все его тело повисло почти в горизонтальном положении, в то же время палач пододвинул под него деревянные козлы; тело, натянутое донельзя, все выпятилось и еще больше натянуло веревки. Это были приготовления к пытке водой.
— Первую обычную порцию! — приказал судья.
Палач молча подошел к Мануэлю и, длинной железной лопаточкой разжав стиснутые от невыносимой боли зубы Мануэля, всунул между ними конец воронки. Затем, медленно взяв из рук помощников жбан, наполненный водой, не спеша влил ее в рот подсудимого. Второй, третий жбан последовали за первым, а Мануэль молчал
Нужно было начать «необычную» порцию. Судья и палач немного смутились и пытливо взглянули на своего пациента Лицо его побагровело, жилы вздулись, глаза готовы были выскочить из орбит от ужасной боли.
— Признайтесь в своей вине! — сурово повторил судья.
— Нет!..— еле слышно прохрипел Мануэль.
— Вторую, «необычную»! — приказал судья, отворачиваясь.
Лицо Мануэля совершенно посинело, он закрыл глаза и вдруг успокоился...— Умер?—спросил один из помощников палача.
— Нет, обморок... задохнулся! — коротко ответил палач и взглянул на судью, как бы спрашивая у него дальнейших приказаний.
— Довольно! Развязать! Я еще не встречал подобного упрямства!—с досадой проговорил судья.
Поспешно развязав узника, палач с помощниками перенесли его в соседнюю с застенком комнату и отдали на попечение врача.
Зилла провела ужасную ночь, то порываясь к запертым дверям, то снова с плачем бросаясь на кровать, наконец, под утро проснувшаяся старуха освободила ее из-под замка.
Цыганка быстро сбежала вниз, намереваясь сейчас же отправиться к Сирано, как вдруг на пороге ее остановил один из участников ночной облавы на Сирано.
— Зилла, куда вы?—спросил он, загораживая ей дорогу.
— Какое вам дело? — ответила цыганка, хмуро глядя на бродягу.
— Я к тому, Зилла, что если вы идете искать брата, то я могу указать вам, где можно найти его. Да только, что же, это дело напрасное...
— Что хотите вы сказать этим?
— А то... что... он убит! — пробормотал бродяга
— Убит...— повторила Зилла задумчиво.
Это известие не особенно огорчило ее: последние происшествия уничтожили остатки ее любви к брату, и теперь она скорее была поражена неожиданностью этого известия, чем горем.
— Как это случилось?—спросила она после минут ной паузы.
— Брат ваш погиб в отчаянной схватке
— Вы хотите сказать, что он попался в западню, приготовленную им самим для другого? Кто убил его?
— Да тот, кого мы ждали. Я не знаю, как его звать.
— А что с тем случилось, кого вы ждали?
— Он тоже убит. Я остался там до конца и смотрел из-за угла. Тот, кого мы все поджидали и который убил Бен-Жоеля, был убит тем барином с улицы Сен-Поль, к которому брат ваш нанимал нас для этой работы.
— Граф! — воскликнула цыганка.— Так вот он, конец нашим надеждам! Теперь уж некому нам помогать! Бедный Сирано! — пробормотала цыганка, грустно опуская голову.
— Теперь мне надо подумать о Мануэле! — проговорила она, решительно направляясь к судье.
Жан де Лямот, только что выслушавший доклад о результате допроса Мануэля и пораженный упрямством и настойчивостью молодого человека, велел немедленно впустить просительницу
— Господин прево, я пришла просить у вас правосудия.
— Что вам опять от меня нужно?
— Я прошу вас выслушать меня; я пришла доказать невиновность Мануэля.
— Вы уже были у меня один раз. Но, несмотря на то что я не могу питать к вам особенного доверия, я выслушаю вас, так как дело это постепенно становится все загадочнее и загадочнее. Говорите. Я слушаю.
— Господин прево, я пришла сообщить вам, что Мануэль—родной брат графа Роланда де Лембра; да, он — Людовик де Лембра.
Судья с досадой пожал плечами.
Но Зилла, несмотря на видимое недоверие и раздражение судьи, продолжала свое признание и взволнованным голосом рассказала о всех подкупах, лжи и преступлениях графа, которыми он старался погубить своего брата.
Однако судья только с недоверием покачал головой.
— Нет, все это ложь и клевета! — проговорил он решительно.
— Так если вы не верите этому, я сообщу вам, что сегодня ночью граф убил Сирано де Бержерака! Сам своей рукой убил его! — вскричала цыганка.
