Поскольку город был к тому же резиденцией паши — начальника вилайета, он принял вид столицы,— появились каменные дома, гостиницы и магазины. Восток и Запад перемешались здесь между собой, и можно было предвидеть, что последний, завоевав прежде всего главную улицу, ведущую от порта к вокзалу, постепенно вытеснит турецкие мазанки и с остальных улиц. Среди населения также была заметна перемена, предвещавшая победу Европы над Азией. Христианское население состояло из румын, болгар, греков, и армян. К нехристианам принадлежали турки, черкесы и евреи. Все население, за исключением черкесов, понемногу цивилизовалось. Даже турчанки начинали проявлять любопытство, а христианки осмеливались выходить на улицу без покрывал. Румыны и болгары — мужчины и женщины — охотно надевали европейские костюмы. Это был своего рода бунт. В результате население разделилось на две группы: одна из осторожности сохраняла верность старым обычаям, другая, более смелая, не подчинялась им, стремясь порвать с невольническим прошлым. Среди горожан появились даже франты и франтихи, к которым Стоян, получивший образование в Бухаресте, если бы захотел, мог бы присоединиться. То, что он был сыном кабатчика, не являлось препятствием. В обществе, не имевшем понятия о родовых правах и привилегиях, не обращали внимания на происхождение и титул. В Болгарии не было ни графов, ни баронов, ни рыцарей. Один только Богориди называл себя князем, но и он скоро стал не то румыном-, не то греком. Стоян, у которого были иные интересы, хотя и не избегал общества, но не разделял его увлечений.
В читальне он познакомился с представителями местной интеллигенции, настроенной весьма миролюбиво. Все они придерживались одного мнения: дай бог, чтобы не было хуже, тогда, быть может, станет лучше.
Этим принципом руководствовались и хаджи Христа, и члены меджлиса (городского совета), избранные болгарской общиной, и большинство населения Рущука. Это первое время импонировало Стояну, рн молча слушал споры по различным общественным вопросам, которые часто происходили в читальне, так как болгары любили спорить и рассуждать на подобные темы. К этим беседам прислушивались и другие молодые люди. Среди них был один молодой человек лет двадцати, который обыкновенно приходил в читальню в субботу вечером и оставался там до понедельника. Стоян заметил, что он внимательно следит за разговорами, но еще внимательней читает. В воскресенье его всегда можно было застать за книгой. Он был одет бедно, в полуболгарский-полуевропейский костюм. По-видимому, одежда его состояла из различных подаренных ему предметов. Обут он был в лапти. Однажды Стоян спросил заведующего читальней:
— Кто это такой?
— Не знаю,— последовал ответ.— Зовут его Никола. Он приходит в субботу вечером и уходит в понедельник утром. Выпросил разрешение.
— Так он две ночи ночует в читальне?
— Да, ночует, и за это моет полы. Приносит с собой свечку и, видно, все ночи напролет читает и пишет.
— Удивительный человек!
Стоян заинтересовался Николой. Ему захотелось познакомиться с юношей, и однажды в воскресенье он поздно вечером явился в читальню. Сквозь щели ставен виднелся свет. В читальне, кроме Николы, никого не было. Наклонившись над столиком, он что-то писал.
— Здравствуй,— приветствовал его Стоян. — Здравствуй,— отвечал Никола.
— Почему ты пишешь по ночам?
Молодой человек поднял голову, посмотрел на Стоя-на и ответил:
— Днем мне некогда.
Стоян подошел и увидел, что перед Николой лежит словарь.
— Что это ты пишешь?
— Переписываю.
— Словарь?
- Да.
— Зачем?
— Купить мне книгу не на что, а выучиться хочется.
Словарь был французско-сербский, изданный в Белграде в 1846 году. Никола переделывал его в алфавитном порядке в болгаро-французский, но, очевидно, записывал не все слова. Стоян пригляделся и заметил в его работе какую-то систему. Было ясно, что Никола не просто переписывает слова, а отбирает те, которые ему нужны.
— Так ты учишься французскому языку?
— Да,— ответил Никола.
— Учишь слова?
— Да, учу слова, а потом буду говорить.
