Ваня крепился, но
скоро энтузиазм оставил его, и он покорился судьбе. Мне очень жаль, что так
вышло. Из его слов я понял, что во время писания он находился в состоянии,
близком к счастью. И писал бы себе, раз нравится. Но кончились деньги. Это
бывает.
У меня сейчас положение не лучше, чем было у него тогда. Живу, кажется,
на 20$ в месяц и очень хочу закончить то, что вы сейчас читаете.
Я взял билет до Новосибирска в плацкартный вагон. Проблема отгрузки
моего негабаритного багажа легла камнем на душу и вогнала в печаль, которая
еще больше увеличилась, когда сходил в разведку на Ярославский вокзал.
Перрон преграждали молодцы в камуфляжной форме, занимающиеся проверкой
квитанций об оплате багажа и вымогательством. Мои финансы не позволяли
ублажать вымогателей и переплачивать за лишний вес. Решил использовать метод
коллективного натиска, который заключается в том, что меня должен провожать
народ в количестве не менее, чем количество мест багажа. Мест было 5. Каждый
провожающий должен был взять по одному месту и пройти мимо камуфлированных
молодцов, не вызывая подозрений. Дальше предполагалось действовать по
обстоятельствам и загрузить багаж в вагон. Так было задумано.
Миша Шугаев провожать меня отказался. Сказал, что в день зарабатывает
по 500$ и не может себе позволить их не заработать. Но зато дал личное авто
с шофером Сашей. На проводы пришли мои друзья: Вова Анисимов, Валера Саяпин
и Женя Ковалевский.
Женя явился как на праздник: в белой рубашке с галстуком. Последний
раз, на моей памяти, в таком виде он появился на одном из занятий по военной
подготовке. Рукава рубашки были засучены, что говорило о решимости совершить
подвиг. Вова отлучился и вернулся с журналом "Плей бой". Купил издание
специально для меня и вручил молча.
Вот в этом поступке - весь Вова. Я ему рассказывал про дальние страны,
бескрайние просторы и синюю птицу. Он слушал молча, пытаясь понять меня, и
наконец вычислил, что для полного счастья мне не хватает именно "Плей боя".
Спасибо, друг! Твой журнальчик совершит удивительное путешествие.
Все, кого встречаю, хоть немного да завидуют мне. Завидуют и
удивляются, потому что перестали верить в то, что можно на самом деле
поехать за синей птицей. Видел я радость и доброту в глазах людей и начинал
понимать, что, наверное, делаю что-то важное и нужное. А что может быть
важней того, от чего люди становятся хоть на немного добрей? Что может быть
важнее веры в мечту и в то, что можно жить мечтой, а не мечтать в жизни зря?
Подали поезд. Подали поздно.
Проводница в моем вагоне оказалась очень нехорошей женщиной и
отказывалась пускать меня вместе с грузом. На уговоры не поддавалась и
деньги не брала. Первый раз такую вижу. Мешки я быстро пристроил в соседние
вагоны за дополнительную плату, а вот трубы никто брать не хотел - требовали
разрешения начальника поезда. Потащили железяки к начальнику в другой конец
состава. К начальнику очередь. Ждем. Время идет. До отхода минут пять. Я
растолкал очередь, прорвался в вагон, добрался до начальника и получил добро
грузиться в багажный вагон. Загрузились. Бегом возвращаемся к своему вагону,
где Женя и Вова провели среди масс разъяснительную работу, и теперь все уже
знали, что в их поезде едет "великий путешественник". Проводница, наконец,
растаяла и за минуту перед отходом говорит: "Ладно, давай сюда свои вещи".
Благодетельница!
На прощание мужики начали спонсировать меня деньгами: по сто тысяч дали
Вова и Валера. Это как-то покрыло непредвиденные багажные расходы.
Поезд тронулся. На душе стало радостно от того, что у меня есть друзья,
и даже проводница, нехороший человек, показалась привлекательной и доброй. В
знак незлопамятности я, протискиваясь из тамбура между ней и стеной, толкнул
ее животом в грудь - и она улыбнулась. Мир прекрасен!
Я думаю, жить надо так, чтобы было кому тебя провожать.