— Как смеете вы говорить это! Думаете ли вы о своих словах?! — крикнул судья, порывисто хватаясь за колокольчик.— Ступайте к господину Сирано де Бержераку и попросите его немедленно явиться ко мне! — приказал он вошедшему полицейскому, а сам, не обращая внимания на Зиллу, принялся за свои бумаги.
Через полчаса посланный вернулся.
— Господина Сирано де Бержерака нет дома. Он вышел ночью и до сих пор не возвращался.
Тогда успокоенная Зилла сообщила о смерти Бен-Жоеля.
— Хорошо, если бы и так, то смерть Бен-Жоеля не доказывает виновности графа. Впрочем, я еще переговорю с ним! — сказал неумолимый судья.
— Позвольте мне повидаться теперь с Мануэлем. Теперь он больше чем когда-либо нуждается в утешении и поддержке,— попросила цыганка.
— Хорошо. Сегодня я могу сделать для вас эту милость. Возьмите это,— ответил судья, подавая обрадованной цыганке пропуск.
Мануэль только что пришел в себя, когда к нему вошла Зилла. Цыганка с рыданиями бросилась к его кровати, но Мануэль ласково взглянул на нее, не огорчив ее ни одним укором. Зилла целый час пробыла около его кровати, все время утешая, обнадеживая страдальца, ласково говоря с ним о Жильберте, о ее любви к нему, об освобождении и близкой свадьбе.
— Не теряй надежды! Жди, я освобожу тебя! — повторяла она уходя.
В это время Жан де Лямот отправился на улицу Сен-Поль и велел доложить о себе Роланду, только что вернувшемуся от маркиза де Фавентина.
С первых же слов он передал ему свой разговор с Зиллой.
— Да, и в этом убийстве обвиняют вас,— добавил судья серьезно.
— Я всего могу ждать от этих людей,— с презрением улыбаясь, проговорил Роланд.— Но должен предупредить вас, господин судья, что между этим Бен-Жоелем и Сирано давно уже были счеты. Возможно, что именно он и отомстил ему за свои старые обиды. Ну а почтенная сестрица сейчас же не преминула свалить вину своего милого братца на меня. Но эта новость, кажется, невероятна. Ведь, во всяком случае, если его даже и
убили, так ведь труп нашелся бы! — спокойно проговорил граф.
— Действительно! Я не подумал об этом! — ответил прево, побежденный уверенным и небрежным тоном, с каким граф говорил обо всей этой истории.
— Хорошо, а как же с Мануэлем? — спросил граф, желая переменить разговор.
— Сегодня его допрашивали... пытали,— отвечал судья.
— Ну и что же, сознался он?
— Нет.
— Да, человек с характером!
Прево вышел, задумчиво опустив голову, несмотря на полнейшее доверие, которое он питал к графу, он терялся в догадках относительно этого запутанного дела.
В то же время Зилла с полными слез глазами вышла из тюрьмы. Лицо ее, хотя было очень взволнованно и грустно, выражало решительность, и молодая девушка быстро отправилась к квартире Сирано: она шла за необходимой ей теперь книгой Бен-Жоеля.
На пороге гостиницы цыганка столкнулась с Марот, но сначала не узнала своей товарки, так как за эти два года, пока они не виделись, обе девушки сильно изменились.
После первых приветствий и отрывочных разговоров Зилла сообщила о причине своего визита.
Загадочно взглянув на подругу, Марот молча взяла ее за руку и повела наверх.
Прошло несколько дней. Роланд постепенно стал успокаиваться. О Сирано не было никаких известий. Чтобы до конца сыграть свою роль, Роланд однажды послал к содержателю гостиницы, где жил Сирано, спросить о Бержераке, но тот ответил посланному, что Сирано до сих пор не возвращался и ему ничего о нем не известно.
Роланд еще раз убедился в том, что волны Сены навеки скрыли безжизненный труп Сирано. Судьба благоволила к нему: Бен-Жоель и Ринальдо не могут более
выдать его, осталась, правда, Зилла, но ведь с уничтожением документов даже ее донос не мог бы его оскандалить и спасти Мануэля. Поэтому он спокойно занялся своей женитьбой, которую, несмотря на все сопротивление Жильберты, хотел устроить как можно скорее. Он ежедневно отправлялся в замок де Фавентин и по целым часам беседовал с маркизом.
