Ты уже офицер? Как тебе удалось надуть
начальство?
Туг подозвал солдат. Они набросились на финикийца. Мех упал наземь,
лопнул, и солдаты и прохожие начали хватать вывалившиеся слитки. Они
ползали на коленях, переругиваясь, толкаясь, обмениваясь тумаками. Астарт
принялся отбирать свое серебро у мальчишек, женщин, торговцев цветами,
бородатых купцов, гогочущих солдат. Но люди разбегались.
- Шакал! - зарычал Астарт и бросился на Туга.
Солдаты связали финикийца своими поясами.
- Мы казним его по закону, - сказал Туг.
Начальник военного лагеря греков и киренцев, иониец с обезображенным
шрамами лицом и умными глазами, внимательно выслушал Астарта.
- Я все рассказал тебе, господин, потому что помню тебя: ты -
Навкрат, первый солдат фараона и наставник царского родича Яхмоса. Я
видел, как Яхмос в одиночку гнался за вражескими колесницами.
- Ну я-то помню многие твои проделки в азиатскую кампанию, - иониец
потер бесформенную переносицу, - казнить я тебя не казню, но по законам
мирного времени обязан упрятать в темницу.
Астарт надеялся на лучшее. Ведь старый воин, похоронивший в битвах и
походах не один десяток лет, не мог мыслить словно жрец или маджай.
- Сделаем так: мои головорезы запрут тебя в подвал, где уже подпилены
решетки.
- Чем тебя благодарить, господин?
- Это всегда впереди. В наше смутное время не поймешь, откуда ждать
беды. Может, когда-нибудь и расплатимся. Такие люди, как ты, умеют мстить
и быть благодарными. Вот что, деньги, которые у тебя остались, не отдавай
молодому номарху. Он хоть и молод, но порядочная свинья, обманет, хотя и
говорят, что хананея надуть нелегко. Диктует он. Лучше на эти деньги найми
людей из портового отребья и устрой налет на тюрьму. Так надежнее.
Странный совет тебе дает военачальник царя? В молодости я бывал в таких
переделках. На саисских пропойц можно смело положиться, когда они на пути
к сосуду с пивом.

Астарт тщательно продумал предстоящее, но понимал, что без
неожиданностей не обойтись. Поэтому самых сообразительных и ловких он сам
повел на приступ тюрьмы, а остальных расставил вокруг стен, чтобы никто из
тюремщиков не смог ускользнуть и поднять шум раньше времени.
Глинобитное здание Бубастисской тюрьмы, казалось, уснуло. Ни звука -
только осторожные шаркающие звуки босых ног налетчиков о шероховатости
пола. Астарт шел, пригнувшись, впереди ватаги.
Но вот нога нащупала толстые прутья решетки. "Первая яма, но где
тюремщики?"
Стук деревянных подошв гулко отдался по всему коридору. Кто-то шел,
стукаясь головой о стену и бормоча ругательства. Затем ударил резкий запах
мочи: надзиратель справлял нужду в яму с заключенными.
- Займись им, - сказал Астарт одному из сообщников. Тот бесшумно
удалился, и вскоре донесся глухой удар тела о решетку.
Астарт ощупью добрался до угла. Впереди - неясные голоса. На
противоположной слабо освещенной стене плясали тени. Астарт выглянул: при
свете масляной плошки несколько неряшливых, обрюзгших тюремщиков пили пиво
из кокосовых сосудов. Внушительных размеров амфора стояла в углу вверх
дном, словно балансируя на узком горлышке, другая, видимо, полная,
возвышалась среди тряпья и оружия, разбросанного на дырявых грязных
циновках.
Пиво из полбы или ячменя - излюбленный напиток древних египтян. В
этом они солидарны с греками и филистимлянами. Досуг египтянина немыслим
без доброго кувшинчика этой янтарной жидкости. Тюремщики умели день и ночь
превращать в досуг.
Пропойцы за спиной Астарта трудно задышали, раздувая ноздри. Кто-то
звучно проглотил слюну.
Не успел Астарт и слова вымолвить, как его наемники скрутили
тюремщиков и занялись амфорой. Вскоре ватага двинулась дальше. У последней
ямы остановились, зажгли факелы, подняли решетку.
На дне ямы стояли узники. Бледные лица. Тревога. Надежда. Астарт
соскользнул по веревке, сдирая кожу рук.
- Ларит!
Неясная тень метнулась из вороха испревшей соломы, и Астарт обнял
содрогающееся от рыданий тело.
- Свет! - заорал Астарт. - Свет сюда!
