- Этот мальчишка? Не смеши меня, Игорь. Он же дилетант,
он ничего не понимает. Скорее я поверю, что ты до меня доберешься.
Хотя и это на сегодня исключено.
- Ты, Николай, всегда был слишком высокого мнения о себе.
Смотри, не оступись на ровном месте.
- Проигрываешь, Игорь. Иначе зачем такие неуклюжие угрозы?
И тон этот. Проигрываешь.
- Ну хватит. Ты все сказал?
- Хочу попрощаться с тобой. Больше ведь не увидимся.
Сказать последнее прости, пожелать дальнейших успехов.
- Еще УВИДИМСЯ.
- Ты не знаешь самого главного, Игорь. Пропустил ты
самое главное, не учел. Но подсказывать я тебе не буду, пусть
Орлов подсказывает...
- Теперь наконец все?
- Теперь все... А знаешь, Игорь, иногда я вспоминаю,
какие мы были лет так пятнадцать назад. А ты вспоминаешь, или
настолько занят, что не до ностальгии тебе? Помнишь, городок,
посиделки у Наташи, разговоры, споры с очкариками, неразбавленный
спирт? Добрее мы были, Игорь, добрее. И умнее. Где это все
теперь?.. Вопрос, конечно, риторический... Ну да ладно. Прощай,
Игорь...
Хватов положил трубку и надолго задумался.
Пора действовать, понял он. Пора помочь Орлову.
А телефонные войны продолжались.

Глава тридцать третья
Несмотря на то, что время действительно поджимало, я
по пути к дому Люды Ивантер решил сделать остановку и перекурить.
Не более четверти часа: вполне еще успеваю.
Купив в ларьке банку "Коки", я подыскал тихий скверик
и только расположился, чтобы нормально осмыслить происшедшее
со мной за последний час, как ожил радиотелефон. Дьявол! Он
следит за мной, что ли?
- Слушаю.
- Боря, родной мой человечище, ты, небось, заскучал там
без меня?
- С тобой не соскучишься.
- Вот и ладненько. Тогда я тебе...
- Ты зачем меня убить хотел?
- Я? Тебя? Убить? - удивление Герострата казалось неподдельным. - Да
ты что? Окстись! Ты ж мой корешок, партнер
любимый по играм: как я тебя могу убить?
- Хочешь сказать, что Юра Арутюнов действовал по собственной
инициативе?
- Юра? Арутюнов? Помню такого. Но, Боря, вот клянусь
тебе как на духу, я с ним не поддерживал связи поди уж больше
трех месяцев. Ты что и до него добрался?
- Добрался. И он меня едва не искалечил.
- Я тебе, конечно, соболезную, но заверяю с полной серьезностью:
я здесь, Боря, не при чем.
- Я видел его глаза. Он был закодирован, или не знаю, как
это в вашей конторе называется...
- А-а, понимаю-понимаю, - Герострат приумолк. - Видишь ли,
дорогой мой, не все так просто с этой самой "кодировкой".
Процесс сложный, тонкий, бывают сбои. Вполне может оказаться,
что включение прошло спонтанно. Или он мог где услышать ключевое
словосочетание. Сам понимаешь, сбой он и в Африке сбой.
Так что моей вины здесь нет. В некотором роде, несчастный случай
на производстве. Хотя если желаешь, сынок, я могу перед
тобой извиниться. Чтоб не сильно ты расстраивался. Все-таки
за качество кодирования и я должен какую-то нести ответственность.
Желаешь?
И представьте, я ему поверил.
А почему я должен был ему не верить? В конце концов,
убить меня он мог бы более простым способом, да и дурацкая
партия в шахматы при этом теряла всякий смысл. Даже тот извращенный
смысл, который придавал ей Герострат.
Ладно, Арутюнов - сбой. А топтуны?
- Лучше объясни, зачем ты топтунов убрал?
- Кого-кого?
- Ну тех двоих следопытов, что уже второй день вокруг
меня околачиваются.
- Знаешь, Боря, мне кажется, ты принимаешь меня за кого-то
другого. Я же добродушный лысоватый старичок: мухи без нужды
не обижу. А ты такие дела мне приписываешь. Арутюнова на
тебя натравил, каких-то следопытов - я их в глаза не видел - шлепнули - снова
Герострат виноват. Я же не маньяк-убийца,
Боренька, я и обидеться могу. Или, может, в суд на тебя подам.
За клевету.
- Подай-подай. Кроме тебя замочить их было некому.
- Борька, хоть ты и мой корешок, но скажу тебе откровенно:
большего нахала я в жизни своей не встречал. Мало ли
шантрапы какой по городу нашему любимому сегодня бегает. Такие
и убить, и изнасиловать, и еще чего похуже... Им это раз
плюнуть. Без повода, заметь, из спортивного чисто интереса.
