Следовательно, нужно искать богатую женщину, имеющую связь с врачом.
Это может относиться ко всему женскому населению Парка авеню.

11
В тот момент, когда я удалялся от Бруклинского моста и направлялся по
спуску насыпи, мне в голову пришла одна мысль. Она показалась мне
многообещающей.
Я поехал на 240 Центр стрит, вошел в Центральное бюро коммуникаций и
стал рассматривать большую карту. Я взял все справочники Нью-Йорка,
окрестности Нью-Йорка и Конектикума, находящиеся в районе ста пятидесяти
километрах вокруг города.
Я сел за стол и выписал себе названия всех школ медицинской службы, а
также всех госпиталей. Медицинских журналов, фармацевтических газет.
Медицинских обществ. Я подумал немного, пожал плечами и проворчал: "В том
положении, в котором я нахожусь..." и прибавил ко всему этому еще и
психиатрические учреждения. Потом посмотрел на свой список.
Только в Манхеттене и Кюине было больше ста госпиталей. У меня
заболела рука и пальцы. На некоторых листах были следы крови от моей раны.
Против каждого наименования я проставил номер телефона.
Я позвонил секретарю директора Центральной полицейской школы. Я
заявил ему, что инспектор Ханрахан хотел использовать аудиторию завтра с
девяти до десяти часов утра. Свободна ли она?
Она сверилась. Она была свободна. Она проследит, чтобы микрофоны и
система трансляции были в порядке. А может она попросит агента дежурившего
у входа, дать указание врачам, куда направляться. Она, конечно, вывесит
соответствующий плакат у входа.
Я поблагодарил ее и повесил трубку. Все, о чем я просил, будет
написано в рапорте. И это будет сделано от имени Ханрахана и сделано это
было по просьбе инспектора Санчеса.
Я вздохнул. Я теперь отдал себя на растерзание своего недруга,
другими словами, сам положил свою голову в петлю. Это зрелище очень бы
понравилось Ханрахану. Я ухудшил еще более свое дело еще и тем, что понес
свой список Кемелману. Кемелман был сержантом, который начинал службу
одновременно со мной. Достигнув звания сержанта, он был опрокинут машиной
в тот момент, когда регулировал движение. Теперь в колене у него была
металлическая пластинка и, если он и мог ходить, то быстрое передвижение
было для него невозможным. Кемелман знал, что никогда он не получит
звания, выше сержанта и он, конечно, затаил обиду.
- Салют, Санчес.
- Как дела, Гарвей?
- Так себе. Что нового?
Я подал ему список. Он задумчиво сжал губы.
- И что же?
У нас с ним никогда не было общих дел. Он завидовал мне, моей
карьере. А теперь мне нужно было убедить его помочь мне и обещать ему, в
свою очередь, услугу.
- Позвони по каждому телефону, - сказал я и он невольно свистнул. -
Вызови деканов медицинских университетов, редакторов газет. Директоров
медицинских обществ. Интендантов госпиталей. Администраторов приютов.
Врачей-психиатров медицинской службы. Скажи им, что главный комиссар
просит их прибыть в аудиторию Центрально полицейской школы завтра в девять
часов утра.
- Приказ исходит от кого?
Если бы я ответил ему, что от меня, он ответил, что этого
недостаточно. И на том бы это и закончилось. Если я отвечу, что от
Ханрахана, он ответит мне что-то вроде: - Ну пусть мне потом позвонит об
этом.
- От Ханрахана, - ответил я упавшим голосом.
- Ханрахана, а?
Он посмотрел на низ каждой страницы. Он посмотрел вначале.
Я взял листки и написал на каждой странице: "Ханрахан, главный
инспектор. Подписан Санчес, инспектор первого класса."
Теперь Кемелман был готов. В случае каких-либо недоразумений, ему
достаточно было показать мою подпись. А неприятности конечно будут.
Не спрашивали согласия у двухсот персон прибыть в центр Манхеттена,
предупреждая их лишь накануне вечером. Многим из них придется выехать из
дома в пять часов утра, чтобы во время прибыть на место, а в это время
цивилизованные люди обычно спят.
Я взял последнюю страницу и написал: "Все расходы по путешествию и
потерянному времени будут оплачены полицией Нью-Йорка после представления
соответствующего счета".
- Скажи им это, - добавил я.
Теперь Кемелман был убежден. Его спина выпрямилась, неприязнь
рассеялась.
