Молодая женщина была занята туалетом и напевала романс, нисколько не стесняясь своих возможных соседей. Ее черные волосы, огромные темные обаятельные глаза, чувственные кроваво-красные губы, вздрагивающие ноздри — все говорило о цыганском происхождении.
Тонкая, чрезвычайно красивая фигура цыганки изящно вырисовывалась под мягкими складками белой туники, под которой виднелся легкий костюм танцовщицы. Это было очаровательное существо, хотя и не обладавшее суровой классической красотой Зиллы. Зато в ней была неотразимая прелесть сочного плода, самого протягивающегося к желающей его сорвать руке.
Бен-Жоель хорошо был знаком с этой красоткой и даже одно время кочевал с ней в одной труппе. Некоторое время он рассматривал ее издали, стоя в дверях, наконец вошел в комнату.
— Ты здесь? — спросила Марот, весело оборачиваясь к вошедшему.
— Как видишь, но тише, не упоминай моего имени!
— Какая таинственность! Откуда ты? Где Зилла? Я уже целых два года не получала от вас известий!
— О нас я расскажу тебе после. Теперь дело идет о другом! Скажи, можешь ты меня выслушать, не переби вая? — спросил цыган благоразумно.
— Обожди, я сейчас кончу!
В то время как Марот завершала свою прическу цыган тщательно запер дверь, осмотрел стены и наконец уселся на скамеечке у окна.
— Ну... говори! Я слушаю! — проговорила танцовщица, с удовольствием любуясь своей улыбающейся физиономией.
Разговор Бен-Жоеля и цыганки продолжался с добрый час, зато, выходя из ее комнаты, цыган имел вид человека, довольного хорошим окончанием трудных переговоров.
— До вечера! Не забудь же сигнала!
— Будь покоен и не задерживай меня, если хочешь, чтобы я могла прийти вовремя!
Бен-Жоель незаметно вышел из гостиницы и отпра вился на поиски Ринальдо.
Между тем Марот, вместо того чтобы садиться за стол, тоже, очевидно, собралась куда-то в дорогу
Поговорив немного с хозяином, захватив какой-то узелок и накинув длинный плащ, она отправилась к гости нице «Под гербом Франции», где остановился Касти льян.
У ворот гостиницы конюх седлал какую-то лошадь. Марот сейчас же узнала лошадь Кастильяна Красивое животное хотя и отдохнуло часа два, но на нем еще сильно были заметны следы усталости: копыта были покрыты грязью, а высохшая, но еще комьями слипшаяся шерсть блестела на солнце.
— Красивое животное! — проговорила цыганка, хло пая лошадь по шее.
— Красивая девушка! — ответил конюх, любуясь миловидным личиком цыганки
— Княжеская упряжь! — продолжала танцовщица, не обращая внимания на слова слуги.
— И главное, выносливая скотина: столько верст отмахала сегодня, а вот поди — опять в дорогу, лишь в Роморантине отдохнет как следует!
— А мне туда пешком надо тащиться! — вздыхая, заметила Марот.
— Пешком? Да ведь это 12 лье, красотка!
— Что же делать! Авось, встречу добрую душу, подвезет меня! — проговорила цыганка, отходя от лошади и направляясь к воротам Орлеана.
Словно желая наверстать потерянное в болтовне время, она поспешно вышла на окраину города и побрела по роморантской дороге. Но еще на главной площади Орлеана она столкнулась с каким-то беспечно фланирующим субъектом и бросила ему через плечо пару слов. Бен-Жоель, это был он, так же беспечно продолжал свою прогулку.
Танцовщица была уже добрую версту за городом, когда Кастильян выехал из гостиницы.
Было уже три часа; к вечеру Сюльпис намеревался быть в Роморантине.
— Ну теперь, кажется, беды мои кончились: дуэль и пистолетный выстрел вполне могут выкупить мое дальнейшее спокойствие,— подумал самонадеянный юноша. При этом он протянул руку и нащупал шуршащее под подкладкой письмо, то злосчастное письмо, которое ему в эти сутки с таким трудом пришлось защищать от невидимого врага.
Убедившись, что письмо на месте, Кастильян опустил поводья и, вынув записную книжечку, принялся доделывать начатый еще в Париже сонет.
Увлеченный своим занятием, напрягая все свои способности, чтобы уловить ускользающую рифму, секретарь Сирано и не замечал окружающего.
Вдруг звонкий голос, назвавший его по имени, вывел его из задумчивости.
