Аристархи-бей повел следствие очень энергично. Подозрительных оказалось множество. В городах распоясавшиеся заптии хватали кого попало, что же касается провинции, то там черкесы и мусульмане обра-
зовали стражу, которая вязала и приводила в конак всякого, кто казался им подозрительным. Целые партии людей такого рода приводились по нескольку раз в день, и всегда кого-нибудь из них оставляли в тюрьме, — не потому, что против них имелись какие-либо улики, а чтобы показать Европе, как выразился Аристархи-бей «чудовищный процесс» и таким образом скомпрометировать одно из европейских правительств, которое слишком интересовалось подданными Высокой Порты. Ради этого и был затеян процесс и соответственно велось все предварительное следствие. Сходка у Стояна, участников которой Пленка не хотела назвать, должна была стать зерном всего дела. Вот почему Ари-стархи-бею так хотелось узнать имена участников этой сходки.
— Ну что же? — спросил Аристархи-бей хаджи Христо, придя к нему во второй раз.
— Вот считай, — ответил заключенный, передавая мешок с золотом.
— Такому честному купцу, как ты, можно и на слово поверить. Ты считал?
— Считал.
— Значит, верно. А дальше? Хаджи Христо тяжело вздохнул и пожал плечами. — Имена? — спросил следователь.
— Я знаю только двоих — Стояна и Станко. Что же касается третьего, то если б я увидел его, наверняка узнал бы.
— Это ты говоришь о первой сходке, в саду. Так я и велел назвать ее в протоколе: «сходка в саду». Ты мне расскажи о второй, в комнате.
— Ничего не знаю, эфенди-бей.
— Ведь жена и дочь приходили к тебе.
— Приходили, но и они ничего не знают.
— А прислуга?
— И прислуга ничего не знает...
— Гм... Знаешь, я начинаю подозревать, что и ты замешан в этом деле.
— Вот провалиться мне сквозь землю, если я хоть сколько-нибудь к этому делу причастен. Вот, ей-богу...
— Не божись напрасно, — остановил его бей, — я совершенно уверен, что ни во что подозрительное ты не замешан, тем более, что если б не ты, я и не знал бы о сходке в саду, и все-таки факты против тебя.
— Что же мне делать? — заныл хаджи Христо. — Как мне сказать, чего не знаю?
— А ты разузнай.
— В тюрьме?..
— Гм... ты хочешь, чтобы я освободил тебя? Ладно... Хаджи Христо просиял и с благодарностью взглянул на следователя.
— Я выпущу тебя, но с одним условием.
— С каким же? — забеспокоился хаджи Христо.
— Ты дашь мне еще сто меджидие и будешь разузнавать.
— Так пришли мне сегодня жену.
— Зачем?
— Чтоб послать ее за деньгами.
— Ты их сам возьмешь. Я ведь тебе верю... ты человек добросовестный и честный,— следователь произнес это слово без запинки,— тебя сейчас же отпустят, только я расскажу тебе, как ты должен поступать в будущем.
— Как же? — спросил купец, успокоившись.
— Прежде всего надо быть осторожным. Прямо ты никого не расспрашивай, действуй как бы невзначай. Прикинься болгарским патриотом. То, что ты сидел в тюрьме, значительно облегчает задачу. Дураки и теперь уже говорят: «Каков хаджи Христо! Кто бы подумал!» Вот ты и начни откровенный разговор с одним, с другим, а я между тем произведу у тебя обыск. Может быть, удастся что-нибудь найти в той комнате, где жил Стоян.
— Когда же будет обыск?
— Да вот на днях. Живет кто-нибудь в той комнате, которую занимал Стоян?
— Нет, никто не живет.
— Смотри же, чтобы там никто ничего не трогал. Я прикажу вызвать тебя на допрос, а оттуда пойдешь домой.
Хаджи Христо не пришлось долго ждать. Через полчаса после ухода Аристархи-бея явился заптия и повел арестанта в следственную комиссию. Здесь Аристархи-бей в присутствии аги, секретаря, писаря и нескольких переводчиков из иностранных консульств начал допрос. Прежде всего он поинтересовался сходкой в саду.
— Кто был на этой сходке?
— Стоян, Станко и еще какой-то паренек.
— А ты не принимал участия, в сходке?
— Нет, не принимал.
— Как же ты о ней узнал?
— Я видел их из окна.
— Почему ты их сразу не назвал?
— Я только теперь вспомнил.
— Когда тебе их назвали, — упрекнул его следователь. — Ну, а во второй сходке кто участвовал?
— Меня тогда не было дома.