Я подумал, что это немного успокоит тех людей, которые должны будут
приехать из Филадельфии или Бридгепорта.
- Я сразу же займусь этим, - сказал Кемелман.
Я спустился вниз и вышел через заднюю дверь. Это привело меня на
Центральную Маркет-плас и на маленькую улочку, идущую как раз позади
Центрального Комиссариата.
Когда я спускал стекло в моей машине, я увидел Мак Картни, выходящего
из подвального этажа, в котором находится служба фотографии.
Я приветствовал его кивком головы. У него был очень довольный вид.
Он подошел ко мне.
- Что нового? - спросил он.
Я колебался. Мне необходимо было дружеское участие.
- А ты сохранишь это в себе?
- Что ты обо мне думаешь?!
Я рассказал ему про условия, которые взял на себя с Кемелманом. Я
сказал ему, что под каждой страницей подписал: "Ханрахан".
Мак Картни сунул две порции жевательной резинки себе в рот и
прошепелявил блистательный комментарий:
- Ты взял на себя чертовский риск.
Я посмотрел на него, потом взял ключ и открыл машину. Потом еще раз
посмотрел на него.
- Спасибо, - сказал я.
- Ты знаешь, что ты себе повесил на нос? Ты серьезно об этом подумал?
- А тебе никогда не говорили, что у тебя большая пасть?
- Совсем необязательно сердиться.
- Нет, но я совершенно не обязан тебя слушать.
Сердитым жестом он достал еще две порции жевательной резинки и бросил
себе в рот. Он сам начинал нервничать. Это меня успокоило и я снова влез в
машину. Он схватил ручку дверцы и захлопнул ее. Мне везло в последнее
время на то, что перед моим носом хлопали дверями.
Настроение мое улучшилось. Я направился на Хаустон стрит. Я стал
думать о том здании, которое я дал секретарю Центральной школы. Я думал о
Кемелмане. Во всяком случае, я заставил их выполнить свое распоряжение, их
обоих, пользуясь собственным именем и подписав все страницы списка. Но я
пошел слишком далеко, в этом не было сомнения. И как говорится в некоторых
произведениях, я сам собирался рубить сук, на котором сижу.

12
Я вернулся к себе домой и наполнил ванну. Ванна играет большую роль в
моей жизни. Я очень интенсивно думаю, когда сижу в ней. Это современная
модель ванны, у нее лапы льва и она очень глубокая.
Я разделся и сунул ноги в горячую воду. Зазвонил телефон. Я подошел к
нему.
- Алло!
Ничего.
Это был тот телефонный звонок, когда звонивший довольствовался тем,
что дышал в трубку. Они думают этим испугать вас. Единственная вещь,
которую надо делать, это не реагировать и спокойно вешать трубку.
Я услышал легкий шум, но не мог разобрать его происхождения.
- До свидания, - тихо проговорил я и повесил трубку.
Я с удовольствием бы резко повесил трубку, но я не хотел доставлять
удовольствие звонившему.
Я вернулся в ванную комнату и медленно погрузился в ванну. Повязка на
моей руке была пропита кровью. Я снял ее и бросил в унитаз. Моя ладонь
была похожа на розовую перчатку бейсбола и ее пересекали шрамы. На нее
было неприятно смотреть. Я сидел в ванне, держа больную руку вверх, так
чтобы она не попала в воду. Вероятно, я был похож на аллигатора,
поджидающего свою добычу. Я удовлетворенно заворчал, но тут снова зазвонил
телефон.
Я дал ему звонить. После десятого звонка, я вылез из ванны и оставляя
за собой мокрые следы, подошел к телефону. Я слушал, как мой собеседник
дышит ни слова не говоря и снова до меня донесся легкий шум. Легкое
бряцание. Неожиданно я понял, что это такое. Стук льда о стекло стакана.
Какая знакомая мне персона кладет кубики льда в большой бокал?
Я сказал ей, кто она.
- Вот это-то я и хотела! - сказала герцогиня. - Я хотела разозлить
вас.
Я посоветовал ей этим делом заниматься с другим.
- Не вешайте только трубку, - сказала она. - В противном случае я
буду звонить вам всю ночь.
Что делать? Пожаловаться фликам, что какая-то герцогиня надоедает
мне?
- А если я приеду к вам? Нет? А если вы мне предложите стакан вина?
- Нет.
