Раскрытые
трюмы остальных кораблей наполнились водой. И снова штиль, солнце, макрели
и летающие рыбки. Хананеи, перепуганные непонятным явлением, спешили на
помощь тонущим.
- Одиночная волна, - сказал араб, - бывает такое в океане.
Целый день и последующую лунную ночь исправляли повреждения от удара
неожиданной волны. Сдавив с двух сторон бортами, поднимали по очереди
перевернутые суда, выкачивали из трюмов воду.
- Представляю, сколько жизней унесет эта волна, когда доберется до
берега, - произнес Альбатрос.
Араб впервые с уважением посмотрел на адмирала:
- И вправду, для берега она опасней, но тебе же то неведомо?
Альбатрос всячески старался расположить к себе арабского кормчего.
Это ему удалось лишь тогда, когда пленник увидел магнитную стрелку. Он
забыл обо всем: о гибели своих матросов, о пытках, о собственном
предательстве. Порыжевшая от ржавчины стрелка в виде рыбешки, запаянная в
стеклянном шаре со специальной прозрачной жидкостью, заворожила его.
Альбатрос торжественно обещал отдать арабу драгоценное устройство, тайну
финикиян, если тот честно приведет их в страну зинджей. Муссон муссоном, а
опытный навигатор вдали от берегов да еще в незнакомых водах просто
необходим.
Араб не верил. Финикияне всегда хранили свои тайны больше, чем
собственные жизни. А магнитная стрелка - первая тайна сынов моря. Никакой
другой народ не имел подобного сосуда с магнитной стрелкой. А если кому из
чужаков и приходилось видеть компас древних, то устройство его и
пользование им все равно оставалось для него загадкой. Финикияне так и не
раскрыли никому тайну компаса, похоронив ее вместе со многими тайнами под
руинами своих государств. Однако слухи о магнитной стрелке расползлись по
всему миру.
Адмирал поклялся Мелькартом и арабским Илумкугом, что компас отдаст
арабу. С этого момента у них установились приятельские отношения.
Ахтой сидел на палубе и рассматривал тени от вбитых в доску гвоздей.
- Великий Ра, Сияющий Ра, пощади мой жалкий разум, - шептал он,
измученный и подавленный еще одной тайной природы, - почему твоя огненная
ладья изменила свой вечный небесный путь?
Земля в представлении египтян - плоское дно ящика, небо - сияющая
крышка его. Солнце, бог Ра, совершает свой незыблемый путь по южной части
небосвода, прячась на ночь в Царстве Мертвых. Каково же было удивление
Ахтоя, когда при переходе экватора солнце вдруг оказалось над головой и
его собственная тень уместилась между ступнями его ног. Когда же солнечный
зенит и весь пояс эклиптики переместился к северу, Ахтой заболел: его дух
и плоть не выдержали такого потрясения. По ночам его душили кошмары,
голова разрывалась от сверлящей боли. "Выходит, путь Ра зависит от
местонахождения человека? Боги, не карайте меня за сомнения! Может, Ра -
совсем на Ра! А творец Хнум создал мир совсем не таким образом, как мы
думаем?"
Ахтою вдруг вспомнилось учение о неделимых частицах сидонянина Моха.
"Неужели этот безбожник древности был прав? Неужели Хнум создал нас не из
глины на гончарном круге, а из невидимых атомов? А может, вовсе и не Хнум
нас создал?" И Ахтой совсем пал духом.
Жрец Ораз сладко потянулся у себя на тюфяке, с удовольствием зевнул и
вылез на палубу. На глаза попался Ахтой. И Ораз принялся обращать
египтянина в истинную веру.
- Отрекись от своего Имхотепа! - потребовал он решительно и поставил
перед Ахтоем статуэтку Мелькарта. - Или будешь поклоняться Ваалу хананеев,
или полетишь к акулам.
Ахтой, не слыша, не видя ничего перед собой, скорбно покачивал
головой, и мысли его витали в мире атомов и мудрых истин.
- Слышишь, египтянин?
Египтянин болезненно скривился: что хотят от него эти люди?
- Отрекись от своего Имхотепа!
- Ты невежественный жрец, - сказал Ахтой, - твой мозг далеко отстал
от твоих мускулов.
- Я тебя...
- Если я отрекусь от Имхотепа, это значит, я отрекусь и от Ваала.