Один из авантюристов поспешно упал на живот и опустил в яму руку с
факелом. Астарт бережно поднял к свету младенца.
- Сын!
Малыш басовито закричал. Сморщенное личико походило на старческое, и
это еще больше умилило молодого отца.
- Сын!
Ахтой пытался подняться с четверенек, но это ему не удавалось. Эред
прислонился к стенке, чтобы не подкосились колени: радость иногда забирает
последние силы. Трудно было узнать в этом старце с одрябшими мускулами и
потухшим взором знаменитого базарного силача.
- Сын! - шептал Астарт.

Один из бесчисленных рукавов Дельты, стиснутый непроходимыми стенами
тростника, явился местом сражения. Одну плоскодонку с узниками Астарт
отправил вперед, а сам с ватагой укрылся в узкой части протоки.
Погоня приближалась. Огромный баркас с десятками гребцов неуклюже
шлепал перегруженными бортами о воду. Астарт с удивлением узнал на носу
баркаса вездесущего Туга в шлеме с конским хвостом. Туг, в служебном
рвении рыская по Саису, пронюхал, что сбежавший из подвала финикиец
вербовал по кабакам всякое отребье. Избив до полусмерти владельца
пивнушки, он узнал о готовящемся налете, но, как всегда, не успел. Погоню
же возглавил с удовольствием.
Над зарослями тучами носились чайки, ибисы, кулики. Вот тяжело
поднялась стая розовых фламинго, а за ними красноногие аисты и горбатые
цапли. Оглушенный птичьим гомоном, Астарт раздвинул перед собой тростник и
метнул тяжелое весло, как копье. Туг плюхнулся в воду. "Трактирные крысы"
испуганно сжались в лодках: не думали, что дело зайдет так далеко.
Солдаты поливали заросли стрелами и дротиками, не видя противника.
- Везет же нам, - сказал Астарт, провожая взглядом пузырь из одежды,
не давший доспехам утащить тело ливийца на дно, - видите, в этом рукаве
нет крокодилов.
Преследователи кружили на месте, разжигая факелы, чтобы выкурить
беглецов из зарослей.
Неожиданно множество рук появилось из воды, цепляясь за весла и
низкий борт. Под крики и брань солдат баркас накренился, зачерпнул столько
воды, что тут же пошел ко дну. Из зарослей вынырнули легкие плоскодонки и,
выловив Астарта и его помощников, умчались вниз по течению. А
преследователи долго еще после этого блуждали в переплетенных травянистыми
лианами зарослях, перекликаясь злыми голосами.
Финикиец сидел на носу и выжимал одежду. Теперь можно расплатиться с
ватагой и убраться из Египта. Ничто не заставит его вернуться в эту страну
почитателей навозных жуков, где сонмы мудрецов курят фимиам глупости, где
в каждом чужеземце видят варвара, низшее существо, и плюют ему в лицо.
Астарт был слишком уверен в своей власти над судьбой, но он
всего-навсего смертный...

25. НОВЫЙ ЭШМУН
Египет переживал самое тягостное время, которое известно во всей
долине от Нубии до Дельты как "шему" - безводие.
Нил сжался в своем русле, обнажив островки илистые мели. Иссушающий
ветер Сахары задался целью превратить цветущую страну в пустыню. Речные
заросли, финиковые рощи, поля, деревни, храмы, города - все утонуло в
волнах раскаленного воздуха и песка. Солнце превратилось в тусклый
багровый диск, равнодушно взирающий на великое, ежегодно повторяющееся
бедствие. Плодороднейшие илистые пашни покрылись на всем необъятном
пространстве сетью глубоких трещин. Растения безжизненно поникли.
Астарт и его друзья ожидали погоды, чтобы выйти в море. Их цель -
Иберия, где, по слухам, сохранились независимые от азиатских царей и
жрецов колонии хананеев. А пока жили среди финикиян Саиса в доме, любезно
сданном купцом-домовладельцем за далеко не любезную плату.
В тот день все было по-прежнему: зной, ветер, пыль. Ларит на женской
половине дома гремела посудой, постигая трудную для жриц долю жены и
хозяйки. Ларит всей душой стремилась к домашнему уюту, к семейным
радостям, все более привязывалась к новому образу жизни. Окруженная
вниманием и любовью, она обретала прежнюю привлекательность.
Эред и Ахтой сладко спали на циновках после сытного обеда. Малыш,
которого освятили именем Маленький Астарт, дрыгал ножками и пускал пузыри
к великому удовольствию отца.