- А если я вам предложу стакан вина?
- Женщины, которые пьют как вы, вызывают у меня...
- Не старайтесь быть грубым. Кажется, вы ищете пальцы женщины, -
сказала она.
- Палец женщины, да, - я посмотрел на лужу, которая натекла у моих
ног. - Откуда вы это знаете?
- Я буду у Шрафта через четверть часа, ответила она и повесила
трубку.
Шрафт находился на углу улицы. Я спустил воду из ванны и оделся,
потом зашел в ресторан и заказал бифштекс с сырым луком и бутылку пива. Я
был единственным мужчиной, сидящим за столиком в зале. Мне необходимо было
побриться и я держал руку под столом. Мне нечего скрывать, что в такую
рафинированную коробку, как Шрафт, мне всегда было приятно заходить.
Я поглощал свое жаркое и читал газету, чтобы узнать, что нового
писали об этом деле, когда заметил, что у моего столика остановился кто-то
в зеленом платье. Я поднял глаза и остановился на высоте большого
декольте. Ее волосы были завязаны на затылке оранжевым бантом и они в виде
конского хвоста падали ей на спину.
- Я презираю сырой лук, - сказала она.
- Идите презирать его в другое место, - любезно ответил я.
- Я жду, когда вы встанете.
- А это будет грубостью, если я воздержусь от этого?
- Сразу видно, кто вы такой...
- А что вы скажите об одной даме, которая звонит по телефону и
остается молчаливой?
Она рассмеялась и села за столик, потом положила подбородок на ладонь
и стала рассматривать меня.
- Мой муж за всю жизнь никогда не сел ни одного бифштекса, - сказала
она. Он утверждает, что это дурной тон.
- Он прав, - сказал я. Так возьмите себе бифштекс.
Ее взгляд упал на мою руку. Глаза ее округлились.
- Можно сказать, что это тоже бифштекс, - сказала она. - Что же, во
имя неба, произошло?
- Мы разошлись во мнениях, - ответил я снова пряча руку под стол.
- У вас вид льва, - проговорила она, - льва мрачного и наполовину
спящего.
- Да-а... Сделайте ваш заказ.
Горничная была настоящая ирландка с розовыми щеками. Герцогиня
заказала тоже бифштекс.
- Знаете, я полагаю, что вы меня околдовали.
- Вижу, - ответил я, подливая себе соуса.
- Это вас не интересует?
Я поставил сосуд с соусом. Эта женщина была просто динамит и нужно
было как-то отделаться от нее.
- Вы особа, набитая фриком, которая не знает, что ей делать, - сказал
я. - Вы были бы счастливее, если бы катали детскую коляску. Но вы выбрали
по всей видимости другое направление. Как сделана постель, так в ней и
спится. Не рассчитывайте захватить меня. Мне совершенно безразличны и ваши
проблемы. Я видел слишком много бедных людей, у которых были действительно
проблемы, так что не воображайте, что я буду заниматься вами или вашим
мужем. В общем все у вас сводится к следующему: хочу ли я спать с вами?
Да. А я сделаю это? Нет. Почему? Потому что я предпочитаю женщин выбирать
сам. Потому что я не люблю женщин, которые пьют столько, сколько вы. И
потому что, наш начальник хороший приятель вашего мужа. Три отличные
причины, чтобы я не дотронулся до вас. Понятно?
Я поднес кусок жаркого ко рту. Это была с моей стороны ошибка.
Она нагнулась над столом и изо всех сил ударила меня по щеке.
Отличная пощечина, которая заставила меня выплюнуть ту порцию мяса,
которая была у меня во рту. Моя реакция, которой я гордился еще несколько
часов назад, не сразу сработала.
Горничная побледнела и выпустила из рук бифштекс, который собиралась
поставить на стол. Многие присутствующие обернулись. Шрафт, место тихое и
пощечина прозвучала, как выстрел. Моя щека горела. Герцогиня была
мускулистая особа, без сомнения, отличный игрок в теннис.
Я положил свой бифштекс, старательно вытер руку о скатерть и в свою
очередь дал ей пощечину. Потом стал ждать ее реакцию.
