— Да пойми же ты! — не выдержала Наташа. — Я могу доверять фактам, и только фактам. Если я отдала честнейшему человеку что-то, а потом это что-то пропало, то на кого я еще могу подумать? Я прокурор, у меня работа такая.
— Не знаю, не знаю. — Профессор покачал головой: — И вообще, меня это как-то мало интересует. Главное, что откопали, а куда это дальше пойдет — уже не мое дело.
Это было действительно так. Граф, как и Наташин отец, принадлежал к той категории людей, про которых принято говорить: «Не от мира сего». Обладая огромными знаниями в той области, которой занимался, он в то же время был абсолютно неприспособлен к реальной жизни. Наверняка и сейчас, сидя тут, за обеденным столом, он в то же время мысленно витал где-нибудь в Древней Греции, которой посвятил всю свою сознательную жизнь.
— Ну ладно, забудем об этом, — сказала Наташа. — Расскажи мне лучше, что там дальше было, после того, как мы уехали. Примчалась Попа к Федору или нет?
— Нет, так и не примчалась. — Граф засмеялся. — Но зато мы, кажется, на еще один фундамент набрели.
— Где?! — воскликнула Наташа.
— А-а! — хитро погрозил он ей пальцем. — Все тебе знать надо. Ну ладно, пойдем покажу.
Из гостиной они переместились в кабинет, где Граф достал из бюро огромный рулон — карту острова. Несмотря на то, что островок сам по себе был небольшим, за день его можно было облазить вдоль и поперек, карта не уместилась даже на столе, и ее пришлось постелить на ковер. Но зато это была настолько подробная карта, как будто Граф рисовал ее, поднявшись над Ольвией на вертолете. И вся она была усыпана мелким узором пометок, каждая из которых означала какую-нибудь находку, не важно, мелкая это монетка, вроде той, которую нашла Наташа, груда осколков и прочего мусора или фундамент жилища.
Они оба опустились на колени, и Граф начал подробно описывать все, что нашли после того, как Наташа с Витей уехали. Где нашли фундамент, где остатки мощеной дороги, куда эта дорога предположительно вела и откуда. Потом Граф достал планы нескольких похожих поселений и они начали сравнивать. Время летело быстро, и Наташа опомнилась только тогда, когда пометки на карте стало уже трудно различать и пришлось включить свет. И оказалось, что они провели за этим занятием часа четыре, не меньше.
— Ой, а мне домой уже пора, — сказала она, с грустью посмотрев на часы.
— Да? — удивился профессор. — А я и не заметил, как время пролетело. Надо же...
КРОЛИКИ
Потом опять пошел дождь. Но на этот раз не мелкий, как вчера, а настоящий ливень. По лобовому стеклу текли потоки воды. Дороги почти не было видно, и поэтому Ванечка остановил машину, заглушив мотор.
— Чего стал? — глухо спросила Женя.
— Я дальше не поеду, — тихо ответил он, потупив глаза.
— Почему?
— По кочану, — огрызнулся Грузин с заднего сиденья. — Хочешь нас всех угробить?
Женя резко обернулась, но натолкнулась на его полные злости глаза. И поняла, что с ним сейчас лучше не спорить. Сейчас он ее уже не боится. И никто больше не боится. Вернее, боятся, но намного меньше, чем этого хотелось бы. Они сейчас как загнанные в угол собаки, которые от страха в любой момент готовы вцепиться в глотку. И Грузин, и Ванечка, и даже Цел ков. Только Склифосовский не вцепится. Уже час, как лежит и скулит.
Юм сидел на переднем сиденье, рядом с Ванечкой, и, казалось, спал, запрокинув голову на спинку сиденья. На шее острым бугром выделялся кадык.
Вдруг Женя заметила, что и Ванечка, и Грузин смотрят на этот кадык. Смотрят с каким-то даже вожделением. Даже уголки губ начали подрагивать у обоих.
Она хотела крикнуть что-то, толкнуть Юма, чтобы он проснулся, но почувствовала, что просто не может этого сделать. Просто не хватает сил. И еще...
И еще ей очень хотелось посмотреть, что же будет дальше. Наверное, то же самое происходит с кроликом и удавом. Нет, кролики не такие глупые, как про них говорят. Они всегда чувствуют опасность. Просто удав такой медлительный, такой неуклюжий. И им каждый раз интересно, что будет дальше, как далеко они могут зайти. И заходят слишком далеко.
Но Юм ведь не кролик. Поэтому в последний момент, когда Грузин уже начал покрываться испариной, стараясь подавить дрожь в руках, он вдруг, не открывая глаз, тихо сказал:
— Правильно, зачем гнать? Лучше постоим, переждем. Тише едешь — дальше будешь. А, Грузин?
