.. тут же станешь еще смешнее...
удача, конечно удача... только тоскливо от нее, от этой
удачи...
Возвращаться домой не хотелось. Не хотелось входить в
калитку, не хотелось открывать дверь. Что-то враждебное
затаилось в доме... я все время воображал, что живу в нем
один... а на самом деле здесь еще столько всякого...
-- Мой бедный друг, ты стал суеверен! А недавно других
попрекал, хорошо ли это? Смотри, не свихнись! Возьми себя в
руки, вспомни хотя бы, кто ты такой! Специалист с именем --
тебе ли равняться с деревенским милиционером?
Я нашел в стиоле папку с неоконченной моею статьей -- вот
уж месяц, как надо бы ее отослать -- и мой умный двойник
одобрил это.
-- Вот именно, займись делом! Чушь мерещится от безделья.
Ты жет грамотный человек -- все законы этого мира давно
изучены.
Да... законы этого мира... а законы не этого мира...
-- Ты осел! Там ничего нет! Ты серый осел, с хвостом и с
длинными ушами!
Я листал рукопись и с трудом, как чужой, разбирал
собственный почерк. Странно выглядели слова и формулы, будто
было написано это не полгода назад, а бог весть когда, и
писаавшего давно уже нет.
Мертвечиной несет от этого... как чей-то архив... нет,
сегодня это в голову не полезет... и вообще, целый вечер мне не
высидеть в доме... как в батисфере, за стенкой бредовые чудища
шевелят клешнями... нехороший сегодня день... тонкая-тонкая
оболочка отделяет от ужасного... вот-вот порвется, не
выдержит... когда началось это... с отъезда Юлия... нет, то
пустяки... с ночи лиловых кошек, вот... это от Лены, она меня
заразила... вирус зла, вирус безумия...
При одном воспоминании о той ночи я почувствовал
неприятный озноб. Да, Лена... ей-то сейчас ничего не
мерещится... полуживаЯ, в больнице, ей не до этого... а ведь
выживет, надо думать... натура кошачья, живучая... кочевничья
кровь... а в нервах зараза... от этого-то не лечат...
В саду под деревьями тени растворили траву и кусты,
превратили их в зыбкую серую массу, и начали выползать на
дорожки, поедая желтизну песка. Нет, целый вечер я здесь не
высижу... пусть это нервы, пусть я сумасшедший, но я не могу
здесь сидеть...
-- А кто тебя заставляет? Твое право, твое несомненное
право, пойти в ресторан ужинать!
Да, ты умен, мой двойник... так я и сделаю...
-- Можешь даже включить свет заранее, и никто тебя не
осудит: ты совсем не обязан потом спотыкаться и искать дверь
наощупь. И нервы тут ни при чем, речь идет об удобстве.
Спасибо, мой умный друг... Я послушно нажал кнопку
настольной лампы.
В ресторане спокойнол. Это он... это я хорошо придумал...
тихо, свет приглушен... пусто... и в воздухе чисто... нет
этого... растворенного в нем...
-- Теперь видишь, что нервы -- штука несложная, -- сыто
разглагольствовало мое разумное "я", -- рюмка водки плюс
хорошая пища, и с фантазией кончено.
Действительно, стало легко... неужто так просто... ничего
не мерещится, потому что ничего нет... да я и всегда знал, что
нет... а странно, почти жаль, что нет... что нет ничего
такого... да, жаль... пусто как-то без этого...
-- Все-таки ты безнадежно глуп! Как тебе удается столько
лет притворяться умным? Тебе жаль твоего кошмара, твоего тихого
помешательства? Что же, пора домой, а там поглядим.
Нет, нет, это я так... не хочу, не хочу ничего
подобного...
-- То-то! И хватит бездельничать: тебе на днях уезжать,
собери вещи!
Да, да, верно... это разумно... я и так собирался, да все
ленился...
Вот мои вещи: в шкафу, на столе, на стульях... и на
вешалке, и в прихожей... почему их так много... я приехал сюда
с одним чемоданом... и уехать надо с одним чемоданом... чтобы
ничего лишнего...
Я начал с книг и бумаг на столе. Они, точно не желая мне
подчиняться, никак не складывались в ровную стопку и
расползались у меня под рукой.
Как я, однако, неловок...
Пачка вдруг наклонилась, книги заскользили вбок,
рассыпались и с глухим стуком легли на пол.
-- Ты рассеян и неуклюж. И опять похож на большую глупую
птицу. Э, да ты снова к чему-то прислушиваешься?
