— Что такое? — насторожился Дробышев.
— Да ничего, работает.
— Ну так это же хорошо, что работает, — улыбнулся начальник. — Или не так?
— Ты не понял. Она серьезно работает. На полную катушку, понимаешь? Это, конечно, не мои проблемы, тебе отвечать, но передал бы ты это дело кому-нибудь, пока не поздно, а то она что-то там копает по поводу Тыквиной.
— По поводу Тыквиной? — Дробышев достал из пачки сигарету и начал ее потрошить. — Ей что, показаний мало? Что она лезет?
— Это ты у нее спроси. — Самойлов встал. — А мне уже пора.
Как только он вышел, Дробышев схватил трубку телефона и набрал номер:
— Алло, Клюева? Это правда, что ты там бурную деятельность развила?
— Ну, Дмитрий Семенович...
— А ты точно знаешь, что делаешь? И зачем тебе анализы его мочи потребовались?
— Ну как же? — спокойно ответила она. — Все по правилам. Или я что-то нарушила?
— Наташа, что ты делаешь? — тихо, каким-то не то просящим, не то примирительным тоном спросил он.
— Ничего, — ответила она после короткой паузы. — Только свою работу.
— Наташ, я...
— Наталья Михайловна, — поправила она. — Вы же сами просили. Разве не так?
— Да-да, конечно. — Дробышев вздохнул и повесил трубку.
Сразу же после звонка Дробышева раздался еще один телефонный звонок. Голос Наташа узнала сразу.
— Здравствуйте. Наталья Михайловна?
— Здравствуйте.
— Как ваши делишки? — вежливо поинтересовалась трубка.
— Делишки у простых смертных, а у меня дела, — не к месту пошутила она.
— Да-да, конечно. — Трубка захихикала. — И все же, серьезно. Я слышал, что у вас там какие-то проблемы возникли с этим Дрыговым.
— Да нет, никаких проблем, если честно. — Наташу начало раздражать все это. Уже третий день ей все подряд стараются намекнуть, что она что-то делает не так, хотя она прекрасно поняла, что надо делать.
— Ну смотрите. А то в случае чего мы с удовольствием поможем. Если какая-нибудь дополнительная информация понадобится, то...
— Большое спасибо, — перебила она как можно вежливей. Но трубка совершенно не обиделась и продолжала болтать:
— Если что, то вы только скажите, и мы передадим это дело более опытному прокурору. Трудно ведь так прямо сразу начинать с подобного рода случаев. Да и если провалите, очень будет обидно, правда?.. Очень обидно. Доказывай потом, что ты настоящий прокурор и можешь нормально делать свою работу.
— Да-да, я понимаю.
— Вот и хорошо, что понимаете. — Постепенно голос в трубке начинал меняться. Теперь он не казался Наташе таким уж приятным. — А раз понимаете, то не буду вам мешать. Всего хорошего.
Голос в трубке сменился короткими гудками.
Это было больше чем неприятно. До суда осталась всего неделя, а обвинение держится просто на волоске. Любой адвокат, знающий немного больше, чем азбука и таблица умножения, сотрет ее в порошок. Но как только она начинает серьезно работать, ей сразу начинают со всех сторон намекать, что она делает совсем не то, что нужно. Но не может же она надеяться на то, что судьям тоже позвонят из «смежного ведомства» и объяснят, как надо судить. На это, в конце концов, есть Конституция и Уголовный кодекс. Их пока еще никто не отменял. Если они изменят законы, то она будет действовать по ним, а пока...
Она сняла трубку и набрала номер.
— Алло. Вадим Станиславович Дрыгов? Здравствуйте, из Краснопресненской прокуратуры вас беспокоят. Не могли бы вы со мной встретиться?..
Он был точь-в-точь как на фотографии. Только волосы не короткие, а длинные, до плеч, патлы, пучковатая бородка и желтый прыщ на самом кончике носа. Открыл дверь и, нисколько не удивившись, сказал:
— Ну входи, чего застряла. Не стой на сквозняке.
Наташа вошла, и он закрыл за ней обшарпанную дверь.
— Не разувайся, а то испачкаешься. У меня такой срач после вчерашнего, что хоть дом сноси.
Сам он был в носках. В каких-то болотных синтетических носках, которые начинают издавать запах через час после того, как их надевают. Наташа сняла плащ, повесила его на вешалку и вошла в комнату, куда, не став ее дожидаться, удалился Дрыгов.
Он сидел на диване и чистил воблу. Кивнул ей на табуретку у журнального столика и спросил:
— Пиво будешь?
— Нет, спасибо. — Наташа села, оглядываясь по сторонам.