Кастильян обернулся и увидел у дороги сидящую Марот. Она сидела на маленькой кочке, вытянув свои покрытые пылью крошечные ножки и откинув хорошенькую головку. Вся ее изящная фигура выражала очаровательную усталость и лень.
— Добрый день, господин Кастильян! — проговорила кокотка, кивая своей улыбающейся головкой.
— Каким способом вы здесь?—спросил Сюльпис, останавливая лошадь.— Разве вы уже расстались с сеньором Араканом? Так, кажется, зовут вашего антрепренера?
— Да, я бросила его труппу! Этот старый скряга хотел уменьшить мне жалованье, чтобы самому больше набрать во время нашего пребывания в Орлеане! — отвечала цыганка.
— Ну и что же?
— А то,— перебила его цыганка,— что я очень вспыльчива и не могу смолчать, когда меня обижают; я назвала его скрягой, скаредой, скопидомом, кощеем и тому подобными прозвищами, и наконец — мне стало уж очень обидно — пустила в него тамбурином!
— И теперь очутились без всяких средств к существованию?
— Ну, не совсем. Во-первых, я могу поступить в другую труппу, во-вторых, могу и сама жить, так как у меня есть все необходимое: мои кастаньеты и костюмы танцовщицы.
— Вы настоящий философ!
— Что же делать? Необходимость заставляет. Скажите, разве можно заботиться о каких-нибудь мелочах нам, бездомным беднякам, не имеющим ни прошлого, ни будущего?
— О черт возьми, другими словами, вы теперь, что называется, выброшены за борт! И у вас нет ничего впереди?
— Ну уж не так, как вы думаете! Теперь я пойду в Роморантин, а потом, может быть, в Лаш.
— Вот как! — воскликнул молодой человек с нескрываемым удовольствием.
— В одном из этих городов находится труппа актеров и танцовщиц, и меня, наверное, пригласят, так как я уже довольно известна.
— Кажется, вас зовут Марот?
— К вашим услугам, господин Кастильян!
— И вы думаете пешком отправиться в Роморантин?
— Конечно, будь у меня карета, я предпочла бы туда проехать! — весело проговорила цыганка.
— Послушайте, очаровательная Марот,— начал юноша,— мне кажется, что с моей стороны было бы просто жестоко позволить вашим крошечным ножкам делать такой тяжелый труд. Мы уж как-нибудь вместе
поместимся на моей лошади. Не лишайте же меня возможности отплатить вам за заботы, оказанные вами мне сегодня ночью!
— Я бы с удовольствием согласилась, но как же мы усядемся?—спросила цыганка, очень довольная удачным ходом дела.
— Очень просто: я не могу предоставить вам своей лошади, чтобы самому идти пешком, так как мне надо спешить. Но мой конь настолько силен, что мы, с вашего согласия, можем свободно ехать вдвоем!
— С величайшим удовольствием! Я еще никогда так не радовалась предстоящей поездке!
— Так садитесь, пожалуйста!
Соскочив с лошади, Кастильян взял из рук цыганки ее узелок и прикрепил его к крупу лошади в виде седла.
— Очаровательно, я буду восседать, словно царица па троне. Но только опять беда, как мне взобраться на эту громадину? Ваша лошадь высока, как каланча. Хоть по лестнице взбирайся Будьте добры, подсадите меня!
— С удовольствием! Вашу руку!
Но вместо руки Марот вдруг сильно обхватила его шею, обдавая своим горячим дыханием; ее бархатные глаза скользнули по возбужденному лицу молодого человека. Легко подняв Марот, Кастильян ловко посадил ее в импровизированное седло
Затем, немного оправившись от возбуждения, он вдруг воскликнул с досадой:
— Какой я дурак! Ведь мне раньше надо было сесть самому! Как же теперь быть?
— Может быть, мне слезть? — проговорила кокетка, снова протягивая руки к молодому человеку
— Нет, погодите! Я уже знаю, как избавить вас от этого труда! — проговорил Кастильян, хватаясь правой рукой за гриву лошади и становясь к ней спиной, затем, не касаясь стремян, он подскочил вверх и опустился на седло, после чего, перекинув левую ногу, очутился вер хом на лошади в нормальном положении.
— Держитесь крепче, мы поедем быстро! — проговорил молодой человек, оборачиваясь к своей соседке Марот послушно исполнила его совет и словно живой цепью обхватила руками стан Сюльписа.
