Итак, не теряя времени, мы можем снова приступить к делу и уж раз навсегда кончить эту проклятую историю! Сегодня вечером едем обратно в Сен-Сернин! ....
Остановившись на этом решении, друзья свернули с дороги и зашли в соседний постоялый двор.
День клонился к вечеру. Наступила ночь. После ужина Бен-Жоель и Ринальдо вышли за ворота; как раз в этот момент на дороге показались два всадника, вихрем промчавшиеся мимо них.
— Ого, видишь, как мчатся! Ну, товарищ, и мы последуем их примеру и тоже не станем тратить дорогого времени! По дороге я расскажу тебе свой новый план действий! — И, усевшись вдвоем на лошадь Ринальдо, друзья направились по сен-сернинской дороге. До селения не было и часа езды.
— Ну что же ты придумал? — спросил цыган.
— А вот увидишь, ничего мудреного. Ты знаешь дом кюре?
— Что называется, как свои пять пальцев. Уголочка нет для меня незнакомого!
— Стало быть, где хранится документ, тоже знаешь?
— В шкафу, у изголовья кровати кюре!
— Ну так, видишь ли, надо только постараться выгнать его сегодня вечером из дома и тем временем познакомиться с содержимым этого шкафа. Понял?
— Но как его вытянуть из его конуры?
— Как? На это существуют его прихожане, и раз его зовут к ложу умирающего, он не имеет права отказаться.
— Все так, но для этого необходимо знакомство с кем-нибудь из Сен-Сернина, а сам знаешь, что у нас с тобой там нет никого.
— Постоялый двор там есть?
— Да, но...
— Прежде чем въехать на постоялый двор, я заверну тебя в свой плащ. Твое дело лишь стонать и охать. Я же уложу тебя в кровать и скажу, что нашел тебя умирающего на дороге и что необходимо позвать к тебе священника для напутствия тебя в вечность! — поспешно объяснил Ринальдо.
— Ага, понимаю! Кюре спешит к исполнению священных своих обязанностей... момент, и он уже будет готов?
— Нет, погоди минутку. Ты говоришь, что он силач?
— Да, дьявольская сила!
— Ну тогда ножи неуместны тут. Чего доброго промахнемся— и тогда пиши пропало. Необходимо в первый же момент его появления лишить его возможности кричать или сопротивляться. Впрочем... знаю. Я уж устрою все как следует Надо воздержаться от пролития крови, тем более что это может со временем разъясниться и доставить мне лишние неприятности и хлопоты, а в особенности было бы это неприятно здесь, где я думаю со временем поселиться!
— Ну, дело твое, устраивайся как знаешь!
Ровно в десять часов вечера друзья въехали в Сен-Сернин.
— Где же тут постоялый двор?
— На церковной площади.
— Ну это и слишком далеко, и вместе с тем уж очень близко. Очень далеко для людей, нуждающихся в ночлеге, и близко от дома кюре. Нет ли чего более подходящего?
Бен-Жоель молча всматривался в ночную темноту
— Гляди, видишь? — спросил он, указывая рукой на мигающий вдали огонек.— Это одинокая избушка на краю дороги. Заедем туда!
Ринальдо остановил лошадь и слез с седла приготовиться к предстоящей комедии.
Тщательно прикрыв цыгана своим плащом и взвалив его на лошадь, Ринальдо взял ее под уздцы и повел к светившемуся вдали огоньку.
Это была жалкая хижина, низкая, покосившаяся, с огромными щелями, зиявшими со всех сторон.
— Если вы добрые христиане, отворите, во имя Бога, отворите скорее! — крикнул Ринальдо, поспешно стуча в дверь.
Хозяин хижины был настолько беден, что не боялся ни ночных разбойников, ни воров, и потому, нисколько не испугавшись, поспешно отворил засов и вышел с лампой в руке за порог своей хижины.
— Чего вам?
— Пристанища на одну ночь! Я еду в Фужероль и вот с пол-лье отсюда нахожу этого несчастного, умирающего на дороге. Впустите нас, ради Христа, хоть на одну ночь!
— Войдите,— просто проговорил хозяин, помогая Ринальдо снять Бен-Жоеля с лошади и внести его в хижину.
Осторожно положенный на убогую кровать цыган испустил слабый стон.
— Он еще жив! Надо его спасти. Что с ним? Ранен он, что ли?—спросил хозяин.
— Нет, кажется, с ним случился удар. Лучше всего сходить за священником. Но нет ли у вас более удобной кровати? Я вознагражу вас за беспокойство.
— Нет. Не взыщите, сударь!
