.. Она лишь начала ощущать какое-то внутреннее неудобство.
— Если что услышишь, сразу сообщи мне, — попросила она, поднимаясь с плиты и отряхивая юбку.
— Всенепременненько, — улыбнулся Андрей.
И опять... Наташе почудилось, что в этой улыбке был заложен какой-то тайный смысл, какой-то намек...
ЭТО - МОСКВА
— Нет, в натуре, что мы сюда приперлись? — тихо спросил Грузин, наблюдая из окна, как по улице Горького медленно движется поток машин. — Что тут ловить, только разве в наперстки на углу подрядиться.
— Не твое дело. — Юм с аппетитом уплетал ло-занью, запивая ее красным вином прямо из бутылки. — Что ты дергаешься, что у тебя, шило в заднице? Отдохни, возьми девочек, в кино сходи, закажи себе что-нибудь.
— Да отдыхать не сюда надо было ехать. — Грузин наконец оторвался от окна и сел в кресло. — В Сочи надо было или в Кисловодск. Там у меня ребята знакомые есть...
— Закрой хлебальник, а! — не выдержал Юм. — Дай поесть спокойно. Что ты заладил — Сочи, Сочи! Три дня только, как тут торчим, а ты уже по ушам наездил...
— А я тебе говорю — надо когти рвать отсюда. Тут еще лет десять назад все поделено, никто нас к своему корыту не подпустит. У них свои законы, ты же...
— Какие законы?! — взорвался Юм. — Дожил я на их законы с прибором. Да что ты понимаешь, хохол?! Тут уже одни деды остались, песок сыпется. А сейчас другое время, другие законы. Ты что, думаешь, что я шашлычную грабить пойду или в сберкассу полезу?
— А что? Может, Госбанк?
— Может, Госбанк, — ответил Юм неожиданно спокойно и ухмыльнулся.
Грузин сплюнул и вышел из номера, хлопнув дверью.
— Достал, блин! — Юм швырнул вилку на пол и встал из-за стола. Включил телевизор и грузно плюхнулся в кресло.
— «Вы хотите купить? Вы хотите продать? Вы работаете только с крупными партиями? Звоните к нам круглосуточно. Товарная биржа «Лариса» предлагает вам самые выгодные...»
На самом деле он не знал, зачем притащил всех в Москву. Просто чувствовал, что здесь, именно здесь, именно сейчас все и начнется. Только пока не мог понять, уловить, как начнется и с чего.
Три месяца прятались по своим дырам. Кто где. Юм знал про всех. Когда поутихло с милиционерами, решил собрать всех снова. Женя была против.
— На кой они нам? Дерьмо, трусы. Я б только Ванечку позвала и Мента.
Мент сам сбежал из больницы, как только пришел в себя. Понял, что дело пахнет керосином. И вовремя — через полчаса за ним уже пришли а он — тю-тю. Юм через знакомых успел передать ему, чтобы зарылся поглубже, пока утщнет.
— А с остальными что? — спросил Юц Женю. — Языки им не отрежешь — растреплются по всем углам.
— Языки-то не отрежешь... — многозначительно проговорила Женя.
Юм понял, что она имела в виду. О* и сам об этом подумывал. Но сначала раскрутиться надо. А уж потом — смена команды.
И он сказал:
— Молчи, курва, не выступай. Мы в Москву
рванем. Там — все бабки...
И вот они в столице. А бабок нет как нет. Нигде на дороге они не валяются. А если и валяются там уже такие команды стоят — на кривой козе не объедешь.
Женя долго не открывала. Юм уже хстел идти в свой номер, чтобы позвонить ей по телефону, когда услышал ее заспанный голос:
« Ну кто там?
— Это я.
Замок щелкнул, и дверь открылась. Она, как ни странно, была уже одета и держала в рук% пистолет.
— Ты что? — удивился Юм.
— Ничего, звонить надо, предупреждать. — Она улыбнулась и нежно поцеловала его в губы, уперев дуло пистолета в пах. — Руки вверх, ты арестован.
Потом, после всего, они долго лежали в постели и поедали апельсины, бросая кожуру прямо на ковер.
— Ну, что дальше? — спросила она, вынырнув из-под одеяла и накинув на голое тело халат.
— Дальше надо другое место искать. — Юм сладко потянулся. — Тут слишком долго сидеть нельзя, сразу спалят.
— А потом?
— Потом ты знаешь что! — Юм вдруг рванулся и попытался схватить Женю за ногу, но она вовремя увернулась. Взобралась на кресло и уселась по-турецки.
— А потом?
— В смысле? — Юм почувствовал, что опять начинает злиться.
— Ну что мы потом будем делать? — спокойно спросила женщина. — Заведем семью, ты слесарем устроишься на завод, я в школу пойду работать, детишек с тобой нарожаем. А Грузин со Склифосовским их нянчить будут. Так, что ли?