— Но ведь мало выучить слова, надо знать, как их произносить и как соединять.
— А что это такое?
— Прочти мне это слово.— Стоян указал ему на слово хлеб.
Никола прочел так, как было написано: «паин».
— Так пишется, а произносить надо иначе.— Стоян произнес слово правильно.— Вот видишь, а ты выучил бы совсем неверно.
— Ах, господи! — вздохнул Никола.
— Так ты «хочешь научиться говорить?
— И говорить и книги читать.
— Тогда тебе нужно познакомиться с грамматикой и научиться правильному произношению.
— А что такое грамматика?
— Она учит правильно говорить и писать. — Ах, как бы мне хотелось выучить ее!
— Откуда у тебя такая страсть к ученью?
— Откуда?.. не знаю.
— А чем ты занимаешься?
— Я работаю у портного.
— Давно?
— Вот уж скоро год.
— Откуда ты родом?
— Из Котла.
— А дома, ты тоже портняжил?
— Нет, я поступил к портному только в Рущуке.
— Чем же ты занимался дома?
— Овец пас.
— Но ведь ты умеешь читать и писать.
— Да, я еще в детстве выучился грамоте, а потом...
— Что же потом?
— У меня были книги, и я их читал, когда пас овец.
— Какие у тебя были книги?
Никола стал перечислять: «Митарствата на Блаженна Теодора», «Ревизията на Святая Богородица», «Чу-десата на Святая Богородица». Первая из этих книг повествует, как грешница спаслась молитвой святому Василию и покаянием, вторая описывает мучения, которые богородица видела в. аду, третья дает подробное описание девяноста девяти чудес, совершенных богородицей. Из таких книг вначале состояла вся болгарская литература. Они были особенно распространены среди тех, кого, кроме грамоты, ничему не учили. К таким людям принадлежал и Никола.
— Я читал эти книги, и мне казалось, что на свете нет других книг. В поле читал я один, а в деревне, бывало, читал и другим. Но однажды, когда я пригнал ягнят на рынок в Варну, мне пришлось отнести ягненка к французскому консулу, и там я увидел пропасть книг... С тех пор я не знал покоя... Бросил пасти овец, пришел в Варну и стал проситься на службу к консулу, но меня не взяли... Некоторое время я просто шатался по городу и наконец узнал, что в Рущуке тоже есть книги.
— Надо полагать, что и в Варне книги есть не у одного только французского консула.
— Может быть, только в Варне я голодал. Я рассчитывал получить место у консула, но из этого ничего не вышло. Ну а голод давал себя знать.
— А другого места ты не пробовал искать?
— Пробовал, и места попадались, только без книг.
— А тебе непременно нужны были книги?
— Ну конечно,— отвечал Никола,— я все время думал о них, даже ночью мне снились книги... Мне казалось, что я умру, если их не достану...
— Откуда у тебя такая страсть к книгам?
— Люди говорят, что по книгам можно всему научиться.
— Гм... Как же ты узнал про Рущук?
— Какой-то парень мне сказал, что в Рущуке есть читальня, в которой много книг.
— Ну?— с любопытством расспрашивал Стоян.
— А чего ж еще надо? Вот я и пришел из Варны в Рущук.
— Пешком?
— Ну да... У меня не было ни одной парички, заплатить за билет на чугунку было нечем. Шел четыре дня, кормился милостыней, так и пришел. Спросил, где читальня, указали, и, слава богу, нашелся портной, который взялся учить меня ремеслу. Я всю неделю работаю, а в субботу вечером прихожу в читальню, и целый день и две ночи в моем распоряжении. По-болгарски я читаю, но мне хотелось бы читать и по-французски.
— Тебе очень хочется учиться, момче? — спросил Стоян.
— Очень!—ответил Никола, весь вспыхнув.
— Хочешь, я буду учить тебя, давать тебе книжки?
Никола посмотрел на него с чувством глубокой благодарности. Он подвинулся, Стоян сел рядом и стал посвящать его в тайны французского произношения. После урока, который продолжался полчаса, молодые люди разговорились.
— Почему тебе хочется начать с французского языка? — спросил Стоян.