С набережной донеслись приветственные крики, беспорядочные удары в
тимпаны, тревожное урчание арфовых струн. Астарт с сыном на руках вышел на
улицу. Сквозь хаос песка и пыли он разглядел у причала роскошную громаду
корабля с несколькими рядами весел. По сходням спускался человек в лиловом
пурпуре. Его сопровождали жрецы в одеяниях Карфагена, Тира, Саиса.
- Мне страшно... - Ларит прижалась к плечу Астарта.
Ахтой протер заспанные глаза и воскликнул:
- Друзья мои! Нам несказанно повезло: это сам Эшмун Карфагенский,
Новый Эшмун! Возрадуемся же, несмотря на непогоду.
И он рысцой засеменил навстречу шествию. Малыш заплакал, Ларит унесла
его в дом.
Новый Эшмун, приглашенный на освящение нового алтаря в храме бога
врачевания (колония финикиян имела свои храмы в Египте), шествовал в
окружении пышной свиты из служителей всевозможных культов, по-хозяйски
рассматривая людей, постройки. Ветер трепал его одежды, обтягивая материей
тугое брюшко, короткие ноги. Ахтой суетился в толпе больных, богомольцев и
музыкантов и всматривался счастливыми глазами в каждую складку властного
оплывшего лица.
- Имхотеп! - шептал он. - Вылитый Имхотеп! Правда, настоящий Имхотеп
исцелял словом, а этот, наоборот, убивает словом. Но все же бог!
Астарт, не разделявший всеобщего ликования, привлек внимание Нового
Эшмуна. Он раздвинул пухлыми руками многочисленную свиту и подошел к
молодому финикийцу.
- В твоих глазах - сомнение, - сказал живой бог.
- Но ведь на все воля неба?
- Сомнение опасно. Оно ведет в пропасть.
- На дне всякой пропасти - жизнь, - ответил смертный.
Живой бог, нахмурившись, медленно поднял ладонь с растопыренными
пальцами, унизанными перстнями, и, гипнотизируя взглядом, произнес жуткое
заклинание. Затем притронулся пальцем к запястью финикийца.
Астарт вскрикнул от сильной боли и отпрыгнул и застыл, пораженный,
испуганный, раздавленный. "Вот он, голос неба..." На запястье всплыл
волдырь, как от ожога.
- На память о пропасти, которая тебя ждет, - сказал Новый Эшмун.
Астарт затравленно смотрел на волдырь и вдруг остро почувствовал:
всему конец. Ветер злобно выл в снастях судов у причала.
Вечером за ужином возбужденный Ахтой рассказал о карающей руке Нового
Эшмуна: пьяный египтянин, попавший ему на глаза, мгновенно - от одного
слова - был парализован навеки. Даже волдырь на руке друга несказанно
радовал Ахтоя. После тюрьмы он сильно изменился, восторгался по малейшему
поводу, словно стараясь наверстать упущенное за время, проведенное в
Бубастисе.
- Ты велик, Астарт, ибо мечен самим богом!
- Тот пропойца тоже велик?
Ларит с тревогой смотрела на хмурое лицо мужа.
- Завтра праздник во всем Саисе в честь Эшмуна Карфагенского. Фараон,
да продлят боги его век, решил порадовать гостя публичной казнью.
- Кого казнят? - спросил Эред.
- Грабителя пирамиды, - Ахтой поднял глаза к потолку, - и как небо
терпит, ведь обесчестили гробницу великого Джосера.
Астарт чуть не уронил лепешку в соус.
- Обесчестить святыню! - продолжал, негодуя, Ахтой. - Ведь она -
святыня вдвойне: в ней бог, и она сделана богом!
...Еще одна казнь. Астарт стоял в толпе, смотрел на эшафот и
рассеянно ловил обрывки фраз.
- Почему один кол? Грабителей же двое...
- Один сознался, ему отрубят голову.
- Повезло негодяю!
- Другой отпирался, покорчится теперь на колу.
Темнокожие палачи в набедренных повязках цвета лепестков лотоса
выволокли на возвышение окровавленных преступников, и Астарт с удивлением
узнал в них крестьян, ограбивших его.
Палачи, не мешкая, насадили высокого злобного старика на кол. Женщины
заткнули уши, чтобы не слышать ужасного крика.
- Как же их поймали? - спросил Астарт стоящих впереди.
Оказалось, что в первой же корчме, где они оставили дорогой перстень
в уплату за пиво, их связали: корчмарь увидел на печатке царский овал и
понял, что дело нечистое.
