— Вот и хорошо. — Семашко положил автомат на стол и плюхнулся на диван. — Два врача — Склифосовский и Семашко, понял юмор? А теперь можешь заниматься своими делами. Попить у тебя есть что-нибудь?
Остальные четверо разбрелись по дому. Один устроился в передней, другой ушел в спальню, а двое полезли на чердак.
— Хотите пива? — спросил Склифосовский. — У меня свежее, «Ячменный колос». Или вы на службе?
— А что, если на службе, так сдохнуть надо от жажды? — Семашко неожиданно подмигнул и засмеялся: — Ну давай тащи свое пиво.
Через два часа они уже сидели за столом и вовсю резались в подкидного дурака. Склифосовскому не везло, потому что милиционеры всю дорогу бессовестно жульничали, а он никак не мог их поймать...
Эта электричка была последней, в вагоне ехало всего три человека. Сначала Юм думал, что так будет безопасней, но, когда сел в поезд, понял, что все-таки надо было ехать днем, когда полно народу.
Когда приехал, была уже половина первого. Людей на улицах не было, все, наверное, спят крепким сном. В деревнях рано спать ложатся, часов в десять. Ну оно и лучше.
Про то, что Склифа отпустили, Юм получил весточку из Бутырок. Так просто из-под «вышака» не отпускают. Значит, Склиф заложил его. Значит, Склиф знал, где они с Женькой встретиться собирались. Юма-то не возьмут, а вот Женьку...
Дом кореец нашел почти сразу, даже в темноте. Неслышно перемахнул через ограду и метнулся к сараю. Но сарай оказался заперт на огромный амбарный замок.
— Твою мать, куркуль хренов, — тихо ругнулся Юм и осмотрелся. Нужно куда-то спрятаться и подождать немного. Если у Склифосовского менты, то в дом пока соваться нельзя. Хотя не своими же ногами они сюда притопали, а машины во дворе никакой нет.
Подумав немного, Юм опять перемахнул через ограду и быстро побежал по улице, прячась в тени домов и деревьев. Если они не глупые, то отогнали машину от дома, чтобы не светиться. Но далеко ее поставить тоже не могли — а вдруг понадобятся колеса.
Машины нигде не было. Он сделал два больших круга вокруг дома, но наткнулся только на парочку влюбленных, которые тискались у колодца. Оба были настолько возбуждены, что его не заметили.
Но даже если Склиф никого не заложил, жить ему незачем. Юм знал, что за ним погоня. Знал, что рано или поздно его возьмут. А ему очень не хотелось помирать так просто. Ему хотелось поквитаться на этом свете со всеми. Со всеми подряд...
— Нет, ты уж давай не выкручивайся, — смеялся Семашко, потягивая пиво прямо из горла. — Проиграл — лезь под стол.
— Но так же нечестно, — пытался возразить Склифосовский. — Вам Жора подсказывал.
— А что ж ты в дурака садишься играть, если сам дурак? — Семашко смеялся еще больше. — Ну давай лезь быстрей, а то я отлить хочу, боюсь пропустить.
Склифосовский вздохнул и полез под стол.
...Хоть ментов не было, но в дом Юм решил пока не ходить. Спрятался за сараем, в старой телеге. Нужно подождать во дворе часов до шести. В шесть двадцать семь идет первая электричка. Как раз успеет засадить ему пулю в лоб и уехать. Даже если он там не один, все равно можно успеть. Вот если его из дома выманить, то можно было бы прямо сейчас...
— Кукареку, кукареку, — тоскливо вздыхал под столом Склифосовский под смех милиционеров. — Ну что, может, хватит? Кукареку. -
— Ладно, вылезай. — Семашко зевнул: — Время уже без четверти час, спать пора. Жора первый сторожит, потом я, потом Бабаев. Смена через два часа.
Склифосовский облегченно вздохнул и выбрался из-под стола.
— Давай тащи сюда подушки, одеяла, — сказал Семашко. — Или нам на досках спать?
— Да-да, сейчас принесу. — Склифосовский пошел в спальню.
— И где тут у тебя гальюн? — спросил лейтенант. — А то у меня сейчас пузырь разорвется.
— Там, во дворе, возле ворот.
— Чур, я первый! Нет, я! — сразу трое бросилось к двери.
— Отставить! — приказал Семашко. — Что, молокососы, страх потеряли? Старших надо пропускать. Всем стелить постель.
...Когда скрипнула дверь, Юм весь собрался. Тихонько поднял голову и выглянул, пытаясь рассмотреть, кто вышел на улицу. -
Это был мужчина. Пошатываясь, побрел в сторону нужника. Лица Юм рассмотреть не мог, но рост был как у Склифосовского, телосложение тоже, да и походка похожа. Конечно он, не мент же. Если бы мент, то не вышел бы без автомата. Да и не может быть мент пьяный.
