Видели бы вы, как они тащили меня по деревьям,
когда добирались к вам. По земле невозможно было продраться. Наткнулись на
широкую, пошире Нила у Мемфиса, реку. Думаю, все, мои храбрые малютки
повернут назад. Так они переправились на лианах, как на качелях, и
перебросили меня. А ведь я для них очень тяжел, потяжелее трех взрослых
пигмеев.
- У фараонов древности были при дворах низкорослые чернокожие
танцоры. Интересно, если то были пигмеи, как они проникли в Египет?
- Они самые настоящие дикари: не знают металлов и в глаза не видели
соху. Да что там соха - посуды даже не имеют. Но счастливей их я никого не
видел ни в Азии, ни в пунических странах, ни в Ливии. Ничто недоступное их
не интересует. Все, что им нужно, о чем они мечтают, дает им лес: огонь,
листья для хижин, пищу, песни, радость.
- Много толкований счастья встречалось мне в ученых папирусах и в
словах мудрецов, - размышлял вслух мемфисец, - но о таком я не слыхивал. У
нас всегда пропасть между мечтой и действительностью. А этот народ, судя
по твоим словам, умудряется держать мечту и действительность в своем лесу.
Выходит - умерь свои потребности - и ты будешь счастлив?
- Не по мне такое счастье, - проворчал Астарт, - мои потребности
привели меня к разрыву с небом. Заставь меня поклоняться богам, подохну...
- Счастье пигмеев в недвижении, в постоянстве. Они расплачиваются за
свое дикарское счастье своим незыблемым постоянством. Пройдут века,
тысячелетия, а они все так же будут дики, жизнерадостны и счастливы. Мы же
будем постоянно рваться к своей мечте, достигнув ее, придумывать новую. И,
вечно неудовлетворенные, страдающие, мечтающие, будем тащиться по
проклинаемой жизни, создавая будущее, совершенствуя себя и разрушая. Ты
прав, отвергая идиллию пигмеев: наше счастье в движении, в разрушении,
созидании. Твое счастье в бунте. Мое - в поисках истины, что тоже
выливается в бунт, хотел бы я того или нет... Если я познаю абсолютную
истину, движение остановится, и я лишусь мечты, своего счастья. И, значит,
перестану существовать. Исчезни зло на земле - и тебя не будет...
По трапу взбежал курчавый пигмей с тяжелым финикийским копьем в руке.
Притронувшись к плечу Астарта, он быстро заговорил, взволнованно
жестикулируя. Ахтой с интересом разглядывал непропорционально сложенную
низкорослую фигуру. Большая голова, тонкие кисти рук, нежные, тонкие
пальцы.
- Это Мбонга, самый смелый и умный охотник, но нетерпеливый. Он
напоминал мне Анада.
- Что он говорит? - спросил Эред.
- Ораз готовит какую-то пакость.
Мореходы собрались у площадки кормчего, Мбонга затерялся меж высоких
кряжистых фигур. Пигмей едва был по грудь Фаге, самому низкорослому
финикийцу на корабле.
На биремах Ораза рубили канаты и вталкивали в бортовые отверстия
весла.
- Эй, Астарт! Мы уходим! - послышался голос жреца. - Для нас воля
Ваала - закон! Вы же все подохнете в своем безбожии! Гордыня заведет в
преисподнюю!
- Опять вещий сон про рефаимов? - засмеялся Мекал, и следом за ним
захохотали и заулюлюкали остальные мореходы Агенора.
- Жаль, Ораз, что не я сверну тебе шею! - выкрикнул Астарт, сложив
ладони рупором.
- Если ты, Астарт, поведешь своих людей за нами, я прощу и твою
дерзость и глупость Мекала. Я готов молиться за вас.
- Выходит, Мекал, остаться в живых - величайшая глупость? - Астарт
обнял юношу за плечи.
- Этот сверхосел погубит всех своих верующих, - пробормотал Ахтой,
глядя вслед отчалившим кораблям.
Фага вдруг заскулил, вцепившись в свою бороду:
- О горе! Астарт, ведь мы остались без зернышка! Весь урожай в трюме
Ораза!
- Пусть подавится. Друзья! Наш путь - только на север. Прав мудрейший
Ахтой: солнце клонится к югу. Скоро мы увидим звезду Эсхмун и созвездие
Передней ноги. Клянусь, я приведу вас в Египет!
И громкие крики, блеск поднятых мечей приветствовали слова тирянина.
Весь следующий день готовились к выходу в океан.
- Как ты думаешь отблагодарить пигмеев? - спросил Астарта Саркатр.