— Потому что я слышал, будто на французском языке больше всего книг.
— Ты, значит, хочешь читать ради удовольствия?
— Нет,— возразил Никола.
— А для чего же?
— Может, в книгах сыщется какое-нибудь средство...
— Против чего?
— Против турок, чтобы изгнать их с нашей родины.
— Так вот о чем ты думаешь? — удивился Стоян.
— А почему бы нет? Я вот слыхал, что в книгах можно найти такие заклинания, которые всякие беды изгоняют... Пока я таких заклинаний не нашел... Вот я и хочу поискать в других книгах.
Стоян задумался, а потом сказал:
— Дело не в заклинаниях, а в науках, дающих человеку в руки оружие...
— В науках?.. Я учился...
— Чему?
— Грамоте... Я умею читать и писать по-болгарски, а когда выучусь по-французски...
— Это только начало... Знание языков, а их очень многб, только средство для изучения наук.
— Что же такое наука?
Стоян попытался объяснить ему, в чем смысл различных наук. Никола не сводил с него глаз. — Учи меня! — воскликнул он наконец.
— Хорошо, но хватит ли у тебя на это времени?
— Ты только задавай мне в субботу урок на всю неделю.
— Разве ученье не будет отвлекать тебя от твоего
ремесла?
— Нисколько! Я буду шить и думать, а как перестану шить, посмотрю, что у меня написано, и опять буду думать.
— Ну, хорошо,— сказал Стоян.
Стоян нашел занятие, которое захватило его целиком. Пастух открыл перед ним новый, весьма любопытный мир, с которым он до сих пор был знаком лишь поверхностно, несмотря на то что сталкивался с ним в отцовской механе. Он и не подозревал, что в народе бытуют взгляды, подобные тем, какие высказал Никола. Желание освободиться от владычества турок объяснить было легко. Ярмо неволи уже сбросила Сербия, Румыния, за свободу велись войны. В Болгарии распространялись различные воззвания, рождались слухи и всякие предсказания. Наконец отчаянное выступление Хаджи Ди-митра (1868) отнюдь не способствовало успокоению умов. Все это, однако, не объясняло, откуда брались такие люди, как Никола.
Никола оказался очень способным учеником. Он схватывал все на лету, быстро усваивал и запоминал. Стоян все больше убеждался в этом на каждом уроке. Он рассказал Николе о форме земли, показывал карту, и Никола скоро смог заниматься географией самостоятельно. С огромным любопытством он рассматривал по карте направление гор, рек, изучал очертания материков, прослеживал границы государств. С такой же легкостью давалась ему арифметика. Казалось, в голове у этого человека в хаотическом беспорядке скопился огромный запас знаний, которые нужно только привести в систему. За полгода он изучил простые и десятичные дроби,
отношения, пропорции и теперь мог приняться за алгебру и геометрию. Но больше всего его привлекала история. Во французском языке Никола также сделал большие успехи — научился правильному произношению, знал множество слов и порядочно усвоил грамматику. Однажды в субботу учитель нашел своего ученика в превосход-ном расположении духа.
— Что случилось? — спросил Стоян.
— Я ушел от портного.
— Так чему же ты так радуешься?
— Как же мне не радоваться? Я поступил теперь к тому портному, который приехал из Парижа. У него и вывеска французская, и говорят у него по-французски.
И действительно, было чему радоваться: во-первых, у прежнего хозяина Никола не получал жалованья, во-вторых — он теперь мог говорить на том языке, которому хотел научиться. К тому же у него теперь оставалось больше свободного времени: у портного болгарина он должен был оставаться и на ночь, француз же отпускал его вечером из мастерской. Всем этим он поделился со Стояном.
— А квартиру ты уже нашел себе?
— Нет, и я хочу просить тебя...
— Поселиться вместе со мной? Я согласен.
— Нет, мне бы хотелось поселиться здесь, в читальне... Ведь Марко позволил мне ночевать здесь с субботы на воскресенье и с воскресенья на понедельник.
Марко был заведующим читальней.
— Поговори с ним.
