Ох уж мне эти до боли знакомые, "родные" звуки! Выходит, опять все сначала, как когда-то? Э, да пошли они! Страшней, чем было, все равно уже не будет...
Мы вышли из дому. В небе — молодой месяц, у входа — все тот же швейцар. Увидел Рут и со всех ног кинулся навстречу: чего не сделаешь за щедрые чаевые!
Держа меня под локоть, Рут подводит меня к машине. Садимся и, плавно снявшись с места, ныряем в темноту. Не автомобиль, а какой-то воздушный корабль. Упоительная музыка, несущаяся из динамиков, завораживает и пьянит. Откинуться вот так на мягком сиденье и ни о чем не думать* ни о чем не помнить... Слабый запах духов... Золотом при свете ночных фонарей поблескивают каштановые волосы... Сама женственность сидит рядом и, положив белые руки на руль, уверенно подчиняет своей воле эту могучую махину, которая бесшумно, как призрак, скользит в ночи, унося нас навстречу... чему? Не знаю, но это сейчас неважно. Мне ясно одно - все, борьба окончена, я вышел из игры...
...Переливается цветными огоньками Нил, плещется о берег волна. А я, как голодный, все гляжу и не могу наглядеться на милое лицо.
— Ну так что за обстоятельства не позволили вам вспомнить обо мне все это время?
Молчу, не хочется разрушать волшебство невеселым рассказом о своих злоключениях. Да и не расскажешь ведь ей обо всем откровенно. Что я скажу — выгнали со службы, стал безработным? Стыдно.
— Не пойму, почему вам так хочется вернуться к презренной прозе жизни?
— Презренной, скажите на милость! Да я просто хочу вызвать вас на откровенность.
— Ну, если вы так настаиваете, Меняйте потом на себя.— Я помолчал, собираясь с мыслями. - Дело в том, что вот уже почти месяц, как меня выгнали с работы.
Этого она не ожидала никак, я вижу по ее лицу.
— Вы, разумеется, шутите?
— Хороши шутки!
— В таком случае, ради бога, извините! Поверьте, именно это я, действительно, меньше всего ожидала от вас услышать. — Она на миг замолчала, обдумывая, что уместнее сказать в данном случае. — Как же это произошло?
Рассказать ей все? А почему бы и нет? В конце концов сейчас она единственный человек, которого интересует моя особа. А Амина? Разве моя судьба ей безразлична? Ну, Амине в последнее время не до меня, у нее и без того забот хватает. Помолчал бы, сам-то хорош — развлекаешься с чужой женщиной, сидишь с ней в кафе на Ниле, жмешь ей ручку, выворачиваешься перед ней наизнанку... А Амина старалась поддержать тебя изо всех сил: "Не раскисай, все образуется... Подумаешь, уволили со службы! С кем не случается? Я же работаю, с голоду не помрем. Да и устроишься ты на работу очень скоро, вот увидишь... Главное сейчас - не падать духом, не сидеть сложа руки. Займись хоть чем-нибудь, пиши... Ты ведь так и не принимался за свою монографию".
Но подобные советы мне нужны сейчас меньше всего. Вот, заговорила про монографию — и будто на мозоль больную наступила — неудачник! Хотела утешить, успокоить, напомнила, что работает сама, — а получилось, что унизила: она работает, а я нет.
— О чем задумались?
Я гляжу в ее глаза. О, они умеют сказать многое! А вот жалости в них нет, и это прекрасно. Мне жалость не нужна, мне нужна любовь, слышишь? Готова ли ты дать мне ее? Или ты тоже, как и другие, способна только брать? Немного же ты возьмешь с такого неудачника, к тому же еще и безработного... Да что это я, в самом деле! У этой женщины есть все, что пожелает душа, — она образованна, богата, живет в роскошной квартире... Мужчины — только она помани — будут сами падать к ее ногам. И муж у нее, конечно, есть, а не муж, так по крайней мере любовник (странно, как это я до сих пор не собрался ее
»об этом спросить?)... Уж не ревную ли я? Черт знает что лезет в голову. — Простите, я, как говорится, несколько ушел в свои мысли... Задумался о жизни: начинал широко, а под конец вернулся к исходной точке. Такая вот история получается...
И почему меня так тянет к этой женщине? Может, просто состарился? Стариков всегда тянет к молодым... Берегись, брат, еще немного, и она примется вить из тебя веревки...
— И все-таки вы так и не сказали, за что вас выгнали со службы... Впрочем, может, вам неприятен этот разговор?