- Ума не приложу. То, что они сделали для меня, невозможно оценить.
- Раз еда для них самое дорогое, - подал голос разрумянившийся у
жаровни Фага, - я им нажарю и напарю - запомнят на всю жизнь! Скажи,
Астарт, что они больше всего любят?
- Они любят пиво, но не умеют его варить, выменивают у других племен.
- Не подходит, - кричал Фага, - нет зерна!
- Еще любят соль, мед, запах мяты. Да! Их лакомство - большие
лягушки. Пожалуй, самое любимое лакомство.
- Я видел у водопада, это чуть выше по течению, лягушку величиной с
курицу, - оживился Саркатр, - она ловила какую-то живность в водяной пыли.
Есть чем отблагодарить твоих пузанчиков.
И хотя гигантские лягушки отличались необыкновенной чуткостью,
финикияне выловили их во всей округе.
Пигмеи от радости громко кричали и кувыркались в траве.
Фага отважился зажарить для себя одну лягушку, и к своему удивлению
убедился, что она необыкновенно вкусна.
- Подари вождю самый лучший лук, - посоветовал тирянину Ахтой.
- У них нет вождей. Оставим, пожалуй, им посуду и ножи. А египетский
лук непосилен для их пальцев.
Финикияне сердечно распрощались с маленькими охотниками, вечными
кочевниками непроходимых лесов.
Корабль вышел на веслах из устья реки, минуя непролазные мангры и
топкие песчаные наносы. Хлопнув на ветру, взвился громадный парус. Пигмеи
стояли на верхушках деревьев и размахивали пучками ветвей.

54. КОЛЕСНИЦА БОГОВ
Испепеляющее солнце повисло в воздушных испарениях над тихим,
уснувшим заливом, спрятавшимся от океана за редкими скалами и цепочкой
коралловых рифов. Джунгли замерли в безветрии, отражаясь в гладком зеркале
залива застывшими клубами зелени, многоярусными стенами, холмами.
Разбитая штормами и прибоем бирема покоилась на рифах, задрав к небу
нос с размозженной о скалы головой патэка. Такелаж и парус были сняты.
Борта замерли в печальной редкозубой улыбке - так выглядели со стороны
пустые отверстия для весел.
Сухопутный тяжелый краб, невесть как попавший на корабль,
вскарабкался на середину мачты и словно раздумывал, зачем он здесь.
Жуткий вой гиены пронесся над заливом.
- Как будто из нее жилы тянут, - не выдержал Рутуб.
- Проклятое место, - откликнулся Фага, - даже звери воют. Да видано
ли, чтоб гиена днем голос подавала?
Мореходы пережидали в тени деревьев полуденный зной. Тут же между
корявыми стволами двух раскидистых гигантов покоился на катках остов
нового судна.
Больной протяжно застонал и шевельнул распухшими ногами.
Мемфисец склонился над телом.
- Адон... Агенор... Астарт! Он открыл глаза!
Мореходы столпились вокруг кормчего, но тот уже крепко спал, едва
заметно дыша.
После того как умер некогда могучий, мускулистый Абибал, всех
поражала борьба хрупкого на вид Агенора с сонной болезнью. Кормчий тлел,
изредка приходя в сознание. И то, что он еще дышал, было вызовом судьбе.
...Астарт поднял с земли изогнутый с усеченным носком клинок.
- Раньше я такого не видел. Откуда он?
- Остров Красной Земли. Хорошая сталь, - сказал Саркатр, - на наших
глазах эта штука срубила столько голов, что фараон бы позавидовал.
- Расскажи мне подробней. - Астарт улегся на траву рядом с Саркатром.
- Большущий остров. Ахтой уверяет, что Египет и Ханаан вместе могут
уместиться на нем. Как только мы распрощались с тобой и вышли в море, нас
отнесло течением к его берегам. Пусть Ахтой дальше рассказывает: его там
чуть не сожрали.
- И не думали они меня есть. Они сильно ошиблись во мне.
- Как так?
- Долго рассказывать. Ладно, по порядку. Там мы встретили людей, не
похожих на зинджей. У них кожа желтая, темнее хананейской, и волосы
гладкие и прямые. Они пришли с востока, из-за океана. За океаном,
оказывается, тоже есть земли, народы и кокосовые пальмы.
Одинокий вопль гиены заставил мемфисца замолчать. В сердцах сплюнув,
он продолжал:
- Они, наверное, до сих пор воюют с зинджами острова, хотят стать
хозяевами Красной Земли. Выйдет у них или нет, но я предвижу еще одно
переселение целого народа. И хозяева и пришельцы - отличные мореходы...