— Что ж делать! Спасибо и за эту. Я не забуду вашей услуги. Надо хоть подумать о душе этого несчастного.
— Да-да, вы правы, я сбегаю за священником.
— Пожалуйста. Только скорее, он совершенно слаб! — добавил Ринальдо, наклонясь над «умирающим».
Поселянин поспешно вышел.
— Боюсь, как бы мы уж, того, не махнули через край! — проговорил цыган, вскакивая со своего смертного одра.
— Ты думаешь?
— Не думаю, а убежден! Вот увидишь, эта образина будет защищать своего кюре! — проговорил Бен-Жоель, указывая в сторону удалившегося хозяина.
— Ничего, мы найдем способ удалить его. Ложись и жди! Дело в том...— и он быстро сообщил ему свой план.
Сделав нужные приготовления, друзья успокоились. Скоро вдали раздались приближающиеся голоса.
— Клюнуло! Ну, товарищ, не выдай! — проговорил Ринальдо, оборачиваясь к цыгану, и, как бы сгорая от нетерпения, настежь открыл дверь, выходя к кюре навстречу.
— Ну что, как ваш больной? — спросил Жак.
— Молчит, совсем уже не шевелится, но, кажется, еще слышит; простите, отче, что я осмеливаюсь вас обеспокоить в такой поздний час!
— Ничего, ничего, лишь бы прийти вовремя! — ответил тот.
— Пожалуйте! А вас я попрошу: займитесь, пожалуйста, моей лошадью. Разнуздайте ее, напоите и поставьте, если можно, в ваш сарай,— обратился Ринальдо к поселянину, всовывая ему в руку золотую монету.
— Постараюсь,— ответил хозяин, пораженный щедростью путешественника.
Жак доверчиво вошел в избу и при тусклом свете лампы заметил в углу неподвижное тело умирающего.
Черные всклокоченные волосы ниспадали на верхнюю часть лица, плащ прикрывал подбородок и половину носа. Руки скрестились на груди и каждую минуту готовы были схватить свою жертву.
С трудом оглядевшись в комнате, Жак подошел к кровати и опустился на колени.
— Слышишь ли ты меня, сын мой?—тихо спросил он.
Быстрее мысли Бен-Жоель поднял руки и схватил за горло наклонившегося над ним священника, в то же время Ринальдо ловко накинул на него веревку; в одну минуту Жак был связан по рукам и ногам и лишен малейшей возможности защищаться.
Постепенно движения священника становились слабее, налившиеся кровью глаза готовы были выскочить иа орбит, дыхание со свистом и хрипом вырывалось из горла, и наконец он совершенно потерял сознание.
Заткнув ему рот и взвалив связанное безжизненное тело на кровать, друзья вышли на улицу
— Теперь примемся за другого!—-проговорил Ринальдо.
- Как раз в эту минуту появился хозяин. Но задача разбойников на этот раз была несравненно легче: старик не мог оказать большого сопротивления. Быстро накинув на него плащ и ловко связав ему руки и ноги, друзья снесли его в сарай и положили поблизости от своей лошади.
— Не бойтесь, спите спокойно до завтра! — прошептал ему на ухо Ринальдо, выходя из сарая.— Путь свободен! Вперед, скорее за дело!
Кругом все было тихо и темно. Село уже спало; нигде не светилось огней. Не зная дороги, можно было легко
заблудиться среди этой ночной темноты.
Бен-Жоель осторожно пошел вперед, Ринальдо за ним. Осталось всего лишь несколько десятков шагов до дома священника. Друзья остановились. Надо было решить, каким способом проникнуть в квартиру Жака, через дверь или окно. Дверь была тяжела и крепка Можно было постучаться и затем уже заставить служанку быть сговорчивой. Но ее крик мог быть услышан соседями и всполошить полдеревни. Через окно?
Бен-Жоель прекрасно знал это окно, из которого сегодня утром он так поспешно ушел от Жака. Оно было доступно и как раз находилось в спальне кюре.
— Ну, лезем!
— Нам понадобится фонарь!
— Я уже подумал об этом! — ответил Ринальдо.— У меня есть огниво, а там в лачуге я захватил немного пакли, этого нам хватит, пока не отыщем какой-нибудь лампы.
— Ну, идем. Я первый полезу,— проговорил цыган.
Ринальдо исполнил ту же роль, как недавно Сюльпис для Марот, цыган почти так же ловко вскочил ему на плечи.
Придерживаясь за каменный выступ стены, Бен-Жоель изо всей силы нажал на оконную раму. Поврежденное уже утренним натиском кюре окно распахнулось, и осколки стекла и дерева посыпались на пол. В ту же минуту в комнате послышался какой-то шорох.