— Я уже говорил, но он отказывает. Уверяет, будто хаджи Христо голову ему снимет, когда узнает, что я здесь ночую.
— Так я сам поговорю с хаджи Христо.
— Поговори, сделай милость.
Хаджи Христо, который был председателем совета читальни, никогда, по некоторым соображениям, не отказывал Стояну. Впрочем, вопрос этот был пустой и даже не противоречил уставу, так как ни один параграф устава не запрещал никому ночевать в читальне. На этом основании хаджи Христо поручил Стояну передать Марко, что Никола может ночевать в читальне при условии,
если он будет каждое утро перед уходом подметать по-лы. Таким образом, выиграли обе стороны: и читальня и Никола. Занятия молодого человека приобрели теперь более систематический характер. Каждый день от заката солнца до двенадцати часов ночи он занимался, и никто не мешал ему. В Рущуке, хотя город постепенно европеизировался, все еще оставался в силе турецкий порядок, согласно которому жителям после наступления сумерек запрещалось ходить по улицам. Поэтому вечером все покидали читальню, и бывший пастух мог беспрепятственно читать, писать и даже повторять вслух все что угодно. Он занимался по три часа в день. Как многому можно научиться за три часа, если заниматься усердно!
Притом Никола учился, не отрываясь от жизни, так как постоянно общался с людьми, следил по газетам за ходом событий и, таким образом, находил приложение приобретенным знаниям.
Правда, его познания были пока весьма элементарны, но, благодаря тому что Никола всегда стремился приложить их к жизни своей родины, в душе его зародился, развился и укрепился патриотизм отчаяния, особенно близкий людям, находившимся в том положении, в каком находились болгары около 1870 года. Такие люди готовы вступить в союз с кем угодно, лишь бы это был враг их притеснителей; они готовы на любые муки, если только это может нанести ущерб поработителям. Такова логика преследований. Патриотизм стал проявляться в действиях, как только болгары осознали свое положение турецких подданных. Никола был одним из таких патриотов.
Вскоре он заглянул и «за кулисы» читальни. На столах лежали газеты, в шкафах стояли книги, дозволенные турецкой цензурой, но по рукам ходили запрещенные книги и газеты — русские, сербские и румынские. Последние издавались в Бухаресте или в Браиле, и их с жадностью читали даже вполне благонамеренные посетители читальни. Как они попадали в читальню? Берега Дуная охраняли турецкие часовые, которые никого не пропускали без паспорта и предварительного осмотра. «Никто, опасаясь за жизнь и свободу, не смел перейти заповедные воды». А между тем запрещенные книги и журналы все появлялись и появлялись.
Каким образом запрещенные книги и газеты проникали в рущукскую читальню? Этого не знали ни Стоян, ни Никола, ни Марко. Последний получал за них выговоры от хаджи Христо.
— Откуда это берется? — спрашивал председатель совета читальни, когда ему попадал в руки экземпляр запрещенного издания.
— Почем я знаю? — отвечал заведующий. — Надо лучше смотреть.
— Ведь я смотрю... на всяком экземпляре я осматриваю почтовый штемпель.
— А с почты ничего такого не приходит? — Нет, не приходит.
— Должно быть, кто-нибудь подбрасывает,— догадался хаджи Христо.— Ты только заметь — кто, поймай, а уж я его проучу. Если, сохрани бог, паша узнает, тогда нам всем достанется, а читальню закроют.
Последний аргумент показался Марко особенно убедительным, и он удвоил рвение, но все его старания ни к чему не привели. Что тут станешь делать? Приходили посетители, садились, курили, читали, разговаривали. Как тут заметишь, не принес ли кто запрещенную книгу или газету, и не положил ли ее на столе рядом с другими. Напрасно Марко часами караулил,— ему не удавалось никого поймать на месте преступления. Наличие «запрещенного» обнаруживалось лишь по тому вниманию, с которым его читали. Всякий спешил прочитать нелегальные издания, и на лице такого читателя сразу выражались чувства, которые он переживал во время чтения. Один при этом улыбался, другой морщился, третий выходил из себя и даже бранился. Запрещенные газеты ходили по рукам, а когда посетители покидали читальню, Марко всегда находил эти издания на столах,— придраться было не к кому. Оставалось только уничтожать согриз вещественное доказательство, а между тем хаджи Христо все чаще и чаще повторял:
— Смотри в оба, не то быть беде!
