Так что он на своем добре уже крест поставил. А тут оказалось - рядышком лежит, и в почти полной целости и сохранности. Обещал тут же отправить людей с подводой.
– Погоди, погоди, какая подвода?! - забеспокоился Архаров. Ему вовсе незачем было, чтобы кто-то сейчас вламывался в ховринский особняк, производил шум и создавал впечатление, будто вывез вместе с мешками прошлогодней подгнившей муки и сундук с деньгами!
Тем более - Кучумов!
Архаров с ловкостью, самого его поразившей, взобрался на коня.
– Слушай, Карл Иванович, ступай к Ивановской обители и жди меня там! - велел он и без всяких объяснений ускакал.
Насчет Ивановской обители Архаров сказал неспроста - вспомнил про Людоедку Салтычиху в ее вонючей яме. Коли Шварц так о ней беспокоится - так вот случай закинуть ей туда ломоть хлеба, взятый им на случай, коли проголодается вдали от дома.
В черном дворе особняка он обнаружил привязанного вороного мерина, в котором опознал Левушкиного Ваську.
Громко зовя и подпоручика Тучкова, и мусью Клавароша, и всю их родню в разнообразных сочетаниях, Архаров ворвался в особняк, и первым, кого он там увидел, был Федька.
– Ваша милость! - радостно воскликнул мортус. - А мы уж не знали, где вас искать! Господин Тучков хотел в Данилов монастырь скакать, насилу удержали!
– Какого черта меня искать? И что тут у вас, любить вас в три хрена, творится?!
– Так меня же Клаварош к вам посылал, я вашего камердинера отыскал!…
– Кого ты отыскал?! - Архаров редко приходил в ярость, но тут, кажется, повод был подходящий. - Какого, на хрен, камердинера? Я кто, граф Орлов, что ли, чтобы камердинеров с собой возить? Или гетман Разумовский?!
– Да вашего же, Никодимку, - пятясь, сказал Федька. - Сказался камердинером! Велел ему вас будить и доложить, что мы злодея изловили!
– Злодея? - Архаров начал что-то этакое, ночное, невнятное, припоминать. - Какого злодея?
– Какой за сундуком явился.
– Так… - Архаров сделал Федьке рукой знак, чтобы помолчал. И точно, тормошил же его дармоед! А потом вовсе сгинул… Почему же он сгинул? Потому что был спросонья изруган. Но он что-то не то плел…
– Ты в каком виде на Остоженку явился? - сообразив, спросил Архаров. Федька несколько смутился и начал что-то объяснять про крышу барака и земляное гульбище над ней, про веревку и крюк. Одновременно он вел Архарова туда, где должен был караулить сундук Клаварош. Понять было сложно, но Архаров поднапрягся и, скорее по Федькиному смущению, чем по словам, догадался: мортусы нашли способ удирать ночью с чумного бастиона. Разобрав в углу крышу барака, они вылезали на валганг, идущий изнутри вдоль бастионных фасов и фланков действительно на манер гульбища, хотя изначально валганг предназначен для установки артиллерии, затем вбивали в известную им дыру крюк, за него цепляли веревку и оказывались по ту сторону стены без ведома сержанта и охраны. Этим не злоупотребляли - в неприятностях никто не нуждался.
Не имея ни паспортов, ни денег, мортусы недолго бы продержались на воле в чумном городе, где и приютиться не у кого, особенно клейменные. А уйти из Москвы через заставы графа Брюса вроде и возможно, однако ежели поймают - пожалеешь, что на свет родился.
Федька и Демка, разумеется, оставив в бараке дегтярные робы, вылезли с бастиона еще в первую ночь, когда Клаварош сторожил сундук, и пошли к нему в гости. В ховринском особняке осталось немало одежды, принадлежавшей графской дворне, так что оба мортуса принарядились. В ту ночь, когда неизвестный злоумышленник забрался в особняк, Федька уже был достаточно прилично одет, чтобы на улице его никто не принял за мортуса. И более того - он взял фонарь и с тем фонарем нагло проследовал от Зарядья к Остоженке, готовый на все вопросы отвечать одно: по личному его сиятельства графа Орлова распоряжению, а отчет в действиях согласен давать единственно его высокоблагородию Преображенского полка капитан-поручику господину Архарову.
– То-то тебя дармоед спросонья за московского обывателя принял, - буркнул Архаров. - Вот чертов сожитель! Нет чтоб толком объяснить! Так это сколько ж времени тут ваш злоумышленник заседает? И, позволь… какого черта ты тут среди бела дня делаешь?!
