Яан слушал бойца и чувствовал, что у него нет желания выговаривать Кадакасу, хотя это порядка ради и следовало сделать. Конечно, со стороны фельдфебеля было наглостью выдвигать претензии Ничего страшного им не угрожало. Сейчас, когда немцы стоят посреди деревни безоружные и побитые, они вызывают у бойцов скорее любопытство и чувство собственного превосходства, чего никто из них до сих пор еще не испытывал.
Возле командира полка вдруг встревоженно засуетились люди, и Яан воспользовался изменением обстановки, чтобы оставить Кадакаса в покое. Его ли дело заниматься чужими подчиненными? Пусть Кадакас подгоняет фельдфебеля, если это ему доставляет удовольствие, пускай немец поймет, что здесь ему не Польша и не Франция
Вокруг командира полка теснились офицеры.
— Доложили, что справа из лесу показалась какая-то разведгруппа,— коротко сказал Яану начштаба полка капитан Рейнтамм.— Майор приказал первому батальону прикрыть фланг, а другим быть готовыми продвигаться дальше, обозы следует пропустить через деревню, немцев отправить, по возможности скорее, под конвоем в дивизию'
Яан бегом кинулся в ближайшие ворота, пронесся мимо хлева и выскочил на огород. Возле его развалившегося плетня, за которым росли лебеда и крапива по грудь, он остановился и выхватил из чехла бинокль.
Сперва он ничего не увидел. Через некоторое время все же на краю леса между редкими деревьями наметилось какое-то движение. Там по одному, мельком показывались люди, которые явно следили за тем, что происходит в деревне. Мундиры были странно зелеными, немецкие те ведь и вовсе серые. А вдруг смешанный лес, просвечиваясь солнцем, придает такую окраску?
Он услышал поблизости клацанье затвора Глянул налево — незнакомый боец как раз вгонял в патронник патрон. Яан снова поднес к глазам бинокль.
— Приготовиться! — донеслась команда офицера.
Яан напряженно следил в бинокль за лесом. Вдруг это немцы спешат к своим на помощь? Если так, то промедление было бы непростительно.
— Припои триста,— откуда-то с соседнего огорода команда невидимого офицера.
Яан слышал выкрики команд и позади, в деревне. Слов разобрать было нельзя, но чувствовалось, что вся деревня напряжена, полна скрытых передвижений и выжидания, за сараями и домами пулеметные расчеты занимают огневые рубежи, пальцами, дрожащими от неизбежного возбуждения предстоящего боя, закладывают ленту и ждут с затаенным сердцем первого выстрела. Того, что хотя и возвестит вновь о возможной близости смерти, но в то же время и освободит от напряженного неведения, долго выносить которое, пожалуй, тяжелее, чем непосредственную угрозу. Тем более что в бою всегда появляется дело, требующее сосредоточенности, помогающее забыть все те роковые случайности, которые могут тебя поджидать. Бывалые солдаты недаром говорят: труднее всего ожидание боя.
Прямо напротив него из-за большого дерева, росшего на краю леса, высунулся военный и поднес к глазам бинокль. Яан успел в одно мгновение разглядеть его.
Вдруг его озарило.
— Огонь отставить! — крикнул он во все легкие, и голос его от напряжения сорвался.— Свои!
Спустя четверть часа он проводил к командиру полка не кого другого, как капитана Калниньша. Латыш еще сильнее загорел, белки его глаз светились на бронзовом лице. Но борода его была столь же аккуратно подстрижена, как и при их первой встрече. На плече капитана висел знакомый немецкий автомат.
— Капитан Калниньш, командир бокового охранения сто восемьдесят третьей стрелковой дивизии,— доложил он майору Астахову.— У меня задание установить связь с соседом слева, с эстонской дивизией.
— Можете считать, капитан, что вы свое задание выполнили блестяще,— умиротворенно сказал майор. Было ясно, что подобный исход принес ему огромное облегчение. Свалилась опасность, которая нависла над столь успешно проведенной операцией.— Как же здорово, что у моих ребят крепкие нервы и острые глаза. Не то начали бы садить друг в друга.
— Мои ребята стреляю! только наверняка,— заметил с некоторой долей превосходства Калниньш.— Вы не очень-то похожи на немцев, считайте это комплиментом, если желаете.
После доклада и обмена необходимой информацией Калниньш подошел к Яану.
