Но
человек крупнее меня - слишком велик, чтобы протиснуться сквозь едва
приоткрытую вентиляционную решетку. Для ремонтников есть отверстия
побольше, но их держат на запоре, - а другие ребята, которых я знала,
скорее всего, побоялись бы следовать моему примеру. Так что кратчайший
путь пока что оставался моим личным путем. Все, кто знал о нем, считали,
что я дурачусь, бродя по воздуховодам, и престижа ради я иногда
притворялась, будто они правы, хотя, конечно, это не так. Пока избегаешь
гигантских вентиляторов, все будет о'кей.
И если честно, меня больше пугали люди, а не вещи.
Добравшись до нашего отвода, я отжала решетку и выбралась наружу.
Потом задала взбучку своей прическе - никак она не хотела вести себя как
полагается. Волосы, глаза, прямой нос и цвет кожи я унаследовала от своих
предков, испанцев и индейцев, с отцовской стороны. И хотя мои черные
волосы всегда коротко острижены, ведут они себя отвратительно.
- Привет, Папа, - сказала я, входя в нашу квартиру. - Я опоздала?
В гостиной царил самый настоящий кавардак. Книги и бумаги кучей
валялись на полу, мебель была сдвинута в угол. Квартира наша обычно имела
вполне жилой вид, но сейчас она выглядела как после погрома.
Папа сортировал книги, сидя на стуле. Папу зовут Майлс Хаверо, он
небольшого роста, среднего возраста, на его лице обычно сложно что-нибудь
прочесть, но все говорят, что у него очень трезвый ум. Папино главное
занятие - математика, хотя уже много лет он заседает в Совете Корабля и
имеет большой опыт по этой части. В этой квартире мы с ним живем с тех
пор, как в девять лет я покинула интернат.
Папа вопросительно глянул на меня.
- Что с тобой случилось? - спросил он.
- Я не хотела опаздывать.
- Я не это имею в виду, - пояснил Папа. - Что с твоей одеждой?
Я опустила голову. На мне были белая рубашка и желтые шорты, спереди
все в полосах пыли и грязи.
Корабль - такое место, где почти невозможно испачкаться. Прежде
всего, земля во дворах Куодов - это не настоящая почва и трава, а
искусственное покрытие, изготовленное на основе молотого фибропласта.
Когда один квадрат покрытия изнашивается, его отдирают и кладут новый,
точно так же, как ремонтируют пол у вас в гостиной. Единственное место,
где есть грязь, в любом количестве, это Третий Уровень. Там, собственно,
ничего, кроме нее, и нет. Конечно, немного пыли разносится по всему
Кораблю, но в конце концов она всасывается в коллекторы воздуховодов и
продувается к Инженерам, на Первый Уровень, где ее используют для
подкормки Конвертеров, которые производят тепло и энергию. Короче, вам
ясно, что на Корабле у вас немного шансов вывозиться в грязи.
Однажды я спросила у Папы, почему конструкторы не создали систему,
которая удерживала бы грязь в единственном месте ее возникновения - на
Третьем Уровне, - тогда не пришлось бы очищать весь Корабль. Сделать такую
систему несложно.
Папа ответил вопросом на вопрос:
- Ты ведь знаешь, для чего был построен Корабль?
- Да, - сказала я. - Это все знают. Он был построен, чтобы везти
грязеедов основывать колонии.
Я, кстати, не зову колонистов так в присутствии Папы. Может
показаться странным, но он не любит этого слова.
Папа пустился в объяснения. Грязееды - то есть колонисты - грузились
в жуткой тесноте. Они были не слишком чистоплотными людьми - попробуйте
заставить регулярно мыться среднего крестьянина - но в любом случае люди,
теснящиеся в замкнутом пространстве, будут потеть и от них будет вонять.
Главным образом по этой причине Корабль и был построен с очень эффективной
системой очистки и распределения воздуха. Теперь, когда он используется
для совершенно иной цели, такая система больше не нужна, это верно, но
Папа добавил, что мое предложение не совсем продумано.
- Но почему тогда Совет ничего не принимает? - спросила я.
- Подумай сама, Миа, - ответил Папа. Он всегда старался, чтобы я
думала сама прежде, чем искать ответы на свои вопросы в справочнике или
приставать к нему.