Услышав ответ, Архаров едва не схватился за голову.
Оказалось, оба голубчика, договорившись с товарищами, так и жили в ховринском особняке, объясняя это тем, что Клаварош-де стар и хил, с грабителем не справится, а коли грабителей придет двое или трое - то не будет ни сундука, ни Клавароша…
Архаров даже не знал, что возразить. Ему почему-то казалось, что за сундуком явится только один человек. Тут мортусы его обставили. С другой стороны, изловили именно одного человека, так что Архаров невольно оказался прав.
В конце концов ему этого человека с большой гордостью показали.
– Господи, наконец-то! - воскликнул пойманный, когда его вынули из угла, где он лежал связанный, и вытащили изо рта скомканную тряпку. - Да что ж это делается! Ваша милость! Полюбуйтесь! Нападают, вяжут! Меня хозяин, поди, обыскался!
– Кто таков и зачем сюда залез? - перебив причитания, строго спросил Архаров, глядя при этом в лицо пойманному очень внимательно.
Лицо было небритое, но с правильными чертами и с удивительно светлыми глазами, почти прозрачными. Случалось Архарову видывать серые водянистые глаза, но эти были вовсе воздушные, как бы лишенные цвета, но при том довольно глубоко сидящие, вот такое странноватое на архаровский взгляд сочетание.
– Иван я, купца Кучумова приказчик! - выпалил пойманный. - Что на Покровке живет у Успенья, а лавки имеет и в Охотном ряду, и на Маросейке, и в Замоскворечье одна есть!
Лжи в его словах не было, одна лишь правда, хотя высказанная весьма взволнованно.
– А для чего тут оказался?
– Так налетчики сюда ж наш товар уволокли! Я выследил, потом объявилось, что их без суда и следствия постреляли, дай Боже здоровья господам офицерам, такую мразь, как гадюк, бить надобно!
– Далее, - потребовал Архаров, изучая лицо приказчика Ивана. Мужчина благообразен, лицо под щетиной гладкое, сытое… лет около сорока… но этот прозрачный взгляд…
Как будто смотришь ему в глаза, а видишь голову насквозь и букеты на обоях за его затылком…
Впервые Архаров столкнулся с таким дивом: человек разглагольствует со слезой в голосе и по-всякому лицом играет, в глазах же - воздух.
– Где его взяли? - спросил Архаров Клавароша, но ответил Демка:
– То-то и оно, что взяли во втором жилье, а ихние мешки все в первом.
– Бес попутал, - признался пойманный. - Домина богатеющий, хозяева в подмосковной, сторожа, думал, нет… что ж не попользоваться?… Дурак я! Сказано ж - не укради! А бес словно под коленки пихал - взойди да взойди по лестнице!
Вдруг Архаров понял - скорость речи. Он говорит чуть медленее, чем следует сильно перепуганному человеку. Он очень отчетливо всякое слово произносит…
Такого странного сочетания особенностей речи и поведения Архаров еще не видывал. И потому был несколько озадачен.
– Стало быть, кучумовский приказчик? - переспросил он.
– Да вы за хозяином, ваша милость, пошлите!
– И то верно, - согласился Архаров. - Демка! Беги живо к Ивановской обители. Там в храме или на паперти человек сидит, в синем кафтане… Тьфу, да ты его знаешь! Шварц.
– Черная душа, что ли?
– Передай черной душе - Архаров велел не медля привести сюда Кучумова, чтобы сам свое добро под расписку принял. Запомнил?
– Как не запомнить! - вдруг Демка несколько смутился. - Так он же меня…
– Ни хрена. Ты ж от меня. Пошел!
Приказчик проводил Демку взглядом.
– Клаварош, доложи, как все тут было, - приказал Архаров.
– Как стемнело, мы заняли места. Я был наверху, ваши служители - внизу.
– Какие мои служители?
За неимением Демки, Клаварош изящнейшим жестом указал на Федьку.
– Точно, - подтвердил Федька. - Мы там затаились. А кабы не мы, Клаварош бы с ним ввек не управился! Знаете, ваша милость, как этот сукин сын брыкался?!
Архаров только вздохнул.
За побег с бастиона обоих следовало бы выпороть. Но Федька так истово, так честно, так беззаветно глядел в глаза, и рот его был смешно, по-детски, полуоткрыт, когла он, доложив о пленении приказчика, ждал похвалы.
– Где господин Тучков? - спросил он.
– Там, в том конце.
Федькин лаконизм несколько озадачил Архарова. Неужто с девкой?