После каждого такого совещания маркиз заходил к дочери, стараясь переубедить ее в прежнем решении не выходить за графа. Маркиз, очень заинтересованный этим союзом, не обращал внимания на упрямство дочери и все время поддерживал надежду в Роланде. Наконец старик стал уже беспокоиться. Жильберта сумела привлечь мать на свою сторону, и маркиза возбудила в своем супруге опасения относительно состояния дочери.
Однажды утром Роланд явился с новым оружием в руках — контрактом, где были заключены самые см.елые надежды маркиза.
По просьбе Роланда маркиз прочел контракт и, придя в восторг от щедрости графа, стал в любезных словах изъявлять свою радость по поводу столь блестящего брака его дочери.
— Ну-с, если вы находите все подходящим, в таком случае можно оформить его и через денька три сыграть свадебку! — весело проговорил граф.
— Через три дня? Не слишком ли скоро? Кажется, Жильберта еще не приготовилась к свадьбе!
— О Боже, да молодые девушки всегда, сколько могут, дорожат своей свободой, они любят, чтобы их просили, и эта недоступность придает им еще больше прелести, они просто любят, чтобы за них сказали «да», когда они еще колеблются.
— Ну да, конечно... но Жильберта... меня беспокоит ее состояние. Она немного раздражена, экзальтирована, несколько раз она возбуждала беспокойство матери своими покушениями на самоубийство.
— Да... это не особенно лестная для меня новость, но не беспокойтесь. Отдайте мне вашу дочь, я окружу ее такой нежностью, заботами, почтением, что она скоро забудет все свои мрачные думы о смерти, если таковые были у нее когда-нибудь.
— Но не забудьте, что она очень энергична и настойчива!
— Ах, дорогой маркиз, вы как отец дрожите над вашей дочерью и обращаете внимание на все ее детские капризы! Угрозы молодой девушки, которую хотят выдать по рассудку, не должны страшить никого. Положитесь уж на меня, я отвечаю за ее будущее,— самонадеянно отвечал граф.
— Хорошо, я всецело доверяюсь вам. Делайте, как знаете,— ответил маркиз, пожимая протянутую ему руку графа.
Жильберта молча выслушала известие о решении отца. Ее утомила эта долгая борьба, и теперь она решила больше не сопротивляться. Войдя к себе в комнату, она велела Пакетте заняться приготовлениями к предстоящей свадьбе. Она не интересовалась жизнью, окружавшей ее, и вся отдалась своим воспоминаниям и грезам. Невольно, несмотря на всю неминуемость предстоящей свадьбы, она вспоминала ободряющие слова Сирано и мечтала, надеялась... Все ее мысли были направлены к Мануэлю, и ради него она спокойно, почти радостно приготовлялась к свадьбе, то есть смерти... Наконец настал роковой день.
Рано утром, надев свой свадебный наряд, Роланд отправился в Лувр, куда обыкновенно являлся каждое утро к пробуждению малолетнего короля. Между придворной знатью, толпившейся в это время во дворце, было очень много друзей графа, которые также были приглашены на предстоящую церемонию бракосочетания Жильберты де Фавентин. Из дворца друзья отправились пешком к замку де Фавентин.
Весело болтая, шутя и насмехаясь над любопытными буржуа, высовывавшимися из окон и дверей, чтобы полюбоваться блестящей толпой, разряженной в шелка, бархат и кружева, они двигались по оживленным улицам Парижа.
Вдруг Роланд заметил носилки, направлявшиеся к Лувру, за которыми шли Зилла, Кастильян, Марот и еще какой-то высокий, могучего сложения субъект, одетый в черную рясу.
Эта встреча взволновала веселого графа.
— Нет, ведь он же мертв!—пробормотал Роланд, еще раз оглядываясь на заинтересовавший его кортеж.
Приемный зал замка де Фавентин был весь разукрашен гирляндами живых цветов, богатыми коврами и рос-кошными материями. Маркиз с довольной улыбкой встречал своих многочисленных гостей, переполнявших все комнаты. При виде графа и его блестящих друзей гости приблизились к молодому человеку.
Вдруг зычный голос слуги объявил о приходе Жана де Лямота.
— А, дорогой прево, наконец-то, а я уже стал сомневаться в вашем приходе! — проговорил маркиз, подходя к своему высокому гостю.
— Долг выше удовольствия, любезный маркиз. Меня задержали дела!
— О Боже, ни одного свободного дня!
— Особенно сильно заинтересовало меня одно дело.
— Можно узнать, какое?
— Касающееся исчезновения вашего друга Сирано.