Одутловатый крестьянин стоял на коленях, привязанный за бороду к ноге
палача.
Неожиданно на эшафот поднялся Новый Эшмун! Все были наслышаны о его
зловещем даре и затаили дыхание.
Палач поднял меч. Крестьянин весь напрягся в ожидании удара. Тысячи
глаз засветились азартом, трепетно боясь пропустить тот миг, когда голова
отделяется от шеи. Но Эшмун Карфагенский остановил властным жестом руку
палача, готовую опуститься. И ударил толстым пальцем по вытянутой шее
приговоренного.
Преступник обмяк, подломившись в поясе. Палач отвязал его бороду от
ноги и испуганно попятился: преступник был мертв.
Астарт долго сидел на берегу Нила, не замечая палящего зноя и ветра.
И губы его шептали молитву отвергнутому Мелькарту. Глубокое раскаяние
терзало душу кормчего. Мыслимо ли в одиночку справиться с бездной, на что
опереться, если нет веры? Человек велик и слаб, могуч и ничтожен,
ничтожен, потеряв опору. Астарт сдался. Ему грезились обломки Мелькарта, и
он страдал, казнил себя поздними раскаяниями.
Вернувшись в дом, он застал только Эреда с малышом.
- Где Ларит? - закричал он так, что Эред перепугался.
- На празднике... Там пляски жриц карфагенских, и старшина квартала
прислал за ней, чтобы...
Астарт бросился на площадь. Сегодня здесь собрались хананеи со всей
Дельты. Большие деревянные и тростниковые щиты предохраняли от ветра,
поэтому вовсю пылали факелы и курился фимиам. Музыкантши в счастливой
истоме валялись на циновках среди своих инструментов.
- Астарт! - окликнул его знакомый кормчий. - Твоя Ларит... Куда
пунийцам до финикиянок! Так танцевать!..
Хор купцов готовился к выступлению, и многие пробовали голоса.
Публика изнемогала в ожидании дальнейших зрелищ.
Астарт увидел Ларит. Она стояла в окружении полуголых жриц, и Эшмун
Карфагенский говорил ей что-то из своей ложи.
Астарт хотел схватить Ларит за руку, утащить подальше от толпы,
богов, жрецов. Но он увидел несчастное лицо женщины, ее глаза, полные слез
и немой мольбы. Она смотрела на Эшмуна.
- ...И муж твой не в силах приковать тебя к очагу, ибо он прах и
тлен, ползающий и временно живущий. Ты же жрица. В тебе - искра Великой
Матери. Вернись в храм, несчастная, от судьбы не уйдешь.

26. ШКВАЛ
Первый утренний восход Песьей звезды возвестил о разливе Нила. Египет
праздновал свой Новый год. С севера потянуло влажной прохладой. Скоро этот
слабый ветерок превратится в свирепый северный ураган, который сдует пыль
со всего Египта, унесет зной, возродит к жизни долину и оазисы.
Короткий период перед бурей спешили использовать купцы и мореходы.
Гавани вновь ожили, караваны судов потянулись в море.
Грузовые парусники финикиян, развозившие иберийский металл по всему
Средиземноморью, были известны миру под названием "бронзовых извозчиков".
На первом же "извозчике", отчалившем от саисской пристани, Астарт и его
друзья покинули Страну Большого Хапи.
Среди пассажиров - пунийцев, финикиян, египтян - особенно выделялся
холеный, пропахший благовониями жрец-карфагенянин. Жрец был высокомерно
вежлив со всеми, часто снисходительно улыбался. Его сопровождало много
рабов, перед ним заискивал кормчий судна, бородатый сидонянин с тяжелой
серьгой в ухе. За ним всюду следовал по пятам нагловатый, бойкий пуниец в
роскошном чиновничьем парике, всем видом своим выражая готовность
выполнить любое его желание. Астарту вспомнилось, что видел этого жреца в
свите Эшмуна.
В первый же день плавания жрец пустился в путешествие по кораблю и
натолкнулся на Ларит, кормящую грудью ребенка.
- О небо! Да это сама Исида с младенцем Гором! Женщина, не ты ли
танцевала на празднике в честь Эшмуна Карфагенского?
И еще он сказал что-то смешное - Ларит улыбнулась.
- Бог дал бобы, когда выпали зубы? - язвительно произнес Астарт, сидя
неподалеку в тени паруса.
Жрец снисходительно посмотрел на него.
- Важно не то, что бог дал, а важно, что он вообще дает, -
назидательным тоном проговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31