Я сама буду там!
Отдав приказания, Мокра взяла фонарь, спички и побежала в сад. Через несколько минут все были на своих местах: прислуга собралась у ворот, Анка караулила у входа в сад, хозяйка заняла свой пост у колодца.
Старый Коста, закрепив цепь, приотворил калитку и спросил:
— Кто там?
— Это я,— ответил ему голос, по которому он узнал Петра.
Коста впустил его, и все тотчас закричали:
— В сад! В сад!
— Зачем?— спросил Петр.
— Хозяйка приказала, чтобы все свои шли в сад.
— Кроме меня, никто сюда не придет.
— В. сад! В сад!— настойчиво требовала прислуга, напуганная новыми выстрелами, доносившимися с улицы.— Хозяйка приказала!
Петр направился в сад и у входа встретил Анку.
— К колодцу!— закричала девушка.
Узнав брата, она остановилась в недоумении.
— Что все это значит?..— спросил Петр.
— Мы думали, что пришли наши из Кладово — такая пальба!
— Где же мать?
— У колодца.
— Пойдем туда,— сказал он и отправился вперед. Легко представить радость Мокры при виде сына.
Он объяснил ей в чем дело, и она успокоилась, хотя пальба прекратилась не скоро. Впрочем, выстрелы раздавались все дальше и дальше от дома, и наконец все стихло.
За ужином Петр рассказал о своих похождениях. Охота была не слишком удачна. Под выстрелами пьяных охотников падали не зайцы, куропатки, дрофы и прочая дичь, а овцы, телята, козы, собаки, куры, гуси и утки. Ранено было также несколько человек. Наконец веселые охотники вернулись в Рущук. Они довезли Петра до самого дома и на прощание отсалютовали из ружей. Выстрелы привлекли полицию. Пешие и конные заптии окружили коляску, в которой ехали мертвецки пьяные чиновники английского и итальянского консульств. Пьян был и выполнявший обязанности кучера курьер. Если бы не это последнее обстоятельство, заптиям пришлось бы отступить ввиду дипломатической неприкосновенности пьяных. Однако, поскольку курьер был пьян, заптии взяли на себя его обязанности. Они заехали сначала в английское консульство, а затем в итальянское. По дороге иностранные дипломаты стреляли в воздух и продолжали буянить до тех пор, пока их на руках не внесли в собственные спальни.
Так кончилась охота представителей европейской цивилизации, которой Петр воспользовался, чтобы скрыть истинные цели своей поездки.
Об этом рассказывал теперь Петр своей матери.
— Ну, что ж, они пошли?—спросила Мокра.
— Пошли,— ответил Петр. Тем и кончился их разговор о посланцах комитета.
Конечно, никто и не подумал о покрытии убытков, которые причинили жителям чиновники иностранных консульств. Раненым было предоставлено право... лечиться, а тем, у которых застрелили овец, телят и прочую живность, позволено было... оплакать свои потери. Турки всегда радуются, когда иностранцы компрометируют себя в глазах местного населения*. Европейские державы ничего об этом не знали, так как консульский персонал редко состоял из порядочных людей. Особенной глупостью отличался персонал немецкого консульства, немало дураков было и среди чиновников английского, итальянского и французского консульств, которые своими скандалами оказывали иногда кой-какие услуги местному населению.
В данном случае английское и итальянское консульства оказали услугу Петру, так как после описанной нами охоты власти распорядились снять надзор с его дома. Паша лично объявил об этом молодому человеку:
— До сих пор мы не доверяли тебе, доктор, хотя я лично относился к тебе с большим уважением, которое ты вполне заслужил. Но все же я думал: Поскоблите немного болгарина, и перед вами предстанет. Теперь я вижу, что ошибался.
— Я нисколько не горжусь этой эскападой, ваше превосходительство,— заметил Петр.
— Ну... Сумасшествие, — возразил паша. — Молодость имеет свои права.
С этих пор паша стал считать Петра вполне порядочным человеком.
А этот вполне порядочный человек продолжал свою «преступную» деятельность. Благодаря связям Мокры ему удавалось посылать в Бухарест такие сведения, что паша и Аристархи-бей становились в тупик. Петр был также одним из деятельнейших членов местного комитета, помогая ему средствами и советом. Словом, Петр мастерски вел подпольную работу. Такие искусные подпольщики вырастали в Болгарии под влиянием гнета турецкого правительства, а репрессивные меры — ссылки, четвертование, виселицы, выставление на жердях голов казненных — только еще больше совершенствовали их. Если бы оба брата Петра не погибли, быть может он действовал бы, как Стоян или Никола. Но турки сами воспитывали опытных внутренних врагов.