Надо было принимать меры, и Марко решил во что бы то ни стало отыскать преступника или преступников.
С этой целью он обратился к Николе, когда тот, по своему обыкновению, вечером пришел в читальню.
— Тебе известно, что тут происходит?
— А что?
— Могут закрыть читальню.
— Да что ты?
— Это было бы большим несчастьем.
— Правда!
— Вот мы и должны предотвратить беду.
— Как же это сделать? — спросил Никола.
— Смотри! — ответил Марко, подавая ему запрещенную газету, которую нарочно припрятал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
В читальне он познакомился с представителями местной интеллигенции, настроенной весьма миролюбиво. Все они придерживались одного мнения: дай бог, чтобы не было хуже, тогда, быть может, станет лучше.
Этим принципом руководствовались и хаджи Христа, и члены меджлиса (городского совета), избранные болгарской общиной, и большинство населения Рущука. Это первое время импонировало Стояну, рн молча слушал споры по различным общественным вопросам, которые часто происходили в читальне, так как болгары любили спорить и рассуждать на подобные темы. К этим беседам прислушивались и другие молодые люди. Среди них был один молодой человек лет двадцати, который обыкновенно приходил в читальню в субботу вечером и оставался там до понедельника. Стоян заметил, что он внимательно следит за разговорами, но еще внимательней читает. В воскресенье его всегда можно было застать за книгой. Он был одет бедно, в полуболгарский-полуевропейский костюм. По-видимому, одежда его состояла из различных подаренных ему предметов. Обут он был в лапти. Однажды Стоян спросил заведующего читальней:
— Кто это такой?
— Не знаю,— последовал ответ.— Зовут его Никола. Он приходит в субботу вечером и уходит в понедельник утром. Выпросил разрешение.
— Так он две ночи ночует в читальне?
— Да, ночует, и за это моет полы. Приносит с собой свечку и, видно, все ночи напролет читает и пишет.
— Удивительный человек!
Стоян заинтересовался Николой. Ему захотелось познакомиться с юношей, и однажды в воскресенье он поздно вечером явился в читальню. Сквозь щели ставен виднелся свет. В читальне, кроме Николы, никого не было. Наклонившись над столиком, он что-то писал.
— Здравствуй,— приветствовал его Стоян. — Здравствуй,— отвечал Никола.
— Почему ты пишешь по ночам?
Молодой человек поднял голову, посмотрел на Стоя-на и ответил:
— Днем мне некогда.
Стоян подошел и увидел, что перед Николой лежит словарь.
— Что это ты пишешь?
— Переписываю.
— Словарь?
- Да.
— Зачем?
— Купить мне книгу не на что, а выучиться хочется.
Словарь был французско-сербский, изданный в Белграде в 1846 году. Никола переделывал его в алфавитном порядке в болгаро-французский, но, очевидно, записывал не все слова. Стоян пригляделся и заметил в его работе какую-то систему. Было ясно, что Никола не просто переписывает слова, а отбирает те, которые ему нужны.
— Так ты учишься французскому языку?
— Да,— ответил Никола.
— Учишь слова?
— Да, учу слова, а потом буду говорить.
— Но ведь мало выучить слова, надо знать, как их произносить и как соединять.
— А что это такое?
— Прочти мне это слово.— Стоян указал ему на слово хлеб.
Никола прочел так, как было написано: «паин».
— Так пишется, а произносить надо иначе.— Стоян произнес слово правильно.— Вот видишь, а ты выучил бы совсем неверно.
— Ах, господи! — вздохнул Никола.
— Так ты «хочешь научиться говорить?
— И говорить и книги читать.
— Тогда тебе нужно познакомиться с грамматикой и научиться правильному произношению.
— А что такое грамматика?
— Она учит правильно говорить и писать. — Ах, как бы мне хотелось выучить ее!
— Откуда у тебя такая страсть к ученью?
— Откуда?.. не знаю.
