- Привет, - ответила я.
- Что ты здесь делаешь?
- Хочу с тобой поговорить. Давай одевайся и спускайся вниз.
- Ладно, только погоди немного, я что-нибудь на себя наброшу. -
Джимми отключился, и его изображение растаяло.
Вот тогда-то я выбрала кресло и стала ждать.
В инте Джимми жил недолго, всего год с чем-то. Его рождение было
спланировано Корабельным Евгеником - родители Джимми почти не знали друг
друга. Потом он жил с матерью - до одиннадцати лет, когда она вдруг решила
выйти замуж, и тогда Джимми по собственному желанию перебрался в интернат.
- Не хотел путаться под ногами, - объяснил он мне. - Я иногда захожу
туда по вечерам. И с отцом тоже вижусь, время от времени.
Наверное, только потому, что Джимми мог вернуться к матери, если бы
захотел, он и не находил жизнь в интернате угнетающей. На интернат он
смотрел как на временное пристанище, в котором можно пожить, пока не
вернешься с Испытания и не поселишься в собственной квартире. Но в
разговорах с ним я старалась не углубляться в эту тему - не потому, что
боялась задеть его, а потому, что это было неприятно мне самой.
Дети в гостиной играли в какую-то настольную игру, а я сидела в своем
кресле и наблюдала за теми, кто играл, и за теми, кто следил за игрой, и
за теми, кто просто проходил мимо. Но за мной не наблюдал никто.

Джимми спустился через несколько минут, и я встала с кресла, готовая
сразу отсюда исчезнуть. И уже на ходу спросила:
- Джимми, не хочешь ли ты отправиться со мной в пятницу? Это очень
важно.
- Куда отправиться?
- Что значит "куда"?
- Миа, ты же знаешь, - сказал Джимми, - я поеду с тобой, куда бы ты
ни предложила. Просто назови место и скажи, как туда добраться.
- Счастье твое, - ответила я, - что я слабее тебя. Было б у меня сил
побольше, я бы тебе врезала. Нечего умничать.
- Ладно. Так куда ты все-таки собираешься?
- Ты разве не знаешь, о чем я говорю?
- Нет. - Джимми покачал головой.
Достав пришедшую вчера повестку, я развернула ее и протянула ему. В
повестке значилось, что в среду мне предстоит медосмотр, а в пятницу -
надлежит вместе с другими ребятами явиться на первую встречу класса
выживания у Пятых Ворот, Третий Уровень.
Эта первая встреча моего класса выживания приходилась на 3 июня 2198
года. Физическая подготовка продлится ровно полтора года, и только потом
нас высадят на какую-нибудь из планет-колоний на Испытание. Ни в одном
законе не говорится, что ребенок обязан посещать занятия в классе
выживания, но практически все пользуются преимуществом, даваемым
тренировкой. В жизни очень редко удается выбрать наилучший курс - и это
один из тех случаев, когда сомнения излишни. Вас не просто выбрасывают
погибать на планете, сначала вас полтора года муштруют, и Испытание лишь
показывает, какую пользу принесла вам эта муштра.
Новые классы формируются каждые три-четыре месяца, последний
образовался в марте, так что повестка не была для меня неожиданностью.
Поскольку Джимми тоже родился в ноябре, как он поспешно сообщил мне при
первой нашей встрече, то я ожидала, что мы с ним окажемся в одном классе
выживания. И, если уж до конца быть честной, мне не хотелось идти туда в
пятницу одной.
- Я ничего не знал, - удивился Джимми. - Мне, значит, тоже должна
была прийти повестка. Когда ты ее получила?
- Вчера. Я думала, что ты позвонишь мне насчет своей, но ты не
позвонил.
- Подожди здесь, я сейчас все узнаю, - сказал он и пошел искать
воспитательницу.
Он вернулся через несколько минут, держа в руке повестку - точную
копию моей.
- Вот. Я просто ее не искал, а воспитательница и не подумала мне
сказать.
Было в Джимми одно качество, которое меня ужасно раздражало, но
которым я одновременно восхищалась. По крайней мере дважды я звонила
Джимми и оставляла ему сообщения. Один раз я просила его позвонить мне,
когда он вернется, в другой - чтобы он передал мистеру Мбеле, что я не
смогу прийти на встречу. Но ни разу Джимми не выполнил моих просьб, он
просто не поинтересовался - есть ли для него что-нибудь. Это возмутительно
и вместе с тем странно привлекательно - как беззаботно человек может
относиться к чужим просьбам: Джимми просто заявил, что был занят, и
недосуг ему было утруждать себя подобными вещами.