— Знаете, лейтенант,— сказал он и серьезно посмотрел в глаза Яану,— у меня создается впечатление, что эстонцы удивительно самонадеянные люди. В этом смысле чем-то схожие с немцами. Куда бы я ни сунул нос - - непременно вы уже тут как тут.
— Я просто не хочу предоставлять соседей самим себе и оставлять без надзора,— возразил Яан.— Как раз вчера вечером вспоминал вас. Хорошая была карта, но, жаль, кончилась — помните, та, которую вы мне подарили у Пскова. До этих краев уже не хватило.
Калниньш с сожалением покачал головой.
— Немец измельчал, ни одного более или менее интеллигентного в руки не попадается, чтобы с собой имел приличную карту, я и сам уже составляю для себя на ходу схемы с легендами. Но, готовясь к нашей следующей встрече, я постараюсь иметь в виду вашу скромную просьбу.
Яан обратил внимание, что плечо капитанского френча вытерто до блеска ремнем автомата.
— Для этой штуки патроны все же достаете? — спросил он.
— С ним наполовину проще, чем с английской винтовкой,— ответил Калниньш.— В Дно получали пополнение и русские винтовки, но на мою роту все равно не хватило. У меня такое чувство, будто начальство думает, что о моей роте не нужно заботиться — сама себя обеспечит. Я уже предупреждал командира полка, что перейду на свои хлеба и снабжу бойцов только немецким оружием, тогда, по крайней мере, не придется без патронов сидеть.
— Вы получали даже пополнение? — поинтересовался Яан.— У нас с этим плоховато, людей остается в строю все меньше.
— Десять человек из дивизионных тылов, два лейтенанта и четыре политработника.
— Это кто такие?
— Ленинградские комсомольцы, добровольцы. Не могу запомнить русские фамилии, я зову их по именам, даже в рифму получается: Саша, Паша, Яша и Влаша. Воевать не умеют, но смелости хоть отбавляй, да и вообще боевые ребята, если в живых останутся — хорошие выйдут солдаты.
Калниньш задумчиво пощипывал свою бородку. Яан успел заметить, что его сбитые сапоги были тщательно начищены. Контраст между ухоженной бородой и дочерна загорелым от лесной жизни лицом, навощенными сапогами и насквозь пропотевшим и пыльным обмундированием придавал капитану вид многоопытного землепроходца. Было очевидно, что подчиненные капитана Калниньша держатся своего командира и готовы идти за ним хоть с завязанными глазами.
— Вы тогда дошли до станции Струги Красные? — спросил Яан.
— И еще как! Оказалось, что я был там просто необходим. То, что я со своей ротой неожиданно насел на немцев, настолько их перепугало, что дивизия смогла на полдня дольше держать оборону. У немца страшно чувствительная душа — если разок пуганешь, тут же надуется, надолго затаит обиду и давай разбираться, что же это такое и стоит ли вообще дальше играть. В тот раз немец принялся вовсю прочесывать лес, может, там еще какой батальон затаился!
Они вышли на околицу деревни, где Калниньш оставил своих людей. Как опытные солдаты, они расположились под кустами и использовали свободную минуту, чтобы расслабиться. Возле них собрались бойцы полка, освободившие деревню, и уже шел живой обмен солдатской информацией. Каждый выкладывал то, что знал либо полагал, что знает.
— Говорят, Гитлер обещал каждому солдату, который примет участие в захвате Ленинграда, дать по доходному дому, офицеры, те их должны получить на Невском проспекте, потому они с такой силой и лезут,— убедительно доказывал Вяйно Кадакас группе окруживших его бойцов.
— У нас из Риги по зову фюрера в Германию отправилось не меньше десяти тысяч немцев домовладельцев, теперь-ю небось все вернулись назад и требуют свое недвижимое имущество,— заметил кто-то из латышей.
С другого места донесся обрывок спора:
— ...я тебе говорю, у немцев на самолетах стоят дизельные моторы, они вообще не загораются, ты ему можешь все трубы и баки изрешетить, нефть, она не воспламеняется — поэтому их так трудно и сбивать!
— Не пори чушь, дизель ни за что не даст таких высоких оборотов, которые самолету требуются, тарахтит себе потихоньку, и только, Просто у них самолеты снизу бронированные, пулей не возьмешь, в этом вся чертова загвоздка. Вот бы им сбоку врезать, тут бы они и загорелись!
