– Вашей милости угодно увязать шалости мародеров с беспрепятственными передвижениями мортусов? - деловито осведомился Шварц. - Сие более чем логично. Однако я должен убедиться, прежде чем докладывать о своем розыске…
– Сейчас убедим, - пообещал Архаров.
– Архаров! - восторженно взвыл Левушка. - Архаров, ты… ты… жениаль!
Тот покосился на него - но Левушка ничего женского не имел в виду, а просто от избытка чувств высказался на французский лад.
– Коли верить сведениям вашей милости, - Шварц коротко поклонился Левушке, - то выходит, тогда, при пожаре, мои злодеи прибыли на фуре, в балахонах мортусов, и та фура ждала их где-то в переулке. Нечто подобное я подозревал, но доказательства не имел. Будучи отогнаны вашими милостями, они успели добежать, набросить на себя сии маскарадные капуцины…
Левушка сделал большие глаза - Шварц употребил петербуржское модное словечко. Длинный черный маскарадный плащ с капюшоном, достаточно широкий, чтобы укрыть дамскую фигуру в пышных юбках, именно так и назывался. Был, правда, не дегтярным, а шелковым или же атласным.
Немец пошутил!
– … взять крюки и сесть на фуру. Сие близко к истине, - Шварц склонил голову, показывая, что признал правоту Архарова.
– Так. О мародерах, притворившихся мортусами, мы договорились.
– Коли не наоборот, - возразил Шварц. - О мортусах, сделавшихся мародерами. Ведь никто из гарнизона не сопровождает фуры в их странствиях по Москве.
Архаров задумался.
– Вот ты как дело повернул…
– Тогда, получается, этот Федька с другими негодяями и приезжал поджигать Головинский дворец? - спросил Левушка и на хмуро-недоверчивый взгляд Архарова отвечал: - Помнишь, мы выскочили - а они уже на фуре?
– Дни все короче, ежели вы изволили заметить, и немалую часть своего труда мортусы совершают в темноте, - напомнил Шварц. - Чем они и пользуются. Но, с другой стороны, негодяи сильно рисковали, поджигая дворец. Конечно, они могли увезти на фурах немало добра, прикрыв чумными рогожами. Да только куда бы они с тем добром дальше делись? Везти крупные предметы домашнего обихода к себе на бастион было бы для них крайне неосмотрительно, мелких же и ценных предметов, удобных для сокрытия, они во дворце, скорее всего, не нашли бы.
– Спрятать в любом доме можно, вон сколько стоит пустых домов… - подсказал Левушка.
– Таковая экспедиция занимает немало времени, а мортусам следует ночевать и кормиться в бараке, к коему они приписаны. Коли бы они не пришли ночевать - это бы для них плохо кончилось… Однако ваш домысел, сударь, я принимаю к сведению, - любезно сказал Левушке Шварц. - Хотя он и противоречит моему домыслу - попугать его сиятельство решили фабричные с кирпичных заводов, затеявшие бунт.
– Почему? - спросил Архаров.
– Потому что их много, и они едва ли не первые остались без работы и средств к существованию.
– Вам это доподлинно известно?
– Да, - сказал Шварц, - мне сие доподлинно известно, потому что мне сообщил об этом надежный человек.
Архаров задумался.
– Вот почему ты, черная душа, не хотел мне говорить про потайные кабаки и подвалы, где можно провиант по бешеным ценам купить. Не хотел своего надежного человека выдавать.
Шварц ничего не ответил.
– А что бы я ему плохого сделал? - спросил Архаров.
– Вы, сударь, человек полиции посторонний, - подумав, сказал Шварц. - И не знаете, что одно из главнейших условий ее успешности - налаженное осведомление о событиях и людях, нарушающих покой общества. В таких случаях разумный служащий закрывает глаза на некоторые нарушения закона для того, что иным путем он окажется без важных сведений. Проще всего нарушить сие налаженное осведомление… потом же его и за три года не восстановишь… Ломать - не строить.
Левушка вновь удивился - оказывается, немец умел высказываться и по-простому.
– Я нечто подобное предполагал, - признался Архаров. - Стало быть, вы полагаете, будто мортусы промышляют мародерством, мне же сдается, будто мародеры рядятся мортусами. Тучков, что скажешь?
Лицо Архарова при этом дивным образом изменилось - глаза сощурились, уголки губ приподнялись. Красоты от того, понятно, не прибавилось. На дамский взгляд, рожа сделалась хитрая и преотвратная. Однако Левушка не был дамой и понял: Архарову пришел на ум некий решающий в споре довод. Но какой?