Мужчина распахнул дверь, расстегнул ширинку и стал громко мочиться. Совсем не слышал, как от телеги в его сторону метнулась чья-то тень.
— Ну что, привет, врачок-стукачок, — тихо сказал Юм и вогнал ему штык между лопаток, закрыв ладонью рот, чтобы тот не смог вскрикнуть. И только тут увидел прямо перед глазами милицейские погоны.
— Ну что ты так долго, Симыч? — позвали из дома. — Давай быстрей.
Юм швырнул мента в туалет и уже хотел бежать, но тот вдруг громко застонал.
Стрелять начали почти сразу. Несколько пуль просвистело у Юма над ухом, и он упал на землю.
— Лежать и не двигаться! — закричали из дома. — Эй, Симыч, ты жив?! Симыч!
— Суки, твари поганые, — шипел Юм сквозь зубы, стараясь поймать на прицел кого-нибудь. — Ну возьмите, попробуйте.
В соседних домах начали зажигать свет.
— Всем оставаться в домах, не выходить на улицу! Позвоните в милицию! — закричал кто-то испуганным голосом. — А тебе встать, руки за голову! Юм выпустил короткую очередь туда, откуда, как ему показалось, кричали, и быстро откатился в сторону.
— Сука! — заорал кто-то, и стали лупить сразу из трех автоматов. — Он Бабаева достал!
Пули жужжали прямо над головой и жалили землю в нескольких сантиметрах от лица. «Их трое осталось, — пронеслось в голове Юма. — Если побегу, пристрелят».
— Мочи его, гада! Там он, там! — кричал кто-то в истерике и поливал двор из автомата.
Где-то рядом продолжал стонать Семашко.
Юм вскочил и в три прыжка оказался рядом с ним. Упал, прижавшись лицом к его груди и стараясь спрятаться за ним от выстрелов.
— Гад, да я тебя своими руками... — хрипел лейтенант, выплевывая кровавые сгустки.
— Хорошо, в следующей жизни! — Юм вдруг засмеялся, вскинул автомат ему на грудь и выпустил очередь в окно.
И сразу начали палить в ответ. Очередь прошила лейтенанту живот, он согнулся пополам и затих.
— Кажется, я в него попал! — крикнул кто-то через минуту. — Свет дайте кто-нибудь. Есть в доме фонарик?
— Нет! — ответили ему.
Юм сразу узнал этот голос. Склифосовский, сука. Таки продался.
— Эй, ты, встать! — закричали из дома. Юм не пошевельнулся. — Встать, а то всю обойму в тебя выпущу! Или хотя бы голос подай!
— Шмальни в него еще раз!
— Прикройте меня, ребята, я пойду посмотрю. Жора со мной.
Юм только этого и ждал. Тихо, стараясь не шуметь, поднял автомат и прицелился. Они вышли через минуту, друг за другом. Аккуратненько двинулись в его сторону, держа автоматы наготове. Не видят, дурачки, что у него есть прикрытие, на него тень от туалета падает.
— Ну как там? — спросили из дома.
— Да пока...
Но голос прервала длинная автоматная очередь.
— На, суки,, хавай! — заревел Юм, выпуская последние патроны. — Что, не нравится?
Оба милиционера повалились на землю как подкошенные. Первый сразу, а второй по инерции пробежал еще несколько шагов и свалился в двух метрах. Как раз, чтобы достать автомат.
— Па-ца-ны! — закричал последний милиционер, стреляя по мертвому лейтенанту. — Пацаны, вы чего?!
— Эй, мент! — Юм быстро спрятался за туалет и проверил рожок. — Отдай мне Склифосовского, и я тебя отпущу!
— На тебе Склифосовского, падла! — Пули оторвали от сарая дверь и вышибли две доски. — Получи Склифосовского, гадина!
Времени уже не оставалось. Если соседи позвонили, то менты будут здесь минут через десять, а то и раньше. Поэтому, как только милиционер перестал стрелять, Юм выскочил из-за гальюна и, лупя по дому длинными очередями, бросился к сараю. Кажется, в кого-то попал, потому что услышал крик. Хорошо, если в Склифосовского. Но в любом случае лучше мотать, пока не поздно.
За сараем, где его уже не могли достать, перемахнул через забор и бросился бежать к шоссе...
Спросонья Наташа никак не могла нащупать телефонную трубку. Наконец просто потянула за провод, и весь аппарат упал на кровать.
— Алло, Клюева слушает.
— Наталья Михайловна, простите, что так поздно. Это опять Склифосовский.
— Что такое? — Она сладко зевнула: — Я послала к вам людей. Они что, не приехали?
— Приехали.