— А? — Грузин вздрогнул и отпрянул. — Вот и я говорю — разобьемся.
Юм улыбнулся и кивнул, зевнув. Женя облегченно вздохнула.
— Склифосовский! Прекрати! — закричал вдруг Ванечка, у которого сдали нервы. — Прибью, паскуда!
— Умира-аю... — тихонько заскулил Склифосовский, у которого перед глазами все еще стояло обезглавленное тело милиционера, и от этой картины его беспрестанно выворачивало на запаску. — Не могу больше...
Ему очень хотелось выйти из машины. Просто выйти и пойти куда-нибудь подальше. Может, домой, к сестре, которая опять будет каждый день пилить его за то, что он алкаш и пропивает родительскую пенсию, а может, к Зинке. У Зинки хорошо, она никогда ни о чем не спрашивает, сама покупает водку и кормит от пуза — боится, что он уйдет и она опять останется одна в свои сорок восемь лет. Тогда ей уже ничего не светит.
Как ни странно, но эти размышления преспокойно уживались в голове Склифосовского рядышком с воспоминаниями об убийстве милиционера. Одно другому абсолютно не мешало. Но встать и выйти из машины он все равно не мог.
— Юм, а Юм, — спросил Грузин, чтобы отогнать от себя ужас, — а что нам теперь делать?
— Ничего не делать. — Юм пожал плечами, так и не открыв глаза. — За Ментом надо вернуться.
— За кем?! — взвизгнул Ванечка. — Нас же всех...
— Не повяжут, — спокойно сказал Юм. — Или не возвращаться... Не знаю, не решил пока. Я устал. Дайте поспать. И заткните Склифосовского — воняет.
Все мигом накинулись на Склифосовского, как будто от этого зависело, решит Юм возвращаться в больницу или согласится не делать этого. Его выволокли и выбросили на дорогу, под дождь. Он некоторое время стоял на четвереньках, пока не промок насквозь, а потом медленно пополз в лес.
Цел ков сидел и смотрел на него через окно. Ему почему-то стало жалко Склифосовского. Кто же виноват, что он такой впечатлительный? Теперь промокнет, может простудиться, подхватить грипп или, еще хуже, воспаление легких.
— Мне тоже нужно, — сказала Женя, когда Склифосовский скрылся за деревьями, и открыла дверцу.
— Зачем? — испуганно вскрикнул Целков и судорожно сжал рукоятку автомата.
Женя посмотрела на него удивленно, потом ухмыльнулась криво и сказала:
— Да не дергайся ты, не трону я его. Больно охота руки марать.
— Пистолет оставь.
— Еще чего! — Она вышла и направилась в лес.
Все замерли, напряженно вслушиваясь в шум дождя. Ждали выстрела.
Но выстрела не последовало. А вместо этого вдруг раздался крик. Юм открыл глаза, подпрыгнул на сиденье и заорал, толкая Ванечку в бок:
— Поехали! Быстрее поехали! Трогай!
— Что? А они как? — Ванечка никак не мог попасть ключом в замок зажигания.
— Трогай! Заводи давай! — кричал Юм.
Но было уже поздно. Потому что из пелены дождя неожиданно вынырнул патрульный милицейский «жигуленок» и, визжа тормозами, перегородил «уазику» путь. Из него тут же выскочили милиционеры с автоматами и по громкоговорителю закричали:
— Из машины! Быстро! Выходить по одному. Руки поднять над головой! И без балды — всех перекосим до одного!
— Спокойно, — зашипел Юм, судорожно запихивая «бульдог» под резиновый коврик. — Автомат прикройте чем-нибудь. И не дергаться.
Их было трое. У каждого автомат. И еще один за рулем. Всех сразу повалили на землю и стали обыскивать. .
Юм лежал, прижатый щекой к холодному мокрому асфальту, и лихорадочно соображал. Одного он может повалить сразу. Садануть ногой по коленям, и брякнется на землю затылком. Грузин с Ванечкой должны взять на себя второго, повалить на землю, выбить автомат. Это при условии, что вовремя включатся. Тот, за рулем, не в счет. Пока он вылезет из машины, пока пушку из кобуры достанет... Но все равно остается еще третий. Стоит, сволочь, в стороне, не подходит. Сразу всех поливать начнет, за пять секунд перестреляет. Неужели все, неужели приехали?..
— Ну, мужики, что скажем? — спросил один из милиционеров, маленький рыжий сержантик, очень похожий на Ванечку.
— А че такое? Че мы такого сделали? — Юм медленно поднялся.
— Вить, че они сделали? — Рыжий засмеялся. — Объясни, а то им непонятно.