Юм не ответил, только вдруг посмотрел на нее с такой ненавистью, что любая другая женщина сразу замолчала бы. Но Женя только рассмеялась:
— Какой ты страшный, как обезьяна! Нет, ну ты скажи, чего ради мы тут сидим? Они же сопьются, наваляют по пузу кому-нибудь, и нас всех тут тепленькими...
— Рот закрой! — закричал он, не вытерпев. — Ты что, сучка, забыла, кто тут главный? Думаешь, если я с тобой сплю, ты мне можешь советы давать? Да я с тобой знаешь что сделаю! — Он вскочил, схватил ее за руку и с силой швырнул на кровать.
Женя совсем не кричала, только изредка рыкала, как тигрица, и больно впивалась в его спину ногтями, придавая еще большую остроту ощущениям...
— ...Все поняли? — спросил он.
Остальные некоторое время молчали. Только Ванечка шелестел упаковкой от таблеток.
— Понятно, — засопел Мент недовольно. — Только...
— Что? — Юм пристально посмотрел ему в глаза.
— Блин, снова на шару. Нас за такие дела...
— По заднице ремешком, — зло хмыкнула Женя. — Если не хочешь, собирай манатки и дуй отсюда, больше воздуху будет.
— Ты скажи своей... — набычился Мент.
— Хорош, не залупайся, — оборвал его Юм.
— А что она? — отступил Мент.
— А ты что? — вызверилась Женя.
— А ну вас На фиг, — махнул рукой Мент.
— И ладушки, — сказал Юм. — Завтра утречком выгружаемся отсюда и валим в гостиницу подешевле, а пока гуляйте.
Все встали и быстро вышли из номера, кроме Мента и Жени.
— Ну, что тебе? — спросил Юм.
— Побазарить надо. — Мент покосился на женщину, которая сидела в кресле, вжикая по ногтям пилочкой.
— Говори.
Мент молчал.
— Женя, — повернулся к ней Юм, — сходи, прогуляйся маленько.
— Вот еще, — криво ухмыльнулась она.
— Бегом, твою мать! — закричал он и вытолкал ее из номера.
— Значит, так, — сказал Мент, когда он сел на свое место. — Ты только меня внимательно выслушай. Тут тебе не чисто поле, не колхоз. Это — Москва. И КГБ, и МВД — все тут. Так что с топориком, как на большой дороге, уже не получится. По крайней мере, я на такое дело не подписываюсь. Или мы все готовим заранее, или погорим, как дешевые воришки.
— Да ла-адно! — махнул рукой Юм.
— Нет, не ладно. Тут не через час приезжают, как в Чехове, а через три минуты, и не один человек, а кодла. Так что послушай моего совета хоть раз, давай все посчитаем.
— Ну давай. — Юм пожал плечами: — А что считать? Все просто. Заваливаемся ночью, крошим всех в капусту, бабки по карманам и — деру.
— Ага, ,а вот это ты видел. — Мент протянул ему газету с рекламными объявлениями.
— Что это? — Юм взял ее и повертел в руках.
— Ты вот тут почитай, вот это объявление. — Мент ткнул пальцем.
— «Обучаем частных охранников. Приемы рукопашного боя, владение огнестрельным оружием». Ну и что? Новую работу подыскиваешь?
— Ты не понял? — Мент вздохнул: — А то, что есть уже частная охрана. И не старушки с трехлинейками. Это же не ювелирторг, это частное заведение. А раз там такие бабки крутят, значит, про свой зад подумали обязательно. Сигнализация, охрана и тому подобное. И это они нас скорее в капусту покрошат, если мы к ним такими «ваньками» явимся.
Юм задумался.
— Ну хорошо, а что ты предлагаешь? — спросил он.
— А вот что. — Мент достал из-за пазухи карту города и расстелил ее на полу. — Это у нас вот тут находится...
ИНТРИГА
В деле с самого начала была какая-то неприятная загадочная интрига. Наташа поняла это по той простой причине, что в качестве следственного органа здесь снова выступало КГБ.
— Почему я? — спросила она у Дробышева. — Кажется, я этому ведомству не очень приглянулась еще со времен Дрыгова.
— Ну, Наталья Михайловна, не все же там негодяи работают. Есть и честные люди, — как-то неумело оправдывался Дробышев.
— Они что, сами просили? Ну, чтобы я?..
— Да.
Вот с этого и начиналась интрига.
А дальше — больше. Дело было о взятках в особо крупных размерах, ни больше ни меньше — начальника ХОЗУ Московской Патриархии гражданина Погостина Андрея Олеговича.