Моя идея отправиться в пятницу вместе на Третий Уровень Джимми
понравилась. К этому времени мы еще не стали близкими друзьями - был
элемент антагонизма, - но мы уже хорошо знали друг друга, учились у одного
наставника, мистера Мбеле, и я не имела ничего против, чтобы мы с Джимми
встретили новую ситуацию вместе.
- Ты помнишь, как после Грайнау я рассказывала вам с мистером Мбеле о
том мальчике и его сестре? - спросила я, когда мы шли по коридору к
квартире мистера Мбеле.
- Это у которых дурацкие о нас представления?
- Да. Он, например, утверждал, что мы на Корабле все время
разгуливаем голыми. Я возражала, конечно. Я вообще на все возражала... Но
что бы сказала, если бы они оказались здесь и увидели бы тебя по видику
даже без носок?..
- Тогда они, наверное, подумали бы, что совершенно правы, -
рассудительно заметил Джимми.
- Но они же не правы!
- Не знаю. Я же был голым.
- Ну и что! Ты был в своей комнате. Я дома тоже хожу голая. Но они-то
говорили, что мы вообще не носим одежды.
- Так ведь, - Джимми усмехнулся, - если нам хочется ходить голыми,
почему нам этого не делать? - Он начал стаскивать через голову рубашку. -
Я считаю, что мы можем себе позволить быть такими, какими нам хочется
быть. И от того, что они о нас думают, мы не становимся хуже. Разве не
так?
- Не извращай, - сказала я.
- Ходить голым - это извращение?
- Дурацкое твое упрямство! Ты собираешься есть землю только потому,
что они думают, будто мы ее едим? Зря я вообще завела с тобой этот
разговор. Просто мне показалось, что тут есть какое-то несоответствие.
- Несоответствие, - поправил Джимми, ставя ударение на тот слог, где
ему полагалось быть.
- Какая разница, - огрызнулась я.
Иногда я действительно по-глупому ошибаюсь, употребляя слова, которые
где-то читала, но никогда не слышала, как правильно их произносить. Так
бывает еще и потому, что разговаривать приходится не с теми людьми - и не
о том. И наверное, вернувшись домой с Грайнау, я сделала очередную ошибку,
сразу же рассказав Джимми и мистеру Мбеле, что я на самом деле думаю о
грязеедах.
- Они действительно воняют? - спросил мистер Мбеле.
Мы с Джимми сидели на кушетке в его квартире. В руках у меня была
записная книжка с пометками о темах и книгах, которые я хотела бы
обсудить. Сообразив, что вряд ли я смогу по-настоящему доказать правоту
своих слов, я дала задний ход:
- Не знаю. Но все говорят, что они воняют. И мне не понравилось то,
что я там увидела.
- Почему же? - спросил Джимми.
- Это серьезный вопрос или ты просто меня подначиваешь?
- Мне тоже интересно, Миа, - сказал мистер Мбеле. Тут-то я точно
знала, что вопрос задан всерьез. Мистер Мбеле никогда не натравливал нас
друг на друга.
- Не знаю, - сказала я. - Мы просто не поладили. У меня должна быть
более веская причина для неприязни?
- Конечно, - заявил Джимми.
- Ну, если ты так считаешь, - сказала я, - то давай назови мне хоть
одну такую вескую причину. А я послушаю.
Джимми пожал плечами, вид у него был смущенный.
- У тебя их нет, - заявила я. - Просто я сказала то, что ты не
приемлешь. А я просто не переношу грязеедов. И если я захочу, то мне никто
не запретит сказать, что от них смердит.
- Может, ты и права, - неохотно согласился Джимми.
- Гм-м, - произнес мистер Мбеле. - Миа, а что, если в твоих словах
истины нет? Что, если твои слова причиняют боль другому человеку? Что,
если ты просто возвеличиваешь себя, унижая других?
Я промолчала.
- Ты согласна, что это было бы не лучшей политикой?
- Надо полагать.
- Так вот, запомни, - сказал мистер Мбеле. - Заявлять, что колонисты
воняют, - просто самооправдательный миф, изобретенный для того, чтобы дать
нам возможность чувствовать моральное превосходство и свою абсолютную
правоту. Коей нет. Твое заявление помешает мне теперь выслушать
действительно веские аргументы, которые ты могла бы привести. И это не
принесет тебе пользы.