— А что будешь? — Дрыгов выудил из нутра рыбины воздушный пузырь и стал его обжигать спичкой. — Кроме пива нет ни хрена. Ну еще чай. Степан через час только приползет, да и то много не притащит.
— А кто это — Степан? — спросила она.
— Как это — кто? — Он сунул обеленный пузырь в рот и покосился на нее. — Ты что, разве не позировать к нему пришла?
— Нет, не позировать. Я к вам.
— Ко мне? — Глазки у Дрыгова забегали, на физиономии появилась блудливая улыбочка. — Ирка, да как я тебя сразу не узнал! Богатой будешь.
— Я не Ира. — Наташа почувствовала себя неловко. — Я же вам...
— Ага, Светка, купилась! — Он засмеялся, вдруг схватил еб за шею, притянул к себе и попытался поцеловать.
— Эй, вы что?! Пустите немедленно! — Наташа оттолкнула его и вскочила. — Да что вы себе позволяете, в конце концов?!
— А что? А что я себе позволяю? — Дрыгов недоуменно посмотрел на нее, стараясь хоть что-то понять.
— Вы что, ничего не помните? — спросила Наташа.
— А что я должен помнить?
— Ну как? Я же звонила вам вчера. Договорилась, что встречусь.
— Вчера? — Видно, для Дрыгова это был слишком большой срок для запоминания, потому что он так наморщил и без того узенький лоб, что тот вообще пропал. — И я с вами договаривался?
— Ну да, да. Я из прокуратуры.
— Отку... — Вадим вытаращил глаза и стал лихорадочно отряхивать колени от рыбьей чешуи.— Так это что, был не прикол? Это на самом деле было?
— Да. Меня зовут Наташ... Клюева Наталья Михайловна. Вот. — Наташа протянула ему удостоверение. — Я пришла, чтобы поговорить с вами по поводу...
— Вы пришли, чтобы унизить меня! — вдруг воскликнул он и вскочил. — Мало вам того, что я уволился с работы, мало того, что я живу в этой конуре и еле свожу концы с концами, так вы еще пришли сами полюбоваться на мое падение! Ну, конечно, что еще можно ждать от насквозь прогнившей системы?! — Голос у него вдруг стал какой-то металлический, официальный, как у чтеца. — И как, нравится вам то, что вы видите?
— Не очень, — спокойно ответила Наташа. — А если честно, то вообще не нравится. Может, мне лучше вас по повестке вызвать?
— Нет, не надо. — Он сразу успокоился и сел на место. — По повестке не надо.
— Вот и отлично. — Наташа тоже села. — Я пришла, чтобы уточнить у вас кое-какие детали вашего дела.
— ВАШЕГО дела, — ехидно поправил он. — Я к этому делу не имею ни малейшего отношения, и вы это прекрасно знаете. Там все ложь от первой буквы до последней.
— Ну конечно. — Наташа вздохнула. — Я и не сомневалась. И все же. Если вас не затруднит, расскажите мне про ваши отношения с гражданкой Тыквиной, а то в деле все очень напутано. Я сама хочу разобраться^ как все было.
— Ничего рассказывать не буду. Не было у меня с ней ничего. Не было, и все тут...
— Но все же что-то было. Вы, сказано в обвинении, распространяли через нее порнографическую продукцию.
- Плебеи! — криво усмехнулся Дрыгов. — Это мои стихи они считают порнографией?!
— А вы позволите?
— Что позволите? — не понял Дрыгов.
— Стихи ваши почитать. Знаете, я в магазинах не нашла. Нет ваших сборников. А изъятое у вас хранится в КГБ. Так что я просто не в курсе.
Дрыгов пожал плечами, сунул руку под себя и вытащил на свет Божий потрепанную тетрадь.
— Читайте!
Наташа брезгливо взяла засаленную тетрадь и углубилась в чтение. Стихов было немного, Наташа даже делала, с позволения поэта, кое-какие выписки. Но того, что она искала, в них не было.
— И это все? — удивленно спросила она, положив потрепанную общую тетрадку на рыбью кожуру.
— Да, все. — Дрыгов покраснел и самодовольно выпятил пузико. — Вам этого, конечно, не понять, вы больше с сухими предписаниями общаться привыкли.
Наташа не ответила. Могла бы процитировать наизусть две-три главы из «Илиады» или «Одиссеи» по-гречески, но не стала, конечно. Просто улыбнулась скептически и сказала:
— Ну что ж, суд разберется. Честно говоря, я могла бы вам позавидовать. При таких, прямо скажем, скромных способностях — и такая популярность.
— Что? — не понял он.