Наташа, конечно, с полным недоверием стала переворачивать многостраничное обвинительное заключение, но чем дальше читала, тем больше становилось ей не по себе. Обвиниловка была настолько ладно и добротно сложена, что сомнений не оставалось — Погостин действительно взяточник.
«Ну и фамилия, — подумала Наташа мрачно. — Что ж ты, гражданин Погостин? Как ты мог?»
Нет, дело не в том, что Наташа слишком трепетно относилась к Московской Патриархии. Наоборот, она и Православную Церковь не очень-то жаловала. Да и вообще христианство.
Ей ближе и милей были греческие языческие боги, каждый из которых отвечал за что-нибудь одно. Как в жизни: моряк, пахарь, актер, историк, винодел. Это казалось Наташе естественнее. А Христос был слишком уж большим начальником. К нему не сунешься со своим мелким, людским, с ним только о вечном и можно говорить.
А сама Церковь Наташу раздражала. И не только вечными старушками, которые постоянно замечали, что не так одета, не там стоишь, не так смотришь, не так крестишься...
Тонкий Наташин вкус просто коробило от самоварного золота русских храмов. Этот тяжелый купеческий ампир, удручающе однообразные завитушки и листики-цветочки, вычурность и показная сытость, опереточность... Нет, не радовало все это ни глаз, ни сердце.
А уж о священниках и вспоминать не хотелось. Как-то свела судьба с двумя-тремя еще в университете. Ограниченные, недобрые люди.
Один с какой-то чуть ли не садистской радостью говорил: «Все, кто не причащается, — это мясо. Сразу в ад».
Наташе жутко стало от мысли, что такой человек будет стоять у врат загробной жизни.
Возможно, в КГБ знали о Наташиной неприязни. Но что-то тут не сходилось. Их ведомство Наташе несравненно противнее.
Не знали самое главное — Наташины религиозные убеждения никакого отношения к работе не имели. Вернее, имели, но с обратным знаком. Какого-нибудь греческого историка она бы судила куда строже. С близкого и спросится.
Священника, а Погостин имел сан, Наташа будет судить строго. Все-таки пастырь духовный должен быть кристальным.
Дело снова оказалось громким. Еще задолго до суда в газетах и на телевидении поднялся страшный шум. Как же! Компартия теперь была позором и грязью, а Церковь — умом, честью и совестью. Ну, перестроились журналисты, в ногу со временем пошли.
Наташе стали снова звонить какие-то типы, угрожать. Пытались поймать телевизионщики, газетчики... А она от них пряталась.
Погостин заключал со строительными организациями договоры на ремонт и строительство храмов. Строители ему и давали — кто две тысячи, кто пять, кто даже десять. В общей сложности набежало тридцать шесть тысяч с копейками. Все очевидно — Патриархия платила строителям живые деньги, без всяких там перечислений. Платила исправно, щедро. И строительные конторы впивались в такие заказы, как странник в пустыне в бутылку с холодной водой.
Дело о взятках для следствия — смертельный номер. Доказать взятку почти невозможно. Статья закона наказывает того, кто дает, наравне с тем, кто берет. Не станет же человек подставлять самого себя. Но даже если такой альтруист найдется, взяточник всегда может отпереться — ничего не знаю, оклеветали. Нужны свидетели. А взятки при свидетелях никто не дает.
Свидетелей навалом. Все доказано, как дважды два. Постаралось ведомство. К делу приложены даже аудио- и видеоматериалы. С санкциями — не подкопаешься.
И все же какая-то тайна была.
— Ты не посмеешь взять это дело, — заявил Виктор, когда вычитал в газетах, что прокурором на суде будет Клюева Н. М.
— Я уже взялась, — сказала Наташа. — И не будем об этом.
С Виктором она теперь стала говорить ровно и холодно. Когда он вернулся, она вдруг увидела, что перед ней совершенно чужой человек. Никаких чувств вообще не вызывающий. Как фотография в газете. Поэтому и не ссорилась, не выясняла, просто сказала — ищи себе другое жилье. Попросту берегла себя. Ребенок уже бился внутри, нечего было его волновать.
— Нет, будем! — хлопнул по столу Виктор. — Ты хоть понимаешь, во что тебя втравливают?
— Интересно, — безо всякого интересы сказала Наташа.
— Ладно, я тебе объясню, — волновался муж. — КГБ подыхает. Но умирающий зверь страшен своими последними судорогами. Я не знаю всей подоплеки — ты наверняка лучше знаешь, но если ты сейчас будешь судить... как его?.. Погостина, завтра они будут судить всю Церковь.
Наташа молчала. Она знала, что в словах Виктора, к сожалению, слишком много правды. Она и сама не знала подоплеки, но, видно, действительно умирающий зверь выбрал ее в качестве своего убивающего когтя.