Положение впечатлительного секретаря Сирано было очень опасно. Проехать десять верст таким способом, все время чувствуя на шее и ушах нежное теплое дыхание
девушки, и притом быть убежденным в сговорчивости этого милого создания, это было слишком большое искушение даже для большего стоика, чем Кастильян.
«А почему бы и нет?» — решил Кастильян после долгих размышлений, которых не считаем нужным разбирать здесь.
— О чем вы задумались? Вам скучно? — шаловливо спросила Марот.
— Скучно? Нисколько! Как может быть скучно кому-нибудь в вашем присутствии! — галантно ответил юноша.
— Вы очень любезны! А ведь подобный способ путешествия очень приятен. Движение, воздух, солнце наполняют вашу душу каким-то непонятным возбуждением. Чувствуешь себя уже счастливым от одного сознания жизни; так вот ехал бы, ехал без конца...
Руки Марот сильнее сжались и в то же время как-то неосторожно очутились у губ молодого человека.
Кастильян не устоял перед искушением и, рискуя сломать себе шею, нагнул ее как можно ниже, прижавшись губами к ручке Марот.
— Что вы делаете?! — воскликнула цыганка, слегка отстраняя руки.
— Ничего особенного! Когда видишь перед носом хорошенькую ручку, грешно ее не поцеловать!
— Вы злоупотребляете вашим преимуществом. Если вы не обещаете быть благоразумным, я опущу руки.
— Сидите смирно, а то упадете! Не бойтесь, я буду вести себя смирно! — ответил Кастильян, снова принимаясь с жаром целовать хорошенькие пальчики танцовщицы.
— Вы неисправимы, господин Кастильян, и с вами надо поступить, как с капризным ребенком, которому дают то, что он хочет, чтобы он не капризничал! — и правая рука Марот приблизилась к губам Кастильяна.
Не удовольствовавшись этой победой и чувствуя на щеке раздражающий черный локон Марот, развевавшийся под дуновением ветерка, Кастильян обернулся и не глядя поцеловал молодую женщину. Этот слепой поцелуй попал прямо в губы танцовщицы.
— Так вот как вы платите мне за мою снисходительность! Хорошо же, вы хотели иметь слишком много и теперь ничего не получите! — проговорила цыганка, низко опуская руки
— Марот, вы так очаровательны, будьте же такой до конца! — молил влюбленный юноша.— Ведь вы сами сознаете, что дорога была бы невыносимо скучна, если бы мы не старались ее разнообразить чем-нибудь приятным. А что бы вы ответили мне, если бы я сказал вам, что люблю вас до безумия?
— Я бы вам ответила, что вы хотите одурачить меня, бедную девушку. Но я хотя и совершенно скромная, однако опытная девушка, и меня провести трудно!
Слова эти она произнесла таким благонравным тоном, что, не будь Кастильян опытнее в подобных делах, он, наверное, придал бы значение этим словам.
— О несравненная моя Марот, если бы я сидел к вам лицом или у меня глаза были бы на затылке, вы бы сами убедились, как страстно, как пламенно я люблю вас!
— Мне дела нет до вашей любви! Спрячьте ваши любезности для кого другого, господин волокита!
— О, будь проклято это глупейшее положение, когда сидишь рядом, чувствуешь близость обожаемой особы и не в состоянии любоваться этой красотой! — воскликнул Кастильян.
— Если вы хотите полюбоваться мною, то это очень скоро можно устроить, и притом без всякого риска,— проговорила цыганка, как бы смилостивившись.— Вот уже виднеются купола роморантипских храмов. Я слезу с лошади, а вы, полюбовавшись мною, поедете дальше.
— Какой я олух, и как я не подумал об этом! Ну ничего, я тоже остановлюсь в Роморантине и мы вместе поужинаем,— проговорил Сюльпис решительно.
«Ну теперь-то он мой!» — пробормотала цыганка.
— Конечно, маленький ужин не опасен, когда приняты меры предосторожности,— сказала она.— Впрочем, мы после решим этот вопрос.
«Ну теперь-то она моя!» — невольно повторил ее слова молодой человек.
Кастильян совершенно отдался своему мимолетному увлечению и совсем забыл о важном поручении Берже-рака. Притом лошадь устала и не могла скакать дальше, так что он с чистой совестью мог доставить себе это маленькое удовольствие.
Ни малейшего подозрения не закралось в душу влюбчивого молодого человека: он мог еще не особенно доверять Эстабану и его двум секундантам, действительно не
внушавшим своим видом особого доверия, но как можно было заподозрить в чем-нибудь эту очаровательную девушку, случайно встреченную на дороге?!