Потом я поняла. Действительно, глупо разрушать нынешнюю сложную
систему воздуховодов, работающую надежно и без особых затрат, и заменять
ее другой системой, единственным достоинством которой будет простота.
Выгода здесь сомнительна.
Я встряхнула рубашку, и большая часть пыли отправилась своей дорогой.
- Я шла коротким путем.
Папа кивнул с отсутствующим видом и ничего не сказал.
Его невозможно понять. Однажды меня отвели в сторонку и стали
усиленно выяснять: как Папа собирается голосовать в Совете по какому-то
вопросу? Это были не особенно симпатичные люди, и, вместо того, чтобы
вежливо объяснить им, что я не имею ни малейшего представления, я им тогда
наврала. Очень трудно догадаться, о чем думает Папа. Он сам должен сказать
мне, что у него на уме.
Он отложил книгу, которую листал, и сказал неожиданно:
- Миа, у меня есть для тебя добрые вести. Мы переезжаем.
Я завопила и бросилась ему на шею. Эту новость мне давно хотелось
услышать. Несмотря на то, что на Корабле было множество пустых квартир, мы
теснились в старой. Почему-то после того, как я из интерната перебралась к
Папе, мы так и не собрались поменять его маленькую квартирку на большую.
Слишком были заняты жизнью. Но чего я терпеть не могла, когда жила в
интернате, так это дефицит свободного пространства. В интернате считают,
что за тобой нужно следить в оба глаза - всегда и везде; переезд же
означал, что у меня теперь будет собственная комната. Своя большая
комната. Это Папа обещал мне давно.
- Ой, Папа! - воскликнула я. - А в какую квартиру мы поедем?
Население Корабля сейчас составляет примерно тридцать тысяч человек.
Когда-то Корабль перевозил раз в тридцать больше, плюс груз, и я до сих
пор не понимаю, как здесь могло разместиться столько людей. И хотя мы с
тех пор расселились пошире, заполнив некоторое добавочное пространство,
пустующие квартиры есть во всех Куодах. Если бы мы с Папой захотели, то
могли бы переехать в соседнюю.
И тут Папа сказал так, словно это не имело ровно никакого значения:
- Это огромная квартира в Гео-Куоде...
И от моего ликования ничего не осталось.
Я резко отвернулась, почувствовав головокружение, потом села. Пол
уходил из-под ног. Папа не просто хотел, чтобы я покинула дом. Он хотел
лишить меня той ненадежной устойчивости быта, которую я создала для себя.
До девяти лет у меня не было ничего, а теперь Папа хотел, чтобы я бросила
все, что с тех пор сумела построить.
Даже сейчас мне нелегко вспоминать. Не будь это так важно, я
перескочила бы через этот эпизод, не удостоив его и словом. Мне было очень
одиноко в девять лет - я жила в интернате, под присмотром, с четырнадцатью
другими детьми, выслушивала нотации о том, что можно и чего нельзя,
видела, как сменяет друг друга целая череда воспитательниц, и чувствовала
себя всеми покинутой. Так продолжалось почти пять лет, и наконец настал
момент, когда я уже была не в силах там находиться. Я сбежала. Села в
челнок - не помню сейчас, как я узнала, куда мне ехать, - и отправилась на
встречу с Папой. Всю дорогу я представляла, что я скажу ему и что скажет
он, переволновалась, и в конце концов, когда мы встретились, я могла
только плакать и икать, не в силах остановиться.
- Что случилось? - спрашивал Папа, тщетно пытаясь добиться от меня
ответа. Он достал платок, вытер мне лицо, но лишь с большим трудом сумел
меня успокоить и выяснить, что же я хочу ему сказать. На это потребовалось
немало времени.
- Я страшно огорчен, Миа, - серьезно сказал он. - Я совершенно не
понимал, что происходит. Мне казалось, что в интернате с другими детьми
тебе должно быть лучше, чем жить здесь со мной одной.
- Нет, - отвечала я. - Я хочу жить с тобой, Папа.
На секунду он задумался, затем слегка кивнул и сказал:
- Ладно. Я позвоню в интернат, предупрежу, чтобы они не волновались.
А то подумают, что ты потерялась.
Альфинг-Куод стал тогда одной из самых надежных основ в моей жизни.