Мне, действительно, померещился чужой взгляд, и я пожалел,
что бросил входную дверь распахнутой.
-- Не оглядывайся! Не давай себе распускаться! Лучше
открой буфет и выпей чего-нибудь крепкого.
Что ж... это мысль...
Горлышко звякнуло о стакан... почему бутылка такая
скользкая...
Я попробовал придержать ее левой рукой, не выпуская
стакана, но он, вдруг оживший, выскользнул из пальцев и с
тоскливым звоном разбился, обрызгав мои брюки настойкой
зверобоя. Неловко дернув рукой, я сшиб с полки еще два стакана.
-- Ты неподражаем! Да не делай теперь глупую рожу, сумей
хотя бы над собой посмеяться. Ну, улыбнись же ты, идиот!
Стекло буфета отразило жалкое подобие улыбки.
Закрыть, закрыть дверь... сквозь нее вползает, вливается в
комнату чужое, страшное... копошатся в мозгу мутные злые
видения... ползут из закоулков сознания... и непонятные тягучие
звуки... да... звуки...
Я прислушался повнимательнее -- за стенкой в пустой
комнате скрипнул пол, потом еще и еще.
Это уже чепуха... никуда не годится... это... это...
-- Слуховая галлюцинация, -- получил я мгновенно
подсказку.
За стенкой раздавался тихий звон бьющегося стекла. Звон...
скрип пола... будто там кто-то ходит, повторяет мои движения...
снова скрип... брр, как неприятно...
-- Не будь дикарем. Каждый звук имеет свою механическую
причину и точное уравнение. Ты это знаешь лучше других.
Меняется влажность -- доски коробятся и скрипят.
Звон повторился... и скрип... тихие шаги...
-- Галлюцинация -- неужели не ясно? Пойди сам проверь, что
там пусто! Ключ на столе в прихожей!
Действительно, вот он ключ... откуда он знает... откуда я
знаю, где ключ...
-- Пойди убедись, что там пусто! Не то будешь всю ночь
чепуху придумывать. Да стакан можешь взять с собой, ты хозяин
здесь, пойми наконец!
Хозяин... неизвестно, кто здесь хозяин... хотя, стакан не
помешает...
В саду одиноко стрекотала цикада. Хороший... понятный
звук.
Мои окна ярко светились. Узкий луч пробивался под шторой и
выхватывал ветку акации, стручки мерцали восковой желтизной. Я
пытался заставить зрение отделить черноту деревьев от черноты
неба, но видел только белесые округлые линии.
Пульсируют белесые пятна... как мигающие глаза... висящие
в воздухе, выпученные, напряженно мигающие глаза... как много у
темноты глаз... глядят, глядят отовсюду, пронизывают
пространство... невидимые руки-щупальца тянут со всех сторон.
Крыльцо... с отъезда Юлия сюда не входили.
Ключ громко лязгнул в замке, и сверху вспорхнула бесшумная
тень.
-- Дурень, это ночная птица!
Темный страх втолкнул меня в дверь. Птица... конечно,
птица.
Ключ повернулся... щелчок... зачем это я...
Я лихорадочно шарил рукой вдоль косяка. Должен же быть
выключатель... только гладкая стенка... нужно зажечь спичку...
-- Спичку! Ха! Ты рассеян сверх меры. Спички остались там.
Я повернул ключ влево. Не отпирается... неужто заело...
вправо, и резко влево... снова нет... ах ты, дьявол... это же
ловушка...
-- Не распускайся! Сядь пусть привыкнут глаза к темноте.
Огненные точки плавали в воздухе. Как плавно они
двигаются... будто фонарики рыб... глубоко под водой... кругом
плавают рыбы... несут огоньки на усах-стебельках, на плавниках,
на спинах... рыбий карнавал... подводный праздник...
Иногда огоньки останавливались, и мне виделось, они
садятся на стол, стулья, стены... огоньки отдыхают... или мне
что-то показывают, а я не понимаю.
-- У тебя развинтились нервы. Это все в твоей сетчатке, и
только в ней. Возбуждаются колбочки, или просто нейроны, и
нигде ничего не плавает!
Нейроны... колбочки... тоска какая... завыть впору.
Огоньки закружились, поплыли вниз... собрались вместе...
осветилось пятно... там что-то готовится... страшное... все
страшное собирается... отовсюду... из моря, из воздуха...
убежать бы... страх подползает...
-- Хлебни, дурак, из стакана! Авось, поумнеешь немного.