– Чем занимается?
– Они сказали - будут ноты разбирать.
– Сейчас будут ему ноты! - Архаров сорвался со стула и понесся туда, где, по его разумению, была большая гостиная графов Ховриных.
Кругом такое делается, а этот вертопрах сидит с француженкой в обнимку и разбирает, мать его по-всякому, ноты! Махатель чертов!
Модное словечко Архаров употреблял редко - повода не было. Сам он никогда ни за кем не махал - разве что в ранней юности пытался, а потом все больше по Парашкам да Агашкам промышлял. Словцо же происходило от манеры прелестниц подавать всякие знаки веером. Им можно было подозвать кавалера, назначить час свидания, вызвать на амурную словесную пикировку, сообщить о подозрениях ревнивого мужа, словом - вести безмолвную беседу. «Они машутся» - говорили о парочке любовников, затевающей такие разговоры. Некоторое время спустя словцо стало употребляться иначе - сперва «она за ним машет» говорили о даме, потом «он за ней машет» - о кавалере, у которого, понятно, никаких вееров не водилось, хотя, сказывали, в Италии и мужчины имели привычку томно обмахиваться. Наконец образовалось слово «махатель», которое для Архарова обозначало персону изнеженную, занятую лишь амурными демаршами, избегающую службы и недостойную мужского звания.
Но Левушка был в гостиной один. Услышав архаровские шаги в анфиладе, он поднялся из-за клавикордов и поспешил навстречу приятелю.
Архаров молча оттолкнул его и ворвался в гостиную. Там лишь перевел дух.
Левушка, ничего не понимая, тоже молчал. И во всем доме, казалось, стояла сплошная тишина.
– Какого черта ты тут торчишь? - спросил Архаров. - Тебя за этим в Москву посылали?
– Так тебя же не доищешься! - обиженно сказал Левушка. - Как с утра ухлестал неведомо куда, так и сгинул! Я Никодимку расспросил, сюда поскакал, думал, ты тут, стал тебя искать, на Таганку даже поскакал…
– А туда зачем?
– Там сиротский приют сегодня открывали, были Волков с Еропкиным, потом Еропкин укатил, Волков остался, к нему там купцы с пожертвованиями притащились… Я - опять сюда, тебя опять же нет! Я - в Данилов монастырь!…
– И по сей час сидишь в Даниловом монастыре, меня дожидаешься? - сердито спросил Арзаров. - Прямо в чумном бараке на топчане?
– Так не поскакал же!
Опять наступило молчание.
– Мало ли что с тобой… - очень тихо сказал Левушка. - Убежал спозаранку, здесь тебя нет…
– Ладно, будет. Пошли отсюда. Ты с этим приказчиком Иваном говорил?
– Без тебя - не стал.
– Правильно…
Архаров вышел из гостиной, сильно недовольный собой - бежал, о косяки задевал, в коридоре меж дверей запутался… зачем? Какого гнилого хрена?…
Обозвав себя старым дураком, что в двадцать девять лет было, поди, еще не заслуженным комплиментом, он поспешил обратно - в графинину спальню, разбираться с пленником. Левушка понуро шел следом - ему хотелось еще побыть наедине с клавикордами.
– Ну что бы тебе флейту завести, какой-нибудь корнет-а-пистон? - вдруг спросил Архаров. - Свистал бы себе где угодно, хоть на биваке, хоть на марше. Хоть на плацу! Нет же, клавикорды ему подавай. Повесился на этих клавикордах, как черт на сухой вербе…
Они вернулись к Клаварошу и уселись ждать Демку со Шварцем и Кучумовым. Оказалось, занятие это весьма длительное. Первым примчался Демка, доложил, что Шварц отправлен к купцу. Затем часа полтора ждали Шварца. Оказалось, он берег ногу и решил приехать на кучумовской подводе.
Купец и немец были введены в графинину спальню одновременно.
Архаров увидел Кучумова и хмыкнул. Коли у купца такое же внимание к лицам, как у него самого, не вышло бы реприманду…
Поэтому он не стал вставать навстречу, а остался сидеть на графской постели, в тени огромного балдахина, тем самым невольно используя ухватку престарелых прелестниц, всячески избегающих яркого света.
– Уж и не знаю, как вашу милость благодарить! - кланяясь на старинный лад, начал купец. - Велю молебен отслужить во здравие его сиятельства!
Архаров тут же узнал приметный тенорок - такой, надо думать, ласкательный и вкрадчивый, когда купец в лавке обхаживал богатого покупателя, а пуще - покупательницу.