Она поднесла руку к лицу и внимательно посмотрела на меня. Она была
очень спокойна. Потом она встала, улыбнулась и вышла из зала. Никто не
пошевелился. Все смотрели на меня так, как будто я был человеком, который
бьет свою жену. Я доел свой бифштекс до последней крошки, но вкус его
показался мне похожим на бумагу. Ее муж, может быть, был прав: никогда не
стоит есть бифштексов. Но с чем же тогда есть сандвичи? Обслуживающая меня
горничная ирландка теперь боязливо обходила мой столик, когда проходила
мимо. До этого времени она всегда улыбалась мне, когда я приходил сюда.
Наша идиллия была закончена.
Оплачивая счет, я обнаружил, что управляющий и горничная нахмурив
брови смотрели на меня. Герцогиня сделала из меня парию. Но я смогу
пережить это. К тому же, в этом ресторане были очень маленькие порции.
Неожиданно я вспомнил, что я не узнал, откуда она узнала о моем деле,
потом решил, что она все равно, так или иначе, да проявит себя. И самое
неприятное было то, что я не мог, как всякий обыкновенный гражданин,
выключить телефон и спать спокойно. Игра в детектива, которую я вел,
вынуждала меня не вешать трубку и не выключать телефон.
И я с грустью подумал, что вероятно она проведет всю ночь забавляясь
тем, что будет звонить мне по телефону.

13
Я поставил будильник на семь часов и лег спать. К моему удивлению,
мне очень хотелось спать и я заснул. Меня разбудил звонок и я стал шарить
рукой будильник. Я задел его больной рукой, испустил нечто среднее между
стоном и проклятием, схватил его и нажал на кнопку. Он продолжал звонить.
Еще не проснувшись окончательно, мне понадобилось несколько секунд, чтобы
понять, что звонили у входной двери.
На этот раз на ней надето было черное платье, которое, казалось,
струилось по ней, как вода, большая шляпа и белые перчатки. Она опять
пила.
- Уходите, прошу вас, - сказал я.
Она просунула руку за дверь.
- Вы не станете же в самом деле захлопывать дверь по руке дамы, а?
- Нет, мисс, - ответил я.
Я взял ее руку, опертую о дверь и твердо оттолкнул ее, но она круто
повернулась и умудрилась проскочить мимо меня и очутилась в холле: она
немного шаталась. Пьяная или нет, но она полностью контролировала свои
движения. Я даже почувствовал к ней уважение.
- Пойдите причешитесь, - сказала она. - На вас противно смотреть
также, как и на ваше помещение.
Она посмотрела на мою раненую руку, которую я по-прежнему держал
поднятой вверх, по глупости воображая, что боль таким образом уменьшится.
- Вы до сих пор не перевязали ее?
Края раны немного затянулись. Я сонным взглядом посмотрел на
герцогиню. Она прошла впереди меня и стала шарить в ванной комнате, откуда
принесла баночку с йодом, спарадрап и несколько бинтов.
Я протянул руку. Когда она щедро полила мою руку йодом, я сделал
гримасу, но потом она наложила тампон и сделала перевязку.
- Благодарю, - проворчал я.
Я так и не двинулся с места из прихожей.
Она села и скрестила ноги. Я стал рассматривать их. Она проследила за
моим взглядом и очень довольная провела рукой в перчатке по столу,
показывая на покрывавшую ее пыль.
- Вы никогда не вытираете пыль?
- Время от времени приходит женщина и делает уборку, - объяснил я.
Я вошел в ванную комнату, причесался и вышел оттуда.
- Я не хочу немедленно выбрасывать вас наружу, - сказал я. Ведь вы
перевязали мне руку.
Она сняла свою шляпу и перчатки и рассматривала фотографии, стоящие
на полке камина.
- Ваша жена и дети?
- Моя сестра и племянники.
- Отлично, - сказала она, - по крайней мере не будет адильтера. А что
если вы мне предложите кофе? Судя по вашему виду, мне необходимо
протрезветь.
Она снова села, перекинула ногу за ногу и стала болтать ногой. Ее
туфля соскочила с ноги и осталась висеть на кончиках пальцев. Я посмотрел
на нее. Это придавало ей достаточно вызывающий вид и она это знала.
- Хотелось бы знать, дошло ли дело до ее пальцев ног, - проговорила
она. Я направлялся на кухню, но при этих словах замер на месте.
Я повернулся к ней. Она сняла обе свои туфли и подошла к
проигрывателю. Среди пластинок она отыскала одну с арабской мелодией и
поставила ее. Потом не шевеля ногами стала танцевать.
Ее бедра колыхались в такт музыке, руки волнообразно извивались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18