Он задумался, всей своей круглой рожицей являя напряжение мысли.
– Тучков, привидение помнишь? - подсказал Архаров.
– Так оно же вовсе не привидение!
– Сам знаю. Где на него напоролся - помнишь?
Левушка задумался.
– Я ж с черного двора туда входил… - жалобно сказал он.
– Не то!
Шварц склонил голову набок, и на его невыразительном лице ожили глаза.
– Как - не то?
– Не то, да и только. Когда от призрака удирал - на что напоролся?
– На мортуса! - заорал счастливый Левушка. - Мортус по-французски ругался!
– Есть у меня основания полагать, милостивый государь, что шайка мародеров прячется в неком особняке в Зарядье, и что среди ее членов имеется некий француз, - сказал тогда Архаров. - Коли поможете сыскать тот особняк, то и убедитесь в моей правоте.
Немец молчал.
– А взамен попрошу об услуге, - продолжал Архаров и достал из кармана листок. - Тучков, читай.
– Искомай за рябой оклюгой, - внятно прочитал Левушка. - Почунайся дером от масы.
Тут-то у Шварца и приоткрылся рот.
– Как к вам сия цедула попала?
– Вы, сударь, имеете в виду, что злодеи, использующие сие наречие, вряд ли станут писать любовные билетики? - уточнил Архаров. - Нет, слова были продиктованы. Это - ключ к поискам некого предмета. Коли знаете их тайный смысл - не извольте скрывать, Карл Иванович.
– Тайного смысла тут немного.
– Ничего, сколько есть - за то и будем признательны.
Левушка усмехнулся - Архаров напоминал сейчас крупного пса, вцепившегося в добычу.
– Искомать - значит искать. Оклюга на языке мазуриков - церковь Божья. Дер - полуполтина.
– Стало быть, это - указание найти некоторое лицо за неизвестной церковью и, возможно, дать ему полуполтину?
– Поди туда, не знаю куда, - прокомментировал Левушка.
– Коли вы ничего не утаиваете - именно так, - подтвердил Шварц. - От масы - означает от меня. Мас или маса на воровском наречии - я. Почунаться - тут сложнее. Стоду чунаться - так они передают речение «Богу молиться». Но, поскольку всякая молитва предполагает поклоны, я допускаю таковой смысл: поклонись от меня полуполтиной.
– Гляди ты, не соврал дармоед, - заметил Архаров. - Осталось лишь уразуметь, что за рябая оклюга. А ты - девка, девка!
Это относилось к Левушке.
– Я, со своей стороны, оказал просимую услугу. Теперь желательно узнать местоположение особняка, - вялым голосом сказал Шварц.
– Тучков, вспоминай!
Оказалось, что Левушка, на манер пресловутой барышни из присказки, способен танцевать лишь от печки. Все трое отправились к Варварским воротам и ко Всехсвятской церкви, чтобы оттуда восстановить его погоню за вороватым разносчиком. Причем Архаров, незримо для Шварца, все время ухмылялся. Левушка понимал: приятель радуется, что немец, сам того не ведая, помогает в розыске сундука и, соответственно, в поисках убийцы митрополита.
Конечно же, для Левушки тогда все закоулки были на одно лицо и поворотов он не считал. Но определил место, где мортус-француз ушел через дыру в заборе. Архаров в азарте сам перещупал доски и нашел те две, что удобно раздвигались. Правда, сам, пролезая, чуть не застрял.
Наконец Шварц понял, о чем речь.
– Коли вашим милостям угодно, мы можем подойти с парадного крыльца, - предложил он. - Полагаю, я верно определил, чей это дом и где он стоит. Пока более не скажу ни слова.
– Ну и молчи, - смирился Архаров.
Немец привел их в довольно широкий переулок и сообщил его название - Псковский. Особняк, соответствующий описанию Левушки - огромный, с крыльями, в которых хватило бы места для анфилады сажен в десять, и строенный по меньшей мере в два жилья, - оказался, к счастью, один.
Парадное крыльцо было вполне в московском духе - ему предшествовал небольшой курдоннер, по обе его стороны имелись белые колонны, поддерживавшие навес - чтобы, вылезая из кареты, в плохую погоду не попадать под дождь.
Архаров, Левушка и Шварц вошли во двор.