Последние слова спорщик выпалил так громко, что они дошли и до слуха Кадакаса. Он лукаво скривил свое округлое лицо и крикнул специалистам по самолетам:
— Послушайте, мужики, если у вас такая охота пулять по самолетам сбоку, то это можно запросто устроить. Залезайте на высокое дерево и ждите. Когда-нибудь он же должен пролететь мимо — тут и лупите его, чтобы рухнул с грохотом наземь. Только жратвой запастись не забудьте, придется чуток подождать!
Бойцы вокруг него весело заржали.
— Как только чуть вперед продвинемся, у солдат сразу настроение меняется, -- заметил Яан.
— Это лекарство им бы регулярней давать,— сказал Калниньш.— Не то некоторые начинают уже меланхоликами оборачиваться.
Тут между деревенскими домами показалась колонна военнопленных. Они шагали по трое в ряд, конвойные по бокам. Немцы шли вразнобой, и уже после прохода головы колонны начала подниматься пыль, которая к середине колонны сгустилась в своеобразную сухую дымку и вынуждала конвойных по возможности отступать на обочину. Немцы кашляли и демонстративно отплевывались.
— Видите ли, им больше нравится ехать на машине,— издевательски отметил Яан.
— Впервые вижу, как немцы в колонне топают,— с чувством удовлетворения признался Калниньш.— Обычно мы пыль месим, а они на машинах за нами катят, впереди нас, мимо нас — как вам угодно! Было бы совершенно справедливо наконец-то поменяться ролями, не то эта война становится слишком однообразной.
Неровный шаг пленных напоминал топот большого стада.
— Вот так они и не кажутся какой-то особой, непобедимой силой,— заметил Яан.
— Наша растерянность им эту силу придает! — воскликнул Калниньш, и глаза его сердито сверкнули.— Порядок нужен, чтобы каждый, от рядового бойца до командующего армией, действительно выполнял то, что является его долгом. Тогда и фронт перестанет откатываться!
—- Ну, теперь вроде бы пошли в наступление,— заметил Яан.
— Наконец-то! Я бы предпочел, чтобы это произошло на триста километров западнее. Я вам уже говорил, что мне никто не давал обещаний непременно пристроить меня к побеждающей стороне. Но если уж я однажды стал на чью-то сторону, то сделаю все, чтобы эта сторона пришла к победе.
Колонна военнопленных двигалась дальше. Уже из-за домов вышли последние немцы, но хвостовых конвойных все еще не было. Наконец показалась двуколка — обычная защитного цвета повозка связистов, с красивой сивкой в оглоблях. Ездовой важно вышагивал рядом. В задке двуколки спиной к ходу движения сидел простоволосый человек. Внимл-тельно приглядевшись, Яан узнал в нем немецкого майора. Двуколка в такт движению лошади покачивалась, и немец с профилем хищной птицы тоже раскачивался, словно клевал что-то.
Яан в нескольких словах рассказал Калниньшу историю немецкого майора. Капитан серьезно посмотрел на Яана, кивнул несколько раз подряд и сказал:
— Вы, эстонцы, настоящие европейцы, я это всегда говорил. Умеете обходиться с гостем в соответствии с его рангом. Даже усаживаете таким образом, чтобы господину майору не пришлось заглядывать под хвост эстонской кобылке, что было бы оскорбительно для его великогерманского достоинства.
За двуколкой шли еще два вооруженных красноармейца. Лошадь шагала, двуколка покачивалась, майор поклевывал. Вся эта процессия двигалась медленно, но неуклонно. Белая пыль лениво поднималась из-под ног и висела над дорогой, будто занавесь. Хвост колонны тащился медленно, пока не исчез за поворотом.
Через некоторое время после ухода колонны прилетели немецкие самолеты.
Яан лежал рядом с Калниньшем на придорожном лугу. Это была странная воздушная атака. Два самолета с соответствующими интервалами друг за другом проносились вдоль дороги. Они не бомбили. Редкие пулеметные очереди взбивали на дороге султанчики пыли. Казалось, будто летчики пулеметным огнем скорее старались привлечь к себе внимание, чем поразить кого-то, по деревне они не стреляли. Когда очередной самолет с завыванием проносился над головой, Яан заметил, как из темного фюзеляжа машины отделяется белый веер. Этот парящий хвост распускался за самолетом все шире и рассыпался на отдельные трепыхающиеся лепестки.