— Но ты слышал о ней?
— Слышал, но не придавал никакого значения.
— Знаешь ли ты о том, что заговорщики были в масках?
Этот вопрос произвел ожидаемый эффект. Переводчики иностранных консульств с удивлением посмотрели на Аристархи-бея, который отвечал им торжествующим взглядом: «Вот видите, мол, до чего доходит!» — а хаджи Христо между тем говорил:
— Кажется... не знаю... меня дома не было, а Стояна я считал положительным человеком.
— Вот видишь, как обманчива внешность, — поучал следователь.— Надо полагать, что впредь ты будешь более осторожным при выборе помощников. Из-за этого твоего служащего против тебя накопилось так много подозрений, что ты сам чуть было не попал на скамью подсудимых. Но правительство султана не считает возможным на основании одних только подозрений привлекать к суду людей, тем более таких, которые известны своим безупречным поведением. Поэтому ты свободен от обвинений, с тем, однако, условием, что ты обязуешься являться на допрос всякий раз, когда это потребуется, и освещать по возможности темные стороны этого преступного дела, которое ведет к убийствам. Всякий заговор неминуемо влечет за собой подобные последствия.
Речь эта, рассчитанная на представителей иностранных консульств, чрезвычайно понравилась последним. Переводчики одобрительно покачали головами. Ари-стархи-бей тут же приказал снять оковы с хаджи Христо и усадил его возле себя.
— Наверно, ты торопишься домой,— сказал он любезно,— хочется скорее повидать жену и дочку? Я это отлично понимаю, но подожди немного. Ты понадобишься здесь.
Хаджи Христо уселся на диван. Ему подали кофе и трубку. Аристархи-бей стал объяснять переводчикам по-французски, зачем заговорщикам нужны маски. — Они поступают просто — по улицам ходят без масок и надевают их, только входя в дом, чтобы домашние не могли их узнать. Этим они чрезвычайно затрудняют следствие, но все же мы теперь напали на след.
В этот момент ввели Станко.
Аристархи-бей взял в руки какую-то бумагу и, обращаясь к арестованному, спросил:
— Шестого мая сего года ты находился в саду Христо?
— Не помню, когда именно это было, но я действительно был однажды в саду Христо.
— Вы были втроем?
— Да, втроем.
— Назови имена тех, кто был с тобой.
— Я не могу их назвать. — Почему?
— Потому что находившиеся тогда со мной в саду лица могут подвергнуться преследованиям. Я готов отвечать за себя, но других не стану подвергать опасности... Совесть не позволяет мне так поступать.-
— Однако совесть не помешала тебе принимать участие в преступных делах.
— То, что ты называешь преступными делами, у людей называется добродетелью.
— Ты забываешь, что у тебя есть жена и дети.
— По крайней мере жена моя не будет стыдиться мужа, а дети — отца. Доносчиком я быть не хочу и не буду, и потому не трудитесь задавать мне такие вопросы, ответы на которые носили бы характер доноса.
Хаджи Христо то поднимал, то опускал голову. Он ежился, морщился, подносил трубку к губам и никак не мог затянуться.
— Одним из твоих товарищей, — продолжал бей, глядя в бумагу, — был Стоян Кривенов, — и, обращаясь к хаджи Христо, спросил: — Не правда ли?
— Правда, правда, — отвечал смущенный Христо.
— Вот видишь, твоя добродетель не очень тебе поможет... Такие порядочные и уважаемые люди, как хаджи Христо, совершенно иначе смотрят на вещи.
— Это, вероятно, потому, что хаджи Христо может потерять не только совесть, но и состояние. А у меня, кроме совести, ничего нет.
Аристархи-бей посмотрел на представителей иностранных консульств, словно обращаясь к ним: «Неаг, Неаг!»
Хаджи Христо с такой силой затянулся, что захлебнулся дымом и, закрыв рот рукой, закашлялся. Допрос между тем продолжался. Аристархи-бей не спрашивал Станко о сходке в доме, так как был уверен, что не добьется ответа. Впрочем, Станко и не принимал в ней участия.
Учителя увели, а после него прошла целая вереница молодых людей, которых Аристархи-бей привел, чтобы показать их хаджи Христо. Авось хаджи Христо увидит среди них того, кто был третьим на сходке в саду. Допрашивали их недолго. Каждый раз, когда вводили нового арестанта, Аристархи-бей смотрел на хаджи Христо, а тот отрицательно мотал головой. Под конец допроса бею доложили, что черкесы привели еще какого-то подозрительного. Бей с досадой махнул рукой и сказал: «Пусть введут».