Крепкая настойка обожгла глотку, резкая боль ударила в
переносицу, в виски, в солнечное сплетение. Спазма, как
проволокой, сдавила горло. Меня начал трясти сильный кашель, я
задыхался, ничего не соображая, дергался в конвульсиях, и
каждая клетка во мне испытывала боль. Как противно трясет...
никогда, никогда это не кончится...
Потом боль внезапно исчезла, и судороги приобрели
правильный ритм, и пришла удивительная легкость. Я успел
подумать, что, наверное, именно так начинаются припадки у
эпилептиков.
Черный пустой мир... нет ни верха, ни низа... нет
границ... плаваю в мертвом пустом пространстве... темные глыбы,
конусы населяют пустоту... меня нет, я тоже глыба... мертвое в
мертвом... конус тоски, той тоски, что раньше была моей
тоской... все конусы что-то мое бывшее... не вспомнить, не
вспомнить... знаю только страх... глыбу страха... моего бывшего
страха... я должен пробраться в нее... превратиться в нее...
преодолеть расстояние... не умею совсем шевелитьсяч... нечем
шевелиться... только мыслью, усилием мысли... из глыбы тоски в
конус страха, совсем рядом, нет сил доползти к нему... вот он,
ужас... серый и черный... кричать, кричать, научиться
кричатья!..
Где я... как странно, я на полу... сполз с дивана на
пол... колени у подбородка... не могу шевельнуться... не беда,
не беда... главное, кончилось это... не остался там, в
пустоте... как хорошо, что не там... почему мокро... это
настойка... опрокинутый стакан под рукой... и не
пошевелиться... ничего... ничего... так лежать хорошо...
-- Постыдись! Валяться, скорчившись, в луже! Как ты жалок!
Вставай!
Не могу... не хочу вставать... так лежать хорошо... где
светлячки... собрались в квадрат... нет, в кружок... маленькая
арена... кукольный цирк... кто же выйдет на сцену... вот он,
вот... маленький серый ослик... ослик танцует... кивает головой
и танцует... почему не смешно... в цирке... почему так
тоскливо... ослик, тоскливый ослик...
-- Сам ты ослик! Тоскливый ослик! Посмотри, это просто
крыса. Острый нос, и хвост, и усы. Это ты -- клоун в цирке для
крыс! Это ты ослик!
Ослик танцует... он очень важный, ослик... ослик танцует в
цирке... почему не смешно... нужно, чтобы смешно... тоска
какая...
-- Говорят же тебе, крыса! Посмотри на ее усы. Посмотри,
как волочится хвост, он вдвое длиннее ее. Это крыса, крыса!
Это крыса, крыса... танцует крыса... почему крыса
танцует... почему танцует крыса... тоскливо, ох, как
тоскливо...
-- У крысы четыре лапы, вот она и танцует! Ты же не
крысовед. Есть на свете крысологи-крысоведы, будь уверен, об
этих танцах не одна книга написана!
Крыса танцует... крыса-ослик танцует... тоска, какая
тоска... никогда, никогда не кончится это... всегда будет
это... какая тоска...
Тук-тук-тук... это что же... крыса хвостом... ослик
копытом... вот опять... тук-тук-тук... еще громче...
тук-тук-тук... зачем стучит крыса...
-- Теперь ему звуки мерещатся! Да хватит валяться в луже!
Вставай твои глупые мускулы в полном порядке!
Сейчас... сейчас... действительно, руки слушаются... ноги
тоже...
Я встал на колено. Качает... немного качает... пустяк...
-- Наконец-то! Теперь смотри: где твои крысы? ягде ослики?
Под тобой пустой пол! Где светляки? Полюбуйся: самый обычный
лунный квадрат!
Странно... луна... было так темно...
-- Луна, как и сролнце, имеет время восхода. Для тебя это
новость? Плюс облачность.
Плюс облачность... квадрат на полу это минус облачность...
снова стучат... тук-тук-тук... совсем рядом... тук-тук-тук...
Лунный квадрат потемнел... это облачность... плюс
облачность...
Я поднял глаза к окну -- темная волна страха смяла мое
сознание. Ужас... серый и черный... я точка на конусе ужаса...
немой кристалл в глыбе страха... кричать, кричать, научиться
кричать!..
Черный силуэт заслонил окно, над плечами торчит что-то
жуткое -- крылья летучей мыши, страшная белая маска
расплющилась на стекле.
Судорожно, отчаянно, я швырнул в окно стакан. Мой крик,
звон стекла и женский визг слились в один режущий ухо
отвратительный звук, подобие злобного хохота. Силуэт за окном
исчез.
Наружу, скорее наружу!..