— Да-да, очень странно. Я вот тоже послал просить его на свадьбу, и вдруг мне отвечают, что его до сих пор нет. Уж действительно, не случилось ли с ним какого-либо несчастья?
— Еще утвердительно ничего не могу ответить, убит ли он или просто замешан в каком-нибудь безумном похождении, но во всяком случае это был страшный шалопай, и если я интересуюсь им, то лишь потому, что он уж слишком нашумел в обществе, и меня буквально осаждают с расспросами об этом непонятном затишье. Да, я все больше и больше убеждаюсь в том, что его действительно убили.
— Бедняга...— тихо проговорил маркиз.
— Это было бы очень грустно! — добавил Роланд.
— Кончим этот тяжелый разговор. В котором часу назначена церемония?—спросил судья.
— Ровно в двенадцать.
— О, в таком случае, вероятно, Жильберта скоро осчастливит нас своим появлением?
— Она еще у себя, но, по всей вероятности, скоро уже будет готова,— проговорил маркиз.
Вдруг раздался перезвон в Соборе Парижской Богоматери, и в дверях появилась Жильберта; опираясь на руку своей любимицы Пакетты и матери, она медленно вошла в зал.
Красивое лицо молодой девушки было страшно бледно, ее рука иногда красивым движением протягивалась к янтарному ожерелью, странно выделявшемуся на ее чисто-белом венчальном платье; от этого ужасного дара цыганки она надеялась получить вечный мир и успокоение... Но ей хотелось как можно дальше оттянуть эту роковую минуту, и в ее наболевшей душе все еще томилась слабая робкая надежда...
— Дитя мое! — воскликнул маркиз, протягивая руки к дочери и невольно смахивая навернувшуюся слезу, вызванную предстоящей разлукой.
Жильберта молча подняла свои грустные глаза на расстроенного отца.
— Бедный отец! Если б он знал... да простит ему Бог! — пробормотала молодая девушка.
— Барышня... уже! — прошептала Пакетта, склоняясь к своей госпоже.
— Да, конец...— проговорила Жильберта, вздрагивая.
Толпа заволновалась, приготовляясь к отъезду в церковь. Появившийся лакей известил, что кареты поданы.
— Прошу! — проговорил маркиз, обращаясь к гостям и подходя к дочери.— Ну, дитя мое, пора!
— Оставьте! Оставьте, я не могу! — вскрикнула Жильберта, отстраняясь от отца и бессильно опускаясь в кресло.
Пакетта быстро выбежала из зала и вернулась со стаканом в руке.
— Успокойтесь! Успокойтесь, я обожду! — проговорил граф, подходя к невесте и с участием глядя на ее взволнованное лицо.
— О, вам недолго придется ждать!
Взяв стакан, она наклонила голову, чтобы скрыть свое движение, и, быстро сорвав бусину е колье, бросила ее в воду. Яд в одну минуту растворился.
Губы молодой девушки беззвучно шевелились, очевидно, она шептала слова молитвы. А глаза грустно обводили все общество. Но вот рука медленно подняла
стакан... Вдруг в зале снова появился лакей и громко выкрикнул:
— Виконт Людовик де Лембра, господин Савиньян Сирано де Бержерак!
— Боже, ты спас меня! — воскликнула молодая девушка, радостно порываясь вперед и ставя стакан обратно.
Толпа расступилась, и в дверях показался Сирано, поддерживаемый Кастильяном и Мануэлем. За ними следовали Зилла, Марот и Жак Лонгэпэ.
Лицо поэта было страшно бледно и во многих местах было испещрено кровавыми рубцами; несмотря на поддержку, он двигался с большим трудом.
При виде этих неожиданных гостей Роланд оцепенел и широко раскрытыми глазами, с ужасом смотрел на своего воскресшего врага...
— Что зто значит? Вы живы? —с недоумением спросил прево.
— Как видите. Но...— проговорил Сирано, невольно опускаясь на подставленный ему стул.— Но если я еще жив, то поверьте, что это вина не графа Роланда; он приложил все старания, чтобы... убить меня!
— Как смеете вы так нагло клеветать! — крикнул Роланд, при виде опасности снова овладевая собой.
— Позвольте мне кончить, потом вы будете оправдываться... если найдете возможным! — проговорил Сирано, с презрением глядя на Роланда.
— Кто дал вам право нарушить мое спокойствие?
— Кто? Вы сейчас узнаете. Вы думали, что я умер, и успокоились. Но, как видите, Сена отдала свою добычу. Чтобы удостовериться еще раз в моей смерти, вы подсылали спрашивать у моих слуг о моем исчезновении, и на их ответ, по легкомыслию или по своей глупости, проговорили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Первую обычную порцию! — приказал судья.