– Как прибыть изволили - так ровно солнышко над Москвой засияло! - продолжал Кучумов. - И язва тут же на убыль пошла! И товар мой тут же сыскался! Когда их сиятельство родиться изволили?
Архаров задумался.
– Опоздал, любезный. Его сиятельства именины пятого октября были. Ну-ка, говори - у тебя в хозяйстве лишь то пропало, что в лавке на Маросейке было? Или какие другие пропажи имеются?
– Да Господи! - торжественно воскликнул купец. - Неужто на Москве порядок наконец заведут? Слушаю - и ушам не верю, ваша милость. Чтобы покраденное - да через неделю в целости сыскалось? Простите, не ведаю, как вашу милость звать-величать…
– Николай Петрович, - тихо подсказал Шварц.
– Батюшка Николай Петрович!… - возгласил Кучумов, и тут же заговорил в какой-то иной тональности, не столь певуче, зато деловито: - А которого Николы память, вешнего или зимнего?
– Вешнего, - забавляясь купеческой музыкальной патетикой, отвечал Архаров.
– Молебны каждый год служить велю во здравие.
– Так были другие пропажи? - повторил вопрос Архаров.
– Нет вроде…
– Федя, выкати-ка на свет молодца, да тряпку изо рта ему вынь.
При этом Архаров очень внимательно глядел на красивое кучумовское лицо, особенно на глаза. Именно игра глаз перед ответом на хитрый вопрос выдавала обычно лгуна.
– Батюшка Харитон Палыч! - закричал приказчик Иван. - Прости дурака! Ты меня на розыск посылал, воров искать, велел без товара не возвращаться, а я, дурак, согрешил, бес меня попутал, во второе жилье залез, тут меня и взяли!
Был миг, когда Архаров испытал сильнейшее желание удавить приказчика. Тот, Архаров и рта разинуть не успел, тут же подсказал Кучумову, какого объяснения событий им обоим держаться.
– И точно, что пропажа! - воскликнул купец. - Мой это детинка! Мой дурень! Велите его, ваша милость, батюшка Николай Петрович, развязать.
– Нет, - сказал Архаров. - Мне твой приказчик пока что самому надобен. Он поедет со мной.
– Я ли тебе верой-правдой не служил! - успел вставить приказчик. - Я ли за твое добро!…
– Да как же! - возвысил голос Кучумов. - Я без него, как без рук! Я уж обыскался, а он - ишь где прохлаждается!
Вдруг купца осенило.
– Может, я под залог своего детину возьму? Господин офицер, я залог в нужной пропорции предоставлю!
– Пошел ты к монаху на хрен! - отправил его Архаров. - Ничего твоему приказчику дурного не сделается, коли его совесть чиста.
– Мне в деньгах отчет давать, мне в книге записи сверять… - принялся перечислять приказчик свои обязанности, явно подсказывая хозяину, что говорить далее.
Но Архаров уже увидел и услышал то, что ему требовалось. Он встал с постели и вышел на свет.
– Сунь ему тряпку в рот, - велел Федьке. - Мусью, встань в дверях. Карл Иванович, ну-ка, повтори, что тебе господин Кучумов сказал, когда ты ему про его товар сообщил.
– Сказал, что премного благодарен, что и не чаял отыскать, что с фабричных спроса нет…
– А что посылал своего человека в ховринский дом - не говорил?
– Нет, ваша милость, никого и никуда он не посылал, - твердо заявил Шварц.
– Тучков, галопом на Остоженку! Раздобудь там карету и тут же с ней - обратно, - велел Архаров.
Левушка, хотя и сгорал от любопытства, тут же выбежал из спальни.
– Посылал! - воскликнул купец. - Неужто я тебе про все докладывать стану?! Понятное дело, разослал приказчиков, кто где чего услышит!
– И твои приказчики слонялись по чумному городу, слухи ловили? - уточнил Архаров. - То-то они тебе этого добра понанесли! Кто тебе доложил, что Устин Петров от чумы помер? Не этот ли детинушка?
Тут купец уставился на Архарова с понятным недоумением.
Человек, которому он врал про смерть Устина, был несколько иной - хотя и тогда уже Кучумов догадывался, что он прибыл в Москву вместе с орловской экспедицией. Лицом покруглее, посвежее, выбрит…
Если бы Архаров знал, что до такой степени подурнеет и осунется, гоняясь верхом через всю Москву и обратно, недосыпая, шастая по ночам Бог весть где и питаясь всякой дрянью, то и не удивился бы ошалевшему взгляду купца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40