— Ты вообще понимаешь, во что тебя втравили? Римские цезари так преследовали первых христиан. Ты же прокуратор Иудеи Понтий Пилат! — распалялся муж.
— Я — прокурор, — напомнила Наташа. — Я поддерживаю обвинение.
— Ты не посмеешь!
— Давай не будем, — снова повторила Наташа.
Из «смежного ведомства» теперь никто не звонил.
Тяжелый разговор, тяжелое дело, тяжелое время...
ТРИ ПОРОСЕНКА
— Дежурный по району сержант Шпынько! — устало рявкнул сержант в трубку телефона.
— Алло, милиция? Это из третьего продуктового. Нас грабят!
— Кто грабит?! Сколько человек?! — Милиционер вскочил и нажал кнопку тревоги. — Алло, кто это говорит?!
— Быстрее, их трое. В масках... такие детские маски поросят! Они... — Дальше пошли короткие гудки.
— Быстро, в третьем продуктовом ограбление! — закричал сержант. — Лысько, давай дуй туда!
Через минуту машина, плотно набитая дюжими парнями в милицейской форме, с воем выкатилась из ворот районного отделения...
— Алло, я готов, — коротко отрапортовал Щелков и повесил трубку. Посмотрел на часы и лег на мостовую прямо возле подворотни. Из-под пиджачка у него выкатилась пустая бутылка от дешевого портвейна и, звякнув об асфальт, замерла возле ноги.
— Ложный вызов. —- Лысько швырнул на стол фуражку и устало побрел в комнату отдыха.
--Как ложный? — удивился сержант. — А я уже дежурному по городу сообщил.
— Так дай отбой.
Но только сержант успел сообщить наверх, что вызов ложный, только успел записать в кроссворд, что бесцветный газ, составной элемент всех окисей, — это кислород, как опять зазвонил телефон.
— Дежурный по части сержант Шпынько.
—* Грабят! Грабят! — истошным голосом завопила в трубку какая-то женщина, и палец сержанта инстинктивно нажал на кнопку тревоги.
— Откуда вы звоните?! — закричал он не менее истошно.Адрес! Адрес назовите!
— Помогите, грабят! Милиция!
— Адрес говори, дура! Сколько их человек?!
— Трое! У них автоматы!
— Что там? — Лысько с ребятами уже стоял перед стеклом.
— Скажите, где это?! — Сержант начал покрываться потом.
— Кафе «Медок»! Они в масках!
— В каких масках? — переспросил он.
— Ну свиньи или поросята, не знаю...
— Повторите! — прокричал Шпынько, но уже разъединили.
— Где? — Лысько был уже готов.
— «Медок». — Шпынько пожал плечами. — Это тут, три квартала. И опять поросята.
— Твою мать! — Лысько рванулся к выходу.
— Валя! — крикнул ему в спину сержант. — Она сказала, что у них автоматы!
Когда машина укатила, он опустился в кресло и долго смотрел на пульт связи. Наконец снял трубку и нерешительно нажал несколько кнопок.
— Алло, город? Это тридцать пятое, дежурный Шпынько. У нас тут опять сигнал ограбления. Кафе «Медок». Поехали проверять.
— Высылаем группу, — коротко ответил дежурный и повесил трубку...
— Так нормально? — спросила Женя, выйдя из туалета.
Юм повернулся и посмотрел на нее оценивающим взглядом. Она была одета в короткую юбочку, из-под которой выглядывали кружева чулок, и обтягивающую блузку с огромным декольте. На плече у нее красовалась миниатюрная сумочка.
— Ну что ты молчишь? — спросила она, обиженно надув губки. — Как я выгляжу?
— Как дешевка. — Кореец ухмыльнулся: — Я бы на тебя не купился.
— А я не тебя покупаю! — засмеялась она. — Все, я поскакала.
— Постой. — Он посмотрел на часы: — Еще рано. Можешь пока отдохнуть.
— Наотдыхалась уже, — вздохнула Женя и села на стул, нервно поправляя прическу.
Как только зазвонил телефон, Юм тут же схватил трубку:
— Алло.
— Это я, Склифосовский. Они вернулись.
— Лады. Будь там. — Кореец нажал на рычаг и повернулся к любовнице: — Вот теперь можешь идти...
— Алло, это Шпынько. Опять ложный вызов, —
сказал сержант.
— Да что там у вас такое? — закричал дежур
ный. — Вы что, издеваетесь?!
— Ну, товарищ капитан, я...
— Кто там у вас такой шутник?
— Не знаю, — виноватым тоном ответил Шпынько. — Звонят уже второй раз и говорят, что трое в масках поросят.
— В каких масках?! — зло переспросил дежурный.
— Поросят... — ответил Шпынько уже совсем тихо.
