец любопытство пересилило все остальные чувства, обуревавшие его душу, и он притих.
Момса же, явно польщенный всеобщим вниманием и заступничеством, стал рассказывать:
– Недавно проезжали тут неподалеку несколько всадников, прямиком на ал-Ахкаф. И говорили, будто у Давараспа объявился такой защитник и союзник, что Зу-Л-Карнайну небо с овчинку покажется, когда он с ним встретится в сражении. Имени союзника никто не называл и число воинов, при нем состоящее, тоже не указывал. А жаль... Я очень люблю в степи подслушивать всякие разговоры и запоминать – интересно.
– А зачем запоминать? – поинтересовался Ловалонга.
– Как же зачем? – удивился хортлак. – Потом лежу это я себе на солнышке, жую что-нибудь вкусненькое и сам себе их пересказываю.
– Это как же? – не понимал аллоброг.
– Очень просто. – И Момса вдруг заговорил низким и тяжелым голосом: – Передай Владыке, Вахаган, что статуя пропустила их. Теперь они двигаются к ал-Ахкафу без помех.
– Владыка будет недоволен, – тут же произнес хортлак другим голосом, более высоким и не очень приятным.
– Владыка уже давно недоволен, но это ничего не меняет.
– Ты должен был...
– Я ничего не должен, – взревел тяжелый голос. – Это не мое изображение, а Чешуйчатого Дракона!!! И я мало что могу с ним сделать, если он вдруг захочет действительно воспротивиться мне.
– Выходит, он до сих пор просто не хотел с тобой спорить?
– Ты слишком много позволяешь себе, Вестник. Ну давай-давай, лети к своему господину и обрадуй его тем, что я тебе сказал,
– Мне кажется, А-Лахатал, что ты сам не слишком расстроен случившимся.
– Мне некогда расстраиваться, Вахаган. Запомни расстраивается лишь тот, кто, подобно тебе, лишен возможности влиять на ход событий. Я же по-прежнему бог.
Момса удовлетворенно сложил лапки на брюшке вопросительно поднял на замерших людей круглые лубые глаза.
– Интересно, правда?
– Момса, о чем это ты рассказывал?
– Ой, рыцарь, какой же ты непонятливый. Это А-Пахатал – брат нынешнего Верховного бога, Джоу Ла-хатала, – слыхал небось? И говорил он с вестником Ва-хаганом, а о чем – не знаю. Но не важно. Зато как занимательно.
– Как это у тебя выходит? – спросила Габия.
– Ну, тебе-то, урахагу, стыдно не знать.
– У нас такие, как ты, не водятся, – ответил Эйя, словно оправдываясь.
Альв не без неприязни произнес:
– И чего тут мудреного? Все хортлаки так могут. Они в степи заманивают путников разными голосами, как сарвохи.
– Нет!!! – завопил Момса, даже подпрыгнув от негодования. – Нет! Это уже слишком. Сравнить почтенного, приятного в обращении хортлака с отвратительной и кровожадной болотной тварью – до этого не каждый альв додумается. Все! Я ухожу. – Он решительно поднялся на задние лапки и заковылял прочь от костра, в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59