Дверь распахнулась, я вылетел в сад.
-- Вот она! ДЖогадался, кто? Бежит спасаться к своим
иконам!
Страх перелился в злобу, и я, сам не зная, зачем, гнался
за ней через кусты и клумбы, движимый звериным инстинктом
преследования.
-- Догони, догони ее! Пусть пробежится, толстуха! Нечего
по ночам шнырять! Смотри, сейчас упадет!
Споткнувшись о край клумбы, она растянулась на песчаной
дорожке. В мутном свете луны я видел, как она дергается под
своим черным плащом.
-- Истерика! Ничего страшного. А ты не стой, как болван,
помоги даме встать! Да не забудь извиниться.
Она поднялась с трудом, и хотя я ее поддерживал, чуть не
упала снова. Из порезанной щеки текла кровь другую щеку и нос
облепил влажный песок. Она продолжала всхлипывать.
Я повел ее за калитку, и только у собственного крыльца она
обрела способность говорить, иногда умолкая, чтобы глотать
слезы.
-- Извините меня, я наверное очень глупая! Иначе бы я
заранее подумала, что могу вас испугать. Я так долго стучалась
в ваш дом! Это ужасно с моей стороны, но я решила, что вам
нужно знать, -- тут она опять часто завсхлипывала, -- сегодня
она... Леночка... умерла...
От меня... от меня ей что нужно... я должен что-то
сказать... не знаю, что ей сказать... она всхлипывать будет
вечно... как тоскливо... тоска, тоска... где же ты, мое умное
я... мой умный двойник, подскажи, что делать...
Меня вдруг пошатнуло. Противная резь в горле... и почему
так холодно... очень холодно...
Я схватился за стойку крыльца, и Амалия Фердинандовна
поняла, что со мной что-то неладно.
-- Извините меня, извините, -- беспомощно твердила она, и
даже перестала вытирать слезы и всхлипывать, -- вам нельзя
ночевать в вашем доме, вы останетесь у меня! -- она взяла меня
за руку, и я покорно пошел за ней.
23
Скверная была ночь. Что-то темное злое, залило город.
Затопило улицы ядовитыми волнами, вползло во все окна, и
заглядывало в спящие лица мутными глазами страха, пока не
схлынуло на рассвете. Кого-то, наверное, задушило не в шутку,
мягкими когтями-присоскми вынуло из постели, унесло бесшумно с
собой. Что нам до них за дело... пусть мертвые хоронят своих
мертвецов...
Экие мысли смешные... чепуха, а забавно... и главное,
легко и спокойно... ветер с моря, и солнце, и прохладное
утро... асфальт твердый, надежный, под ногой не
проваливается... отпечатки застыли, как в глине следы
динозавров... да они и есть динозавры... монстры...
И чего это я вчера... я же в отличной форме... как-никак,
почти три месяца на побережье... пора, пора ехать... хватит
смотреть на монстров... два дня осталось терпеть, разглядывать
этот аквариум... ха, надо посмотреть на майора... тоже не
последний из монстров...
Как хорошо, что ветер... шелестят стручками акации... в
конце улицы искрится блестками море... вот оно, отделение
милиции... сколько следов... да тут топталось целое стадо... и
глубокая черная лунка... след одноногого... след чугунного
человека... выпить, небось, заходил... недурной у майора
приятель...
А теперь осторожно: живой динозавр... милый друг, не
забудь, ты в зоопарке... кормить и дразнить животных запрещено.
Он сидел за столом, перед ним лежали, подпирая одуванчиков
ящик, толстые папки -- материалы по делу о кошачьей
преступности. Смешно -- все обвиняемые, пять или шесть тысяч
кошек, уже уничтожены, а обвинительный акт все еще не готов.
До чего он выглядит дрянно... угрюм и небрит... к тому же
пьян, как свинья... видно, что псих... возможно, опасен... не
забудь, ты в зоопарке... к решетке вплотную не подходить...
Медленно, подозрительно, он навел на меня глаза.
-- Вы чему ухмыляетесь?
-- Разве? Нечаянно... -- я кивнул на его стол: --
обвинение опоздало, обвиняемых уже истребили.
-- Гм... вы уверены?
О чем это он... неужели эта история еще не кончена...
Мое спокойствие вмиг улетучилось. Где-то вспыхнул сигнал
опасности.
Я подошел к окну, пытаясь сосредоточиться. Неспокойно
здесь, в его кабинете... и не понять... не найти источника
беспокойства... а красный сигнал горит... нужно вспомнить...