— А чем ты занимаешься?
— Я работаю у портного.
— Давно?
— Вот уж скоро год.
— Откуда ты родом?
— Из Котла.
— А дома, ты тоже портняжил?
— Нет, я поступил к портному только в Рущуке.
— Чем же ты занимался дома?
— Овец пас.
— Но ведь ты умеешь читать и писать.
— Да, я еще в детстве выучился грамоте, а потом...
— Что же потом?
— У меня были книги, и я их читал, когда пас овец.
— Какие у тебя были книги?
Никола стал перечислять: «Митарствата на Блаженна Теодора», «Ревизията на Святая Богородица», «Чу-десата на Святая Богородица». Первая из этих книг повествует, как грешница спаслась молитвой святому Василию и покаянием, вторая описывает мучения, которые богородица видела в. аду, третья дает подробное описание девяноста девяти чудес, совершенных богородицей. Из таких книг вначале состояла вся болгарская литература. Они были особенно распространены среди тех, кого, кроме грамоты, ничему не учили. К таким людям принадлежал и Никола.
— Я читал эти книги, и мне казалось, что на свете нет других книг. В поле читал я один, а в деревне, бывало, читал и другим. Но однажды, когда я пригнал ягнят на рынок в Варну, мне пришлось отнести ягненка к французскому консулу, и там я увидел пропасть книг... С тех пор я не знал покоя... Бросил пасти овец, пришел в Варну и стал проситься на службу к консулу, но меня не взяли... Некоторое время я просто шатался по городу и наконец узнал, что в Рущуке тоже есть книги.
— Надо полагать, что и в Варне книги есть не у одного только французского консула.
— Может быть, только в Варне я голодал. Я рассчитывал получить место у консула, но из этого ничего не вышло. Ну а голод давал себя знать.
— А другого места ты не пробовал искать?
— Пробовал, и места попадались, только без книг.
— А тебе непременно нужны были книги?
— Ну конечно,— отвечал Никола,— я все время думал о них, даже ночью мне снились книги... Мне казалось, что я умру, если их не достану...
— Откуда у тебя такая страсть к книгам?
— Люди говорят, что по книгам можно всему научиться.
— Гм... Как же ты узнал про Рущук?
— Какой-то парень мне сказал, что в Рущуке есть читальня, в которой много книг.
— Ну?— с любопытством расспрашивал Стоян.
— А чего ж еще надо? Вот я и пришел из Варны в Рущук.
— Пешком?
— Ну да... У меня не было ни одной парички, заплатить за билет на чугунку было нечем. Шел четыре дня, кормился милостыней, так и пришел. Спросил, где читальня, указали, и, слава богу, нашелся портной, который взялся учить меня ремеслу. Я всю неделю работаю, а в субботу вечером прихожу в читальню, и целый день и две ночи в моем распоряжении. По-болгарски я читаю, но мне хотелось бы читать и по-французски.
— Тебе очень хочется учиться, момче? — спросил Стоян.
— Очень!—ответил Никола, весь вспыхнув.
— Хочешь, я буду учить тебя, давать тебе книжки?
Никола посмотрел на него с чувством глубокой благодарности. Он подвинулся, Стоян сел рядом и стал посвящать его в тайны французского произношения. После урока, который продолжался полчаса, молодые люди разговорились.
— Почему тебе хочется начать с французского языка? — спросил Стоян.
— Потому что я слышал, будто на французском языке больше всего книг.
— Ты, значит, хочешь читать ради удовольствия?
— Нет,— возразил Никола.
— А для чего же?
— Может, в книгах сыщется какое-нибудь средство...
— Против чего?
— Против турок, чтобы изгнать их с нашей родины.
— Так вот о чем ты думаешь? — удивился Стоян.
— А почему бы нет? Я вот слыхал, что в книгах можно найти такие заклинания, которые всякие беды изгоняют... Пока я таких заклинаний не нашел... Вот я и хочу поискать в других книгах.
Стоян задумался, а потом сказал:
— Дело не в заклинаниях, а в науках, дающих человеку в руки оружие...
— В науках?.. Я учился...
— Чему?