Нельзя рассчитывать на интернат или на воспитательницу, но на Куод или на
отца рассчитывать можно наверняка. И вот теперь Папа хотел, чтобы мы
покинули одну из моих опор. А Гео-Куод находился даже не на Четвертом
Уровне. Он был на Пятом.
Корабль разделен на пять уровней. Первый Уровень в основном занят
техническими службами - Инженерная, Спасательные средства, Конвертеры,
Двигатель и прочее. Второй - Администрация. На Третьем - почва и холмы,
настоящие деревья и трава, песок, животные и растения, - там нас, ребят,
готовят перед тем, как выбросить на планету на Испытание. Четвертый и
Пятый Уровни - обитаемые, и Пятый - самый последний. Все наши ребята
знали, что если ты живешь на Пятом Уровне, то ты немногим лучше грязееда,
ты - не совсем человек...
Я долго сидела в своем кресле, размышляя и стараясь прийти в себя.
- Неужели ты всерьез говоришь про Пятый Уровень? - спросила я,
надеясь, что, может быть, Папа пошутил, - но все же я не очень-то на это
рассчитывала, скорее просто пыталась подольше не смотреть фактам в лицо.
- Разумеется, всерьез, - сказал Папа совершенно спокойно.
- Мне долго пришлось искать, пока я нашел эту квартиру. Видишь, я уже
начал готовиться к переезду. Тебе там должно понравиться. Я даже знаю, там
в школе есть мальчик примерно твоего возраста, который немного тебя
обогнал. Так что у тебя будет шанс поусердствовать, вместо того, чтобы
плавать здесь по мелководью. А то ты совсем никакой конкуренции не
испытываешь.
Мне было страшно, и поэтому спорила я отчаянно, называя подряд все
места, куда мы могли переехать - в пределах Альфинг-Куода. Я даже
заплакала - что случалось теперь не так уж часто, - но Папа был
непоколебим. Наконец, я провела рукой по лицу, вытерла слезы и, сложив на
груди руки, заявила:
- Я не сдвинусь с места...
Но это была неправильная тактика по отношению к Папе. Он лишь
убедился в том, что я упрямая девчонка, хотя это было уже не упрямство. Я
боялась и была уверена, что, если мы переедем, там мне никогда не будет
так хорошо, как здесь. Но я не могла сказать этого Папе, я не могла
признаться ему, что боюсь.
Он подошел к креслу, в котором я сидела, вызывающе скрестив руки, с
застрявшими в уголках глаз слезинками, и положил ладони мне на плечи.
- Миа, - произнес Папа, - я понимаю, что тебе нелегко переезжать. Но
меньше чем через два года ты будешь сама себе хозяйкой, будешь жить где
пожелаешь, и делать что захочешь. Но если ты сейчас не можешь принять
неприятное для тебя решение, то какой же ты будешь взрослой? А теперь, -
резко добавил он, - никаких споров. Я переезжаю. У тебя есть выбор: либо
переезжай вместе со мной, либо перебирайся в интернат здесь, в
Альфинг-Куоде.
В интернате я уже жила и возвращаться туда не имела ни малейшего
желания. Я хотела остаться с Папой. В конце концов я решилась.
Насухо вытерев глаза полой рубашки, я медленно вернулась во двор
Куода. Обе игры в футбол уже кончились, и весь двор превратился в
калейдоскоп разбросанных повсюду разноцветных рубашек и шорт. Не увидев в
массе игравших ребят Вени Морлок, я спросила о ней у одного знакомого
мальчика.
- Она вон там, - показал он рукой.
- Спасибо, - ответила я.
Я свалила ее с ног. Потерла носом о землю и заставила молить о
пощаде. За усердие я получила синяк под глазом, но он стоил того, чтобы
заставить Вени помнить, кто есть кто, даже если я буду жить на Пятом
Уровне.
Потом мы с Папой переехали.
Администрации школ очень консервативны. Вероятно, так обстоит дело
везде, не только на нашем Корабле. Если тебя прикрепили к учителю, ты
годами не сменишь его на другого. Я знала в Альфинг-Куоде одного мальчика,
который настолько ненавидел своего опекуна и так плохо с ним ладил, что
оба они могли похвастаться шрамами. Так вот, этому парню потребовалось три
года, чтобы поменять своего учителя на другого.
По сравнению с этим все остальное должно казаться пустяком.