вспомнить какую-то мысль... или забытое ощущение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
удача, конечно удача... только тоскливо от нее, от этой
удачи...
Возвращаться домой не хотелось. Не хотелось входить в
калитку, не хотелось открывать дверь. Что-то враждебное
затаилось в доме... я все время воображал, что живу в нем
один... а на самом деле здесь еще столько всякого...
-- Мой бедный друг, ты стал суеверен! А недавно других
попрекал, хорошо ли это? Смотри, не свихнись! Возьми себя в
руки, вспомни хотя бы, кто ты такой! Специалист с именем --
тебе ли равняться с деревенским милиционером?
Я нашел в стиоле папку с неоконченной моею статьей -- вот
уж месяц, как надо бы ее отослать -- и мой умный двойник
одобрил это.
-- Вот именно, займись делом! Чушь мерещится от безделья.
Ты жет грамотный человек -- все законы этого мира давно
изучены.
Да... законы этого мира... а законы не этого мира...
-- Ты осел! Там ничего нет! Ты серый осел, с хвостом и с
длинными ушами!
Я листал рукопись и с трудом, как чужой, разбирал
собственный почерк. Странно выглядели слова и формулы, будто
было написано это не полгода назад, а бог весть когда, и
писаавшего давно уже нет.
Мертвечиной несет от этого... как чей-то архив... нет,
сегодня это в голову не полезет... и вообще, целый вечер мне не
высидеть в доме... как в батисфере, за стенкой бредовые чудища
шевелят клешнями... нехороший сегодня день... тонкая-тонкая
оболочка отделяет от ужасного... вот-вот порвется, не
выдержит... когда началось это... с отъезда Юлия... нет, то
пустяки... с ночи лиловых кошек, вот... это от Лены, она меня
заразила... вирус зла, вирус безумия...
При одном воспоминании о той ночи я почувствовал
неприятный озноб. Да, Лена... ей-то сейчас ничего не
мерещится... полуживаЯ, в больнице, ей не до этого... а ведь
выживет, надо думать... натура кошачья, живучая... кочевничья
кровь... а в нервах зараза... от этого-то не лечат...
В саду под деревьями тени растворили траву и кусты,
превратили их в зыбкую серую массу, и начали выползать на
дорожки, поедая желтизну песка. Нет, целый вечер я здесь не
высижу... пусть это нервы, пусть я сумасшедший, но я не могу
здесь сидеть...
-- А кто тебя заставляет? Твое право, твое несомненное
право, пойти в ресторан ужинать!
Да, ты умен, мой двойник... так я и сделаю...
-- Можешь даже включить свет заранее, и никто тебя не
осудит: ты совсем не обязан потом спотыкаться и искать дверь
наощупь. И нервы тут ни при чем, речь идет об удобстве.
Спасибо, мой умный друг... Я послушно нажал кнопку
настольной лампы.
В ресторане спокойнол. Это он... это я хорошо придумал...
тихо, свет приглушен... пусто... и в воздухе чисто... нет
этого... растворенного в нем...
-- Теперь видишь, что нервы -- штука несложная, -- сыто
разглагольствовало мое разумное "я", -- рюмка водки плюс
хорошая пища, и с фантазией кончено.
Действительно, стало легко... неужто так просто... ничего
не мерещится, потому что ничего нет... да я и всегда знал, что
нет... а странно, почти жаль, что нет... что нет ничего
такого... да, жаль... пусто как-то без этого...
-- Все-таки ты безнадежно глуп! Как тебе удается столько
лет притворяться умным? Тебе жаль твоего кошмара, твоего тихого
помешательства? Что же, пора домой, а там поглядим.
Нет, нет, это я так... не хочу, не хочу ничего
подобного...
-- То-то! И хватит бездельничать: тебе на днях уезжать,
собери вещи!
Да, да, верно... это разумно... я и так собирался, да все
ленился...
Вот мои вещи: в шкафу, на столе, на стульях... и на
вешалке, и в прихожей... почему их так много... я приехал сюда
с одним чемоданом... и уехать надо с одним чемоданом... чтобы
ничего лишнего...
Я начал с книг и бумаг на столе. Они, точно не желая мне
подчиняться, никак не складывались в ровную стопку и
расползались у меня под рукой.
Как я, однако, неловок...
Пачка вдруг наклонилась, книги заскользили вбок,
рассыпались и с глухим стуком легли на пол.
-- Ты рассеян и неуклюж. И опять похож на большую глупую
птицу. Э, да ты снова к чему-то прислушиваешься?
Мне, действительно, померещился чужой взгляд, и я пожалел,
что бросил входную дверь распахнутой.