— Да нет, чего уж там... Сказав "а", нужно говорить и "б". Уволили из-за забастовки. Понимаете, наша компания вела переговоры с французской фирмой насчет создания совместного предприятия. Многим рабочим такая перспектива грозила увольнением. Вот и забастовали...
— Да, но при чем здесь вы? — В ее глазах неподдельный интерес.
— Председатель административного совета обвинил меня в сговоре с профсоюзным комитетом...
— У него, что же, были основания так думать?
Я насторожился: не люблю, когда мне задают слишком много вопросов. С той самой поры не люблю, когда на них приходилось отвечать в полицейских участках. Но сейчас-то мне чего бояться? Подумаешь, секрет!
— Были. Молчит.
— А я-то думала, вы порвали с "левыми" всякие отношения, ушли целиком в кабинетную работу...
Господи, ей-то до всего этого какое дело? Очень уж широкие у нее интересы. А впрочем... Сколько их, американцев, понаехало сейчас в Египет — поди сосчитай! Всю страну оплели своей паутиной, куда ни сунься — всюду они. Знают свое дело, черти. Может, и Рут тоже одна из них? Разве поймешь? Чужая душа — потемки. Ну знаешь, если подозревать всех и каждого, не с кем будет дружить. Месяц в небе как топор, занесенный над головой... Лицо Рут, всегда такое спокойное и безмятежное, застыло в напряженном ожидании.
— "Левыми"? Кого вы имеете в виду? Забастовщиков? Или вообще всех, кому не по душе "драконовские" законы правительства? А может, тех, кого пытаются скрутить "современными средствами охраны общественной безопасности"? Кстати, и эту "технологию" тоже мы импортируем из Америки...
Что, не нравится? Резковато звучит? Зато откровенно... Она молчит, я тоже.
— Может, пойдем?
Она пожимает плечами: "Как хотите!" Подзываю гарсона, расплачиваюсь, и мы выходим.
— Хотите сесть за руль? - Рут протягивает мне ключ на брелоке в виде маленького блестящего земного шара. Сильно и уверенно заработал мотор, серебристая тень скользнула в темноту и понеслась по дороге... И снова запах духов щекочет ноздри и дурманит мою хмельную голову. Изо всех сил стараюсь не отрывать взгляда от черной блестящей полосы асфальта, но все равно вижу задорно вздернутый нос, полные губы, изгиб шеи... Наконец вот он, знакомый тротуар. Осторожно паркую машину, глушу мотор и порываюсь выйти. Не тут-то было.
— Не уходи, Халиль. Я так хочу, чтобы ты поднялся ко мне... А Амина? А новорожденный сын? Да мало ли что еще ждет
меня там, дома! Нет, нет, я не могу, я не должен. Если поторопиться, можно еще успеть на последний поезд... Если поторопиться... Но сижу как прикованный, не в силах сдвинуться с места.
— Нет, ну в самом деле, не можем же мы расстаться на такой ноте... — она берет у меня ключи от машины. — Одну минутку, я только заведу ее в гараж.
Лифт... Мигающие огоньки — красный, зеленый... Лицо Рут совсем близко. Дверь из дорогого дерева и волшебный глазок, ведущий вовнутрь, в длинный коридор-пещеру, где в самом дальнем конце зарыт клад... А я — разбойник, и сейчас этот клад будет моим.
— Садись! — она показывает на диван. — И разуйся, пусть ноги отдыхают. Ты разве не знаешь? Спина и ноги — самые уязвимые части нашего тела, они устают первыми...
С отчаянной решимостью человека, сжигающего за собой все мосты, сбрасываю ботинки. Какое облегчение! Рут хитро улыбается.
— Что будешь пить — виски или воду с лимоном?
И, запрокинув голову, звонко смеется — счастливая, уверенная в себе, довольная жизнью, свободная от всех условностей и предрассудков. А я гляжу на нее, восхищаюсь... и завидую...
— ...Любимый! Если б ты только знал, как мне с тобой хорошо! Господи, какая я счастливая! И все это ты. Знаешь, я никогда бы не смогла причинить тебе боль.
— А ты что, подумывала об этом?
И вдруг чувствую, что она уже не со мной, а где-то далеко-далеко, в том, своем мире, куда мне нет доступа. Накрепко захлопнуты железные ставни — как ни старайся, не подглядишь, что там внутри. Разве что прочитать по лицу? А на лице, только что таком счастливом и оживленном, проступила вдруг усталость и печать внутренней тревоги.
— Да нет, это я сама с собой... Не обращай внимания, со мною так бывает. Когда мне в чем-нибудь повезет или очень хорошо на душе, я всегда боюсь, что судьба вот-вот вмешается и отнимет у меня этот кусочек счастья. Никогда не бываю до конца спокойной...