Впервые еду на восток по железной дороге. Поездами я ездил только по
меридианам, а по параллелям - только летал. Как-то подсчитал, сколько за
свою жизнь налетал. Оказалось около трех недель. Ужасно становится только от
одной мысли, сколько керосина высшей очистки потребовалось извести, чтобы
создать подъемную силу, которая не давала мне упасть на землю целых три
недели.
Когда впервые летел на Сахалин, смотрел в окно на протяжении всего
полета и ничего там внизу не видел, кроме тьмы кромешной.
"Оказывается, наша планета, в основном, безлюдна", - подумал я, и стало
жалко человечество, которое затерялось в бескрайних просторах Земли. Я летел
над Сибирью, и огромные пространства без видимости человеческих следов
завораживали. Может быть, пилоты специально выбирали такой маршрут, чтобы
удивить пассажиров?
Вскоре душа очерствела во время производства экспедиционных работ вдали
от цивилизации, и я перестал удивляться ужасному соотношению бескрайних
просторов и населенных пунктов.
Сибири как таковой я не видел. Она была всегда от меня далеко на
востоке или далеко на западе, или где-то далеко внизу, под крылом самолета.
Несколько раз бывал в Новосибирске и один раз на Алтае, но это не считается.
Я не знал этой огромной и далекой страны совершенно. Ее вид на карте
впечатлял и сворачивал мозги набекрень из-за необходимости изменения
масштаба мышления. Я ехал в направлении этой страны и с каждым новым
моментом чувствовал ее приближение.
Поведение народа на станциях начало меняться. Появлялись дикие и
нетипичные повадки, которых не увидишь при движении с севера на юг. На одной
из станций примерно на второй день езды наблюдал милиционера, который
гонялся за тетечкой-торговкой. Погоня чем-то отдаленно напоминала бег с
препятствиями. Тон гонкам задавала шустрая тетечка, которая отчаянно не
хотела попадать в лапы закона. Она неслась по перрону с максимально
возможной скоростью и старалась неожиданно шмыгнуть под вагон, и у нее это
получалось. Я дивился ее прыти. Милиционер не отставал. Он ловко нырял под
вагон, не пугаясь забрызгать мундир нечистотами, которые протекали через
отверстия вагонных гальюнов. Фуражка у представителя власти постоянно падала
в железнодорожную грязь. Меня поражал не сам процесс погони, а тот огромный
энтузиазм и упорство в достижении цели, которыми были преисполнены
догоняющий и догоняемая. Они полностью отдавались доисторическому пьянящему
чувству погони - убегания. Что особенного могла сделать перронная торговка?
Приближался Урал. Вышел на неизвестной станции подышать открытым
воздухом. Пространство, видимо, необходимо для дыхания так же, как кислород
и азот. По платформе шастали торговцы всякой ерундой. Вокруг меня собралась
кучка, стараясь всучить воблу, колбасу, водку, мороженое и газированную
воду. Вдруг ни с того ни с сего двум торговкам шлея под хвост попала, и они
сцепились. Бой был не на жизнь, а насмерть, и противоборствующие стороны
всамделишно решили покалечить друг друга от всей души. Первая колотила
вторую здоровенной воблой, а вторая первую - палкой сухой колбасы. Лица
драчуний были перекошены от взаимной нелюбви.
Тетечки были в летах, и возраст их приближался к той отметке, когда в
самый раз начать думать о мире ином и жизни там. Похоже, этот вопрос их не
волновал, как не волновало и то, что помирать лучше добрым. А чтобы это
произошло, надо подобреть не в момент отдачи концов, а немного загодя. Но
бойцов не интересовал мир иной более, чем место под солнцем.
- Хорошо тебе: приехал - и уехал, а нам тут оставайся и борись за
жизнь, - скажут тетечки.
- Да, - отвечу я, - мне хорошо, мне чертовски хорошо, что еду в дальние
страны за синей птицей. Очень хочу, чтобы так было всегда, и я не хочу
никого бить воблой по морде ради собственного благополучия, несмотря на то,
что именно этим заставляет заниматься капитализм. Формы этого мордобоя могут
быть разными и на вид вполне приличными, но суть их при этом остается
неизменной, именно той, которую продемонстрировали перронные торговки
неизвестной станции Российской империи. Я не запомнил названия станции и по
расписанию уточнять не стал, потому что это не имеет никакого значения.