-- Не оглядывайся! Не давай себе распускаться! Лучше
открой буфет и выпей чего-нибудь крепкого.
Что ж... это мысль...
Горлышко звякнуло о стакан... почему бутылка такая
скользкая...
Я попробовал придержать ее левой рукой, не выпуская
стакана, но он, вдруг оживший, выскользнул из пальцев и с
тоскливым звоном разбился, обрызгав мои брюки настойкой
зверобоя. Неловко дернув рукой, я сшиб с полки еще два стакана.
-- Ты неподражаем! Да не делай теперь глупую рожу, сумей
хотя бы над собой посмеяться. Ну, улыбнись же ты, идиот!
Стекло буфета отразило жалкое подобие улыбки.
Закрыть, закрыть дверь... сквозь нее вползает, вливается в
комнату чужое, страшное... копошатся в мозгу мутные злые
видения... ползут из закоулков сознания... и непонятные тягучие
звуки... да... звуки...
Я прислушался повнимательнее -- за стенкой в пустой
комнате скрипнул пол, потом еще и еще.
Это уже чепуха... никуда не годится... это... это...
-- Слуховая галлюцинация, -- получил я мгновенно
подсказку.
За стенкой раздавался тихий звон бьющегося стекла. Звон...
скрип пола... будто там кто-то ходит, повторяет мои движения...
снова скрип... брр, как неприятно...
-- Не будь дикарем. Каждый звук имеет свою механическую
причину и точное уравнение. Ты это знаешь лучше других.
Меняется влажность -- доски коробятся и скрипят.
Звон повторился... и скрип... тихие шаги...
-- Галлюцинация -- неужели не ясно? Пойди сам проверь, что
там пусто! Ключ на столе в прихожей!
Действительно, вот он ключ... откуда он знает... откуда я
знаю, где ключ...
-- Пойди убедись, что там пусто! Не то будешь всю ночь
чепуху придумывать. Да стакан можешь взять с собой, ты хозяин
здесь, пойми наконец!
Хозяин... неизвестно, кто здесь хозяин... хотя, стакан не
помешает...
В саду одиноко стрекотала цикада. Хороший... понятный
звук.
Мои окна ярко светились. Узкий луч пробивался под шторой и
выхватывал ветку акации, стручки мерцали восковой желтизной. Я
пытался заставить зрение отделить черноту деревьев от черноты
неба, но видел только белесые округлые линии.
Пульсируют белесые пятна... как мигающие глаза... висящие
в воздухе, выпученные, напряженно мигающие глаза... как много у
темноты глаз... глядят, глядят отовсюду, пронизывают
пространство... невидимые руки-щупальца тянут со всех сторон.
Крыльцо... с отъезда Юлия сюда не входили.
Ключ громко лязгнул в замке, и сверху вспорхнула бесшумная
тень.
-- Дурень, это ночная птица!
Темный страх втолкнул меня в дверь. Птица... конечно,
птица.
Ключ повернулся... щелчок... зачем это я...
Я лихорадочно шарил рукой вдоль косяка. Должен же быть
выключатель... только гладкая стенка... нужно зажечь спичку...
-- Спичку! Ха! Ты рассеян сверх меры. Спички остались там.
Я повернул ключ влево. Не отпирается... неужто заело...
вправо, и резко влево... снова нет... ах ты, дьявол... это же
ловушка...
-- Не распускайся! Сядь пусть привыкнут глаза к темноте.
Огненные точки плавали в воздухе. Как плавно они
двигаются... будто фонарики рыб... глубоко под водой... кругом
плавают рыбы... несут огоньки на усах-стебельках, на плавниках,
на спинах... рыбий карнавал... подводный праздник...
Иногда огоньки останавливались, и мне виделось, они
садятся на стол, стулья, стены... огоньки отдыхают... или мне
что-то показывают, а я не понимаю.
-- У тебя развинтились нервы. Это все в твоей сетчатке, и
только в ней. Возбуждаются колбочки, или просто нейроны, и
нигде ничего не плавает!
Нейроны... колбочки... тоска какая... завыть впору.
Огоньки закружились, поплыли вниз... собрались вместе...
осветилось пятно... там что-то готовится... страшное... все
страшное собирается... отовсюду... из моря, из воздуха...
убежать бы... страх подползает...
-- Хлебни, дурак, из стакана! Авось, поумнеешь немного.