Палач молча подошел к Мануэлю и, длинной железной лопаточкой разжав стиснутые от невыносимой боли зубы Мануэля, всунул между ними конец воронки. Затем, медленно взяв из рук помощников жбан, наполненный водой, не спеша влил ее в рот подсудимого. Второй, третий жбан последовали за первым, а Мануэль молчал
Нужно было начать «необычную» порцию. Судья и палач немного смутились и пытливо взглянули на своего пациента Лицо его побагровело, жилы вздулись, глаза готовы были выскочить из орбит от ужасной боли.
— Признайтесь в своей вине! — сурово повторил судья.
— Нет!..— еле слышно прохрипел Мануэль.
— Вторую, «необычную»! — приказал судья, отворачиваясь.
Лицо Мануэля совершенно посинело, он закрыл глаза и вдруг успокоился...— Умер?—спросил один из помощников палача.
— Нет, обморок... задохнулся! — коротко ответил палач и взглянул на судью, как бы спрашивая у него дальнейших приказаний.
— Довольно! Развязать! Я еще не встречал подобного упрямства!—с досадой проговорил судья.
Поспешно развязав узника, палач с помощниками перенесли его в соседнюю с застенком комнату и отдали на попечение врача.
Зилла провела ужасную ночь, то порываясь к запертым дверям, то снова с плачем бросаясь на кровать, наконец, под утро проснувшаяся старуха освободила ее из-под замка.
Цыганка быстро сбежала вниз, намереваясь сейчас же отправиться к Сирано, как вдруг на пороге ее остановил один из участников ночной облавы на Сирано.
— Зилла, куда вы?—спросил он, загораживая ей дорогу.
— Какое вам дело? — ответила цыганка, хмуро глядя на бродягу.
— Я к тому, Зилла, что если вы идете искать брата, то я могу указать вам, где можно найти его. Да только, что же, это дело напрасное...
— Что хотите вы сказать этим?
— А то... что... он убит! — пробормотал бродяга
— Убит...— повторила Зилла задумчиво.
Это известие не особенно огорчило ее: последние происшествия уничтожили остатки ее любви к брату, и теперь она скорее была поражена неожиданностью этого известия, чем горем.
— Как это случилось?—спросила она после минут ной паузы.
— Брат ваш погиб в отчаянной схватке
— Вы хотите сказать, что он попался в западню, приготовленную им самим для другого? Кто убил его?
— Да тот, кого мы ждали. Я не знаю, как его звать.
— А что с тем случилось, кого вы ждали?
— Он тоже убит. Я остался там до конца и смотрел из-за угла. Тот, кого мы все поджидали и который убил Бен-Жоеля, был убит тем барином с улицы Сен-Поль, к которому брат ваш нанимал нас для этой работы.
— Граф! — воскликнула цыганка.— Так вот он, конец нашим надеждам! Теперь уж некому нам помогать! Бедный Сирано! — пробормотала цыганка, грустно опуская голову.
— Теперь мне надо подумать о Мануэле! — проговорила она, решительно направляясь к судье.
Жан де Лямот, только что выслушавший доклад о результате допроса Мануэля и пораженный упрямством и настойчивостью молодого человека, велел немедленно впустить просительницу
— Господин прево, я пришла просить у вас правосудия.
— Что вам опять от меня нужно?
— Я прошу вас выслушать меня; я пришла доказать невиновность Мануэля.
— Вы уже были у меня один раз. Но, несмотря на то что я не могу питать к вам особенного доверия, я выслушаю вас, так как дело это постепенно становится все загадочнее и загадочнее. Говорите. Я слушаю.
— Господин прево, я пришла сообщить вам, что Мануэль—родной брат графа Роланда де Лембра; да, он — Людовик де Лембра.
Судья с досадой пожал плечами.
Но Зилла, несмотря на видимое недоверие и раздражение судьи, продолжала свое признание и взволнованным голосом рассказала о всех подкупах, лжи и преступлениях графа, которыми он старался погубить своего брата.
Однако судья только с недоверием покачал головой.
— Нет, все это ложь и клевета! — проговорил он решительно.
— Так если вы не верите этому, я сообщу вам, что сегодня ночью граф убил Сирано де Бержерака! Сам своей рукой убил его! — вскричала цыганка.
