Тот пришел в возбуждение, закрутился в ту и другую сторону, но у сидевшего рядом с ним бойца голова вся была замотана бинтами и похожа на шар. Боец ничего не слышал, рассказать ему о своих подозрениях было бессмысленно. Наконец раненный в ногу боец окликнул ездового, тот равнодушно выслушал его, бесстрастно глянул вслед удалявшемуся лейтенанту и хлестнул лошадь вожжами. Единственной заботой ездового было уехать без остановки как можно дальше на восток.
За одним из поворотов стоял высокий угловатый танк. У него соскочила гусеница, и экипаж в черных танкистских шлемах копошился возле своей машины. У водителя была в руках кувалда, которой он ремонтировал гусеницу. Когда Яан уже прошел порядочное расстояние до передовой, вслед ему все еще несся металлический стук: дзинь-дзинь. Бойцы, проходившие мимо бронированной машины, бросали на танкистов сочувственные взгляды. В этот момент они отлично, сознавали преимущество пехотинца, которого ни его винтовка, ни вещмешок никогда на месте удерживали. Может, кто-нибудь из них и желал во время боя оказаться под защитой танковой брони, сейчас, во всяком случае, желание это улетучилось.
Ноги легко ступали размеренным шагом. Мысли Яана беспокойно разбегались. В воздухе витало предчувствие чего-то значительного и чрезвычайного.
Значит, теперь начнется... Предыдущие бомбежки были всего лишь легкой разминкой. Легкой? Яану вспомнилось, как невозможно было оторвать голову от разящего резиной ската. Легко? Как же тех парней тошнило, зеленые с лица, они хватались за кусты ольшаника, которые ускользали из-под рук, лишая опоры. Оставалось лишь надеяться, что в следующий раз он сумеет быстрее побороть себя.
Произойдет ли это здесь, под этим удивительно знакомым сосновым лесом, который растет на этих чужих пригорках? Разве все было бы иначе, занимай они сейчас позиции где-нибудь в промежутке от Эльвы до Валги?
Вопрос этот был не из легких. Яан понял, что в беспрестанной спешке последних лихорадочных дней он еще ни разу не успел подумать о самом существенном: каковы его место и его собственная роль в разгоревшемся гигантском сражении? Выполняя служебный долг, он вместе со своей дивизией дошел сюда, к подступам города Порхова, о котором ему раньше и слышать не приходилось, не говоря уже о том, чтобы у него нашлось время задуматься, насколько он внутренне убежден в правоте своею пути.
Яан подумал, что брату Рууди решать куда проще. Он с самого начала встал на сторону советской власти, нашел, что она правильная, и сомнения все до последнего были отметены. Поди знай, шло ли это от внутреннего убеждения или от азартной натуры Рууди, который жаждал перевернуть мир. Сам Яан по своей вдумчивой уравновешенности и опыту, почерпнутому в гимназии, а затем в военном училище, оставался далеким от политики. Чаще всего он чувствовал себя нейтральным. Главное — безупречно исполнять свои обязанности. Гитлер, конечно, диктатор с неприятно истеричной манерой речи, в Берлине даже при награждении победителей-олимпийцев спортивных судей заставили вскидывать для приветствия руку, это было смешно и отвратительно. А мало ли всякого писали про Сталина все эти годы, там тоже встречались вещи и вовсе не привлекательные.
Вдруг Яан ощутил, что в действительности он знает слишком мало для того, чтобы выносить суждения по существенным вопросам. Приходилось доверяться своему чутью, оно не должно было обмануть. Стало жаль, что не хватило времени посидеть с братом Рууди и понять, что именно привело его к столь бесповоротному решению. Но этого уже нельзя было исправить.
Однако чутье ему все же подсказывало, что он принял правильную сторону. Немцы были нападающими, и это определяло отношение к ним. Углубившись в эту мысль, Яан с облегчением обнаружил, что потакающее или даже поддерживающее отношение к немцам означало бы заискивание перед силой, осознанное или нет. Эта мысль взбадривала. Подобостраст во всем и всегда было противно.
И тем не менее... Между Эльвой и Валгой все было бы яснее, чем ту под Порховом,— и не одному ему. Он был эстонским офицером. Что могло быть естественнее того, если бы он защищал свою землю! Среди бойцов почти любой разговор обязательно в конце концов переходит на то, мол, а почему их все-таки увели из Эстонии сюда. Невозможно, чтобы этого не знало командование. Именно в этом кроется смысл и существо территориальных войск! Значит,— если оставить в стороне недомыслие — должно было возникнуть истинно критическое оперативное положение, которое вынудило штаб Северо-Западной) направления перебросить их корпус ускоренным маршем на такое расстояние. На фронте почему-то возник разрыв, появилась брешь, которую они должны были закрыть. Но если так, то на них сейчас явно направлено острие немецкою клина!
Яан ощутил, как с кончиков пальцев кверху заструился тревожный хотя голова и оставалась ясной.