— Грамоте... Я умею читать и писать по-болгарски, а когда выучусь по-французски...
— Это только начало... Знание языков, а их очень многб, только средство для изучения наук.
— Что же такое наука?
Стоян попытался объяснить ему, в чем смысл различных наук. Никола не сводил с него глаз. — Учи меня! — воскликнул он наконец.
— Хорошо, но хватит ли у тебя на это времени?
— Ты только задавай мне в субботу урок на всю неделю.
— Разве ученье не будет отвлекать тебя от твоего
ремесла?
— Нисколько! Я буду шить и думать, а как перестану шить, посмотрю, что у меня написано, и опять буду думать.
— Ну, хорошо,— сказал Стоян.
Стоян нашел занятие, которое захватило его целиком. Пастух открыл перед ним новый, весьма любопытный мир, с которым он до сих пор был знаком лишь поверхностно, несмотря на то что сталкивался с ним в отцовской механе. Он и не подозревал, что в народе бытуют взгляды, подобные тем, какие высказал Никола. Желание освободиться от владычества турок объяснить было легко. Ярмо неволи уже сбросила Сербия, Румыния, за свободу велись войны. В Болгарии распространялись различные воззвания, рождались слухи и всякие предсказания. Наконец отчаянное выступление Хаджи Ди-митра (1868) отнюдь не способствовало успокоению умов. Все это, однако, не объясняло, откуда брались такие люди, как Никола.
Никола оказался очень способным учеником. Он схватывал все на лету, быстро усваивал и запоминал. Стоян все больше убеждался в этом на каждом уроке. Он рассказал Николе о форме земли, показывал карту, и Никола скоро смог заниматься географией самостоятельно. С огромным любопытством он рассматривал по карте направление гор, рек, изучал очертания материков, прослеживал границы государств. С такой же легкостью давалась ему арифметика. Казалось, в голове у этого человека в хаотическом беспорядке скопился огромный запас знаний, которые нужно только привести в систему. За полгода он изучил простые и десятичные дроби,
отношения, пропорции и теперь мог приняться за алгебру и геометрию. Но больше всего его привлекала история. Во французском языке Никола также сделал большие успехи — научился правильному произношению, знал множество слов и порядочно усвоил грамматику. Однажды в субботу учитель нашел своего ученика в превосход-ном расположении духа.
— Что случилось? — спросил Стоян.
— Я ушел от портного.
— Так чему же ты так радуешься?
— Как же мне не радоваться? Я поступил теперь к тому портному, который приехал из Парижа. У него и вывеска французская, и говорят у него по-французски.
И действительно, было чему радоваться: во-первых, у прежнего хозяина Никола не получал жалованья, во-вторых — он теперь мог говорить на том языке, которому хотел научиться. К тому же у него теперь оставалось больше свободного времени: у портного болгарина он должен был оставаться и на ночь, француз же отпускал его вечером из мастерской. Всем этим он поделился со Стояном.
— А квартиру ты уже нашел себе?
— Нет, и я хочу просить тебя...
— Поселиться вместе со мной? Я согласен.
— Нет, мне бы хотелось поселиться здесь, в читальне... Ведь Марко позволил мне ночевать здесь с субботы на воскресенье и с воскресенья на понедельник.
Марко был заведующим читальней.
— Поговори с ним.
— Я уже говорил, но он отказывает. Уверяет, будто хаджи Христо голову ему снимет, когда узнает, что я здесь ночую.
— Так я сам поговорю с хаджи Христо.
— Поговори, сделай милость.
Хаджи Христо, который был председателем совета читальни, никогда, по некоторым соображениям, не отказывал Стояну. Впрочем, вопрос этот был пустой и даже не противоречил уставу, так как ни один параграф устава не запрещал никому ночевать в читальне. На этом основании хаджи Христо поручил Стояну передать Марко, что Никола может ночевать в читальне при условии,
если он будет каждое утро перед уходом подметать по-лы. Таким образом, выиграли обе стороны: и читальня и Никола. Занятия молодого человека приобрели теперь более систематический характер. Каждый день от заката солнца до двенадцати часов ночи он занимался, и никто не мешал ему. В Рущуке, хотя город постепенно европеизировался, все еще оставался в силе турецкий порядок, согласно которому жителям после наступления сумерек запрещалось ходить по улицам. Поэтому вечером все покидали читальню, и бывший пастух мог беспрепятственно читать, писать и даже повторять вслух все что угодно. Он занимался по три часа в день. Как многому можно научиться за три часа, если заниматься усердно!