— Так в чем дело?
— Их всех убили, -— тихо ответил он.
— Как? — Она вскочила с кровати. — Что ты мелешь?
— Наталья Михайловна, я пойду, — сказал Склифосовский. — Вдруг он опять вернется.
— Как, Юм там был? — закричала она, не обращая внимания на то, что проснутся муж и ребенок. — Его что, не взяли? Не смейте никуда уходить, оставайтесь на месте, к вам сейчас...
Но в трубке уже были короткие гудки...
СООТВЕТСТВИЕ ЗАНИМАЕМОЙ ДОЛЖНОСТИ
Федор Томов-Сигаев продал машину, пару картин, да Ленька Клюев подкинул. В итоге вышло .около десяти тысяч. Всего лишь треть требуемой суммы...
Поначалу, оправившись от шока, как болевого, так и морального, Федор рассудил так: «Что я им, мальчик для битья? Да кто они вообще такие? Сосунки! Не буду платить! С какой стати?» При этом он уже позабыл, как некоторое время назад ползал на карачках перед этими «сосунками», с мольбой заглядывал им в глаза и глотал сопли.
В назначенный срок ему позвонили, и он не задумываясь послал абонента куда подальше. И в следующее мгновение из другой комнаты донесся характерный звон разбиваемого окна. Как выяснилось, это молодчики-беспредельщики закинули в квартиру Томова-Сигаева «коктейль Молотова» или, другими словами, бутылочку с зажигательной смесью, пытаясь таким образом намекнуть хозяину, что он не совсем.прав.
С невероятным трудом Федор затушил полыхающую бензиновую лужицу, но идеальный паркет сберечь не удалось — в нем зияла отвратительная черная дыра.
— Отдай им все! — верещала насмерть перепуганная супруга. — Они еще не на то способны!
— Заткнись! — в который уже раз за последние несколько дней спустил на нее собак Томов-Сига-ев. — Рот свой закрой, а иначе я тебя! Я тебя!.. Но так как все его угрозы были достаточно однообразны и никогда не приводились в исполнение, Эллочка уже не боялась мужа и резко переходила в контратаку:
— Слюнтяй! Куриная душонка! Жалкая ничтожность! Если ты немедленно не разберешься с этими подонками, то я!.. То я!.. — Но ей тоже не хватало фантазии, чтобы придумать какое-нибудь эдакое наказание нерадивому супругу.
О том, чтобы обратиться в милицию, речи не было. Томовым-Сигаевым еще раз намекнули, что этого делать, мягко говоря, не стоит...
Братки забили стрелку на пустыре. Они ждали его, оседлав капот того самого «мерседеса». И лыбились. От этих сладеньких улыбочек, способных напугать самого Майка Тайсона, Томову-Сигаеву стало нехорошо. Он как-то сразу заподозрил, что десятью тысячами Не отделается... И подозрения его подтвердились.
— Принес, профессор? — спросил Короткий.
— Принес... — Федор протянул ему сверток. — Вот, возьмите... И, прошу вас, оставьте меня в покое.
— «Покой нам только снится», — фальшиво напевал парень, слюнявя татуированные пальчики и пересчитывая купюры. — Девятьсот, девятьсот пятьдесят, штука, штука пятьдесят... — Спустя минуту улыбочка с его физиономии бесследно улетучилась. — И это все?
— Я же говорил вам, я же предупреждал, — жалобно заблеял Федор. — Откуда у меня тридцать тысяч?
Закончить фразу Томов-Сигаев не успел.
А когда очнулся, увидел над собой разъяренное лицо Короткого, которое дышало на него перегаром, брызгало слюной и злобно грохотало:
— Доигрался, профессор! Счетчик включен, и ты теперь должен не тридцать, а шестьдесят штук! Сроку тебе — неделя. Если через неделю бабок не будет!..
А вот у Короткого, в отличие от Эллочки, с фантазией все было в порядке. Он так красочно описал картину возмездия, ожидающего в случае неповиновения беднягу Томова-Сигаева, что по сравнению с ним даже самый кассовый фильм ужасов, в котором ожившие трупы вырывают своими костлявыми руками все внутренние органы у несчастных жертв, а потом подвешивают их крюками за ребра и поджаривают на медленном огне, выглядел бы жалко, примитивно и совсем не страшно.
— И запомни, сученок, — сказал он напоследок. — Милиция нам по херу. У нас везде есть концы! Заявишь — тебе же хуже будет.
Через неделю денег не было... Последняя надежда оставалась на Леньку, но тот подвел, верней, покупатели подвели: обещали взять целую партию, но от них ни слуху ни духу.
А квартира Томова-Сигаева уже являла собой зрелище печальное — голые стены, из мебели осталась лишь кровать, а вместо шикарной хрустальной люстры под потолком раскачивалась голая лампочка.