– Коли хозяева уехали в подмосковную, двери заперты, - сказал Шварц. - Но, может статься, оставлен человек для присмотра за домом. Русские баре иначе не поступают.
Он взошел на крыльцо и постучал в высокое, а шириной в пол-аршина, окошко, спрятавшееся за колоннами так, что со двора сразу и не разглядеть.
– Нет там никого, - после продолжительного стука определил Архаров. И тут окно приотворилось.
– Чего надобно? - в узкую, уже некуда, щель грубовато спросил пожилой мужчина.
– Ты кто таков? - строго задал вопрос Архаров.
– Господ графьев Ховриных крепостной человек Степка, - тут же, опознав в Архарове человека, имеющего право задавать подобные вопросы, отвечал мужчина. Шварц же, переряженный разносчиком, как-то неприметно оказался за колонной, не позволяющей разглядеть его маскарад.
Да и как не опознать - Архаров в своей преображенской треуголке, в офицерской епанче поверх мундира, вид имел весьма представительный.
– Пускать никого не велено, - тут же добавил Степка. - Господа изволят быть в подмосковной. В доме только я да девка-французенка.
– А коли по распоряжению его сиятельства графа Орлова? - спросил Архаров.
– Его сиятельство - иное дело, да только принимать некому. Французенка умом повредилась. Хотя девка видная.
Архаров глянул на Левушку с некоторой укоризной - из-за бешеной девки подпоручик Преображенского полка в панику впал, как малое дитя, которому пальцами козу показали. Шварц же пригнулся и бесшумно проскользнул под самыми окнами, поспешил, прихрамывая, вдоль желтой стены. Дойдя до флигеля, повернулся, оценил, насколько стенка флигеля просматривается из узкого окна, и сделал повернувшемуся к нему Левушке два знака: палец к губам означал молчание, жест ладонью - просьбу подвинуться и заслонить. Левушка шагнул к Архарову и встал плечом к плечу, давая Шварцу возможность быстро пересечь опасное место и скрыться за углом.
– Более никого? - уточнил Архаров.
– Более никого. Господа вернутся, как моровая язва пройдет. Я сижу, не вылезаю, до храма Божия - и то добежать опасно, тут Богу молюсь. И ружье заряженное всегда при мне.
– А французенка?
– Тоже не выходит, боится девка. Нам господа оставили муки, круп, масла конопляного и макового, луку, капусты квашеной… - сторож принялся перечислять припасы.
– На двоих хватает?
– Благодарение Богу, хватает.
Архаров, не понимая Шварцева замысла, уже не знал, о чем толковать со Степаном. На помощь пришел Левушка - спросил о барышнях Ховриных, юных графинях, которых, оказывается, вспомнил - был с ними в каком-то непонятном свойстве через цепочку троюродных дядьев, теток и чьих-то жен от второго брака. Сторож обрадовался знакомым фамилиям, и какое-то время они выводили это свойство во всех его запутанных подробностях.
– Пойдем, Тучков, - сказал наконец недовольный таковой тратой времени Архаров. - Будь здоров, дядя Степан, не скучай. Иным разом заглянем. Поручение у меня было для твоих господ - да какие уж теперь поручения.
Левушка и Архаров сошли с крыльца и, обогнув круглую клумбу, поросшую бурьяном не хуже чумного бастиона, вышли на улицу.
– Чертов немец! - с чувством сказал Архаров. - Сбежал, будь он неладен! Получил от нас, чего желал, и мы ему более не надобны.
– Так ведь и мы получили, - возразил Левушка. - Марфины-то слова он на русскую речь переложил? Переложил.
– А что толку? Церквей на Москве - сам знаешь сколько. Сорок сороков! И сидит за некой церковью некий Герасим, и ему велено поклониться от Марфы полуполтиной!
– Может, нищий? - предположил Левушка.
– Не люблю я это сословие. Да и кто пойдет спрашивать нищих об имени? Они свои имена и сами, поди, давно забыли!
– За церковью… - произнес задумчиво Левушка. - Нет, это не нищий, нищие перед храмом обычно сидят. А что может быть за храмом? Кладбище разве что?…
– Мало нам было привидений, теперь ты собрался любезничать с покойником? - спросил Архаров.
И тут появился Шварц.
– Вынужден признать вашу правоту, сударь, - заявил он Архарову. - В особняке доподлинно кто-то скрывается. И это не женщина - я слышал шаги и мужские голоса. Полагаю, сторож для того столь длительно и охотно с нами беседовал, чтобы дать злодеям время укрыться. И теперь придется несколько подождать, прежде чем брать их логово, не то при первом знаке опасности сбегут и так спрячутся - с собаками не сыщешь.