— Как смеете вы говорить это! Думаете ли вы о своих словах?! — крикнул судья, порывисто хватаясь за колокольчик.— Ступайте к господину Сирано де Бержераку и попросите его немедленно явиться ко мне! — приказал он вошедшему полицейскому, а сам, не обращая внимания на Зиллу, принялся за свои бумаги.
Через полчаса посланный вернулся.
— Господина Сирано де Бержерака нет дома. Он вышел ночью и до сих пор не возвращался.
Тогда успокоенная Зилла сообщила о смерти Бен-Жоеля.
— Хорошо, если бы и так, то смерть Бен-Жоеля не доказывает виновности графа. Впрочем, я еще переговорю с ним! — сказал неумолимый судья.
— Позвольте мне повидаться теперь с Мануэлем. Теперь он больше чем когда-либо нуждается в утешении и поддержке,— попросила цыганка.
— Хорошо. Сегодня я могу сделать для вас эту милость. Возьмите это,— ответил судья, подавая обрадованной цыганке пропуск.
Мануэль только что пришел в себя, когда к нему вошла Зилла. Цыганка с рыданиями бросилась к его кровати, но Мануэль ласково взглянул на нее, не огорчив ее ни одним укором. Зилла целый час пробыла около его кровати, все время утешая, обнадеживая страдальца, ласково говоря с ним о Жильберте, о ее любви к нему, об освобождении и близкой свадьбе.
— Не теряй надежды! Жди, я освобожу тебя! — повторяла она уходя.
В это время Жан де Лямот отправился на улицу Сен-Поль и велел доложить о себе Роланду, только что вернувшемуся от маркиза де Фавентина.
С первых же слов он передал ему свой разговор с Зиллой.
— Да, и в этом убийстве обвиняют вас,— добавил судья серьезно.
— Я всего могу ждать от этих людей,— с презрением улыбаясь, проговорил Роланд.— Но должен предупредить вас, господин судья, что между этим Бен-Жоелем и Сирано давно уже были счеты. Возможно, что именно он и отомстил ему за свои старые обиды. Ну а почтенная сестрица сейчас же не преминула свалить вину своего милого братца на меня. Но эта новость, кажется, невероятна. Ведь, во всяком случае, если его даже и
убили, так ведь труп нашелся бы! — спокойно проговорил граф.
— Действительно! Я не подумал об этом! — ответил прево, побежденный уверенным и небрежным тоном, с каким граф говорил обо всей этой истории.
— Хорошо, а как же с Мануэлем? — спросил граф, желая переменить разговор.
— Сегодня его допрашивали... пытали,— отвечал судья.
— Ну и что же, сознался он?
— Нет.
— Да, человек с характером!
Прево вышел, задумчиво опустив голову, несмотря на полнейшее доверие, которое он питал к графу, он терялся в догадках относительно этого запутанного дела.
В то же время Зилла с полными слез глазами вышла из тюрьмы. Лицо ее, хотя было очень взволнованно и грустно, выражало решительность, и молодая девушка быстро отправилась к квартире Сирано: она шла за необходимой ей теперь книгой Бен-Жоеля.
На пороге гостиницы цыганка столкнулась с Марот, но сначала не узнала своей товарки, так как за эти два года, пока они не виделись, обе девушки сильно изменились.
После первых приветствий и отрывочных разговоров Зилла сообщила о причине своего визита.
Загадочно взглянув на подругу, Марот молча взяла ее за руку и повела наверх.
Прошло несколько дней. Роланд постепенно стал успокаиваться. О Сирано не было никаких известий. Чтобы до конца сыграть свою роль, Роланд однажды послал к содержателю гостиницы, где жил Сирано, спросить о Бержераке, но тот ответил посланному, что Сирано до сих пор не возвращался и ему ничего о нем не известно.
Роланд еще раз убедился в том, что волны Сены навеки скрыли безжизненный труп Сирано. Судьба благоволила к нему: Бен-Жоель и Ринальдо не могут более
выдать его, осталась, правда, Зилла, но ведь с уничтожением документов даже ее донос не мог бы его оскандалить и спасти Мануэля. Поэтому он спокойно занялся своей женитьбой, которую, несмотря на все сопротивление Жильберты, хотел устроить как можно скорее. Он ежедневно отправлялся в замок де Фавентин и по целым часам беседовал с маркизом.
После каждого такого совещания маркиз заходил к дочери, стараясь переубедить ее в прежнем решении не выходить за графа. Маркиз, очень заинтересованный этим союзом, не обращал внимания на упрямство дочери и все время поддерживал надежду в Роланде. Наконец старик стал уже беспокоиться. Жильберта сумела привлечь мать на свою сторону, и маркиза возбудила в своем супруге опасения относительно состояния дочери.