Ты подготовил бабки? — Телефон протрезвонил минута в минуту.
— У меня только одиннадцать тысяч...
— Ну хорошо... — после тягостного молчания смилостивился Короткий. — Завтра утром.
— Я не успею!..
— Действительно, можешь не успеть... Тогда завтра вечером на том же месте.
Положив трубку на рычаг, Федор понял - все, ему пришел каюк. Эллочка поняла это несколько раньше, при выходе из продуктового магазина, когда чьи-то сильные руки подхватили ее под мышки и затолкали в машину...
Наташа сразу не узнала голос Томова-Сигаева — голос был каким-то нечеловеческим...
— У меня беда!.. — завывал в трубку Федор. — Миленькая, мне больше не от кого ждать помощи!.. Эллочка до сих пор не вернулась домой!..
«Ну вот еще... — с досадой подумала Наташа. — Успокаивать мужика, которому женушка вдруг решила роженьки наставить? А я-то здесь при чем?»
— А она вышла всего на пягь минут, за сырковой массой!.. — захлебывался в рыданиях Федор. — Они убили ее!.. Убили!..
«Нет, это не любовная история... Это он про жену, а не про Попу. Это что-то другое...»
— Федя, говори по существу, — вдруг вырвалось у нее прокурорским тоном.
И на Томова-Сигаева этот тон подействовал отрезвляюще. Он вроде как угомонился, сумел собрать разрозненные мысли воедино и пулеметной очередью выложил их Наташе. Вроде как поставил ее перед фактом — выручай!..
— Еще раз, когда ты должен принести деньги?
— В двадцать два тридцать!.. — Запас мужества у Федора кончался. Он вновь начал реветь белугой. — Наташенька, я пропал!.. Мы с Эллочкой пропали!..
Томов-Сигаев размышлял, как размышляет каждый обыватель. Раз человек работает в органах, значит, одним нажатием кнопки он сможет решить любую проблему, так или иначе связанную с преступностью. «Органы» — в данном случае понятие всеобъемлющее.
И как его разубедить в этом? Какими словами объяснить, что Наташа всего лишь помощник прокурора, что она не всесильна, что она не имеет никакого отношения к розыску и поимке бандитов?
— Не отходи от телефона, — обнадеживающим голосом произнесла Наташа. — Я что-нибудь попытаюсь...
«Попытаюсь... — повторила про себя она. — Тут не пытаться надо, а жизнь человеческую спасать!..»
Несколько минут она неподвижно смотрела в окно, все еще сжимая в ладони трубку.
Томов-Сигаев ждал в условленном месте, у «Детского мира», там-то его и подхватила Наташа. Такая конспирация была необходима — Федора могли «вести», то есть следить за каждым его передвижением, и если бы его заметили у дверей прокуратуры...
Через четверть часа они уже входили в кабинет Дежкиной. Все-таки Клавдия Васильевна — настоящее золотце, чудо-человек...
— Садитесь и пищите заявление. — Она положила перед Федором листок бумаги. — Что, когда, почему. Конкретно, просто и желательно без ошибок.
— И про то, что я машину, мебель и картины продал? — вскинул на нее заплаканные глаза Томов-Сигаев.
— Я же сказала —- кратко! — И Дежкина, взяв Наташу за локоть, вывела ее в коридор. — Вот что, милая... Хочу предупредить тебя сразу... Гарантию, что все закончится удачно, никто дать не может. Мы попытаемся устроить облаву, но...
— Я понимаю.
— Не в тебе дело, а в друге твоем. Он должен об этом знать.
— Я уже предупредила. Он согласен, у него нет другого выхода.
— Детали обговорим попозже, а пока спустимся в картотеку.
— Нет, это не они. — Томов-Сигаев перевернул последнюю страницу толстенного альбома с фотопортретами преступников в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Таких альбомов было сорок восемь, и в каждом — сотни лиц. Вероятность, что среди них отыщутся рожи рыжего и его подельников, была катастрофически мала, но все же...
— Смотрите внимательно, — наставляла Федора Клавдия Васильевна. — Вглядывайтесь в лица, не перелистывайте так быстро.
— Не он, не он, — повторял Томов-Сигаев. — Этот похож, но не он... Этот тоже похож...
— Ну? — не выдержала Наташа, заметив, как Федор аж задрожал весь от напряжения.
— Он... — наконец выдохнул Томов-Сигаев. — Точно он...
— Ну-ка? — Дежкина склонилась над альбомом. — Ба, знакомые все лица! Ну, здравствуй, Аль-бертик!..
— Вы его знаете? — спросила Наташа.
— Как же не знать? — Губы Клавдии Васильевны растянулись в ироничной улыбке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34