Иленку крайне поразило исчезновение Петра, тем более что Мокра спрашивала, не решил ли Петр под ее влиянием отправиться на войну. Самой Иленке никак бы до этого не додуматься, но когда ее попросили вспомнить их разговор, она тоже решила после некоторого размышления, что на Петра подействовало ее желание поступить в Общество Красного Креста.
«Ему, мужчине, стыдно стало оставаться дома, уж если я, девушка, решилась идти на войну, — подумала она и сказала себе: —Жаль!.. очень жаль!..»
О Николе Иленка никогда так не думала. Она была уверена, что он в Кладово, и часто думала о нем. Она воображала его в мундире, в шапке с пером, с саблей, с винтовкой и с пистолетом за поясом, мечтала о его геройских подвигах и восхищалась его доблестью. Но она
никогда бы не сказала: «Жаль его». Петра же ей действительно было очень жаль. Если б Никола был дома,, она сказала бы ему: «Ступай отыщи Петра и без него не возвращайся».
Нетрудно представить себе, как она обрадовалась, узнав, что Петр вернулся, даже в ладоши захлопала, и, несмотря на то что Анка при встрече с ней делала каменное лицо, Иленка снова собралась к ней. Она выбрала такой час, когда рассчитывала застать Петра. Но ведь прийти в то время, когда Петр дома, еще не значит видеть его. Ведь сколько раз он не выходил к ней, хотя и бывал дома. «Он все книги читает... А если бы не книги...» Иленка и теперь не была уверена, что увидится с Петром, но все же отправилась к Мокре.
Войдя во двор, Иленка вспомнила, что ей хотелось спросить старого Косту о ягненке, который родился без хвоста. Об этом ягненке в свое время было много разговоров в околотке, но теперь о нем все забыли. Вспомнив про ягненка, девушка захотела узнать, что с ним стало. Она повернула к конюшней позвала: «Коста! Коста!» Голос ее звенел по двору, словно серебряный колокольчик.
Иленка подождала немного, но Коста не появлялся. «Бог с ним, в другой раз его спрошу», — сказала себе Иленка и направилась было к лестнице, но увидела на противоположном конце двора девушку, которая промывала рис.
— Где Коста? — закричала Иленка.,
— Косты нет, он на мельницу уехал.
Теперь уже наверняка можно было сказать, что если Петр не оглох, то он знал, что Иленка тут.
Иленка начала медленно подниматься по лестнице. Проходя мимо комнаты Петра, она громко кашлянула. Дверь отворилась, и вышел Петр. Девушка слышала это, но сделала вид, будто ничего не замечает, и лишь ускорила шаги. Войдя.в комнату Анки, она поздоровалась, сняла фереджию и яшмак и не успела еще сесть, как вошел Петр. Иленка притворилась, что очень удивлена.
— А говорили,, что тебя нет.
— Меня действительно не было... но... я уже приехал.
— Куда же ты ездил?
— Недалеко, в окрестности Янтры. Он рассказал, как его похитили и заставили принять участие в охоте, хотя он вовсе не любитель этого занятия.
— Так ты не любишь охотиться?
— Не люблю убивать! Правда, есть дичь я люблю, но предпочитаю оставлять ее на свободе и не трогать. А вот спутники мои собрались поохотиться, да не смогли.
— Не смогли? — удивилась Иленка.
— Обстоятельства не благоприятствовали охоте.
— Слишком много пили коньяку, — заметила Анка, которая не могла понять, почему ее брат щадит итальянцев и англичан. — Они уехали пьяными и вернулись пьяными.
— Да, шумно возвращались, — подтвердил Петр.
— Мы тоже слышали выстрелы, — заметила Иленка.
— А мы как испугались!.. Я подумала, что это наши из Кладово пришли.
— Как же можно было это подумать? — сказал Петр. — Где Кладово, а где Рущук! А кроме того, разве так легко войти в крепость!
— Да что я в этом смыслю! Я чуть не умерла со страху, когда раздался первый выстрел, а как услышала, что к нам стучат, то сразу подумала: наши пришли.
— Наших уже в Кладово нет...
Обе девушки вопросительно посмотрели на Петра, который продолжал:
— Вышли в поле.