Однажды утром Роланд явился с новым оружием в руках — контрактом, где были заключены самые см.елые надежды маркиза.
По просьбе Роланда маркиз прочел контракт и, придя в восторг от щедрости графа, стал в любезных словах изъявлять свою радость по поводу столь блестящего брака его дочери.
— Ну-с, если вы находите все подходящим, в таком случае можно оформить его и через денька три сыграть свадебку! — весело проговорил граф.
— Через три дня? Не слишком ли скоро? Кажется, Жильберта еще не приготовилась к свадьбе!
— О Боже, да молодые девушки всегда, сколько могут, дорожат своей свободой, они любят, чтобы их просили, и эта недоступность придает им еще больше прелести, они просто любят, чтобы за них сказали «да», когда они еще колеблются.
— Ну да, конечно... но Жильберта... меня беспокоит ее состояние. Она немного раздражена, экзальтирована, несколько раз она возбуждала беспокойство матери своими покушениями на самоубийство.
— Да... это не особенно лестная для меня новость, но не беспокойтесь. Отдайте мне вашу дочь, я окружу ее такой нежностью, заботами, почтением, что она скоро забудет все свои мрачные думы о смерти, если таковые были у нее когда-нибудь.
— Но не забудьте, что она очень энергична и настойчива!
— Ах, дорогой маркиз, вы как отец дрожите над вашей дочерью и обращаете внимание на все ее детские капризы! Угрозы молодой девушки, которую хотят выдать по рассудку, не должны страшить никого. Положитесь уж на меня, я отвечаю за ее будущее,— самонадеянно отвечал граф.
— Хорошо, я всецело доверяюсь вам. Делайте, как знаете,— ответил маркиз, пожимая протянутую ему руку графа.
Жильберта молча выслушала известие о решении отца. Ее утомила эта долгая борьба, и теперь она решила больше не сопротивляться. Войдя к себе в комнату, она велела Пакетте заняться приготовлениями к предстоящей свадьбе. Она не интересовалась жизнью, окружавшей ее, и вся отдалась своим воспоминаниям и грезам. Невольно, несмотря на всю неминуемость предстоящей свадьбы, она вспоминала ободряющие слова Сирано и мечтала, надеялась... Все ее мысли были направлены к Мануэлю, и ради него она спокойно, почти радостно приготовлялась к свадьбе, то есть смерти... Наконец настал роковой день.
Рано утром, надев свой свадебный наряд, Роланд отправился в Лувр, куда обыкновенно являлся каждое утро к пробуждению малолетнего короля. Между придворной знатью, толпившейся в это время во дворце, было очень много друзей графа, которые также были приглашены на предстоящую церемонию бракосочетания Жильберты де Фавентин. Из дворца друзья отправились пешком к замку де Фавентин.
Весело болтая, шутя и насмехаясь над любопытными буржуа, высовывавшимися из окон и дверей, чтобы полюбоваться блестящей толпой, разряженной в шелка, бархат и кружева, они двигались по оживленным улицам Парижа.
Вдруг Роланд заметил носилки, направлявшиеся к Лувру, за которыми шли Зилла, Кастильян, Марот и еще какой-то высокий, могучего сложения субъект, одетый в черную рясу.
Эта встреча взволновала веселого графа.
— Нет, ведь он же мертв!—пробормотал Роланд, еще раз оглядываясь на заинтересовавший его кортеж.
Приемный зал замка де Фавентин был весь разукрашен гирляндами живых цветов, богатыми коврами и рос-кошными материями. Маркиз с довольной улыбкой встречал своих многочисленных гостей, переполнявших все комнаты. При виде графа и его блестящих друзей гости приблизились к молодому человеку.
Вдруг зычный голос слуги объявил о приходе Жана де Лямота.
— А, дорогой прево, наконец-то, а я уже стал сомневаться в вашем приходе! — проговорил маркиз, подходя к своему высокому гостю.
— Долг выше удовольствия, любезный маркиз. Меня задержали дела!
— О Боже, ни одного свободного дня!
— Особенно сильно заинтересовало меня одно дело.
— Можно узнать, какое?
— Касающееся исчезновения вашего друга Сирано.
— Да-да, очень странно. Я вот тоже послал просить его на свадьбу, и вдруг мне отвечают, что его до сих пор нет. Уж действительно, не случилось ли с ним какого-либо несчастья?