Непонятно? Сядь и слушай. Каждый народ поклоняется богам. Эти боги имеют
разные имена, потому что народы имеют разные языки. Да будет тебе
известно, что если я поклонясь Имхотепу, фенеху - Эшмуну, греки -
Аскалепию, то все мы чтим одно божество - бога медицины. Поклоняться
твоему Ваалу, значит, поклоняться и другу его, Эшмуну, то есть Имхотепу.
- ?!
- Не понял. Начнем сначала. Ты, конечно, захочешь, чтобы я чтил твою
богиню Астарту. Я чту богиню Хатор, этого достаточно.
- Ты меня не обведешь!
- Хатор, Астарта, Танит, Иштар, Анат, Афродита - это же разные имена
единого женского божества.
- Но Ваал!
- Твой Мелькарт тоже есть у других народов в таком виде, в каком им
открылся: Осирис, Ашшур, Мардук, Зевс.
- Ты такой же безбожник, как и твой друг, но только говоришь
по-другому.
Ораз долго еще наставлял жреца истины. Но мысль о том, что каждый
народ вправе считать свою религию истинной, с тех пор не давала ему покоя.
Плавание продолжалось. Трудности множились, и им не было видно конца.
Неизвестность, предстоящие беды все более пугали измученных мореходов. И
не в одной голове затлела мыслишка: "А не повернуть ли назад?.."
- Человеческие жертвы нужны, - в сотый раз объяснял Ораз адмиралу, и
тот в конце концов согласился. Ибо неизвестно, что еще преподнесет океан,
а Повелителя Кормчих нужно всегда иметь союзником.
- Знаете, - сказал Болтун, садясь на скамью гребцов, - араб-то завел
нас в преисподнюю. Мы уже в Царстве Мертвых. Я смотрел в морду одной акуле
и понял, что вокруг нас не рыбы, а рефаимы.
Болтуна избили, потому что никому не хотелось лишний раз слышать о
Царстве Мертвых.
Заход солнца сопровождался сказочной игрой красок. Расплавленное
золото колыхалось на волнах зыби, переливаясь всеми оттенками багрянца,
пурпура и освещенного светильником рубина. Огненная дорожка убегала к
тонущему светилу, прерываясь лазурными блюдцами, там, где рыбы потревожили
поверхность моря. Одинокий фаэтон, выкрашенный солнцем в яркий розовый
цвет, пролетел высоко над мачтами, сильно и часто махая крыльями, словно
копируя голубиный полет.
- Ночевать он будет на земле, - сказал араб, смотря из-под ладони ему
вслед.
В сумерках матросы видели высоко в небе знакомые фигурки
длиннохвостых фрегатов.
- Самое большее через пять дней будет земля, верно? - спросил Астарт,
и Агенор кивнул. Оба прекрасно знали, что полет фрегатов в сумерках -
лучший указатель направления к суше.
Несмотря на штиль, крупные волны вздымали и опускали в глубокие
провалы хрупкие суденышки. Ночь была спокойной. Гребцы мерно работали,
разом вбирая в себя воздух и с шумом выдыхая.
Скрипели весла, плескались волны, потрескивали факелы на носу и
корме. Анад на посту впередсмотрящего отчаянно боролся со сном, стараясь
не выпустить из поля зрения кормовой огонь триремы.
На свет приплыли рыбы и множество змей. Сон моментально пропал. Анад
с любопытством разглядывал извивающиеся ленты с плоскими, на манер весла,
хвостами. Змеи старались не выходить из освещенного пятна, глотая
беспечных рыбешек. Одной толстошеей полосатой змее попалась слишком
крупная, но злодейка смело кинулась и укусила ее за брюшко. Остроголовая
охотница вдруг раскрыла необъятную пасть и принялась заглатывать добычу с
головы. В пятно света попала светящаяся прозрачная медуза. Змеи отплыли,
медуза отстала и попала под весло.
Анад опустил толстую снасть с голым крючком, и шустрая змейка тотчас
обвилась вокруг, наполовину высунувшись из воды. У нее была красивая яркая
кожа, усеянная поперечными черными и белыми кольцами...
Через сутки опять вступил в свои права муссон. Мореходы задраили
кожами весельные отверстия и предались долгожданному отдыху.
Арабский кормчий, вытянув руки, определил количество "пальцев" от
горизонта до известной ему звезды, едва угадываемой на посветлевшем
небосводе.
- Почти на месте, приплыли, - сообщил он адмиралу.
Утро стремительно катило с востока, наполняя светом воздух и море.
Альбатрос посмотрел на воду.
- Но зелень моря говорит о глубине, а не о прибрежных мелях.