Утром в понедельник, спустя два дня после нашего переезда, я
отметилась у своего нового директора школы в Гео-Куоде. Он был худощав,
официален и чопорен, и звали его мистер Куинс.
Мистер Куинс посмотрел на меня, стоящую перед его столом, поднял
брови, отметив мой синяк под глазом, и наконец предложил:
- Садитесь.
На директоре школы лежит вся административная работа. Он назначает
учителей, контролирует переводы из класса в класс и программы для
обучающих машин, разнимает драки, если таковые случаются, и прочее. Для
большинства людей такая работа малопривлекательная, поэтому никого не
заставляют оставаться на ней дольше трех лет.
После того, как мистер Куинс, поджав губы, просмотрел все мои бумаги
и сделал запись в картотеке, он изрек:
- Мистер Уикершем.
- Извините? - не поняла я.
- Вашим учителем будет мистер Уикершем. Он живет в Гео-Куоде, 15/37.
Вы встретитесь у него дома в среду в два часа пополудни и в дальнейшем
будете встречаться три раза в неделю, когда вам будет удобнее. И
пожалуйста, не опаздывайте в среду. Теперь пойдемте на первый урок, я
покажу вам ваш класс.
Школа - для детей с четырех до пятнадцати лет. После четырнадцати,
если выживешь, разрешается бросить все несущественные уроки. Ты просто
работаешь со своим учителем или мастером, идя в соответствии со своими
интересами к своей же цели.
Примерно через два года мне предстояло на этот счет принять какое-то
решение. Беда заключалась в том, что кроме математики и чтения старых
романов у меня появились совершенно иные увлечения. Еще год назад их не
было и в помине. А поскольку настоящий математический талант у меня
отсутствовал, а от чтения старинных романов вообще пользы мало, мне
требовалось выбрать что-то более определенное. Но на самом деле мне не
хотелось специализироваться: я хотела стать синтезатором, человеком,
который знает обо всем неглубоко, но достаточно, чтобы уметь складывать
разрозненные детали в единое целое. Именно такая работа меня привлекала,
но я никому не рассказывала о своем желании, подозревая, что ума у меня
для такой работы маловато. Мне нужен был плацдарм для отступления. На
всякий случай.
Иногда, в минуты депрессии, мне казалось, что только и плачет по мне
местечко воспитательницы в интернате. А то и кое-что похуже.
В один прекрасный день - где-то между четырнадцатью и двадцатью
годами - каждый человек заканчивает "среднее" образование. С этого
момента, выбрав дисциплины, которые нравятся вам больше всего, вы должны
изучать только их. Потом, после двадцати лет, если вы уже не ведете
какие-нибудь исследования, можно взять отпуск для дальнейшей учебы или
работать над своим проектом. Именно этим была занята моя мать.
Вслед за мистером Куинсом я отправилась в класс, на первый урок.
Никакого желания идти туда у меня не было, и я чувствовала себя и немного
испуганно и чуть воинственно одновременно, не зная, какая сторона возьмет
верх в следующий миг.
Мы вошли, и по классу пронеслась буря стремительных перемещений. Но
стоило всем занять свои места, как оказалось, что в классе всего четверо
ребят, два мальчика и две девочки.
- Что здесь происходит? - вопросил мистер Куинс.
Ответом было молчание - никто, никогда и ничего не делает для
директора, если может этого избежать. Таков закон.
- Ты, Дентремонт, - обратился мистер Куинс к одному из мальчиков. -
Что ты делал?
- Ничего, сэр, - ответил тот.
У мальчика были рыжие волосы и очень большие уши. Он казался совсем
маленьким, хотя - вряд ли был младше меня, раз мы попали с ним в один
класс.
На мгновение пристально глянув на него, мистер Куинс допустил, что
это возможно, и снизошел до того, что представил меня классу. В обратную
сторону - мне - он представлять никого не стал, рассудив, что скоро я сама
узнаю все имена. Затем прозвучал звонок на первый урок, и мистер Куинс
обронил на прощанье:
- Ладно. Давайте заниматься делом.
Он вышел, и рыжий мальчик сразу полез за одну из обучающих машин и
занялся привинчиванием ее задней стенки.
- В один прекрасный день мистер Куинс поймает тебя, Джимми, и тогда
действительно будет беда, - заметила ближайшая ко мне девочка.
- Я просто любопытен, - ответил Джимми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28