- Зинджи делают паруса из пальмовых листьев, - не вытерпел Анад, - а
во время штиля и голода варят из них суп.
- А у косоглазых пришельцев паруса из бамбуковых пластин, - добавил
Фага, - однажды парус оборвался и убил всю команду.
- Они тоже смеялись над нашими парусами, потому что мы шили из них
штаны, - подал голос старшина гребцов.
Ахтой продолжал:
- Смейтесь над их парусами, обычаями, над чем угодно, но увидите,
если зинджи прогонят их с острова, они не смирятся с жизнью на нездоровых
берегах. В глубь Ливии их ничто не заманит: то морской народ. Они пойдут к
берегам Аравии, и, может быть, их вскоре увидит Сабея и даже Египет. Если
же пришельцы все-таки победят и останутся на острове, то на север хлынут
морские зинджи. Так или иначе, Аден, пожалуй, сменит хозяев. Ведь арабы не
имеют опыта больших войн. Ашшурбанипал в несколько дней покорил набатеев,
имея небольшой отряд конницы. А химьяриты и сабеи умеют только плевать
друг в друга да жульничать на базарах. Пришельцы же с раскосыми глазами и
зинджи острова - воины с рождения. Они одинаково хорошо владеют мечом и
парусом.
- Кто же тебя хотел съесть? - спросил Астарт.
- Не съесть! Пришельцы выкрали меня, одели в свое платье и вручили
вот этот кривой меч. Когда же узнали, что я не кормчий и что мне не ведомы
дороги ветров, они прогнали меня, а в награду за мои страхи оставили меч
при мне.
- Альбатрос боялся, как бы не выкрали его самого, - сказал Саркатр, -
поэтому мы тайком покинули те берега.
- Неужели адмирал не захватил ни одного из пришельцев?
- Боялся, - ответил Ахтой, - ведь у них тоже корабли, много
диковинных кораблей, похожих на квадратные корыта с загнутыми краями, не
поймешь, где корма и где нос. Зато позже, когда солнце вдруг перестало
греть наши затылки и переместилось вправо, Альбатрос решил узнать, что
ждет нас впереди, и Скорпион притащил с берега зинджа. Когда начали
пытать, зиндж перекусал все, оборвал цепь и, как рассказывал Болтун,
"нагло убежал". Потом побережье повернуло на север. Солнце повисло у нас
на бровях. И у самого моря долго тянулась пустыня. Тогда опять поймали
местного жителя, из-за этого началась война. Человек сто умерло от стрел,
Оразу дубиной раздробило руку. А тут еще лихорадка, сонная болезнь, язвы
по всему телу. Рутуба укусил белый паук. Анад опять провалился в ловчую
яму. Все словно посходили с ума. У Ассирийца передралась вся команда.
- Веслами дрались, - уточнил Анад.
- Вот тогда-то устроили всеобщий молебен, с жертвоприношениями.
Альбатроса принесли в жертву, как самое ценное, что у нас было...
Зловещий вой заставил всех прислушаться.
- Живьем грызут, что ли? - проворчал Рутуб.
- Что-то здесь неладно, - сказал Астарт, - чувствуете, какая
ненормальная тишина? И гиена...
- Даже попугая невозможно подстрелить, - пожаловался Анад, - ни одной
живой души. Мы с Мекалом весь лес обшарили.
- Подохнем с голоду, - загрустил Фага.
Все это очень странно, - начал Ахтой, и в этот миг сильный толчок
подбросил мореходов.
От рифов и берега к центру залива ринулись волны. По лесу прокатился
густой шум.
- Скорей! За работу! - крикнул Астарт, хватаясь за топор.
Мореходы гурьбой побежали к остову корабля. Застучали топоры,
завизжали пилы. Люди работали торопливо, с суеверным ужасом ожидая
чего-то.
- Ораз наколдовал, - уверенно заявил Мекал, и Астарт заметил, что
испуга на его лице нет.
- Астарт, посмотри! - прошептал Ахтой.
Над высоченным конусом, подпирающим небо, поднимался столб черного
дыма, превращаясь в рыхлую, растекающуюся по небосводу тучу.
"Еще одно чудо Ливии", - подумал Астарт.
- Ты слышал о Колеснице Богов? - шепотом спросил египтянин.
- Нет.
- Карфагенские мудрецы утверждают, что в Ливии есть гора, слепленная
из дыма и пламени, и знойное божество разъезжает на ней по всему миру, как
на колеснице. Ни один смертный не вернулся живым, взглянув на Колесницу
Богов.