- Зелень говорит не только о глубине, - возразил араб, - но и о
жизни. Там, где нет ни рыб, ни ее живой пищи, - вода синяя, это пустыня
морская. Там, где есть жизнь, - вода зеленая. Под нами как раз море жизни.
Так что по зелени трудно судить о береге. Вот когда вода станет белой, тут
не ошибешься - берег рядом.
- Земля! - крикнул впередсмотрящий триремы.
Вскоре темная полоска на горизонте приблизилась настолько, что стали
различимы кроны кокосовых пальм.
- Страна зинджей, - прошептал араб.
- Скажи мне, кормчий, - адмирал стоял рядом с арабом и всматривался в
берег, - может ли эта земля родить пшеницу?
Старик сабей удивленно обернулся: странно, что в такой волнующий
момент адмирал хананеев заговорил о пшенице.
- Это мой последний вопрос, - объяснил хананей, - во время
продолжительных плаваний мы всегда осенью пристаем к берегу и сеем
пшеницу. Хананей не может без хлеба.
- Если сейчас выращивать пшеницу или ячмень, соберешь одну солому,
потому что слишком много воды с неба. Через два месяца начнется сухой
сезон, тогда и сей. Эта земля родит любое зерно и любой плод, данный
богами.
На палубах выстраивались матросы в белых, праздничных одеждах. Из
трюма триремы торжественно вышел Ораз в лиловой мантии. Араб
забеспокоился.
- Ты, старик, клялся своими богами и моими... - начал он.
- Я сдержу клятву.
В скалистые, усеянные рифами берега бились огромные валы океанского
прибоя. Обильная пена металась меду волн, лепясь к камню и разбрызгиваясь
хлопьями по обширной косе яркого кораллового песка.
Ораз взмахнул рукой. Слаженный хор грянул древний гимн Мелькарту.
- Прощай, сабей, ты помог нам. Пусть небо будет тебе домом, - адмирал
склонил перед ним седую голову.
Когда он поднял глаза на Ораза, пленник был уже принесен в жертву,
исчез в кипящих волнах. Альбатрос сорвал с подставки компас и бросил в
воду.
Он выполнил клятву.
Гимн славил Ваала и просил взамен дорогой жертвы покровительство
небожителей, дабы счастье не покинуло сынов моря в их трудном деле.

40. СТРАНА ЗИНДЖЕЙ
Неистово ревели африканские пингвины, рокотал прибой. Низкое, тяжелое
небо грозило обрушить на землю потоки теплого ливня. Лодка разведчиков
Агенора пробиралась вдоль грозных скал, купаясь в брызгах прибоя.
- Можно подумать, что Шартар-Дубина прячется в скалах, - сказал Анад,
поражаясь тому, что в Ливии пингвины кричат ослиными голосами.
В лодке сидело человек десять добровольцев. Астарт правил кормовым
веслом.
- Навались! - крикнул он и направил лодку в узкий проход, открывшийся
в скалах.
Среди скал появились купы раскидистых деревьев - мохнатые стволы,
густой подлесок из кустарников и низкорослых деревцев с огромными
перистыми листьями.
Мореходы пересекли спокойную бухту (океанский вечный прибой остался
за грядой скал) и вышли на берег. Рутуб и два матроса остались в лодке,
остальные полезли по крутому откосу.
С высоты утеса финикиянам открылась лесистая долина. Необозримое море
зелени прерывалось зеркалами озер. Несколько травяных конусов приютилось
на опушке пальмовой рощицы совсем неподалеку.
- Должно быть, хижины, - сказал Астарт.
- Слава богам, наконец-то люди! - воскликнул растроганный Фага. - Я
было решил, что в стране зинджей нет ни одной живой души.
Разведчикам предстояло подыскать удобное место для двух-трехдневного
отдыха всех экипажей.
Астарт поднял на конце копья яркий клочок ткани - сигнал флотилии,
стоявшей под защитой каменистого островка, о том, что видит деревню.
Несмотря на довольно большое расстояние, до них донеслись крики радости:
деревня - это свежие овощи, фрукты, пальмовое вино, питьевая вода, мясо.
Запомнив направление, Астарт и его спутники углубились в царство
зелени и сразу же наткнулись на широкую тропу.
Раскаты грома потрясли небо, хлынул яростный ливень. Лес наполнился
густым неумолчным гулом. Хананеи упрямо шли вперед по щиколотку в воде,
используя щиты вместо зонтов.