— Лезь! — проговорил Бен-Жоель, протягивая руки Ринальдо. Цыган был довольно силен, и лакей, опираясь о стену, кое-как влез в окно.
— Ну, за работу!
Пока цыган шарил в комнате, ища лампу, Ринальдо при помощи своего огнива зажег паклю, а затем и поданную ему лампу.
Друзья оглянулись.
Полог кровати слегка шевелился, вероятно под дуновением ветерка, влетавшего сквозь разбитое окно.
— Там? — спросил Ринальдо, указывая на шкаф.
— Да.
Разбойники направились к кровати и вдруг остолбенели от изумления: полог шевелился, но, очевидно, не ветер колебал его мягкие складки; в ту же минуту раздался сухой, отрывочный звук взводимого курка пистолета.
Ринальдо остановился и медленно вынул свой кинжал, пытливо поглядывая на кровать.
Снова все стихло.
— Кажется, я ошибся! — проговорил слуга.
Но в этот же момент полог распахнулся, и в его складках показалось насмешливое, улыбающееся лицо Сирано.
— Что же, господа, решайтесь же наконец, я все не мог дождаться вашего милого появления!— сказал он с иронией, спрыгивая с кровати с пистолетом и шпагой в руках.
Друзья в ужасе отскочили в угол комнаты.
— Жак! Жак! Поди сюда! — крикнул Сирано.
— Не зовите его, господин Сирано, он теперь занят! — с насмешкой ответил цыган, приходя в себя.
— А, Капитан Сатана! Приятная встреча!— воскликнул лакей, целясь в голову Сирано, и, прежде чем поэт мог увернуться, раздался выстрел; на лице Сирано появился кровавый шрам.
Вскрикнув от боли и неожиданности и подскочив к окну, чтобы преградить негодяям отступление, Бержерак, почти не целясь, нажал курок: раздался выстрел, ужасный крик и затем глухие стоны. Лампа со звоном упала из рук раненого, и он тяжело грохнулся на пол.
Оставшись в совершенной темноте, Сирано остановился в выжидательной позе. Гробовая тишина нарушалась лишь изредка слабыми стонами раненого.
Вдруг послышались легкие, еле уловимые шаги, кто-то приблизился к двери, которая в тот же момент отворилась, и в ней появился Сюльпис с зажженной лампой в руках.
— Ну, тебя не скоро разбудишь! — с досадой крикнул Сирано.
Бен-Жоель, выхватив нож, рванулся было вперед, чтобы очистить себе дорогу. Но Сюльпис быстрым движением поднес к самому его лицу зажженную лампу.
Цыган невольно шарахнулся назад и очутился в объятиях Сирано.
— Помоги мне! — крикнул поэт.
Поставив лампу, Сюльпис бросился на помощь к Сирано, и в одну минуту Бен-Жоель был связан и лишен малейшей возможности шевельнуться.
Тогда Сирано вернулся к Ринальдо. Лакей лежал лицом вниз на окровавленном полу.
— Неужели он мертв? Было бы досадно: мы бы могли заставить его многое рассказать нам! — проговорил поэт, расстегивая платье лакея и осматривая рану
Раздался глухой стон.
— Не выживет! Хоть бы привести его в чувство!,— пробормотал Сирано, осторожно укладывая умирающего на кровати.
— Но где же Жак? Неужели этот шум не разбудил его?
Сюльпис побежал в маленькую комнатку, куда на время поместился гостеприимный кюре.
Не найдя его там, он возвратился обратно. Сирано отчасти понял тогда исчезновение Жака.
Вынув другой пистолет и подходя к Бен-Жоелю, он сухо проговорил:
— Где кюре? Клянусь именем дворянина, что если не ответишь мне сейчас же, я размозжу тебе голову!
Цыган понял, что молчание было бы слишком опасным, и тотчас признался во всем. В это время в дверях появились Жанна и Марот Кастильян с обеими женщинами отправился на выручку Жаку, а Сирано остался сторожить цыгана и ухаживать за умирающим лакеем
Необходимо рассказать теперь о неожиданном появлении Сирано и Марот
Заключенный в Тулузе в тюрьму, он, вероятно, просидел бы там очень долго, если бы не вмешательство его друга, графа Колиньяка.
Вернувшись с охоты, граф захотел выяснить причины непонятного поведения судьи. Тогда последний рассказал ему о всем случившемся, а также и о побеге Сирано из тюрьмы. Граф успокоился.