Крепкая настойка обожгла глотку, резкая боль ударила в
переносицу, в виски, в солнечное сплетение. Спазма, как
проволокой, сдавила горло. Меня начал трясти сильный кашель, я
задыхался, ничего не соображая, дергался в конвульсиях, и
каждая клетка во мне испытывала боль. Как противно трясет...
никогда, никогда это не кончится...
Потом боль внезапно исчезла, и судороги приобрели
правильный ритм, и пришла удивительная легкость. Я успел
подумать, что, наверное, именно так начинаются припадки у
эпилептиков.
Черный пустой мир... нет ни верха, ни низа... нет
границ... плаваю в мертвом пустом пространстве... темные глыбы,
конусы населяют пустоту... меня нет, я тоже глыба... мертвое в
мертвом... конус тоски, той тоски, что раньше была моей
тоской... все конусы что-то мое бывшее... не вспомнить, не
вспомнить... знаю только страх... глыбу страха... моего бывшего
страха... я должен пробраться в нее... превратиться в нее...
преодолеть расстояние... не умею совсем шевелитьсяч... нечем
шевелиться... только мыслью, усилием мысли... из глыбы тоски в
конус страха, совсем рядом, нет сил доползти к нему... вот он,
ужас... серый и черный... кричать, кричать, научиться
кричатья!..
Где я... как странно, я на полу... сполз с дивана на
пол... колени у подбородка... не могу шевельнуться... не беда,
не беда... главное, кончилось это... не остался там, в
пустоте... как хорошо, что не там... почему мокро... это
настойка... опрокинутый стакан под рукой... и не
пошевелиться... ничего... ничего... так лежать хорошо...
-- Постыдись! Валяться, скорчившись, в луже! Как ты жалок!
Вставай!
Не могу... не хочу вставать... так лежать хорошо... где
светлячки... собрались в квадрат... нет, в кружок... маленькая
арена... кукольный цирк... кто же выйдет на сцену... вот он,
вот... маленький серый ослик... ослик танцует... кивает головой
и танцует... почему не смешно... в цирке... почему так
тоскливо... ослик, тоскливый ослик...
-- Сам ты ослик! Тоскливый ослик! Посмотри, это просто
крыса. Острый нос, и хвост, и усы. Это ты -- клоун в цирке для
крыс! Это ты ослик!
Ослик танцует... он очень важный, ослик... ослик танцует в
цирке... почему не смешно... нужно, чтобы смешно... тоска
какая...
-- Говорят же тебе, крыса! Посмотри на ее усы. Посмотри,
как волочится хвост, он вдвое длиннее ее. Это крыса, крыса!
Это крыса, крыса... танцует крыса... почему крыса
танцует... почему танцует крыса... тоскливо, ох, как
тоскливо...
-- У крысы четыре лапы, вот она и танцует! Ты же не
крысовед. Есть на свете крысологи-крысоведы, будь уверен, об
этих танцах не одна книга написана!
Крыса танцует... крыса-ослик танцует... тоска, какая
тоска... никогда, никогда не кончится это... всегда будет
это... какая тоска...
Тук-тук-тук... это что же... крыса хвостом... ослик
копытом... вот опять... тук-тук-тук... еще громче...
тук-тук-тук... зачем стучит крыса...
-- Теперь ему звуки мерещатся! Да хватит валяться в луже!
Вставай твои глупые мускулы в полном порядке!
Сейчас... сейчас... действительно, руки слушаются... ноги
тоже...
Я встал на колено. Качает... немного качает... пустяк...
-- Наконец-то! Теперь смотри: где твои крысы? ягде ослики?
Под тобой пустой пол! Где светляки? Полюбуйся: самый обычный
лунный квадрат!
Странно... луна... было так темно...
-- Луна, как и сролнце, имеет время восхода. Для тебя это
новость? Плюс облачность.
Плюс облачность... квадрат на полу это минус облачность...
снова стучат... тук-тук-тук... совсем рядом... тук-тук-тук...
Лунный квадрат потемнел... это облачность... плюс
облачность...
Я поднял глаза к окну -- темная волна страха смяла мое
сознание. Ужас... серый и черный... я точка на конусе ужаса...
немой кристалл в глыбе страха... кричать, кричать, научиться
кричать!..
Черный силуэт заслонил окно, над плечами торчит что-то
жуткое -- крылья летучей мыши, страшная белая маска
расплющилась на стекле.
Судорожно, отчаянно, я швырнул в окно стакан. Мой крик,
звон стекла и женский визг слились в один режущий ухо
отвратительный звук, подобие злобного хохота. Силуэт за окном
исчез.
Наружу, скорее наружу!..
Дверь распахнулась, я вылетел в сад.