Вошли два черкеса, подталкивая вперед молодого парня лет двадцати, в сермяге, суконных штанах, огромной бараньей шапке и лаптях. Когда вводили этого парня, Аристархи-бей не смотрел на хаджи Христо, а между тем на этот раз глаза свидетеля загорелись. К величайшему своему удивлению, он узнал в этом парне третьего участника сходки, которого искал Аристархи-бей. Но следователь не обращал никакого внимания на торговца и с явным неудовольствием слушал доклад черкесов, которые рассказывали, что приведенный ими негодяй ходил из дома в дом.
— Так что же из этого?
— Ничего, — ответил один из черкесов, — негодяй этот ходил, ходил, ходил...
— А когда я спросил его, — прибавил второй черкес, —так он стал заикаться.
— Ты кто? — спросил Аристархи-бей у парня.
— Я б-б-б... бы-ыл т-т-там...
— А! заика! — заметил бей. — Ты откуда?
— Из Ккк... киш... иии.— Он насилу выговорил: «Из Кишли».
— Ты что, пастух?
— Д-д... да.
— Гоните его вон! — приказал Аристархи-бей и стал ругать черкесов: — Не приводите ко мне таких людей, с которыми только время теряешь... У меня и без того работы много... Вам ведь ясно сказано: ловите подозрительных... А какой же это подозрительный?
— Он необыкновенный, — начал один из черкесов.
— Когда он начал заикаться, я ухватился за шашку и хотел отрубить ему голову.
— Такая голова гроша ломаного не стоит, — сказал бей.
— Мы нашли при нем двадцать семь куруш, — заметил второй черкес.
— Гм, — пробормотал бей и усмехнулся.
— А еще вот что, — продолжал черкес, вынимая из-за пазухи сложенный лист, и подал его бею. Тот взглянул на бумагу и спросил черкесов:
— Это вы нашли у него?
— Да, у него.
— Гайда! — крикнул следователь заптиям,— бегите приведите мне этого пастуха.
Заптии выбежали, а Аристархи-бей показал переводчикам бумагу и сказал:
— Это прокламация, призывающая к организации шаек, называемых четами. Как видите, процесс усложняется, но вместе с тем и разъясняется... Теперь в наших руках агент тайного правительства.
— Эфенди, — начал было хаджи Христо.
— А... тебе домой хочется, — перебил его следователь. — Я задержал тебя как свидетеля того, что мы не применяем при допросах никаких насилий. Ты, впрочем, и сам испытал мягкость нашего обращения, хотя против тебя были весьма сильные улики. Теперь ступай с богом.
Представители иностранных консульств одобрительно покачивали головами. Они ждали, когда приведут агента тайного правительства.
Наконец заптии возвратились. Они приходили один
за другим, но тайного агента с ними не было. Каждый докладывал одно и то же: заговорщика видели, когда он выходил из конака... вышел и исчез. Один из заптии даже заметил:
— Ищи теперь ветра в поле!
— Рущук не поле, а пастух не ветер,— ответил ему Аристархи-бей.
Все согласились, что следователь прав. Агент, однако, исчез. Заптии бросились на улицы, но нигде его не нашли. «Чудеса, да и только», — говорили они. Между тем ничего чудесного здесь не было. Когда следователь приказал отпустить пастуха, не зная еще о найденной при нем прокламации, тот постарался как можно скорее скрыться. В турецких городах это не особенно трудно. В нескольких десятках шагов от конака, в конце небольшой улицы, стояла старая каменная ограда. В ней было отверстие, через которое обычно лазили собаки. Наш пастух юркнул туда и вскоре услышал голоса выбежавших из конака заптии:
— Куда негодяй ушел?
Если бы кто-нибудь из заптии заметил дыру в ограде, он бы, конечно, увидел и беглеца, но все хранители порядка разбежались в разные стороны. Пастух подождал, пока заптии вернулись, вылез из своего убежища и преспокойно отправился в город, стараясь идти по самым оживленным улицам. На площади находилась лавка Мокры. Сначала он осторожно заглянул туда, потом смело вошел и направился к хозяйке.
— Это я, Мокра.
— Здравствуй, сынок,— отвечала старуха.
— Черкесы поймали меня и привели... Но я убежал...
— Слава богу, что тебе удалось украсть у турок свою голову. За такое воровство господь тебя не накажет. Впрочем, не тот вор, кто ворует, а тот, кто ворованное скрыть не умеет.
— Я о том и хлопочу, чтобы как-нибудь укрыть свою голову.
— Слыхал, что здесь делается?