Важно только то, что мы стали злые и жестокие, а это очень плохо. Я не хочу
быть злым и жестоким, и я хочу сделать хоть что-нибудь, чтобы мир стал
чуточку добрей. Я даже готов Байкал переплыть.
Иногда очень хочется закричать и сообщить человечеству о том, что оно
свихнулось окончательно, но я не делаю этого, потому что люди разучились
слушать друг друга, даже когда им о чем-то важном кричат прямо в ухо.
Пейзаж за окном начал смурнеть и потихоньку превращаться из
среднерусского в западносибирский. Незаметно перевалили Уральский хребет и
оказались снова на равнине. Далекие города становятся близкими, и их можно
видеть в упор, а не на карте.
Как могут люди спокойно жить, разделенные такими огромными
расстояниями, и не испытывать ежедневный восторг от этого факта? Это не
чисто сибирская особенность, а скорее общечеловеческая. Везде так.
Лет десять назад я путешествовал по Кавказу и решил, как бы между
прочим, залезть на гору Казбек. Поселился в горном селе. С первого взгляда
меня поразило равнодушие местных жителей по отношению к величественному виду
большой горы. Жители ходили по улицам селения и, не обращая внимания на
гору, глядя, в основном, себе под ноги, и никто из них не мог разделить со
мной великий восторг от грандиозного пейзажа.
Казалось, что поезд едет слишком быстро, потому что я не успевал
сообразить, как происходит мое перемещение по Сибири. Я хотел понять и
почувствовать эту страну сходу, но не успевал за скоростью поезда. Поездная
езда чем-то напоминает сон, который проносится по уму, оставляя после себя
лишь еле заметный след смутных ощущений. За окном мелькали картинки из
далекого мира чужой жизни, в которой я не успевал представить себя как
следует. Мир проносился мимо меня с бестолковой скоростью.
Улучшать жизни с помощью увеличения скорости передвижения - совершенно
ни к чему. Согласно теории относительности Энштейна пределом улучшения можно
считать скорость света. Совершив кругосветное путешествие с такой дурной
скоростью, мы окажемся в глупом положении, а не на пределе возможностей.
Очень вредная привычка - стремиться сделать жизнь лучше. Жизнь надо
жить, а не улучшать. Незаметно для нас процесс улучшения жизни превращается
в способ существования, во время которого забывается то, ради чего
затевалась суета. Очень заразительно и увлекательно, оказывается, иметь в
своей основе способ существования, ориентированный на улучшение жизни, до
которой у нас в результате руки не доходят.
У меня не было никакого умственного занятия, как только разглядывать
Вовин подарок- журнал "Плей бой". Читал статейку про то, как избавиться от
похмельного синдрома с помощью капустного рассола и парацетомола с витамином
С. Подобные печатные произведения перемежались на страницах издания с видами
обнаженных женщин. Спасибо тебе, друг Вова!
Соседи попались все сибиряки. Одни из них ехали в большие города юга
Сибири, другие - в маленькие на север. Те, кто ехал на север, таили во
взгляде печаль-тоску, которую не могли высказать словами полностью. Северяне
были не просто из маленького городка, а из страшного захолустья, куда нет
дорог. Рассказывали о пространствах, среди которых жили, серьезно и
уважительно, боясь наговорить лишнего, чтобы потом природа не обиделась и не
сделала их жизнь еще более суровой и совсем невыносимой. Они жаловались на
правительство, которое их обижает и на недостаток кислорода в северной
атмосфере.
Я пересек Западно-Сибирскую равнину по 55 параллели и подъехал к
Новосибирску. Ваня должен был меня встретить. Я очень надеялся, что он
сообразит и быстро подойдет к вагону.
Иван не только не сообразил быстро подойти к вагону, он не сообразил
вообще явиться вовремя, и выгрузка превратилась в стихийное бедствие.
Повыкидывал вещи из разных вагонов на перрон и оставил их валяться без
присмотра, пока бегал получать железяки, сданные в багажный вагон. Я не
обижаюсь на Ваню, потому что на него нельзя обижаться, как нельзя обижаться
на детей и стариков.