Что же мне, к примеру, приписывать тебе каждое убийство из
тех, что в "Криминальном канале" освещают? Так, знаешь, до
чего угодно договориться можно.
- Не вешай мне лапшу. Таких совпадений не бывает.
- Что ты называешь совпадением?
- Эти двое появились у меня за спиной после твоего первого
звонка. Вторые сутки они шлялись за мной, как привязанные.
И убирают их не в какой-нибудь случайный момент времени,
а именно когда Арутюнов пытался убить меня.
- Закручено лихо, - отметил Герострат. - Прямо детектив
какой-то...
Он примолк, а я сразу насторожился. Потому что пауза
эта сказала мне многое. А в частности: Герострат что-то знает
об этом убийстве. И чтобы сделать такой вывод вовсе не нужно
считаться гением дедуктивного метода.
Впрочем, остается на повестке дня по-прежнему неразрешимый
вопрос: какова степень причастности нашего общего антигероя
к устранению топтунов? Минимальная: допущение, предположение,
догадка - или максимальная: непосредственная организация?
По длине паузы не разберешь.
- Даже не знаю, - Герострат как очнулся, но продолжил
достаточно бодро, в своей излюбленной, и до предела раздражающей
меня манере блиц-куража, - даже не знаю, Боря, что
тут сказать. Как тебя, моего недоверчивого, мнительного, подозрительного,
переубедить. Этюд, несомненно, достоин кисти
самого Конан-Дойля, или на худой конец кого-нибудь рангом пониже:
Рекса Стаута, например. Действительно, о каком таком
совпадении может идти речь, когда в радиусе километра вокруг
одного и того же человека в одно и то же время убивают нескольких
людей? Тем более, что эти люди участвуют - косвенно,
правда - в одной большой игре. Таков, должно быть, ход твоих
здравых рассуждений, разрядник мой юношеский?
- Примерно, - согласился я.
- Но подумай, Боренька, если не ты их пришил (я так понял,
ты в тот момент занимался куда более полезным делом), и
не я (я вообще уже неделю из этой комнаты не выходил: могу
поклясться здоровьем своей матушки, земля ей пухом), то значит,
в игре участвует кто-то третий. Какой-то мерзавец стоит
в сторонке и мешает нам честно, по-дружески скоротать денек
за шахматной доской.
- Тогда четвертый.
- Что ты говоришь? Я не понял...
- Четвертый. Третьего представляли следопыты.
- А-а, понимаю. Ты, кстати, Боря, не попросил у них паспорт
показать, вежливенько так, а?
- Делать мне было больше нечего, - солгал я.
- Зря-зря, такие вещи проверять надо. Вдруг они сотрудники
компетентных органов. Возьмут тебя через час по обвинению
в убийстве, как доигрывать будем?
- На Колыме доиграем, - буркнул я.
- Меня это не устраивает, Боренька. Я лояльный, законопослушный
гражданин Российской Федерации. Судимостей не имел.
И налоги плачу исправно. А ты сразу: "Колыма"... Вот и Леночка
твоя говорит, что мне на Колыму нельзя. Верно, Леночка?
Не знаю, специально ли он таким вот образом сумел изменить
направление беседы, но если специально, то проделал
он это очень ловко. Меня опять затрясло, мысли перепутались,
и стало уже вовсе не таким важным, кто убрал комитетчиков:
он или некая третья-четвертая сила, о существовании которой,
впрочем, успел сказать мне бородатый: "Герострат - ноль...
другие...". Все отдалилось, я почувствовал, как снова превращаюсь
в тупую торпеду, которая движется прямо и целеустремленно,
только вперед, по уже кем-то намеченной, просчитанной
согласно законам баллистики, траектории.
- Твой ход, - выдавил я, испытывая отвращение к самому
себе.
- Ах да, я и забыл. Все ты меня, Борька-хитрец, отвлекаешь.
Научили, небось, гроссмейстеры всякие, что шахматы - не
только борьба высоких интеллектов, но и умелое использование
слабостей противника. Как там было у классиков в "Двенадцати
стульях", а? "Где моя ладья"? "Контора пишет"?
Как же, подумал я с ожесточением. Главный гроссмейстер
в подобных трюках у нас ты.
- Ну ладно, - сказал Герострат, - потрепаться с тобой
мне, конечно, всегда приятно, но нужно и честь знать. Мой
ход такой: король Е8-F8.