— Зачем в поле?
— Как зачем?.. воевать... Война ведь не ведется на одном месте.
— И турки тоже вышли? — И они вышли,— отвечал Петр улыбаясь, — Они что, удирают?
— Не всегда. Турки неплохо дерутся.
— Но не лучше наших. Мне хотелось бы знать, когда они сюда придут и в какие ворота войдут.
— Ты бы лучше спросила, как они сюда доберутся.
— Я знаю, на пароходе по Дунаю или по румынской железной дороге.
— Пойдемте в мою комнату, я покажу вам по карте их путь, — сказал Петр, желая сделать разговор более содержательным.— Пойдем, — повторил он, обращаясь к девушкам, — посмотрим и подумаем, чего можно ожидать.
Анка заколебалась, но наконец встала, а за ней и Иленка. Через минуту девушки стояли перед картой
европейской части Турецкой империи. Петр прежде всего показал им Рущук, который принял за исходный пункт по отношению к горам, рекам и границам. Потом показал Болгарию, раскинувшуюся между Балканами, Дунаем, Черным морем и сербской границей. Он объяснил девушкам, что Румыния — это чужая страна, границы которой не может переступить ни болгарское, ни сербское, ни турецкое войско. Он определил расстояние между сербской границей и Рущуком и указал на препятствия, которые пришлось бы преодолеть войску, если бы оно следовало этим путем. Его объяснение, очевидно, опечалило девушек.
— Как же, — спросила Анка, — значит, они не придут к. нам?
— Да, трудно на это рассчитывать.
— А на что же можно рассчитывать?
— Смотрите. — Петр указал на горную цепь, начинающуюся у берега моря и теряющуюся в Сербии. — Вот наша естественная крепость. Если нам удастся овладеть ею и побить здесь турок раз, другой и третий, тогда восстанут и соседние народы, те, что живут вдоль Тунджи и Марицы, возьмемся за оружие и мы, при-дунайские жители, и если будем действовать дружно, то освободим нашу Болгарию. Вот на что можно рассчитывать!
Девушки, задумавшись, смотрели на карту.
— Если это так, то зачем же болгары выставили этот легион? — спросила Анка.
— Потому что нам нужны люди, знающие военное дело. У нас таких людей нет. Турки не пускают нас в свое войско.
— Эка важность! Всякий сумеет драться.
— Нет, не всякий, — отвечал Петр. — На кулаках драться и то уметь надо... ты слышала об английских боксерах?
Оказалось, что Анка о них ничего не знала, Петр взял какую-то толстую иностранную книгу и отыскал в ней изображение боксеров, представленных в различных позах.
— Вот видишь, и этому надо учиться. Для обучения военному делу существуют школы, которых у нас не было и нет. Вот болгары и обучаются в легионах,
— А ты был в военной школе?
— Да, был.
— И потому не пошел в войско? — допрашивала сестра.
Иленка взглянула на Петра, и глаза ее сказали: «Теперь... понимаю».
Петр ничего не ответил сестре на ее вопрос, и она начала расспрашивать Петра о судьбе легионов, но он немного мог о них рассказать. Анка интересовалась этим потому, что там был Стоян, тем более что теперь ей пришлось расстаться с надеждой скоро увидеть Любимого в Рущуке.
Прежде ей казалось, что Стоян, как Цезарь, «придет, увидит, победит», а затем станет с ней под венец. Теперь она убедилась, что все это мечта, что действительность не такова. Однако делать было нечего, и мысли ее потекли в другом направлении. Она села на диван и обратила внимание на пружины.
— И чего только не выдумают немцы! — заметила Анка и начала размышлять, что лучше — пружины или пуховик. В конце концов оказалось, что и то и другое хорошо.
Иленка между тем стояла перед картой и внимательно рассматривала Балканы. Ей хотелось задать Петру много вопросов, но присутствие Анки стесняло ее. Наконец Анка ушла, а вслед за ней пришлось уйти и Иленке. За Иленкой вышел и Петр. Воспользовавшись тем, что девушка несколько отстала, он шепнул, ей:
— Никола кланяется тебе...
Пленка посмотрела на него и улыбнулась.