К вечеру остов был обшит досками, и начали смолить днище.
Солнце опустилось наполовину в море, когда оглушительный грохот
потряс небо и землю. Мореходы попадали ниц, шепча молитвы. Лишь двое
смотрели на вулкан.
- Уходить надо, - лицо Ахтоя покрылось капельками пота.
- Да, надо уходить. - И Астарт протяжным криком призвал всех на
корабль.
Недостроенное протекающее судно столкнули в воду. Ни мачты, ни
сидений для гребцов, ни палубы, ни площадки кормчего - одно лишь днище с
фонтанчиками воды сквозь щели. Гребли в неудобнейших позах, стоя или
полусидя. Рутуб зажал барабан между колен и колотил рукоятками мечей в
тугую кожу: свои колотушки оставил в спешке на берегу.
- Быстрей! Быстрей! - Астарт повис на рулевом весле, тревожно
оглядываясь на дымящую гору.
Судно неуклюже выползло за рифовый барьер, и океанская вечная зыбь
гостеприимно раскрыла объятия.
Удар грома - и мгновенно выросшие волны обрушились на беглецов. Из
жерла вулкана вырвались клубы пламени, пепла и газов. Начавшийся ветер
потащил зловещее черное облако в глубь Ливии.
- Колесница Богов! - восторженно вскричал Ахтой. Огненные языки
поползли из кратера к подножию. Незабываемое зрелище!
Вспыхнул лес, озарив море, судно и уплывающие облака пепла.
Несколько гребцов побросали весла и в великом страхе вручили себя
небесам. Астарт уговорами и побоями пытался образумить товарищей. Но мало
кто внимал голосу рассудка. А те, кто еще гребли, втянули головы в плечи и
шептали молитвы.
С волнами творилось небывалое: они хаотически бросались в разные
стороны, сшибались, взрываясь пенными шапками.
Неожиданно запел Саркатр, и сильный мужественный голос вернул людей к
веслам, хотя подземный гром не умолкал.
Волны становились все круче и безумней. Но Астарт торжествовал: все
весла дружно взлетали и опускались, повинуясь окрепшему ритму Рутуба.
Колесница Богов раскаленным шипом вонзалась в ночное небо. Лес горел
не только у подножия, но и на всем побережье, подожженный раскаленными
валунами, сыпавшимися с неба.
Постепенно море клокотавшего огня осталось далеко позади. И только
широкое светлое зарево, полыхавшее за горизонтом, да светящаяся звезда,
жерло вулкана, продолжали подгонять мореходов.

55. ЛИКС
Холодное встречное течение принесло прохладу. Дышалось непривычно
легко. Тиски влажного зноя, сжимающие грудь и выматывающие все силы, -
теперь лишь неприятные воспоминания. Корабль, достроенный и полностью
оснащенный, пробирался вдоль пустынной нескончаемой полосы песчаных
отмелей, борясь со встречным постоянным ветром и течением.
Новые воды - новые неожиданности. Однажды мореходы попали в окружение
странных существ: яркие фиолетовые и розовые пузыри с роскошными гребнями
усеяли поверхность моря далеко вокруг.
Анад прыгнул в их гущу, намереваясь заполучить необыкновенный
охотничий трофей. Но, заорав не своим голосом, стремглав взлетел по
осклизлому веслу и упал на палубу. Все тело юноши покрылось багровыми
полосами ожогов. Рутуб подцепил на весло один пузырь, и все увидели пучки
тонких длинных щупалец, похожих на водоросли.
Анад сильно болел после ожогов. Прислушиваясь к его бреду, многие
думали, что еще один хананей не ступит на земли обетованные. Анад выжил,
но на всю жизнь потерял любовь к розовому и фиолетовому.
И вот наступил день, когда радостный вопль впередсмотрящего
взбудоражил всех:
- Вижу трирему!
Трирема в Ливии?!
Парус быстро приближался. Рутуб сбился с ритма и оставил барабан в
покое. Весла беспечно опустились. Мореходы столпились, погрузив нос
корабля по самые ноги патэка.
Неясные очертания эмблемы на ослепительно белом парусе постепенно
вырисовывались в контуры змеи, обвившей шест.
- Братцы, - заплакал Фага, - это же знак Эшмуна!
- Хананеи!
- Свои!
- Хвала небу!
- Хвала Мелькарту!
- Принесу в жертву быка!
- Двух быков!
Люди плясали, плакали, кричали, обнимались, целовались, пели песни и
молитвы.
Трирема круто развернулась, парус убрали. На палубе стояли бронзовые
от загара бородатые люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31