— Да вот тачка у вас какого-то цвета странного, — сказал Витя, открыв дверцу «уазика» и заглянув в салон. — Прямо как ментовская.
— Так это и есть милицейская, — искренне сказал Юм, пожав плечами и глядя, как Витя, закинув автомат за спину, роется в бардачке.
— И что вы в ней делали? — спросил рыжий. — От дождя прятались?
— Нет, не от дождя. — Юм следил за Витей. Есть минуты две, пока он не заглянул за заднее сиденье и не приподнял старую промасленную телогрейку. — Мы в Орехово ехали за стройматериалами. Строители мы, шабашники. Мы в Куминово участковому дачу строим, это он нам машину дал.
Витя тем временем шарил под передними сиденьями. Только бы не додумался полезть под коврики.
— Слышь, Вить, они участковому дачу строят! — крикнул рыжий, поправляя капюшон. — Интересно, а откуда у него деньги на дачу?
Все втроем засмеялись. Очевидно, эта шутка показалась им чрезвычайно остроумной.
Грузин, Ванечка и Целков затравленно молчали, глядя на Юма с какой-то смесью ненависти и надежды.
— Слышь, Костик! — крикнул из машины Витя. — А у него тут рация новая, прикинь! Патрулям не могут поставить, а какому-то участковому дали. На хрен она ему нужна, спрашивается?
— Мужики, может, отпустите?! — жалобно попросил Юм. — Мы ж ничего такого не сделали. Трезвые все, как стеклышки. И вообще, нам к вечеру вернуться надо.
— Орехово в другой стороне, — подал голос третий, лейтенант. — Вы заблудились маленько.
— Да мы поняли уже. — Юм пожал плечами. —Только дождь пошел, дороги ни х... не видно. Отпустите, а?
— Щас прямо отпустили! — засмеялся рыжий. —
Поймали и отпустим?
Витя с переднего сиденья перелез на заднее.
— Ну мы заплатим. — Юм ждал, когда он найдет автомат. Наверняка ведь что-нибудь удивленно воскликнет. Все повернутся к нему, и будет доля секунды броситься в лес, сбив одного с ног. Шанс добежать один из тысячи, но это лучше, чем ничего.
— Во-от, это другой разговор. Вить, слышь, они нам заплатят.
— Да? Ну и сколько они нам заплатят? — спросил из машины Витя. — И где у них бабки, если мы их обыскали?
— Там сумка в машине! — вдруг подал голос Ванечка. — Под задним сиденьем, справа!
Витя полез под заднее сиденье и вытянул оттуда грязную болоньевую спортивную сумку.
— Здесь, что ли?
— Ребята, ну двести рублей вам хватит? — спросил Грузин.
— Сколько? — Витя засмеялся, положив сумку на капот. — Это по полтиннику за голову? Меньше, чем по два пузыря получается.
— Но у нас своих только двести. — Ванечка двинулся в сторону рыжего. — Остальные — на стройматериалы.
— Ну-у, что же вы. — Витя опять полез в салон. — Это если за одного по двести, тогда мы еще подумаем. А так какой может быть разговор...
Юм не мигая смотрел, как он залез на заднее сиденье ногами и перегнулся. Ну вот, сейчас. Сейчас он поднимет телогрейку, под которой в блевотине Склифосовского лежит автомат.
Юм весь напрягся, готовый в любой момент прыгнуть.
И тут из леса донесся истошный женский вопль:
— По-омо-огите!!!
ПОПА
Домой Наташа ехала уставшая и довольная, как будто весь день провела на раскопках, под теплым южным солнцем, недалеко от Черного моря и рядом с друзьями. С друзьями, которых не видишь целый год, а потом проводишь с ними один месяц, всего один месяц. Но такое чувство, как будто и не расставались.
Почему-то вспомнился тот вечер, в пещерах. Тогда отмечали день рождения Федора, известного сердцееда. Только Наташа могла устоять перед его чарами. Наверное, потому, что она знала Томова-Си-гаева уже много лет. А тут на острове вдруг оказались другие девушки, кроме Наташи. Приехала из Палермо Франческа. Для нее все ужимки Федора были внове. Вот она и втюрилась. Впрочем, Федор, кажется, тоже. Они провели все три недели, лежа на берегу и поочередно объясняясь друг другу в любви.
А потом она уехала, и он места себе не находил. На день рождения так напился, что пришлось его тащить купаться, чтобы хоть немного пришел в себя к ужину. А в самый разгар веселья вдруг заявил, что хочет послать любимой телеграмму. Долго искали, на чем переправиться на материк. И решили отправиться вплавь. Конечно, будь это другой повод — никто бы и не подумал плыть километра три до Большой земли. Но тут была любовь. И поплыли. И что самое удивительное — доплыли. Потом долго искали почту. На небе светили звезды, вся компания, изрядно хмельная, горланила бардовские песни и романсы и колобродила по пустынным улицам.