— Поймаешь этих поросят, засунь им шампуры в одно место по самую рукоятку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Если что услышишь, сразу сообщи мне, — попросила она, поднимаясь с плиты и отряхивая юбку.
— Всенепременненько, — улыбнулся Андрей.
И опять... Наташе почудилось, что в этой улыбке был заложен какой-то тайный смысл, какой-то намек...
ЭТО - МОСКВА
— Нет, в натуре, что мы сюда приперлись? — тихо спросил Грузин, наблюдая из окна, как по улице Горького медленно движется поток машин. — Что тут ловить, только разве в наперстки на углу подрядиться.
— Не твое дело. — Юм с аппетитом уплетал ло-занью, запивая ее красным вином прямо из бутылки. — Что ты дергаешься, что у тебя, шило в заднице? Отдохни, возьми девочек, в кино сходи, закажи себе что-нибудь.
— Да отдыхать не сюда надо было ехать. — Грузин наконец оторвался от окна и сел в кресло. — В Сочи надо было или в Кисловодск. Там у меня ребята знакомые есть...
— Закрой хлебальник, а! — не выдержал Юм. — Дай поесть спокойно. Что ты заладил — Сочи, Сочи! Три дня только, как тут торчим, а ты уже по ушам наездил...
— А я тебе говорю — надо когти рвать отсюда. Тут еще лет десять назад все поделено, никто нас к своему корыту не подпустит. У них свои законы, ты же...
— Какие законы?! — взорвался Юм. — Дожил я на их законы с прибором. Да что ты понимаешь, хохол?! Тут уже одни деды остались, песок сыпется. А сейчас другое время, другие законы. Ты что, думаешь, что я шашлычную грабить пойду или в сберкассу полезу?
— А что? Может, Госбанк?
— Может, Госбанк, — ответил Юм неожиданно спокойно и ухмыльнулся.
Грузин сплюнул и вышел из номера, хлопнув дверью.
— Достал, блин! — Юм швырнул вилку на пол и встал из-за стола. Включил телевизор и грузно плюхнулся в кресло.
— «Вы хотите купить? Вы хотите продать? Вы работаете только с крупными партиями? Звоните к нам круглосуточно. Товарная биржа «Лариса» предлагает вам самые выгодные...»
На самом деле он не знал, зачем притащил всех в Москву. Просто чувствовал, что здесь, именно здесь, именно сейчас все и начнется. Только пока не мог понять, уловить, как начнется и с чего.
Три месяца прятались по своим дырам. Кто где. Юм знал про всех. Когда поутихло с милиционерами, решил собрать всех снова. Женя была против.
— На кой они нам? Дерьмо, трусы. Я б только Ванечку позвала и Мента.
Мент сам сбежал из больницы, как только пришел в себя. Понял, что дело пахнет керосином. И вовремя — через полчаса за ним уже пришли а он — тю-тю. Юм через знакомых успел передать ему, чтобы зарылся поглубже, пока утщнет.
— А с остальными что? — спросил Юц Женю. — Языки им не отрежешь — растреплются по всем углам.
— Языки-то не отрежешь... — многозначительно проговорила Женя.
Юм понял, что она имела в виду. О* и сам об этом подумывал. Но сначала раскрутиться надо. А уж потом — смена команды.
И он сказал:
— Молчи, курва, не выступай. Мы в Москву
рванем. Там — все бабки...
И вот они в столице. А бабок нет как нет. Нигде на дороге они не валяются. А если и валяются там уже такие команды стоят — на кривой козе не объедешь.
Женя долго не открывала. Юм уже хстел идти в свой номер, чтобы позвонить ей по телефону, когда услышал ее заспанный голос:
« Ну кто там?
— Это я.
Замок щелкнул, и дверь открылась. Она, как ни странно, была уже одета и держала в рук% пистолет.
— Ты что? — удивился Юм.
— Ничего, звонить надо, предупреждать. — Она улыбнулась и нежно поцеловала его в губы, уперев дуло пистолета в пах. — Руки вверх, ты арестован.
Потом, после всего, они долго лежали в постели и поедали апельсины, бросая кожуру прямо на ковер.
— Ну, что дальше? — спросила она, вынырнув из-под одеяла и накинув на голое тело халат.
— Дальше надо другое место искать. — Юм сладко потянулся. — Тут слишком долго сидеть нельзя, сразу спалят.
— А потом?
— Потом ты знаешь что! — Юм вдруг рванулся и попытался схватить Женю за ногу, но она вовремя увернулась. Взобралась на кресло и уселась по-турецки.
— А потом?
— В смысле? — Юм почувствовал, что опять начинает злиться.
— Ну что мы потом будем делать? — спокойно спросила женщина. — Заведем семью, ты слесарем устроишься на завод, я в школу пойду работать, детишек с тобой нарожаем. А Грузин со Склифосовским их нянчить будут. Так, что ли?