И Кастильян весь отдался сладким мечтам о предстоящем ужине Пустив лошадь галопом, в какие-нибудь десять минут они приехали в Ромораптин.
Первое строение, встреченное Кастильяном, была таверна, стоявшая у самой дороги и как бы манившая к себе проезжающих. Это было веселое, хорошенькое здание с зеленой веткой над дверями, у которых стояла дородная краснощекая служанка, образчик роморант-ских красавиц.
Остановив здесь лошадь и соскочив с седла, Сюльпис сейчас же бережно снял свою спутницу, как бы боясь хоть на минуту расстаться с красавицей цыганкой.
— Ну что, как вам нравится эта таверна? Решитесь ли вы в ней поужинать вместе со мной? — обратился он к
цыганке.
Марот приняла очень милый, озабоченный вид, потом, как бы решившись, весело проговорила:
— Идет! Риск — благородное дело, притом вы такой славный малый, что вам вполне можно довериться. Наконец, я не боюсь себя скомпрометировать, так как все равно в нашу добродетель никто не верит!
— Ну вот мы наконец у пристани! Теперь стоит только заказать приличный обед и отдать должную дань роморантским напиткам! — проговорил Кастильян, радуясь своей победе.
В то время как Сюльпис занялся лошадью, Марот быстро схватила кусок красной черепицы, свалившийся с крыши, и незаметно нарисовала на наружной стене таверны какой-то знак, изображающий треугольник, проколотый стрелой. А когда юноша вошел в комнату, цыганка уже сидела там в углу, тщательно разглаживая рукой свое сильно помявшееся тряпье, служившее ей
сиденьем.
— Эй, послушайте! — обратился Сюльпис к дородной краснощекой служанке,— хотя теперь время еще не подходящее для ужина, но я попросил бы вас заняться при-
готовлением его как можно скорее. Когда он может быть готов?
— Да так, под вечер, иначе говоря, через час.
— Превосходно! Нет ничего очаровательнее, чем ужин при свечах: свет огней приятно отражается на рюмках, искрится в вине и придает особый блеск очаровательным глазкам. Что скажете вы по этому поводу, моя очаровательная Марот?
— Мне кажется, что вы уж слишком много затеваете для обыкновенного ужина! — отвечала та, лукаво улыбаясь.
— Ну нет, предоставьте уж мне этим распоряжаться. Эй, послушайте, где моя комната? — снова обратился Кастильян к прислужнице.— Не забудьте накрыть стол у меня!
— Пожалуйте, я проведу вас!
— Позвольте и мне какую-нибудь комнатку, мне хотелось бы привести свой костюм в порядок! — проговорила танцовщица, и, обменявшись улыбками и веселыми поклонами, молодые люди расстались. Скоро дрова весело затрещали в очаге, а кастрюли шумно зашипели на огне, распространяя по всему дому аппетитный запах.
Вечерело. К воротам таверны осторожно подошли какие-то два субъекта; подойдя ближе и рассмотрев метку Марот, ярко освещенную заходящим солнцем, они переглянулись.
— Кажется, теперь дело в шляпе! Она здесь! — шепотом проговорил один из них. Сделав этот таинственный осмотр, они так же незаметно отошли от таверны и направились к полуразвалившейся каменной стене, видневшейся вдали.
Некоторое время спустя, когда вечерний мрак синеватой дымкой покрыл окрестности, один из таинственных субъектов, притаившихся у полуразвалившейся стены, осторожно высунул голову, оглянулся вокруг и издал протяжный жалобный крик, поразительно похожий на крик совы.
В то же время одно из окон таверны раскрылось, и в нем показалась неясная фигура Марот; махнув рукой, она снова захлопнула окно, и снова все погрузилось в ночную, ничем не нарушаемую тишину.
Марот кончала свой туалет, когда постучались в ее дверь.
— Сударыня, пожалуйте, кушать подано! — прозвучал за дверями молодой голос служанки.
— Сейчас иду! — отвечала та, бросая последний взгляд в зеркало.
С улыбкой она вошла в комнату Кастильяна, где за накрытым столом сидел молодой писец, сгорая от нетерпения скорее увидеть свое божество.
Костюм цыганки состоял из того же длинного плаща, и, очевидно, все ее старания были направлены на устройство прически, ловко схваченной диадемой из золотых монет.
— Садитесь, дорогая! — проговорил Кастильян, подводя цыганку к столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32