— И даже сейчас, со мной?
— С тобой тем более. Да ты не думай, дело тут не в тебе — тебе-то я верю, ты надежный, ты меня не предашь, я знаю... И мне с тобой очень легко.
— Мне тоже. Если не считать некоторых моментов.
— Каких?
— Когда ты вдруг как будто отдаляешься, ускользаешь от меня в какой-то свой, неведомый мне мир... И непонятно становится, кто рядом — то ли ты, то ли какая-то чужая, незнакомая мне женщина? Я до сих пор так до конца и не понял, которая из них настоящая Рут Харрисон.
В ее глазах ужас. Похоже, я нечаянно коснулся тайны, которую она тщательно скрывает.
— Халиль, умоляю!.. Ты вторгаешься в запретную зону. У каждого человека есть такой уголок в душе — какое-нибудь событие в прошлом или слабость, которую он скрывает от окружающих. Любить — не значит завоевать человека, подчинить его себе целиком... Какую-то часть своей души он всегда оставляет для себя. Это — только его, личное, сюда нет доступа никому... Представь себе на минуту, что оно, это сокровенное, каким-то образом связано с другими людьми и человек не в силах с этим бороться или не вправе об этом рассказывать — а может, просто стесняется или боится... Я хочу, чтобы ты понял одно: ты можешь мне доверять, я никогда — я тебе только что это сказала — не причиню тебе боль... И я никогда тебя не забуду. Ты стал для меня — я говорю это совершенно искренне - самым близким мне существом.
Я целую ее глаза, щеки, милый вздернутый нос... Упругую грудь с маленьким твердым соском.
— Перестань, или мы будем валяться так целый день, а у меня сегодня уйма дел...
— Ты права, мне ведь тоже надо спешить. Представляю, что творится с Аминой! Я же не предупредил ее, что не приду ночевать. Довольно подло с моей стороны.
— Конечно. Уж позвонить-то ей ты бы мог.
— Рут... Ты замужем? Разумеется.
— А где твой муж?
— В Штатах.
— А детей у тебя нет, правильно?
— Правильно, нет, как ты догадался?
— У тебя грудь некормившей женщины.
— Скажите, какая редкая наблюдательность! — Она засмеялась и тут же стала серьезной. — Да, пока я не забыла... Дело вот в чем. Понимаешься не хочу вмешиваться в твои дела — боже Зшаси! — но допустим, я могла бы помочь тебе устроиться на работу. Как ты к этому относишься?
Я растерялся: ее вопрос застал меня врасплох. Конечно, я бы предпочел, чтобы она не лезла в мои дела. Но, с другой стороны, вряд ли это теперь получится. Где она, граница — сюда можно, а сюда нельзя? Конечно, хотелось бы чувствовать себя с Рут на равных. А так — вроде буду ей чем-то обязан. Она в роли благодетеля, а я — с протянутой рукой. Э, вздор все это, пусть делает как хочет, все равно без посторонней помощи мне сейчас не обойтись. Кстати, заодно и я о ней кое-что узнаю: чем она здесь занимается, с кем связана, чего добивается. Ну а если работа, которую она мне подберет, почему-либо меня не устроит? Что ж, я всегда могу отказаться... А вот если отказаться сейчас, сразу, она обидится, это ясно.
Удивительно все-таки устроена жизнь. Только и слышишь кругом: "Борьба, борьба..." То одни верх берут, то другие. А такие, как я, почему-то всегда в проигрыше.
— В принципе я не против... Мне, как ты понимаешь, выбирать не приходится-Кажется, мой тон ее задел: она нахмурилась, глаза стали
строгими.
— Видишь ли, я действительно не желаю соваться в твои дела. Если ты против, давай вообще оставим этот разговор. И советы давать тебе не собираюсь — они тебе не нужны. Но пойми, я просто не в силах спокойно наблюдать, как ты изводишься. Зачем искусственно усложнять себе жизнь? У тебя и без того, как я понимаю, хватает проблем. Хотя, если говорить честно, некоторые из них, по-моему, ты придумал сам.
— Придумал сам? Нет уж, извините! Мерзость, в которой мы сегодня живем, придумана не мною, она — реальность, и, между прочим, не последнюю роль в этом сыграли вы...
— Кто это — мы?
— Да вы, американцы!
— Во-первых, я попросила бы тебя не затевать со мной разговор о политике — все равно мы друг друга здесь не поймем. — Она изо всех сил старается говорить спокойно. — А во-вторых, позволь тебе заметить, что каждый народ имеет такое правительство, которого он заслуживает. Поэтому не надо валить с больной головы на здоровую. Что же касается Америки, то ее правительство состоит из людей, которые, как и все мы, могут в чем-то ошибаться... И наш долг — в меру наших сил им помогать. Вот только не всегда мы это делаем удачно.