Юм не ответил, только вдруг посмотрел на нее с такой ненавистью, что любая другая женщина сразу замолчала бы. Но Женя только рассмеялась:
— Какой ты страшный, как обезьяна! Нет, ну ты скажи, чего ради мы тут сидим? Они же сопьются, наваляют по пузу кому-нибудь, и нас всех тут тепленькими...
— Рот закрой! — закричал он, не вытерпев. — Ты что, сучка, забыла, кто тут главный? Думаешь, если я с тобой сплю, ты мне можешь советы давать? Да я с тобой знаешь что сделаю! — Он вскочил, схватил ее за руку и с силой швырнул на кровать.
Женя совсем не кричала, только изредка рыкала, как тигрица, и больно впивалась в его спину ногтями, придавая еще большую остроту ощущениям...
— ...Все поняли? — спросил он.
Остальные некоторое время молчали. Только Ванечка шелестел упаковкой от таблеток.
— Понятно, — засопел Мент недовольно. — Только...
— Что? — Юм пристально посмотрел ему в глаза.
— Блин, снова на шару. Нас за такие дела...
— По заднице ремешком, — зло хмыкнула Женя. — Если не хочешь, собирай манатки и дуй отсюда, больше воздуху будет.
— Ты скажи своей... — набычился Мент.
— Хорош, не залупайся, — оборвал его Юм.
— А что она? — отступил Мент.
— А ты что? — вызверилась Женя.
— А ну вас На фиг, — махнул рукой Мент.
— И ладушки, — сказал Юм. — Завтра утречком выгружаемся отсюда и валим в гостиницу подешевле, а пока гуляйте.
Все встали и быстро вышли из номера, кроме Мента и Жени.
— Ну, что тебе? — спросил Юм.
— Побазарить надо. — Мент покосился на женщину, которая сидела в кресле, вжикая по ногтям пилочкой.
— Говори.
Мент молчал.
— Женя, — повернулся к ней Юм, — сходи, прогуляйся маленько.
— Вот еще, — криво ухмыльнулась она.
— Бегом, твою мать! — закричал он и вытолкал ее из номера.
— Значит, так, — сказал Мент, когда он сел на свое место. — Ты только меня внимательно выслушай. Тут тебе не чисто поле, не колхоз. Это — Москва. И КГБ, и МВД — все тут. Так что с топориком, как на большой дороге, уже не получится. По крайней мере, я на такое дело не подписываюсь. Или мы все готовим заранее, или погорим, как дешевые воришки.
— Да ла-адно! — махнул рукой Юм.
— Нет, не ладно. Тут не через час приезжают, как в Чехове, а через три минуты, и не один человек, а кодла. Так что послушай моего совета хоть раз, давай все посчитаем.
— Ну давай. — Юм пожал плечами: — А что считать? Все просто. Заваливаемся ночью, крошим всех в капусту, бабки по карманам и — деру.
— Ага, ,а вот это ты видел. — Мент протянул ему газету с рекламными объявлениями.
— Что это? — Юм взял ее и повертел в руках.
— Ты вот тут почитай, вот это объявление. — Мент ткнул пальцем.
— «Обучаем частных охранников. Приемы рукопашного боя, владение огнестрельным оружием». Ну и что? Новую работу подыскиваешь?
— Ты не понял? — Мент вздохнул: — А то, что есть уже частная охрана. И не старушки с трехлинейками. Это же не ювелирторг, это частное заведение. А раз там такие бабки крутят, значит, про свой зад подумали обязательно. Сигнализация, охрана и тому подобное. И это они нас скорее в капусту покрошат, если мы к ним такими «ваньками» явимся.
Юм задумался.
— Ну хорошо, а что ты предлагаешь? — спросил он.
— А вот что. — Мент достал из-за пазухи карту города и расстелил ее на полу. — Это у нас вот тут находится...
ИНТРИГА
В деле с самого начала была какая-то неприятная загадочная интрига. Наташа поняла это по той простой причине, что в качестве следственного органа здесь снова выступало КГБ.
— Почему я? — спросила она у Дробышева. — Кажется, я этому ведомству не очень приглянулась еще со времен Дрыгова.
— Ну, Наталья Михайловна, не все же там негодяи работают. Есть и честные люди, — как-то неумело оправдывался Дробышев.
— Они что, сами просили? Ну, чтобы я?..
— Да.
Вот с этого и начиналась интрига.
А дальше — больше. Дело было о взятках в особо крупных размерах, ни больше ни меньше — начальника ХОЗУ Московской Патриархии гражданина Погостина Андрея Олеговича.