— Слыхал кое-что. Говорят, за Стояна тысяча куруш обещана: он одного турка удавил, а другого застрелил. Я, к сожалению, ни того, ни другого не сделал.
— Гм... что поделаешь! Каждому свое. Впрочем, не в том дело... Надо тебе спрятаться.
— Зачем? Разве против меня есть какие нибудь улики?
— Дело в том, что турки перерыли весь город. Всех хватают и сажают под арест. Если они узнают, что ты несколько месяцев где-то пропадал, не миновать тебе тюрьмы. Тебе необходимо на время исчезнуть. Потом вернешься.
— Исчезнуть не трудно, только бы до колодца добраться.
— Петра сейчас нет. Он вернется через несколько дней.
— А пока что мне делать?
— Ложись вон там за мешками. В полдень я уйду и запру лавку, а через час вернусь и отведу тебя.
Ждать оставалось недолго. Мокра ушла и вскоре вернулась с узелком, который бросила за мешки.
— На вот, сбрасывай свои лохмотья, переодевайся и ступай домой.
В узелке оказался полный женский костюм. Это несколько удивило молодого человека, но он, не колеблясь, переоделся. Мокра повязала ему яшмак так ловко, что он совершенно закрыл усы, и сказала: «Ступай». Никому из встречных не могло бы прийти в голову, что в женском платье идет тот самый человек, которого утром черкесы вели как собаку на аркане. Никола беспрепятственно прошел несколько улиц, свернул в болгарский квартал и вошел в дом Мокры. У порога его поджидала Анка.
— Иди, — сказала она.
Наверху девушка остановилась и тихонько сказала:
— Я тебя оставлю в гостиной, а сама постараюсь поскорее выпроводить Иленку, — она только что ко мне пришла.
— Иленку хаджи Христо?
— Да, дочь хаджи Христо.
— Так чем же она мешает? Ведь она не выдаст?
— Ты думаешь?
— Она мне нисколько не мешает, напротив... Веди меня к ней. Любопытно, узнает ли она меня.
Анка пошла вперед и вскоре привела молодого человека в свою комнату. Здесь на диване сидела Иленка. Приход незнакомой женщины не удивил ее, но был ей неприятен. Ей так хотелось отвести душу в дружеской беседе с Анкой... Она отодвинулась в угол и насупилась.
Незнакомка присела на край дивана, где сидела Иленка. Сначала все молчали, наконец Анка, кусая губы, спросила Иленку:
— Ты уже кончила вышивать платок?
— Нет, я только начала, — сухо ответила Иленка.
— А я начала занавески.
— К каким окнам?
— В гостиную.
— Я тоже думала о занавесках, но...
— А я думаю туфли вышивать, — заговорила незнакомка.
Услышав этот голос, Иленка вздрогнула. Она стала всматриваться в лицо сидящей напротив женщины, и взгляд ее выразил удивление и ужас, словно перед нею был не человек, а призрак. Девушка сдвинула брови, сморщила лоб и наконец посмотрела на Анку, которая отвернулась, зажимая платком рот, чтобы удержаться от душившего ее смеха. Тут Иленка заметила, что из-под яшмака незнакомки выглянул короткий ус.
— А я думала... — начала незнакомка.
— Ах! — крикнула Иленка, невольно подаваясь вперед.
— А я... — снова начала незнакомка.
— Ты!.. ты... — перебила Иленка. — Ты... Никола!.. Никола сдвинул яшмак и хотел снять его совсем, но
Иленка не дала ему это сделать. Она взяла его за обе руки и смотрела ему в глаза. Лицо ее сияло от радости, из глаз текли слезы!
— Ты... ты... — повторяла она.
— Я думал о тебе, — сказал Никола.
— А я о тебе разве нет? — отвечала. Иленка.— Ах, как ты хорошо сделал, что пришел теперь! — Она сделала ударение на слово «теперь». — Мне так грустно. Мне так тяжело, — жаловалась девушка.
Вероятно, благодаря одежде Николы Иленка стала смелее. Она подошла к нему и подала руку. Ее смех, слезы, печаль привели Николу в состояние такого восторга, что ему хотелось лишь «смотреть, смотреть-, смотреть, целовать, целовать, целовать». Никола не знал, почему Иленка так разволновалась, и приписывал это своему присутствию. Не мудрено поэтому, что чувство его достигло такой напряженности, благодарность его переполняла. Он готоз был без колебания пойти в огонь ради
этой девушки, которая была так искренна. Никола весь пылал. Он смотрел на Иленку, держал ее руку и молчал, не будучи в состоянии выразить словами то, что переполняло его сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30