Да что она, издевается надо мной, что ли? Образованная, интеллигентная женщина, специалист по проблемам "третьего мира" — и рассуждает подобным образом? Неслыханно!
— Ничего себе, с больной головы на здоровую! Можно подумать, ты не знаешь, какая страна делает сегодня в мире политическую погоду! И какой может быть разговор об "ошибках" отдельных людей, когда даже официальные круги у вас в стране открыто признают, что здесь, в арабском регионе, у Америки свои "особые" интересы!
Напряженное молчание. В ее глазах, внезапно ставших холодными, как металл, откровенная злоба. Что это — борьба идей, столкновение интересов? Между кем? Между мною и Рут? Чушь какая... И тем не менее. Она — высший свет, я — отбросы общества. Какая сила неожиданно толкнула нас к близости и так же стремительно, в один миг, привела на грань разрыва?..
— Халиль, давай прекратим этот нелепый разговор... Я боюсь, мы можем сейчас все испортить... И вообще, вопрос о твоей работе волнует меня куда больше.
Я подхожу к окну. Она права, что толку в подобных спорах?
— Я тебя слушакк
— Прежде всего, скажи мне конкретно, где бы ты хотел работать — в государственном секторе? В частном? А может, в какой-нибудь американской компании?
Сделаем вид, что последнего предложения я просто не слышал. "Где бы ты хотел работать..." Можно подумать, она всесильна! Ну-ну, посмотрим.
— Я бы хотел просто-напросто вернуться на свое прежнее место в компании "Фивы".
Этого она никак не ожидала.
— Могу я узнать причину такого упорства?
— Пожалуйста. И не одну, а сразу несколько. Во-первых, это близко от дома. Во-вторых, с этим делом я уже неплохо знаком а в другом месте придется начинать все заново. И самое главное, не буду скрывать — я хочу вернуться туда назло всем этим сволочам... Уж очень мне хочется насыпать им всем соли на хвост.
— А если именно туда не удастся?
— Но ты же говоришь, у тебя большие возможности? Вот и помогай!
И снова вижу, что она с трудом сдерживается, чтобы не сорваться и не наговорить мне резкостей. Наверно, уже проклинает себя в душе за излишнюю откровенность. Да и самого меня все больше мучают подозрения: а так ли уж здесь все невинно и просто, как мне казалось еще совсем недавно, когда я держал ее в своих объятиях?
— Ты ошибаешься, мои возможности, увы, не безграничны. Я, конечно, постараюсь, но я далеко не уверена, что мне удастся сделать так, как ты хочешь.
Я вдруг чувствую, что дико устал. Этот дурацкий разговор. И зачем только мы его затеяли? Зря я ей уступил, не надо было посвящать ее в мои дела. Все равно ничего у нее не выйдет. Вот и хорошо, и пусть. А вдруг выйдет?.. Красивая она, а где красота — там удача... Красивым многое удается.
— Хорошо, допустим ты сумеешь мне помочь. А чем я буду потом с тобой расплачиваться?
Тут уж она не выдерживает:
— Ну, знаешь... Никогда б не подумала, что ты такой желчный. Нашел на ком срывать свою злость!.. Расплачиваться со мной он, видите ли, вздумал! Да будет тебе известно, подобных расчетов я со своими друзьями не веду. И вообще, мне совершенно непонятно, почему мое предложение — такое простое, сделанное от чистого сердца — вызвало подобный взрыв злобы?.. Я не виновата, что ты не привык смотреть на вещи просто, а желание помочь тебе воспринимаешь как личное оскорбление. Дело твое, не хочешь — не надо! Только, ради бога, перестань искать в моих словах повод для ссоры... Это так глупо!
Мне становится стыдно. В самом деле, чего я на нее взъелся? Чувство унижения? Но она-то здесь при чем? С чего началось? С письма из Управления. Да еще поперся туда объясняться. Оправдание себе ищешь, подонок? Лучше признайся честно, что вел себя с Рут как последняя свинья, а с Аминой и того хуже. Что с тобой творится в последнее время? И ведь всего-то ходишь без работы какой-то месяц... Что же дальше будет, а?
-Ладно, Рут, давай прекратим сейчас этот разговор? Извини, я сегодня не в своей тарелке... Как-нибудь в другой раз... А сейчас я, пожалуй, пойду, так будет лучше... Я тебе позвоню на неделе.
"Бам! — злобно хлопнула за спиной входная дверь. — Вон! И не вздумай появляться здесь снова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17