Джимми следил за нашим спором.
- Понятно, - сказал он. - Я могу не любить людей, но зачем же их
оскорблять?.. Я не обязан оправдывать свою неприязнь к ним, но обязан
оправдывать свою сварливость. Так?
- Это немного упрощенно, - заметил мистер Мбеле.
На мгновение я сорвалась с крючка, и поскольку меня осенила одна
мысль, я тут же ее выложила:
- А как быть с людьми, которых тебе следовало бы любить, но ты их не
любишь и, наоборот, с людьми, которых ты любишь, хотя их вовсе не за что
любить?
- Не понял, - сказал Джимми.
- Ну, например, мы с тобой во всем согласны, и я тебя уважаю, и ты
мне никогда не делал гадостей и не злословил за моей спиной без причин - и
все же я тебя не выношу. Или, скажем, есть некто, полная противоположность
- натуральная сволочь, крыса, человек, который любую подлость сделает,
если увидит в этом свою выгоду, - но все равно он мне нравится. Можно ли
отделять приязнь от поступков человека?
Мистер Мбеле улыбнулся, словно его забавляло направление, в котором
шел разговор.
- А ты сама их разделяешь?
- Думаю, да, - ответила я.
- Джимми?
Джимми с минуту помолчал, размышляя, но я уже знала его ответ, ибо
только что нашла его сама. Все разделяют. Иначе не было бы в мире
очаровательных, принимаемых обществом негодяев.
- Да, наверное, - ответил Джимми.
Я указала им на ошибку:
- По-моему, вопрос был - нужно ли их разделять?
- Есть ли здесь какая-то разница? - спросил мистер Мбеле.
- Вы имеете в виду, что с этим все равно ничего не поделаешь?
- Нет, - пояснил мистер Мбеле. - Речь о том, влияют ли твои чувства
на твои суждения о людях...
- Алисия Макриди?! - догадался Джимми. - Говорят, ее все любят и
жалеют. Повлияет ли это на решение Ассамблеи?
Алисия Макриди была женщиной, носившей незаконного ребенка. Совет
долго решал, что предпринять в этом случае, но Макриди явно рассчитывала
на более снисходительное к себе отношение, если дело будет рассматривать
не Совет, а Корабельная Ассамблея. Совет на это согласился, он должен был
так поступать в особо трудных и важных делах.
Корабельная Ассамблея - общее собрание всего взрослого населения
Корабля, которое собирается в амфитеатре на Втором Уровне. Там проходит
общее голосование. Поскольку Макриди была известной особой - хотя я о ней
даже не слышала до всего этого дела, - она хотела встретиться лицом к лицу
с Ассамблеей, надеясь, что там с ее популярностью посчитаются больше, чем
посчитались бы в Совете.
- Хороший пример, - согласился мистер Мбеле. - Я не знаю, чем это
кончится. И раз вы не можете пока присутствовать на Ассамблее, я бы
посоветовал вам следить за происходящим по видео. Тогда мы сможем в
следующий раз обсудить ее решение. Но это лишь часть гораздо более
серьезной проблемы: что является основой человеческого поведения? То есть
этики. Это то, с чем ординологу, - кивок в сторону Джимми, - или
синтезатору, - кивок мне, - следует основательно познакомиться. Для начала
я вам дам названия книг. Уделите им время, а когда решите, что готовы
поговорить, дайте мне знать.
Мистер Мбеле подошел к книжной полке и стал называть нам книги и
авторов - эпикурейцев, утилитаристов, стоиков, философов силы и прочих, не
считая гуманистов нескольких направлений и всевозможных религиозных
этических систем. Если бы я знала, что все это станет результатом
одного-единственного моего необдуманного замечания, я никогда не раскрыла
бы рта. Может быть, в том и заключался урок, но если даже так, я все равно
его не усвоила. Я по-прежнему склонна открывать рот, где не надо, и
втравливать себя в неприятности.

Первого июня, в среду, я отправилась к доктору Джерему. Сколько я
себя помню, раз или два в году я посещала его кабинет обязательно.