— Скажите, Вадим Станиславович, вы чувствуе-Хе себя знаменем?
— А?.. Да! — Он гордо закинул патлы за уши. — Я — чувствую. Без ложной скромности. И что бы вы там ни делали со своими палачами, меня надолго запомнят, а ваше имя будут произносить только так, в связи... Как Понтия Пилата, как...
Но его гневную тираду прервал телефонный звонок.
— Как... Как... — Дрыгов махнул рукой и схватил трубку: — Алло, Вадим Дрыгов внимательно слушает.
А потом произошло что-то странное. Глазки у него забегали, на носу проступили капельки пота, руки начали дрожать.
— Да-да, конечно. — Он резко протянул трубку Наташе и, выпучив глаза, прошептал: — Это вас.
— Меня? — удивилась она и взяла трубку: — Алло.
— Вы меня удивляете, — сказала трубка холодным, официальным голосом, в котором теперь еле угадывались прежние нотки. — Что вы делаете у Дрыгова? Разве вам не известно, что не надо к нему ходить?
— Я делаю свою работу, — спокойно ответила Наташа, хотя почувствовала, что коленки у нее начинают дрожать.
— Ваша работа, Клюева, заключается совсем не в этом. Ваша работа заключается в том, чтобы представлять в суде обвинение, а не защиту. Или вы забыли, кто вам деньги платит? Смотрите, а то вылетите из прокуратуры после первого же дела.
— Деньги мне платит государство! — не выдержала Наташа. — И оно будет решать, вылечу я из прокуратуры или нет! Всего хорошего.
— Ну что? — испуганно спросил Дрыгов, заискивающе заглядывая ей в глаза, как только она повесила трубку. — Что они сказали?
Наташа посмотрела на него, улыбнулась и ответила:
— Ничего, что касалось бы вас. Не забудьте — через три дня слушание. И постарайтесь вымыть голову перед тем, как являться в суд...
ПЕРВОЕ, ВТОРОЕ, ТРЕТЬЕ
«Ну, может быть, я ничего действительно не понимаю в современной поэзии, — думала Наташа, возвращаясь домой. — Да, я в этой жизни вообще многого не понимаю и даже не знаю. Например, я никогда не была на танцах. Это же ужас какой-то! Стыдно признаться! Как-то сказала подружке по университету — та обхохоталась. Как, дескать, ты мужика найти собираешься?»
Наташа решила показать выписки из стихов Виктору. Потому что теперь по праву экспертом по искусству в семье стал Виктор.
Наташе казалось, что со дня свадьбы прошло уже целое столетие. Так давно это было. Пронеслось, как во сне... Свадьбу они сыграли скромную, были только мама с братом и еще двое друзей Виктора — тоже художники.
Наташиных друзей не было. Да Наташа и боялась кому-нибудь из ольвийской братвы даже признаться, что нарушитель спокойствия Витька Клюев стал ее мужем.
Как-нибудь потом.
И друзей по университету тоже не позвала. Хотя сама побывала на свадьбах у всех, даже у Светки... Почему-то не решилась, сама не знала — почему. С Виктором вообще все стало непросто и очень необычно. Он был художник-авангардист. Свои работы называл не полотнами, не скульптурами, а концептами. И в жизни все было для него с каким-то вывертом. Это очень увлекало, но делало привычное течение самой жизни как бы незаконным. Пока что Наташа пыталась понять суть этих вывертов. Пока что она боялась к этому допускать посторонних, даже если это были близкие друзья. Виктора дома не оказалось. Мать выглянула из своей комнаты и сказала: — Он в мастерской, кажется. Вот матери Наташа завидовала. Та как-то очень быстро смирилась с Витькиными взглядами, даже моментами Наташе казалось — восхищалась ими. Это было странно — мать всегда признавала только реализм в искусстве. Социалистический реализм. Правда, сейчас этот реализм высмеивался на каждом шагу, но чтоб так быстро изменить свои взгляды... Этому можно позавидовать.
Наташа снова пробежала глазами дело Дрыгова, попила чаю, почитала Катулла, глянула на часы — половина первого. И тогда решила позвонить.
«Это крайний случай, — подумала она, как бы наперед оправдываясь за свой звонок. — Я просто волнуюсь. Он мог заработаться и не заметить, что уже ночь».
Когда-то Витька ей строго-настрого запретил звонить в мастерскую.
«Ты мне мешаешь работать! — жестко сказал он. — Представь себе, что ты произносишь обвинительную речь, а тут я звоню тебе — привет, как дела? Словом, телефон этот забудь».
В трубке были короткие гудки. Занято.