Притом Никола учился, не отрываясь от жизни, так как постоянно общался с людьми, следил по газетам за ходом событий и, таким образом, находил приложение приобретенным знаниям.
Правда, его познания были пока весьма элементарны, но, благодаря тому что Никола всегда стремился приложить их к жизни своей родины, в душе его зародился, развился и укрепился патриотизм отчаяния, особенно близкий людям, находившимся в том положении, в каком находились болгары около 1870 года. Такие люди готовы вступить в союз с кем угодно, лишь бы это был враг их притеснителей; они готовы на любые муки, если только это может нанести ущерб поработителям. Такова логика преследований. Патриотизм стал проявляться в действиях, как только болгары осознали свое положение турецких подданных. Никола был одним из таких патриотов.
Вскоре он заглянул и «за кулисы» читальни. На столах лежали газеты, в шкафах стояли книги, дозволенные турецкой цензурой, но по рукам ходили запрещенные книги и газеты — русские, сербские и румынские. Последние издавались в Бухаресте или в Браиле, и их с жадностью читали даже вполне благонамеренные посетители читальни. Как они попадали в читальню? Берега Дуная охраняли турецкие часовые, которые никого не пропускали без паспорта и предварительного осмотра. «Никто, опасаясь за жизнь и свободу, не смел перейти заповедные воды». А между тем запрещенные книги и журналы все появлялись и появлялись.
Каким образом запрещенные книги и газеты проникали в рущукскую читальню? Этого не знали ни Стоян, ни Никола, ни Марко. Последний получал за них выговоры от хаджи Христо.
— Откуда это берется? — спрашивал председатель совета читальни, когда ему попадал в руки экземпляр запрещенного издания.
— Почем я знаю? — отвечал заведующий. — Надо лучше смотреть.
— Ведь я смотрю... на всяком экземпляре я осматриваю почтовый штемпель.
— А с почты ничего такого не приходит? — Нет, не приходит.
— Должно быть, кто-нибудь подбрасывает,— догадался хаджи Христо.— Ты только заметь — кто, поймай, а уж я его проучу. Если, сохрани бог, паша узнает, тогда нам всем достанется, а читальню закроют.
Последний аргумент показался Марко особенно убедительным, и он удвоил рвение, но все его старания ни к чему не привели. Что тут станешь делать? Приходили посетители, садились, курили, читали, разговаривали. Как тут заметишь, не принес ли кто запрещенную книгу или газету, и не положил ли ее на столе рядом с другими. Напрасно Марко часами караулил,— ему не удавалось никого поймать на месте преступления. Наличие «запрещенного» обнаруживалось лишь по тому вниманию, с которым его читали. Всякий спешил прочитать нелегальные издания, и на лице такого читателя сразу выражались чувства, которые он переживал во время чтения. Один при этом улыбался, другой морщился, третий выходил из себя и даже бранился. Запрещенные газеты ходили по рукам, а когда посетители покидали читальню, Марко всегда находил эти издания на столах,— придраться было не к кому. Оставалось только уничтожать согриз вещественное доказательство, а между тем хаджи Христо все чаще и чаще повторял:
— Смотри в оба, не то быть беде!
Надо было принимать меры, и Марко решил во что бы то ни стало отыскать преступника или преступников.
С этой целью он обратился к Николе, когда тот, по своему обыкновению, вечером пришел в читальню.
— Тебе известно, что тут происходит?
— А что?
— Могут закрыть читальню.
— Да что ты?
— Это было бы большим несчастьем.
— Правда!
— Вот мы и должны предотвратить беду.
— Как же это сделать? — спросил Никола.
— Смотри! — ответил Марко, подавая ему запрещенную газету, которую нарочно припрятал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30