Он был среднего роста, склонный к полноте, и, как и большинство
докторов, носил бороду. Борода была черная. Однажды, еще совсем маленькой,
я спросила у доктора Джерема - зачем он носит бороду, и он ответил:
- Затем, чтобы мои пациенты чувствовали себя увереннее. Или,
наоборот, чтобы я чувствовал себя увереннее с ними. Я даже затрудняюсь
сказать, кому она больше нужна.
Обследуя меня, он, как всегда, болтал, извергая ровным басом поток
острот, направленных наполовину в меня, наполовину в себя. Наверное, он
делал это специально - пациенты успокаивались, как успокаивается
норовистый жеребенок от голоса всадника. Такова была профессиональная
манера доктора Джерема.
- Великолепно! Отлично! Ты здорова. В хорошей форме. Вдохни. Теперь
выдохни. Хорошо. Хм-гм. Да, замечательно...
Иногда возникает вопрос: насколько можно доверять словам докторов? У
них есть свои этические правила - сколь много о вашем состоянии они имеют
право вам сообщить. Но у меня не было причин не верить доктору Джерему, я
действительно чувствовала, что абсолютно здорова и нахожусь в отличной
форме. И перед классом выживания мне не нужно никакого лечения. Что
называется - полная кондиция.
- Всегда приятно с тобой встретиться, Миа, - сказал доктор Джерем. -
Хотел бы я, чтобы все мои пациенты приходили ко мне в таком добром
здравии. У меня тогда было бы немного больше свободного времени.
Он сообщил мне еще одну вещь. Измерив мой рост, он сказал:
- Ты подросла на три дюйма с тех пор, когда была здесь в последний
раз. Молодец!
Три дюйма.
Я не знала, чьих рук это дело - Папы или Природы, но услышать это мне
было приятно.

К Входным Воротам N_5 на Третьем Уровне мы с Джимми прибыли минут за
десять до назначенного времени. Дверь челнока скользнула в сторону, мы
вышли из кабины, и она, словно лифт, ушла, вызванная с другого Уровня.
Рядом с нами в ожидании вызова стояли кабины горизонтального сообщения.
Двустворчатые двери станции были раскрыты. Надпись над ними гласила:
ВХОДНЫЕ ВОРОТА N_5, ТРЕТИЙ УРОВЕНЬ, ПАРК. Через открытые двери видна была
освещенная искусственным светом трава, а за воротами толпились ребята
примерно моего возраста.
- Вот они, - сказал Джимми.
Третий Уровень разделен на три различных зоны. В первой, культурной
зоне, производится пища, кислород и корм для скота. Говядина -
единственное наше натуральное мясо; искусственное выращивается от культур
в баках, которые находятся тут же, на Третьем Уровне.
Вторая зона - это парк. Здесь есть деревья, озеро, цветы, степь,
места для пикников, для прогулок пешком и верхом - то, чего можно было бы
пожелать на любой планете.
Последняя зона - дикая местность. Во многом она похожа на парк - но
гораздо опасней. Как значилось на картах, здесь водились дикие звери, а за
растениями никто не ухаживал, и они росли, как им заблагорассудится. Эта
зона предназначалась для охоты, для испытания риском и обучения подростков
- местность таила в себе множество всевозможных неожиданностей.
Я еще ни разу там не бывала, только в аграрной зоне и в парке.
- Пошли? - предложила я.
Мы прошли сквозь дверной проем, затем через короткий десятифутовый
туннель; прозрачные ворота раскрылись - и перед нами предстал лес,
конюшни, кораль среди деревьев и домик с приподнятой двухскатной крышей -
в нем находились раздевалки и душевые.
Только здесь, на Третьем Уровне, можно было по достоинству оценить
размеры Корабля. В других местах повсюду вас окружают стены, здесь же
ничто не ограничивало поля зрения. До ближайшей точки, где потолок и почва
упирались в борт Корабля, пролегали от нас целые мили. Потолок находился
футах в трехстах над головой, и нужен был острый глаз, чтобы разглядеть
разбрызгиватели и прочие детали оборудования.
Труба челнока поднималась за нашими спинами со станции, исчезая в
потолке высоко вверху. Горизонтальная линия челнока была не видна, она
проходила глубоко под землей.
Двух часов еще не было, и ребята, которые прибыли сюда раньше нас,
столпились у кораля, наблюдая за лошадьми. Среди них я узнала Вени Морлок,
но не удивилась - она была лишь на месяц старше меня, и я ожидала, что на
Испытание мы полетим в одной группе.
Со станции челнока стали появляться и другие ребята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28