Самолеты сделали круг и прилетели снова, вновь прошли вдоль дороги и опять под сопровождение коротких очередей. Где-то впереди, между домами панически хлопая крыльями и кудахча во все горло, разбегались вышедшие на дорогу поклевать куры, на которых эти ревущие исполинские орлы нагоняли смертельный страх. Все повторялось, вновь за хвостами самолетов, трепыхая, сыпались вниз белые листочки.
— Скоро прочтем новости,— заметил Калниньш.— Видно, знают, что газеты к нам плохо доходят.
Когда немцы зашли на третий круг, на этот раз еще ниже, чем раньше, неподалеку от Яана и Калниньша неожиданно раздался залп из нескольких винтовок, затем еще один.
— Отставить! — крикнул Калниньш и приподнялся, чтобы посмотреть, кто там стреляет.
Самолеты исчезли за деревней, сбросив последние запасы листовок. — Ну конечно,— строгим тоном сказал Калниньш Яану.— Опять мой детский сад. Саша-Паша-Яша-Влаша, ко мне! — крикнул он через выгон. Вскоре перед офицерами встали четыре молоденьких бойца. Один длинный и трое среднего роста, все в новом, еще слегка топорщившемся от неприглаженности красноармейском обмундировании. Длинному сапог не досталось,— видимо, размер был больно велик,— он вынужден был обходиться ботинками и обмотками.
Капитан Калниньш разок прошелся туда-сюда перед маленьким строем, остановился и, склонив голову набок, посмотрел на бойцов.
— Кто-нибудь из вас страдает склерозом? — спросил он, переваливаясь с каблуков на носки и заложив руки за спину.
Четыре юных бойца недоуменно смотрели на него.
— Молчание означает согласие, но в данном случае скорее наоборот, я вас правильно понял? Значит, нет основания думать, что вы чохом забыли, что вам однажды было сказано. Тогда у меня будет еще один вопрос: может, кто-нибудь из вас случайно обнаружил брошенную бесхозную патронную фабрику?
Ребята поняли и уставились в землю.
— По вашему молчанию я прихожу к выводу, что тоже нет? Тогда я делаю вам всем замечание за лень. Боец, который ленится донести до боя три лишних патрона, никакой не боец. Вернее, это уже мертвый боец. У него всегда будет недоставать патрона. Ясно?
Ребята молчали, но уже смотрели на капитана.
— Или, может, вдруг кто-нибудь из вас такой стрелок, что снимает птицу с лета и способен попасть в глаз летчику, так что и лица не поцарапает? В данном случае, конечно, прошу прощения, что не разглядел такого таланта.
Подождав еще мгновение ответа, которого и не могло последовать, капитан скомандовал:
— Напра-во! Шагом марш!
Четыре бойца сделали очень старательно уставной поворот, который получился у них даже почти слаженным. Когда последний из них, высокий, в обмотках парень, проходил мимо стоявшего в двух шагах от него Яана, он пробурчал:
— Железный латыш!
И невозможно было определить, хочет ли он выразить сказанным свое осуждение или восхищение.
Тут же один из бойцов принес капитану листовку. Калниньш повертел ее немного в руках и передал Яану.
— Буквы вроде те же, но написано скорее для вас.
Яан заглянул. Листовка была на эстонском языке. Схема изображала увенчанные свастикой жирные стрелы, устремленные остриями прямо к Ленинграду, один широкий хвост стрелы распростерся почти по всей Эстонии. В тексте говорилось: эстонские солдаты и офицеры, немецкое командование гарантирует вам жизнь и свободу, если вы добровольно перейдете на сторону немецких войск, как это же сделали многие тысячи эстои цев. Для того чтобы вам при переходе на сторону немецких войск не чинили препятствий, ликвидируйте комиссаров и русских офицеров.
Яан перевел Калниньшу. Тот прищурился, желчно усмехнулся и сказал:
— Их глаз просто не разобрал оттуда, свысока, что я тоже здесь. Не то бы обязательно приписали: прибейте прежде всего того бородатого латыша, он ваш злой дух и один виноват в том, что вы сейчас не греетесь дома на софе, как это делают сотни тысяч соотечественников! Немец за многие века хорошо изучил, что нас в десять раз легче бить поодиночке!
16 июля один из полков 182 стрелковой дивизии, развивая наступление, следовал походным маршем из своего прежнего места дислокации на северо-восток, в направлении на Сольцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52