Наташа вздохнула с облегчением. Наверное, Витька звонит домой. Хорошо, что она не нарушила запрет.
Но звонка не было полчаса, час.
Наташа снова набрала номер — короткие гудки.
В три часа ночи она решила — надо ехать. Не может человек разговаривать по телефону два часа подряд. Что-то случилось.
К этому уже просто приучала профессия. Так, наверное, врач думает, что все люди больны, а прокурор считает, что преступление обходит его стороной только по чистой случайности.
В мастерской Виктора Наташа была один раз. Он повел ее туда через два дня после свадьбы. И то только потому, что Наташа очень просила.
Это был подвал двенадцатиэтажки. Обшарпанные стены, ржавые трубы, разбитые телевизоры, пластмассовые ящики, куски пластика... Наташа решила поначалу, что Витьке дали какой-то заброшенный склад, подумала, что придется весь этот мусор уносить. Оказалось, что это вовсе даже не мусор, а материал для будущих концептов и даже уже вполне законченные произведения искусства.
Центром комнаты и композиции мастерской была ванна, установленная на высоких строительных козлах и даже с подведенными трубами.
Витька тут же продемонстрировал, что ванна вполне функционирует, забравшись на козлы и включив душ.
— Иди сюда! — позвал он.
Наташа замялась.
Виктор спрыгнул и где-то в глубине мастерской щелкнул рубильником. Загорелось несколько цветных фонарей, и ванна оказалась как бы на сцене.
— Искупаемся? — подмигнул Витька и стал снимать брюки.
Наташа отказалась. Ей даже страшно было подумать, что она сможет раздеться и оказаться на этой сцене.
Виктор не обиделся, он просто пожал плечами, но так презрительно...
Машину в этот час выбирать надо было осторожно. Но Наташа слишком торопилась, чтобы быть предусмотрительной. Слава Богу, все обошлось, мужик, правда, пытался неумело клеиться, но Наташа так на него глянула — тот сразу влюбился в дорогу.
Из подвала доносились музыка и голоса.
И Наташа словно налетела на стену. Она готовилась к самому худшему, хотя гнала страшные мысли прочь. А теперь чувствовала себя как-то мелко обдуренной. Нет, не потому, что желала несчастья, а потому, что все оказалось так примитивно. И она вроде бы прибежала уличить неверного супруга.
От этой мысли Наташу даже бросило в жар. Хорошо, что в коридоре было пусто и никто ее не видел.
Бежать быстрее домой...
Но только она повернулась к выходу, как дверь мастерской распахнулась и двое бородатых мужчин вывалились из гама и света.
—...закодированное изображение, — непонятно закончил свой комментарий один и увидел Наташу. — Опа! Какие люди. Проходим, проходим, девушка. Вас заждались...
Самое удивительное, что Наташа потом так и не смогла вспомнить лица этого человека. Потому что смотрела вовсе не на него. Там, в проеме двери, за спинами людей, в сигаретном дыму она увидела ванну. А в ванне стоял Виктор. Он был голым. Душем поливал себя и девушку, которая тоже была в чем мать родила. Капли попадали и на зрителей, от чего те визжали и хлопали в ладоши.
Наташа смотрела на это всего лишь секунду. Во всяком случае, ей так показалось. А потом снова повернулась к выходу. Но тут шум в мастерской смолк.
— Знакомьтесь, господа! — с ужасом услышала Наташа голос мужа. — Моя жена. Прокурор районного масштаба. Зовут Наталья Михайловна. Что же ты, Татка, не заходишь?
Зрители повернулись к Наташе. И она вошла в мастерскую.
— А знаете, зачем она пришла? — продолжал громогласничать Виктор. Он, правда, успел обернуться простыней, а девушка выпрыгнула из ванны на чьи-то руки. — Она, господа, пришла по очень простой причине. Она решила меня поймать! Она решила меня уличить в безобразиях. Согласитесь, сцена, которую застала моя благоверная, не вполне в духе мещанского представления о морали. Теперь, господа, начнутся обвинения. Как вы помните, моя жена профессиональный обвинитель.
Наташа готова была провалиться сквозь землю. Но между ней и дверью уже собралась небольшая толпа. Бежать было невозможно.
— Я просто волновалась, — тихо сказала Наташа. — Уже поздно... Я волновалась.
И от этих слов людям в мастерской стало немного неловко. Во всяком случае, они расступились и позволили Наташе спокойно уйти.
Виктор явился утром. Явился воевать. Но Наташа встретила его спокойно, даже обыденно.
— Есть хочешь? — спросила она.
— Хочу, — буркнул Витька, не расслабляясь.
--Рассольник будешь? На второе — жаркое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34