– Так чей это, получается, особняк? - спросил Архаров.
– Графов Ховриных, - отвечал Шварц. - Я знаю, что это за семейство. Все подтверждается. Граф с графиней и с детьми еще в августе уехали в подмосковную - тогда уезжали все, кто ранее не догадался. У них доподлинно две младшие дочери, к которым приставили француженку учить французскому и на клавикордах. Сдается, сударь, ваш подчиненный видел в особняке именно французскую учительницу. Есть еще старшая дочь, замужем за Полтевым, и наследник, молодой граф, Михайла Иванович.
– Уехали, а француженку забыли, - задумчиво произнес Архаров. - Скотство это.
– Скотство, - подтвердил Шварц. - Да только с перепугу. Так-то они ее хорошо содержали и платили изрядно. А, может, и не только с перепугу.Сказывали, будто с молодым графом спуталась. Так что старая графиня тут прямой расчет имела: забыть девицу в пустом доме, авось сгинет, и одной заботой у нее станет меньше.
– А что за молодой граф? - как бы рассеянно полюбопытствовал Архаров. - И где он обретается?
– Да там же, в подмосковной, поди, - с таким тонко преподнесенным пренебрежением отвечал немец, что Архаров, глядевший себе под ноги, вдруг поднял глаза и уставился на него исподлобья.
Они поняли друг друга без слов - молодой граф не служил, он жил при родителях, уж как-то его избавили от военной обязанности, не подумав о том, что не служить для дворянина - бесчестье.
– Здоровьем хвор, что ли? - стараясь соблюсти беспристрастность, спросил Архаров.
– Я не имел чести беседовать с его докторами, - преспокойно отвечал Шварц. И тут они тоже поняли друг друга - молодой граф Ховрин, надо полагать, был здоров, как молодой бычок.
Общая картина Архарову была понятна. Когда в одном доме живут недоросль и девица, занимающая особое помещение, добра не жди. И о чем только думают дуры, попав в богатые дома? Нешто не видно, что на страже сыночка стоит благоразумная маменька, которая если даже и допускает интрижку, то тщательно следит, как бы оная интрижка не получила избыточного развития? Нешто не ясно, что гувернантка, пусть даже божественно играющая на клавикордах, не пара графу Ховрину? Музыка - одно, фамилия - другое.
Левушка молча шел рядом, тоже глядя себе под ноги. Вдруг он повернулся к Архарову.
– Сорок сороков - это по всей Москве! А Марфа - толстая!
– Ну и что с того? - откровенно удивился Архаров.
– Она далеко бегать не станет! Рябая оклюга где-то поблизости! Тут же, поди, в Зарядье!
– И тут храмов тоже немало, - возразил Архаров. - Карл Иванович, ты во всяком деле порядок любишь. Сколько в Зарядье и поблизости Божьих храмов?
Немец задумался, и Архаров увидел, что он потихоньку загибает пальцы. От этого тихого движения сделалось страшно - он ведь и впрямь считал известные ему церкви и церквушки!
– Да будет тебе! - прекратил он это нелегкое занятие. - Тут без мортусов не обойтись. Только они, может, и знают, который из храмов именуется рябой оклюгой.
– Благоразумнее всего побывать на бастионе вечером, когда они там собираются для переклички и ночлега, - сказал Шварц.
Архаров кивнул.
С тем они и расстались, в общем-то довольные продолжением знакомства. Хотя и Архаров не узнал, где искать сведения о трех меченых рублях, непостижимым обраом встретившихся у него на тюфяке, и Шварц не видел пока способа накрыть мародеров в их гнезде.
Но вечером выбраться на чумной бастион не удалось.
Архаров напрочь забыл, что на 4 октября было назначено отпевание покойного митрополита. Граф Орлов принялся готовиться к этому событию, в еропкинском особняке началась суматоха, и мортусы вспомнились уже ночью. Архаров с Левушкой решили, что за ночь рябая оклюга никуда не денется, постановили ехать на бастион сразу после отпевания и заснули.


* * *

Утром граф велел позвать к себе Архарова.
– Вот уже и хороним владыку, - сказал он. - А как твой розыск?
– Есть основания полагать, что не далее, как сегодня после обеда смогу доложить о личности преступника, - сказал Архаров, имея в виду визит к мортусам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40