Природа зарезервировала часть человеческих мозгов специально для того,
чтобы мы могли ориентироваться во времени и в пространстве. Однако при
конструировании организма Вани Ландгрова природа почему-то решила, что лучше
будет приспособить этот резерв для рождения великих идей и необычных
мироощущений.
Ваня опаздывал везде и постоянно, причем опоздание на час у него за
опоздание не считалось. Когда вместе ездили на Алтай, я был в роли
организатора будней путешественников. Под конец, когда мы уже вернулись в
Новосибирск, и мне все это надоело, решил пустить жизнь на самотек и
посмотреть заодно, что из этого получится.
Ваня договорился со своими товарищами встретиться на следующий день в
10-00. Наступило утро. Ваня продрал глаза около 10-00. До 11-00 соображал
где находится, и ничего не делал - просто курил и существовал. Далее у Вани
проснулось чувство голода. В квартире ничего съедобного не оказалось - пошли
в магазин. Вернулись в 12-30. Приготовление пищи отняло время до 14-00.
Прием пищи - с 14-00 до 15-00. Чаепитие и перекуры - с 15-00 до 16-00. После
чего Ване ни с того ни с сего вздумалось заняться ремонтом фотоаппарата.
Разобрал его полностью и не знал, как собрать. В конце концов собрал в
19-30. С 19-30 до 20-00 перекуривал неудачу ремонта. Потом решился-таки
отправиться на встречу. Но просто так уехать было нельзя - надо было попить
чай и покурить. Процесс продолжался до 21-30. Наконец мы прибыли в
назначенное место в 22-00, т.е. с опозданием на 12 часов!
Я затащил весь свой скарб в здание вокзала, сложил в кучу и начал
глядеть по сторонам, пытаясь осознать приезд в Сибирь. Ничего не получалось.
На Новосибирском железнодорожном вокзале Сибирью не пахло. Жизнь здесь была
организована без учета особенностей устройства внешнего мира. Все свободные
места вдоль стен занимали коммерческие ларьки, которые торговали
всевозможными продуктами, вредными для здоровья: шоколад, водка,
синтетическое печенье и прочее. А полезными, вроде манной каши, не торговал
никто. Книжные развалы пестрели обложками литературы, герои которой дают
волю похоти, убивают себе подобных, жульничают, разводят бесконечную
сентиментальную чушь и экстрасенсорную муть. Капитализм был в разгаре, и
предложение готово было удовлетворить любой оплачиваемый спрос.
Ждать Ваню пришлось недолго - всего 2 часа. Он появился передо мной
неожиданно, рот его был растянут до ушей. Иван - настоящий йог и даже лучше,
потому что настоящие йоги усилием воли пытаются войти в состояние вне
времени и вне пространства. Ване же, наоборот, требуется воля, чтобы выйти
из этого состояния и спуститься на землю. Явился он ко мне в промежуточном
состоянии между небом и землей. Очарование мощного сибирского организма
распространялось на большое расстояние. Мы обнялись и обрадовались.
Машина у Вани была все та же, в которой мы ездили на Алтай шесть лет
назад. Сейчас она создавала впечатление, что недавно перенесла вооруженный
налет. Вид авто демонстрировал исчезновение у Вани любви к технике.
Мы неслись по шоссе от города прочь в направлении земли, покрытой
лесом, где Ваня строил родовое имение, необходимое для жизни под одной
крышей людей, связанных кровными узами.
Приехали на место стройки. Я сразу почувствовал свою ничтожность по
сравнению с тем, что может сделать человек с помощью ручного труда. Я
погрузился в состояние легкого транса: впечатление от сооружения можно
сравнить с тем, как если бы оказался свидетелем строительства Египетской
пирамиды Тутанхамона. Изделие состояло из толстенных бревен собранных в
хитрый каркас трехэтажного размера и напоминало бурелом. Сооружение походило
на страшное чудище, которое приснилось мне следующей ночью в виде кошмара.
Ваня пошел в дом по делам, а я стоял снаружи и смотрел на воплощение
мысли, силясь понять порыв души, который заставил материю превратиться в
гигантское нечто, заключающее в себе ужасную силу тайного смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32