Наташа, конечно, с полным недоверием стала переворачивать многостраничное обвинительное заключение, но чем дальше читала, тем больше становилось ей не по себе. Обвиниловка была настолько ладно и добротно сложена, что сомнений не оставалось — Погостин действительно взяточник.
«Ну и фамилия, — подумала Наташа мрачно. — Что ж ты, гражданин Погостин? Как ты мог?»
Нет, дело не в том, что Наташа слишком трепетно относилась к Московской Патриархии. Наоборот, она и Православную Церковь не очень-то жаловала. Да и вообще христианство.
Ей ближе и милей были греческие языческие боги, каждый из которых отвечал за что-нибудь одно. Как в жизни: моряк, пахарь, актер, историк, винодел. Это казалось Наташе естественнее. А Христос был слишком уж большим начальником. К нему не сунешься со своим мелким, людским, с ним только о вечном и можно говорить.
А сама Церковь Наташу раздражала. И не только вечными старушками, которые постоянно замечали, что не так одета, не там стоишь, не так смотришь, не так крестишься...
Тонкий Наташин вкус просто коробило от самоварного золота русских храмов. Этот тяжелый купеческий ампир, удручающе однообразные завитушки и листики-цветочки, вычурность и показная сытость, опереточность... Нет, не радовало все это ни глаз, ни сердце.
А уж о священниках и вспоминать не хотелось. Как-то свела судьба с двумя-тремя еще в университете. Ограниченные, недобрые люди.
Один с какой-то чуть ли не садистской радостью говорил: «Все, кто не причащается, — это мясо. Сразу в ад».
Наташе жутко стало от мысли, что такой человек будет стоять у врат загробной жизни.
Возможно, в КГБ знали о Наташиной неприязни. Но что-то тут не сходилось. Их ведомство Наташе несравненно противнее.
Не знали самое главное — Наташины религиозные убеждения никакого отношения к работе не имели. Вернее, имели, но с обратным знаком. Какого-нибудь греческого историка она бы судила куда строже. С близкого и спросится.
Священника, а Погостин имел сан, Наташа будет судить строго. Все-таки пастырь духовный должен быть кристальным.
Дело снова оказалось громким. Еще задолго до суда в газетах и на телевидении поднялся страшный шум. Как же! Компартия теперь была позором и грязью, а Церковь — умом, честью и совестью. Ну, перестроились журналисты, в ногу со временем пошли.
Наташе стали снова звонить какие-то типы, угрожать. Пытались поймать телевизионщики, газетчики... А она от них пряталась.
Погостин заключал со строительными организациями договоры на ремонт и строительство храмов. Строители ему и давали — кто две тысячи, кто пять, кто даже десять. В общей сложности набежало тридцать шесть тысяч с копейками. Все очевидно — Патриархия платила строителям живые деньги, без всяких там перечислений. Платила исправно, щедро. И строительные конторы впивались в такие заказы, как странник в пустыне в бутылку с холодной водой.
Дело о взятках для следствия — смертельный номер. Доказать взятку почти невозможно. Статья закона наказывает того, кто дает, наравне с тем, кто берет. Не станет же человек подставлять самого себя. Но даже если такой альтруист найдется, взяточник всегда может отпереться — ничего не знаю, оклеветали. Нужны свидетели. А взятки при свидетелях никто не дает.
Свидетелей навалом. Все доказано, как дважды два. Постаралось ведомство. К делу приложены даже аудио- и видеоматериалы. С санкциями — не подкопаешься.
И все же какая-то тайна была.
— Ты не посмеешь взять это дело, — заявил Виктор, когда вычитал в газетах, что прокурором на суде будет Клюева Н. М.
— Я уже взялась, — сказала Наташа. — И не будем об этом.
С Виктором она теперь стала говорить ровно и холодно. Когда он вернулся, она вдруг увидела, что перед ней совершенно чужой человек. Никаких чувств вообще не вызывающий. Как фотография в газете. Поэтому и не ссорилась, не выясняла, просто сказала — ищи себе другое жилье. Попросту берегла себя. Ребенок уже бился внутри, нечего было его волновать.
— Нет, будем! — хлопнул по столу Виктор. — Ты хоть понимаешь, во что тебя втравливают?
— Интересно, — безо всякого интересы сказала Наташа.
— Ладно, я тебе объясню, — волновался муж. — КГБ подыхает. Но умирающий зверь страшен своими последними судорогами. Я не знаю всей подоплеки — ты наверняка лучше знаешь, но если ты сейчас будешь судить... как его?.. Погостина, завтра они будут судить всю Церковь.
Наташа молчала. Она знала, что в словах Виктора, к сожалению, слишком много правды. Она и сама не знала подоплеки, но, видно, действительно умирающий зверь выбрал ее в качестве своего убивающего когтя.