Это воображаемое острие клина тут же перешло у Яана в воспоминания о последних воздушных налетах. Черные ревущие бомбардировщики, повисшие над дорогами, забитыми беженцами, над стоном и плачем, жесткие разрывы бомб среди живой человеческой реки и трезвая, методичная строчка бортового оружия, которое будто злорадствовало: ни-ку-да-вы-не-де-не-тесь...
С некоторым изумлением Яан заметил, что воспоминания эти взволно-ьс*ли его, дыхание участилось и под мышками вспотело. До этого он считал себя вполне рассудительным и хладнокровным человеком, излишняя чувствительность была неуместна для профессионального военного. Он начал см}тно понимать, что в нем тоже стало складываться какое-то совершенно личное, далеко стоящее от всех умствований и соображений отношение к своей роли в этой войне.
В лице Яана промелькнула несколько растерянная улыбка, и он кивнул раненым, ехавшим навстречу ему на пароконной защитного цвета повозке: ничего, ребята, вот выздоровеете, мы еще им покажем! Забинтованные, измученные бойцы удивленно смотрели на шагавшего в одиночестве в сторону фронта незнакомого лейтенанта, который, казалось, радовался тому, что с каждым шагом приближается к противнику, и который, улыбаясь про себя, кивал им так приветливо, будто они после долгих блужданий вышли наконец к своему давно потерянному, частью разбитому и частью рассеянному соединению, где с нетерпением ждут каждого вновь прибывающего бойца.
Окопы второго эшелона полка находились точно там, где они, запечатленные согласно карте в памяти Яана, и должны были находиться. На придорожном взгорке он увидел окапывающихся бойцов, Работа шла спокойно. Прежде всего, было жарко; во-вторых, у бойцов все еще не было убеждения, что вот эти окопы теперь и в самом деле пригодятся. Не первый раз они рыли землю. Разве не может тут же прийти новый приказ, выступать в путь,— хорошо, если хоть переночевать дадут! Бойцы были по пояс голые и блестели от пота. Желтый песок шлепками падал с лопат, песок от сырости был тяжелым, свежеотрытые щели дышали прохладой. Бойцы уже по пояс врылись в землю, до полного профиля окопа оставалось не так уже много. Яан замедлил шаг.
— Бог в помощь! — крикнул он вверх.
Боец, ближе всего к дороге рывший землю, отставил работу и выпрямился. Был он смугл, и во взгляде его отражалось полное недоумение. Яан сообразил, что ошибся адресом — для этого бойца эстонский язык был пустым звуком.
— Помощь-то Нужна! — тут же поодаль отозвался другой солдат и придвинулся поближе.
— Что он сказал? — спросил на странном русском языке первый, смуглый и слегка скуластый боец.
— Да так,— бросил второй, но большего объяснить не сумел и обратился к Яану: — Товарищ лейтенант, а что, немец на самом деле уже рядом или мы это опять вхолостую?
— Да уж старайтесь как следует, вот-вот подоспеет, может и окрестить! — крикнул Яан и продолжал путь.
Передний край обороны выбран старательно и со знанием дела. Он проходил по гребню возвышенности, в направлении ожидаемого противника шел длинный пологий спуск, по дну широкой ложбины змеилась маленькая речка, и только вдали за ней поднимался постепенно до горизонта другой склон, за тот далекий гребень уходила извилистая лента дороги. Для того чтобы достичь переднего края обороны, противнику надо было пройти километра два или даже больше по открытой местности, под огнем всего полкового оружия. Яан вынужден был признаться, что даже на тактических учениях мирного времени было бы непросто выбрать для обороны лучшую позицию.
Яан взобрался на придорожный пригорок, чтобы окинуть взглядом все расположение войск, и, ничего не подозревая, оказался на огневой позиции артиллерийской батареи. Пушки были расставлены в открытых укрытиях, тут и там расчеты закладывали чем-то брустверы, чтобы скрыть белизну свежеизрытого песчаного картофельного поля. Дерна поблизости не было, и бойцы пытались обойтись картофельной ботвой. Вследствие засушливого лета ботва была довольно хилая и не скрывала в достаточной степени землю. Окинув взглядом огневую позицию батареи, Яан признал, что и она выбрана неплохо. Со стороны противника пушки укрывал частый плетень, окружавший картофельное поле. По крайней мере, с первого взгляда до начала боя обнаружить батарею было нелегко. Потом будет все равно, потом пушки откроют огонь и их уже никакое укрытие не скроет.
— Орг! — раздался вдруг знакомый голос.— Яан!
Лейтенант повернул голову и был радостно поражен. Окликнувшим его человеком оказался Юлиус. Старший лейтенант Юлиус Нийт-маа, хороший товарищ, с которым они когда-то, еще до поступления в военное училище, пребывая в аспирантском звании, вместе служили в Тапа, в полку бронепоездов. Нийтмаа был тоже высоким парнем, но гораздо крупнее Яана, хотя плотность эта не мешала ему в полку с жаром играть в баскетбол и волейбол. Там они, собственно, ближе всего сошлись Ньйтмаа пошел по классу «фхиллерии.
— Твоя, что ли, батарея? — спросил Яан.