- Ферзь Н3-Е6, - объявил я и замер, затаил дыхание, ожидая,
как он ответит, потому что зависел от этого исход партии,
результативность всей моей сложной комбинации: с минимумом
жертв к победе. И хотя видел я уже, что Герострат не
особый умелец играть в шахматы, но все-таки сомневался, а не
раскусит ли он меня в самый последний момент, не уйдет ли в
глухую оборону, заставив тем меня жертвовать десятком фигур,
чтобы ее прорвать.
- Ха, - восхитился Герострат. - Ха-ха. Ты что, мне второго
слона просто так отдаешь? Это неосторожно с твоей стороны,
Боря, очень неосторожно. Я его, конечно, ем: ферзь F4-D2.
Я с трудом подавил вздох облегчения. И тут же снова
(становится привычкой) себя одернул: ты до Герострата еще
не добрался; прошлый раз так же думал, что он не успеет. Но
ведь успел!
- Хоть ты и разрядник у меня, Боренька, но ошибки, смотрю,
и ты способен совершать. Подарил мне слона, ферзь - королева
твоя - под угрозой. Где-то ты просчитался. Ну ладно, ты
пока подумай над следующим своим ходом, осмысли свое шаткое
положение, а я тем временем со слоном разберусь. Кто у нас тут
по списку слон?..
Пряча радиотелефон, я заметил, что руки у меня мокрые от
пота, и пальцы оставляют на гладкой поверхности влажные разводы.
Это тоже становится привычкой.
Еще одна беседа с Геростратом, и смотри, Игл, он успел
тебя: сбить меня с толку, напугать, обозлить, заставил понервничать,
а в результате выяснить для себя что-нибудь толковое
тебе снова не удалось. Всей и пользы, что следующий свой ход
и на шахматной доске, и в игре "сыщики-разбойники" я знаю.
Вот только нужно еще успеть этот ход сделать...

Глава тридцать четвертая
У подъезда дома Люды Ивантер я появился в 17.23.
Огляделся украдкой вокруг.
Обыкновенный день. Люди, спешащие с работы, автомобили.
На углу мальчишка шумно с выдумкой торгует газетами. Ничего
подозрительного. Одно меня беспокоило: самое время вернуться
домой Людиным родителям, если таковые у нее имеются в числе
живых и здоровых. В таком случае ситуация осложнится, чего
не хотелось бы... Ладно, сориентируемся по обстановке. Импровизация
все-таки - великая вещь, и ни разу меня еще не
подводила.
Я поднялся на четвертый этаж, вдавил кнопку звонка.
В такие моменты непроизвольно цепенеешь: Люда Ивантер
оставалась моей последней ниточкой к Герострату и от нее зависело
успею я выйти на него прежде, чем он доберется до
"слона", или не успею. Если и эта ниточка оборвется, тогда
все - придется пойти на крайнюю меру.
Как там ее назвал Герострат: "рокировка"? Да, именно
так. Придется пойти на поклон к любимому товарищу полковнику,
который всегда поможет, всегда поддержит. Всегда подставит.
И вот идти к нему мне совершенно не хотелось. Ни под каким
видом. Только вот если в крайнем случае, когда все другие ниточки
будут оборваны.
Я услышал сквозь дверь поступь легких ног, и оцепенение
как ветром сдуло. Не все еще потеряно, Игл, не все еще
потеряно!
То, что я увидел за открывшейся дверью, просто ошарашило
меня. Люда Ивантер стояла в прихожей, босыми ногами на
пушистом коврике, совершенно обнаженная, протягивая навстречу
мне руки. А я в ответ обалдел, застыл, не зная, как тут
поступить. Чего-чего, но подобного я ожидать определенно
не мог.
- Иди же ко мне, - произнесла Люда тихо, но, как показалось,
с едва сдерживаемой страстью. - Ну! Иди!
Я шагнул в квартиру, машинально прикрыл за собой дверь,
а она, взяв меня за руку, повела дальше, в гостиную комнату,
где я увидел огромную тахту, застеленную белоснежным
накрахмаленным бельем, маленький столик с выставленными на
нем шампанским и шоколадом, включенную стереосистему, в
магнитофон которой Люда сразу же вставила кассету, вслед
за чем воздух наполнила полузнакомая мелодия из репертуара
"Пинк Флойд".
Люда двигалась по комнате мягко, грациозно, в движении
поглаживая свое тело: бедра, живот, грудь.
Я же стоял, как болван, с открытым ртом. Наконец она,
встряхнув копной распущенных рыжеватых волос, подступила ко
мне, прижалась и начала аккуратно расстегивать куртку, одновременно
увлекая меня в сторону тахты. И вот тут наши взгляды
встретились; я все понял и, сильно толкнув ее, отшатнулся
прочь.
Люда упала спиной на тахту.