— Еще утвердительно ничего не могу ответить, убит ли он или просто замешан в каком-нибудь безумном похождении, но во всяком случае это был страшный шалопай, и если я интересуюсь им, то лишь потому, что он уж слишком нашумел в обществе, и меня буквально осаждают с расспросами об этом непонятном затишье. Да, я все больше и больше убеждаюсь в том, что его действительно убили.
— Бедняга...— тихо проговорил маркиз.
— Это было бы очень грустно! — добавил Роланд.
— Кончим этот тяжелый разговор. В котором часу назначена церемония?—спросил судья.
— Ровно в двенадцать.
— О, в таком случае, вероятно, Жильберта скоро осчастливит нас своим появлением?
— Она еще у себя, но, по всей вероятности, скоро уже будет готова,— проговорил маркиз.
Вдруг раздался перезвон в Соборе Парижской Богоматери, и в дверях появилась Жильберта; опираясь на руку своей любимицы Пакетты и матери, она медленно вошла в зал.
Красивое лицо молодой девушки было страшно бледно, ее рука иногда красивым движением протягивалась к янтарному ожерелью, странно выделявшемуся на ее чисто-белом венчальном платье; от этого ужасного дара цыганки она надеялась получить вечный мир и успокоение... Но ей хотелось как можно дальше оттянуть эту роковую минуту, и в ее наболевшей душе все еще томилась слабая робкая надежда...
— Дитя мое! — воскликнул маркиз, протягивая руки к дочери и невольно смахивая навернувшуюся слезу, вызванную предстоящей разлукой.
Жильберта молча подняла свои грустные глаза на расстроенного отца.
— Бедный отец! Если б он знал... да простит ему Бог! — пробормотала молодая девушка.
— Барышня... уже! — прошептала Пакетта, склоняясь к своей госпоже.
— Да, конец...— проговорила Жильберта, вздрагивая.
Толпа заволновалась, приготовляясь к отъезду в церковь. Появившийся лакей известил, что кареты поданы.
— Прошу! — проговорил маркиз, обращаясь к гостям и подходя к дочери.— Ну, дитя мое, пора!
— Оставьте! Оставьте, я не могу! — вскрикнула Жильберта, отстраняясь от отца и бессильно опускаясь в кресло.
Пакетта быстро выбежала из зала и вернулась со стаканом в руке.
— Успокойтесь! Успокойтесь, я обожду! — проговорил граф, подходя к невесте и с участием глядя на ее взволнованное лицо.
— О, вам недолго придется ждать!
Взяв стакан, она наклонила голову, чтобы скрыть свое движение, и, быстро сорвав бусину е колье, бросила ее в воду. Яд в одну минуту растворился.
Губы молодой девушки беззвучно шевелились, очевидно, она шептала слова молитвы. А глаза грустно обводили все общество. Но вот рука медленно подняла
стакан... Вдруг в зале снова появился лакей и громко выкрикнул:
— Виконт Людовик де Лембра, господин Савиньян Сирано де Бержерак!
— Боже, ты спас меня! — воскликнула молодая девушка, радостно порываясь вперед и ставя стакан обратно.
Толпа расступилась, и в дверях показался Сирано, поддерживаемый Кастильяном и Мануэлем. За ними следовали Зилла, Марот и Жак Лонгэпэ.
Лицо поэта было страшно бледно и во многих местах было испещрено кровавыми рубцами; несмотря на поддержку, он двигался с большим трудом.
При виде этих неожиданных гостей Роланд оцепенел и широко раскрытыми глазами, с ужасом смотрел на своего воскресшего врага...
— Что зто значит? Вы живы? —с недоумением спросил прево.
— Как видите. Но...— проговорил Сирано, невольно опускаясь на подставленный ему стул.— Но если я еще жив, то поверьте, что это вина не графа Роланда; он приложил все старания, чтобы... убить меня!
— Как смеете вы так нагло клеветать! — крикнул Роланд, при виде опасности снова овладевая собой.
— Позвольте мне кончить, потом вы будете оправдываться... если найдете возможным! — проговорил Сирано, с презрением глядя на Роланда.
— Кто дал вам право нарушить мое спокойствие?
— Кто? Вы сейчас узнаете. Вы думали, что я умер, и успокоились. Но, как видите, Сена отдала свою добычу. Чтобы удостовериться еще раз в моей смерти, вы подсылали спрашивать у моих слуг о моем исчезновении, и на их ответ, по легкомыслию или по своей глупости, проговорили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32