Вскоре тропа исчезла - перед мореходами разлилось обширное болото,
оказавшееся деревенской площадью. Несколько хижин смутно выделялось в
сером плотном потоке струй. Мореходы бросились к ближайшей, но Фага вдруг
вскрикнул и, наклонившись, стало что-то искать в мутной воде. Он медленно
разогнулся, подняв со дна за руку неподвижное тело.
- Женщина, - прошептал он и боязливо оглянулся.
Труп был сильно порчен червями и сыростью, но все же можно было
разглядеть груди и сильно вытянутые мочки ушей с раковинками вместо серег.
Астарт заглянул в черный проем, одновременно служивший дверью и окном
в туземной хижине: и здесь были трупы.
Разведчики обыскали все селение, но не нашли ни одного живого
человека. В последней, наполовину сгоревшей хижине наткнулись на свору
объевшихся мертвечиной вислоухих красношерстных собак. Не в силах
подняться, собаки скалили клыки и глухо рычали.
Эред выудил в воде надломленную рогатку с длинным черенком и обрывком
волосяной веревки.
- Да, - подтвердил Астарт его догадку, - арабы. Египтяне надевают на
рабов колодки, сабеи - вот такие рогатки на шеи, а руки привязывают к
черенку.
Ливень кончился внезапно, и солнце заискрилось в каплях, гирляндами
повисших на листьях и рваных краях травяных крыш.
Разведчики увидели остатки заброшенного размытого огорода и развалины
каких-то сооружений.
- Похожи на медеплавильные печи, - заметил кто-то.
Вода медленно убывала, обнажая трупы, разбросанные сосуды из глины и
заиленные долбленые колоды, неизвестно для чего предназначенные.
- Чего тут еще ждать, - голос Анада вывел тирянина из задумчивости.
- Да, конечно, - Астарт окинул последним взглядом невеселую картину,
и солнечный, ослепительный блеск показался неуместным, - нужно
возвращаться.
После нескольких дней плавания вдоль обезлюдевшего побережья хананеи
высадились в устье небольшой реки. Над манграми взвилась узкая лента
белого дыма.
- Люди! - заорал Анад. - Сигнальный дым!
Разведчики брели по грудь в жидком иле, спеша, моля богов, чтобы
путеводный дымок не исчез. Вокруг - островки из переплетений воздушных
корней, деревья будто поднялись на ходулях, спасаясь от грязи. Пучеглазые
рыбешки шлепались в тонкий слой воды над илом при приближении людей.
Наконец выбрались на твердую почву и, оставляя в траве грязевые
дорожки, устремились вперед, навстречу неизвестности.
Зловещие звуки африканских тамтамов прогнали всю радость. Разведчики
остановились, тревожно прислушиваясь. "А вдруг они примут нас за сабеев?"
- пришло на ум многим из них. Грозная музыка джунглей надвигалась со всех
сторон. Мекал увидел прямо перед собой сидящего на дереве чернокожего
воина со страшно расписанным лицом.
- А-а! - закричал юноша.
Негр метнул копье. Кто-то из разведчиков упал. Со всех сторон
появились дикие маски, расписанные белыми, красными и синими полосами.
Хананеи, сбившись в кучу, отступали к манграм, прикрываясь щитами.
Неожиданно Анад провалился в яму, не успев даже крикнуть. На дне ямы был
вбит острый короткий кол, обмазанный чем-то липким и дурно пахнущим. Анад
начал поспешно рыть ступеньки в стене, чтобы вылезти. Он панически боялся
рассерженных ливийцев и благодарил богов, что не напоролся на кол.
Выбравшись из ямы, он тут же провалился в другую, еще более глубокую и с
кольями на дне, покрытыми водой. При падении он сильно повредил ногу. "Не
выбраться!" - пронзила ужасная мысль. Анад похолодел: ведь никто не видел,
куда он исчез.
Боевой клич вырвался из сотен глоток. Хлюпающие, чавкающие звуки
удалялись. Разведчики скрылись в мангровых зарослях. Над ямой склонился
чернокожий воин в боевой раскраске. Негр и финикиец долгое мгновение
разглядывали друг друга. "Ударит копьем", - подумал Анад, покрываясь
холодным потом. Но ливиец подал руку. Анад растерялся. Когда финикиец
выбрался из ямы, его обступило множество раскрашенных воинов.
- Я не сабей, - сказал финикиец.
Один из воинов, высокий и мускулистый, с ожерельем из змеиных голов
на груди, что-то громко произнес и показал пальцем на пленника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31