Дня через три судья снова явился в замок, на этот раз весь сияя от удовольствия:
— Вот видите, граф, видите! Я имел основание предостерегать вас от Бержерака. Оказывается, что это действительно ужасный преступник!
— Что хотите вы сказать? — переспросил граф.
— То, граф, что хотя Сирано де Бержерак вырвался у нас из-под замка, однако его так-таки поймали в Тулузе, и вот со дня на день можно ждать его сожжения! — с торжеством закончил судья.
— Чтоб самого вас черти сожгли! — крикнул граф с досадой.
А так как он имел во всей округе большое влияние, то через два дня Сирано был освобожден. Мало того, друг снова наполнил кошелек поэта, дал ему хорошую лошадь и проводил на сен-сернинскую дорогу.
Марот, встретя его на пути, сразу по описанию Сюльписа узнала Сирано и передала ему записку Касти-льяна.
Таким-то образом Марот и Сирано прибыли в Сен-Сернин как раз в то время, когда их заметил Ринальдо скачущими мимо постоялого двора...
Пробил час ночи, когда в дверях появился Сюльпис и кюре. Бедный Жак был совершенно пристыжен своим поражением: он, как ребенок, позволил этим негодяям провести себя.
Сирано в утешение сообщил, что мрачная комедия, разыгранная, с ним, оказалась действительностью. Несколько часов тому назад его призвали к ложу умирающего, который на самом деле был в то время здоров, теперь вышло как раз наоборот, и совершенно здоровый актер оказался умирающим.
В ожидании решения своей, участи Бен-Жоель был помещен в темную каморку, лишенную даже окна, а все трое, то есть Жак, Сирано и Сюльпис, окружили кровать, на которой умирал Ринальдо. Лакей Роланда раскрыл свои помутившиеся глаза и испуганно взглянул на присутствующих. Очевидно, он еще не совсем пришел в себя. Быть может, ему казалось, что он грезит, и он принимал эти говорящие и движущиеся фигуры за плод своей больной фантазии. Сирано не спускал с него пытливого пристального взгляда и словно гипнотизировал это умирающее, уже ослабевшее существо.
Вдруг глаза лакея блеснули, брови нахмурились, и ой тяжело застонал.
Вместе с ощущением страдания к нему вернулось и сознание.
— Господин Сирано!..— прошептал он еле слышно. Савиньян наклонился к нему и коснулся своей рукой
холодеющей руки лакея.
— Ринальдо, час вашей смерти настал, примиритесь же хоть в эту минуту со Всемогущим Отцом!—торжественно проговорил Сирано.— У вас еще осталось, надеюсь, время для исправления проступков, сделанных против ваших ближних!
И поэт вместе со своим секретарем отошел от ложа умирающего—их место занял священник.
В этот последний миг жизни, когда Ринальдо почувствовал весь ужас смерти, душа его невольно содрогнулась под тяжестью ужасных запоздалых мучений проснувшейся совести. Глубоко схороненное раскаяние проснулось и готово было вылиться наружу, и его губы, привыкшие к богохульству, невольно зашептали слова молитвы; он с тоской взглянул на священника, ища у пего помощи, облегчения...
Когда раненый с трудом ответил на все вопросы исповедника, кюре набожно зашептал слова благословения и напутствия в последний путь.
Скоро Кастильян и Бержерак снова приблизились к кровати.
— Он раскаялся и прощен! — торжественно проговорил священник.— Может быть, вы хотите услышать от него что-нибудь?
— Можете ли вы писать? — спросил Сирано. Ринальдо отрицательно качнул головой.
— А подписаться? — Могу еще...
— Продиктуйте нам свое завещание.
— Вы хотите услышать от меня последнее признание?
— Да. Прежде чем отойти в вечность, вы должны оставить в наших руках признание, которое будет служить доказательством преступных замыслов графа Роланда; вы докажете ложность своих прежних показаний и невиновность Мануэля и покинете этот мир с успокоенной совестью, с приятным сознанием того, что вы доставляете нам возможность исправить сделанное вами зло.
Собрав последние силы, лакей рассказал тогда обо всем, что произошло в замке со времени появления в нем
Мануэля, раскрыл все козни Роланда и обличил всю низость и подлость этого человека.
Сирано поспешно записывал каждое его слово, затем, прочитав рукопись, подал ее для подписи умирающему
Слабой, дрожащей рукой Ринальдо подписал свое имя.
— Приведи сюда Бен-Жоеля! — приказал Сирано своему секретарю.
Сюльпис послушно исполнил приказание своего господина.
— Читай! — приказал Сирано, подсовывая цыгану под нос рукопись.
— Я все прочту! Я что хотите прочту! — покорно бормотал тот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32