-- Вот она! ДЖогадался, кто? Бежит спасаться к своим
иконам!
Страх перелился в злобу, и я, сам не зная, зачем, гнался
за ней через кусты и клумбы, движимый звериным инстинктом
преследования.
-- Догони, догони ее! Пусть пробежится, толстуха! Нечего
по ночам шнырять! Смотри, сейчас упадет!
Споткнувшись о край клумбы, она растянулась на песчаной
дорожке. В мутном свете луны я видел, как она дергается под
своим черным плащом.
-- Истерика! Ничего страшного. А ты не стой, как болван,
помоги даме встать! Да не забудь извиниться.
Она поднялась с трудом, и хотя я ее поддерживал, чуть не
упала снова. Из порезанной щеки текла кровь другую щеку и нос
облепил влажный песок. Она продолжала всхлипывать.
Я повел ее за калитку, и только у собственного крыльца она
обрела способность говорить, иногда умолкая, чтобы глотать
слезы.
-- Извините меня, я наверное очень глупая! Иначе бы я
заранее подумала, что могу вас испугать. Я так долго стучалась
в ваш дом! Это ужасно с моей стороны, но я решила, что вам
нужно знать, -- тут она опять часто завсхлипывала, -- сегодня
она... Леночка... умерла...
От меня... от меня ей что нужно... я должен что-то
сказать... не знаю, что ей сказать... она всхлипывать будет
вечно... как тоскливо... тоска, тоска... где же ты, мое умное
я... мой умный двойник, подскажи, что делать...
Меня вдруг пошатнуло. Противная резь в горле... и почему
так холодно... очень холодно...
Я схватился за стойку крыльца, и Амалия Фердинандовна
поняла, что со мной что-то неладно.
-- Извините меня, извините, -- беспомощно твердила она, и
даже перестала вытирать слезы и всхлипывать, -- вам нельзя
ночевать в вашем доме, вы останетесь у меня! -- она взяла меня
за руку, и я покорно пошел за ней.
23
Скверная была ночь. Что-то темное злое, залило город.
Затопило улицы ядовитыми волнами, вползло во все окна, и
заглядывало в спящие лица мутными глазами страха, пока не
схлынуло на рассвете. Кого-то, наверное, задушило не в шутку,
мягкими когтями-присоскми вынуло из постели, унесло бесшумно с
собой. Что нам до них за дело... пусть мертвые хоронят своих
мертвецов...
Экие мысли смешные... чепуха, а забавно... и главное,
легко и спокойно... ветер с моря, и солнце, и прохладное
утро... асфальт твердый, надежный, под ногой не
проваливается... отпечатки застыли, как в глине следы
динозавров... да они и есть динозавры... монстры...
И чего это я вчера... я же в отличной форме... как-никак,
почти три месяца на побережье... пора, пора ехать... хватит
смотреть на монстров... два дня осталось терпеть, разглядывать
этот аквариум... ха, надо посмотреть на майора... тоже не
последний из монстров...
Как хорошо, что ветер... шелестят стручками акации... в
конце улицы искрится блестками море... вот оно, отделение
милиции... сколько следов... да тут топталось целое стадо... и
глубокая черная лунка... след одноногого... след чугунного
человека... выпить, небось, заходил... недурной у майора
приятель...
А теперь осторожно: живой динозавр... милый друг, не
забудь, ты в зоопарке... кормить и дразнить животных запрещено.
Он сидел за столом, перед ним лежали, подпирая одуванчиков
ящик, толстые папки -- материалы по делу о кошачьей
преступности. Смешно -- все обвиняемые, пять или шесть тысяч
кошек, уже уничтожены, а обвинительный акт все еще не готов.
До чего он выглядит дрянно... угрюм и небрит... к тому же
пьян, как свинья... видно, что псих... возможно, опасен... не
забудь, ты в зоопарке... к решетке вплотную не подходить...
Медленно, подозрительно, он навел на меня глаза.
-- Вы чему ухмыляетесь?
-- Разве? Нечаянно... -- я кивнул на его стол: --
обвинение опоздало, обвиняемых уже истребили.
-- Гм... вы уверены?
О чем это он... неужели эта история еще не кончена...
Мое спокойствие вмиг улетучилось. Где-то вспыхнул сигнал
опасности.
Я подошел к окну, пытаясь сосредоточиться. Неспокойно
здесь, в его кабинете... и не понять... не найти источника
беспокойства... а красный сигнал горит... нужно вспомнить...
вспомнить какую-то мысль... или забытое ощущение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20