Почту нашли около двух часов ночи. Не до конца проснувшаяся телеграфистка сначала долго вчитывалась в текст на английском языке, а потом попросила перевести почему-то на немецкий, а потом на французский. Наконец, когда перевели на русский и телеграфистка прочла «Попа, я тебя люблю, приезжай, Федор», в глазах ее загорелся бдительный огонек, и она куда-то ушла, как потом оказалось, вызывать пограничников.
Приехал человек в фуражке с зеленым околышем, долго расспрашивал хмельную полуголую компанию, недоверчиво сличал фамилии со списком, а потом задал, на его взгляд, самый убийственный вопрос:
— А что вы зашифровали под словом... обозначающим то место, где кончается спина?
Дружный хохот компании чуть не вывел пограничника из себя. Только Андрей сумел ему объяснить, что Попа по-итальянски ласкательно значит — Франческа. Можно сказать, что Андрей всех их и спас...
Улыбка с лица Наташи слетела в один момент. Ну, конечно, Степан в то время на неделю уехал в Москву и все отдавали Андрею. И он несколько раз ездил на остров за провизией. То хлеб забывал купить, то еще что-то...
Андрей...
МОЛОЧНЫЕ БРАТЬЯ
— По-о-мо-огите-е!!! — дико кричала из лесу женщина.
Лица патрульных мгновенно окаменели. Витя бросил телогрейку и выскочил из салона, передергивая затвор своего автомата.
— Кто там? — грозно спросил рыжий у Юма.
— Не знаю, — ответил тот, нервно сглотнув. — Баба, кажется, какая-то.
— Всем на землю, быстро! — закричал третий, и всех опять повалили на асфальт. — Ну, конец вам, если что.
Витя и третий побежали в лес, откуда продолжали доноситься крики, а рыжий остался. И еще один за рулем.
— Эй, начальник! — позвал Юм. — Это не мы.
--Ты что, в натуре? Мокро ведь.
Но рыжий не отвечал. Стоял и напряженно смотрел в. сторону леса, повернувшись к нему спиной. Всего в двух метрах.
Юм так ждал этих выстрелов, что они прозвучали для него совсем неожиданно. Три пистолетных и длинная автоматная очередь. Рыжий даже быстрее среагировал. Метнулся было в лес, но Юм сумел его нагнать. Подсек ногу, и милиционер полетел на землю.
— Водилу! Водилу мочи! — закричал Юм, прыгнув на спину рыжего. — Быстрее!
Грузин с Ванечкой метнулись к «жигуленку», но перепуганный водитель уже заблокировал все двери и отчаянно пытался завести мотор.
— Открой, по-хорошему прошу! — кричал Грузин, лупя по дверце ногами.
В это время взревел мотор, и Грузин еле успел отскочить.
Схватив автомат, Юм выскочил на дорогу и, даже не целясь, стал поливать очередями уходящую машину:
— На, сука, хавай!
«Жигуленок» вдруг вильнул два раза и съехал в кювет.
— В лес! — закричал Юм, бросившись к подбитой машине. — С Женькой что?!
Но Женя уже вышла из леса. Плащ на ней был разорван, руки в крови. Она поднялась на дорогу и устало присела.
Заднее стекло «жигуленка» мелкой крошкой рассыпалось по асфальту. Юм подбежал и увидел, что попал водителю прямо в • затылок. Пуля прошла навылет, водитель ткнулся лицом в руль.
— Готов... — Кореец облегченно вздохнул и медленно побрел обратно.
Мертвых милиционеров перетащили подальше в лес, раздели догола и закидали валежником. Если все будет нормально, найдут не скоро. Расстрелянный «жигуленок» тоже спрятали. Столкнули в какой-то старый котлован, наполненный водой. Машина ушла под воду почти полностью. Если дождь не прекратится до утра, то ее затопит совсем.
Милицейская форма оказалась всем как раз впору. Ванечка, когда переоделся, стал как две капли воды похож на того рыжего сержанта, которому Юм сломал позвоночник.
— Слушай, а вы не братья? — спросил Целков.
— Ага, молочные братья, — ответил Ванечка. Он был бледен, видно, снова схватило живот.
Самым старшим по званию, как ни странно, оказался Грузин. Долго смеялся, то и дело заглядывая в зеркальце и поправляя портупею.
— Ну что, козлы, теперь я вас построю.
— А где Склифосовский?! — вдруг воскликнул Юм. — Куда он, козел, подевался?
Все тут же высыпали из машины и кинулись искать Склифосовского.
Он сидел в лесу под кустиком и тихо скулил, как кутенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34