— Ты вообще понимаешь, во что тебя втравили? Римские цезари так преследовали первых христиан. Ты же прокуратор Иудеи Понтий Пилат! — распалялся муж.
— Я — прокурор, — напомнила Наташа. — Я поддерживаю обвинение.
— Ты не посмеешь!
— Давай не будем, — снова повторила Наташа.
Из «смежного ведомства» теперь никто не звонил.
Тяжелый разговор, тяжелое дело, тяжелое время...
ТРИ ПОРОСЕНКА
— Дежурный по району сержант Шпынько! — устало рявкнул сержант в трубку телефона.
— Алло, милиция? Это из третьего продуктового. Нас грабят!
— Кто грабит?! Сколько человек?! — Милиционер вскочил и нажал кнопку тревоги. — Алло, кто это говорит?!
— Быстрее, их трое. В масках... такие детские маски поросят! Они... — Дальше пошли короткие гудки.
— Быстро, в третьем продуктовом ограбление! — закричал сержант. — Лысько, давай дуй туда!
Через минуту машина, плотно набитая дюжими парнями в милицейской форме, с воем выкатилась из ворот районного отделения...
— Алло, я готов, — коротко отрапортовал Щелков и повесил трубку. Посмотрел на часы и лег на мостовую прямо возле подворотни. Из-под пиджачка у него выкатилась пустая бутылка от дешевого портвейна и, звякнув об асфальт, замерла возле ноги.
— Ложный вызов. —- Лысько швырнул на стол фуражку и устало побрел в комнату отдыха.
--Как ложный? — удивился сержант. — А я уже дежурному по городу сообщил.
— Так дай отбой.
Но только сержант успел сообщить наверх, что вызов ложный, только успел записать в кроссворд, что бесцветный газ, составной элемент всех окисей, — это кислород, как опять зазвонил телефон.
— Дежурный по части сержант Шпынько.
—* Грабят! Грабят! — истошным голосом завопила в трубку какая-то женщина, и палец сержанта инстинктивно нажал на кнопку тревоги.
— Откуда вы звоните?! — закричал он не менее истошно.Адрес! Адрес назовите!
— Помогите, грабят! Милиция!
— Адрес говори, дура! Сколько их человек?!
— Трое! У них автоматы!
— Что там? — Лысько с ребятами уже стоял перед стеклом.
— Скажите, где это?! — Сержант начал покрываться потом.
— Кафе «Медок»! Они в масках!
— В каких масках? — переспросил он.
— Ну свиньи или поросята, не знаю...
— Повторите! — прокричал Шпынько, но уже разъединили.
— Где? — Лысько был уже готов.
— «Медок». — Шпынько пожал плечами. — Это тут, три квартала. И опять поросята.
— Твою мать! — Лысько рванулся к выходу.
— Валя! — крикнул ему в спину сержант. — Она сказала, что у них автоматы!
Когда машина укатила, он опустился в кресло и долго смотрел на пульт связи. Наконец снял трубку и нерешительно нажал несколько кнопок.
— Алло, город? Это тридцать пятое, дежурный Шпынько. У нас тут опять сигнал ограбления. Кафе «Медок». Поехали проверять.
— Высылаем группу, — коротко ответил дежурный и повесил трубку...
— Так нормально? — спросила Женя, выйдя из туалета.
Юм повернулся и посмотрел на нее оценивающим взглядом. Она была одета в короткую юбочку, из-под которой выглядывали кружева чулок, и обтягивающую блузку с огромным декольте. На плече у нее красовалась миниатюрная сумочка.
— Ну что ты молчишь? — спросила она, обиженно надув губки. — Как я выгляжу?
— Как дешевка. — Кореец ухмыльнулся: — Я бы на тебя не купился.
— А я не тебя покупаю! — засмеялась она. — Все, я поскакала.
— Постой. — Он посмотрел на часы: — Еще рано. Можешь пока отдохнуть.
— Наотдыхалась уже, — вздохнула Женя и села на стул, нервно поправляя прическу.
Как только зазвонил телефон, Юм тут же схватил трубку:
— Алло.
— Это я, Склифосовский. Они вернулись.
— Лады. Будь там. — Кореец нажал на рычаг и повернулся к любовнице: — Вот теперь можешь идти...
— Алло, это Шпынько. Опять ложный вызов, —
сказал сержант.
— Да что там у вас такое? — закричал дежур
ный. — Вы что, издеваетесь?!
— Ну, товарищ капитан, я...
— Кто там у вас такой шутник?
— Не знаю, — виноватым тоном ответил Шпынько. — Звонят уже второй раз и говорят, что трое в масках поросят.
— В каких масках?! — зло переспросил дежурный.
— Поросят... — ответил Шпынько уже совсем тихо.
— Поймаешь этих поросят, засунь им шампуры в одно место по самую рукоятку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34