Еще недавно, в 1877 и 1878 годах, болгары переживали очень важный момент своей истории. Жизненный пульс ускорился и у тех, кто сам не знал, какого направления придерживаться, и у тех, кто, по мнению почтенных людей, последние десять лет занимался сумасбродством. Результатом последнего явилось балканское восстание. Идеи его и цель были ясны, но вспышка эта была в высшей степени необдуманным поступком... Необдуманность эта свидетельствовала, однако, о том, что народ жив, что он думает о своей судьбе и что у него появились желания,
которые он готов купить весьма дорогой ценой — своей кровью.
По всей Европе пронеслась страшная весть о расправе над болгарами. За тридцать лет до этого славянский мир пережил такую же официально организованную резню. Предостережение паши, которое Петр привез в Бухарест, не было пустым звуком. Высокая Порта решила потопить в крови патриотическое движение и решение свое выполнила. Все местности, в которых эти стремления проявились, были превращены в человеческую бойню и покрыты развалинами.
«Болгарам больше не захочется любить свою родину» — такова была цель, во имя которой черкесы и башибузуки убивали людей. Убивали стариков, молодых, женщин и детей. Целые посады были обращены в груды трупов, отданных на растерзание хищным зверям и птицам. Принципы Оттоманской империи требовали строгого наказания непокорных, — и те были примерно наказаны.
Известно, какое впечатление эта резня произвела в Европе. Если бы Турция находилась в расцвете своего могущества, известие о резне не возымело бы никакого действия. Но Турцию постигла общая судьба всех государств: с вершин могущества она скатывалась все ниже и ниже. Она не могла уже позволить себе то, что делала во времена солиманов и селимов.
Репрессии, которые Турция прежде проводила безнаказанно, теперь давили ее всей тяжестью преступного греха, за который она должна была понести наказание в виде политических последствий; эти последствия и послужат темой нашего дальнейшего повествования.
Весть о событиях на Балканах отозвалась в Рущуке болезненным эхом. Вначале все замерло, а затем наступило время тихого плача женщин и угрюмого молчания мужчин. Когда Петр прочел известие о последних событиях, он побледнел как смерть. Не успел он оправиться от первого впечатления, как в комнату вошла Мокра. Некоторое время она молча смотрела на сына и наконец произнесла:
— Ну, что ж... Несчастье.
Сын хотел что-то ответить, но она перебила, его:
— Я то же самое говорила, когда погибли твои братья. Тогда случилось меньшее несчастье, теперь большее... Что же делать?
— Мама, тяжко мне, очень тяжко, — вздохнул Петр, — совесть меня мучает... Почему я здесь, а не в
Старой Загоре!
— Не говори таких слов... Придет и твоя очередь.
— Ты думаешь?
— Разве можно думать иначе? Ведь есть же справедливость на земле... Будем оплакивать тех, что погибли, но подумаем и о тех, кто остался в живых.
Петр склонился к матери. Мокра обняла его, поцеловала. Когда он выпрямился снова, в глазах его стояли слезы.
— Быть может, настанут еще более тяжкие времена, — сказала старуха. — Помни, что ты не один, с тобой— твои братья.
В этих словах неграмотная женщина выразила внутреннюю логику развития политических событий.
Не все, однако, думали так. Мокра не успела еще уйти из комнаты сына, как вбежала Пленка. На этот раз она без стеснения прямо вошла в комнату Петра. Девушка была бледна и растеряна. Петр встал. Пленка остановилась и дрожащим голосом проговорила:
— Адрес!..
Слово это с 1868 года стало пугалом всех честных людей. Тогда обыватели должны были «добровольно» подавать благодарственные адреса за истребление четы Хаджи Димитра. За что же им теперь благодарить? За резню не отдельных чет, а сотен безоружных людей?
— Адрес! — повторила Пленка. — Отец... мой отец собирался к тебе... он сейчас здесь будет! — Выговорив это, Пленка ушла к Анке.
Вопрос об адресе принимал тем более острый характер, что прежний — образованный, вежливый, разбирающийся в местных делах — паша был теперь назначен на другой пост, а вместо него прибыл грубый деспот. Тот намекнул бы на «необходимость добровольного адреса», а этот просто приказывал. Поскольку хаджи Христо обратил на себя внимание властей как автор всеподданнейшего адреса об уничтожении школ, новый паша послал к нему своего адъютанта с приказом «добровольно» написать адрес и собрать необходимые «добровольные» подписи. Хаджи Христо готов был это сделать и по собственной инициативе. Известие о происшедших событиях так напугало его, что он видел единственное спасение в
падении ниц перед турками и в полном отречении от всякой солидарности с «преступниками».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30