- Иди же ко мне, звала она, - вытягиваясь на тахте, изгибаясь
и лаская свое тело руками.
Я отступил еще на шаг.
Что происходит? Случай Юры Арутюнова с поправкой на женскую
специфику?
- Я так хочу тебя! Иди...
Она раздвинула полусогнутые в коленях ноги, и пальчики
левой ее руки заскользили там, между ног, поглаживая, возбуждая.
Мне это живо напомнило дешевенький порнографический фильм,
который довелось видеть в подпольном видеосалоне еще до призыва
в армию.
- Я хочу, я очень хочу...
Все-таки Герострат обманул меня.
Совпадений не бывает. Три случая инициации скрытых программ
у трех членов Своры в течении двух суток, и все - при
моем появлении. Его рук дело. Больше некому. А значит, все-таки
смерть моя ему чем-то выгодна. Правда, этот вот последний
инцидент - курам на смех. Неужели наш гениальный стратег всерьез
полагал, что я брошусь на Люду, как кобель, учуявший запах
течки?
Тем более, что игрок я стал опытный: знаю теперь значение
этого пустого и словно подернутого дымкой взгляда.
Я отступил еще на шаг и покачал головой, чтобы Люда видела.
Голова прояснилась.
Вид Людмилы меня более не шокировал и не возбуждал. Теперь
я испытывал к ней лишь жалость. Игрушка, марионетка, которой
управляет лысый маньяк с амбициями египетского фараона.
Передо мной стояла проблема: как прекратить действие программы.
Хорошо, конечно, что она не кидается на меня с ножницами,
как сделал это Юра Арутюнов, и у меня есть время подумать,
попробовать различные варианты. Но и в таком состоянии
от нее толку немного. Не устраивать же ей допрос под
мастурбацию и непрерывный стон: "Хочу тебя, хочу тебя,
хочу тебя!".
Я раздумывал, что бы мне попытаться предпринять в первую
очередь, когда Люда, заметив, что я не собираюсь внимать
ее страстным призывам, вдруг села, выпрямившись, на тахте;
рука ее юркнула под подушку, и мне в лицо уставился черный
зрачок маленького револьвера.
Отчаяние обрушилось на меня всей массой. Теперь это
было самое настоящее отчаяние, потому что ниточка утоньшалась,
последняя ниточка обрывалась прямо на моих глазах с
появлением на сцене черной хлопушки, дамского револьверчика.
Соблазнение оказалось лишь прелюдией, основной задачей,
как и с Арутюновым, было меня убить. И значит, снова мне
придется драться, снова придется напрягать все силы, чтобы
удержать машину смерти теперь уже в лице миловидной двадцатилетней
девушки, которой я никогда не желал ничего плохого.
И после того, как я изуродую ее (а мне придется), после
того, как переломаю ей руки и ноги, чтобы обездвижить - что
мне останется? Сидеть над ней и пытаться хоть что-нибудь выведать
у полумертвого тела, а потом обнаружить, что за все
часы не приблизился к Герострату хотя бы на шаг?
Я видел, что Люда готова выстрелить, что палец ее нажимает
на курок - пока еще мягко. Я знал, что какой бы ни
был этот дамский револьвер, на таком расстоянии его вполне
хватит, чтобы уложить меня на месте. Но отчаяние было настолько
сильным и всеобъемлющим, что в какой-то момент я
почувствовал, что безразлично мне попадет она или нет, сумею
я уйти от пули или нет. И в общем-то, не хочу я, не желаю
предпринимать хоть что-нибудь для своего спасения, и
пусть она стреляет, а для меня все наконец-то кончится раз
и навсегда.
Я был готов умереть, но умереть мне не дали, потому
что знакомый голос за спиной громко произнес:
- ЛИТОПА НОТ!
И ожидаемого выстрела не последовало.
Пистолет выпал из рук Люды; глаза ее закрылись; она легла,
вытянулась и задышала тихо, ровно, как спящая.
Медленно я обернулся:
- Почему вы здесь?
- Извините, Борис Анатольевич, если помешал. Но дверь
была открыта, и я вот подумал: если гора не идет к Магомету,
так пусть хоть Магомет придет к горе...
Передо мной стоял полковник Хватов.

Глава тридцать пятая
Его появление поразило меня - не побоюсь банальности - как
гром сради ясного неба. А особую окраску этому появлению
придал немедленный разворот моих чувств от бесконечного отчаяния
к бесконечной надежде.
Я ловил воздух открытым ртом, чтобы хоть как-то прийти в
себя. Да, такие повороты не для моей старой кобылки!
Хватов улыбнулся.
- Вижу, не ждали вы меня, Борис Анатольевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19