— Моя,— ответил, подходя, Нийтмаа.— Нравится? Как я улавливаю, мне выпала честь прямо-таки усесться верхом на самом направлении главного удара. Скажи, у тебя нет случайно сведений, с какими силами сюда подходит немец?
— Черт его знает, разведданных почти нет, силы, во всяком случае, кажется, большие, — ответил Яан.— Может, ваша полковая разведка скажет что-нибудь поточнее? У нас в дивизии довольно смутные представления о противнике. Вроде он еще и не выступал из Пруссии! Все отступающие в один голос твердят о танках, но откуда они идут или сколько их — этого никто не знает. Порой возникает чувство, что, едва завидев первые танкетки разведывательного дозора, ребята сразу пускались наутек. Но так думать, пожалуй, тоже не совсем верно, потому что некоторые части потрепаны довольно основательно и потеряли более половины личного состава. Да чего уж тут выяснять — скоро небось своими глазами увидишь.
- Да знаешь ли, мне хотя бы шутки ради хотелось все же иметь представление, окончательно ли высокое начальство списало мою батарею, или мне все же оставляют толику надежды. Если на подходе крупные силы — что я могу сделать со своими четырьмя пушками!
— Ты здесь один?
— По другую сторону дороги расположены полковые противотанковые пушки. Ты же знаешь эти рейнметалловские тридцатисемимилли-метровки. Не знаю, будет ли от них какой толк, по слухам, немцы сами таких уже не выпускают. К тому же у ребят страшно мало снарядов — то, что есть в полку, и все. Больше взять неоткуда. Ну, еще у пехоты в окопах есть несколько финских противотанковых ружей «Тампелла», не знаю, берут ли они немецкую броню. И опять та же беда с патронами.
— Зато позиция мощная,— похвалил Яан.
— Да, на нее моя единственная серьезная надежда,— заметил Нийтмаа - Поставил на главном направлении второй и третий расчеты, там такие ребята, что снаряд еще не успел покинуть ствола, как они уже загоняют новый. Успеют несколько раз прицелиться и выстрелить, прежде чем немец переберется через ложбину.
-- Как у тебя с боеприпасами?
— Передки до сих пор полны, я же ни одного выстрела не сделал. Запросил уже прибавку. У нас деловой начснаб, подошлет к нужному времени. Понимаешь, с таким трудом дошли сюда, у коней стерты в кровь холки, у бойцов все ноги в волдырях,— руки так и чешутся, хочется тоже что-то сделать. Что же это такое, немец знай катит себе как баран какой нибудь, а мы все пятки смазываем. Так не пойдет! Можешь ты мне сказать, что вообще происходит на фронтах?
— Да я знаю не больше твоего, все по сводкам Информбюро,— помедлив, ответил Яан,— но в штабе корпуса прослышал, будто немец вышел к Риге. Явно его там за рекой удержат, это же такая мощная водная преграда.
— Ну уж, не знаю,— недоверчиво покачал головой Нийтмаа.— Мои географические познания говорят, что если он сюда дошел, то должен был где-то и реку форсировать. Может, какие-нибудь вести из Эстонии есть, я уходил с такой поспешностью, что и домой заглянуть не пришлось, только письмишко и бросил. Ты знаешь, у меня в Тарту осталась жена с маленьким ребенком, дочке всего годик, страшно волнуюсь, не знаю, получают ли они хотя бы деньги-то...
— Думаю, что до Эстонии-то его не допустят, остановят,— успокаивающе, хотя и не очень убежденно, ответил Яан.— В Риге ведь находится штаб и части военного округа. Если надо, подбросят войска, да и флот с фланга может ударить.
— И почему нас сюда отвели? — размышляя, задал вопрос Нийтмаа.— Направили бы в Латвию, навстречу немцу,— знаешь, как бы это подействовало на душу солдат? Вначале других разговоров на батарее и не было, кроме как: пойдем и дадим немцу жару, как некогда ландесверу давали. Теперь все носы повесили, ходим с политруком и успокаиваем ребят, что так нужно, что придет и наш черед и что Эстонию защищают другие части. Кое-кто открыто плюется, мол, что это за порядок, когда тебя загоняют по бог знает какому соображению к черту на кулички, и кто его знает, может, решено отдать Эстонию немцу, так что и выстрела не сделаем. По-моему, ни один человек во всем корпусе не ударился бы в бега, двинься мы в Латвию. А если и удрали бы, то, может, каких-нибудь полтора десятка сынков баронских, прихлебателей да лавочников, от которых вообще лучше вовремя избавиться.
— Да, в последнее время такое мнение все чаще слышать приходится,— ответил Яан.
— А что поделаешь. Ну, на самом деле — никто ничего толком не может объяснить! — воскликнул Нийтмаа.— Когда боец знает, почему он ногтями и зубами должен держаться именно за эту высотку, это уже вдвойне стойкий боец! А мне порой бывает жалко смотреть на своего политрука: он приходит и пересказывает сообщения Информбюро, что, мол, бои идут в приграничных районах и что немцы на некоторых участках отброшены с большими для них потерями, но бойцы ему не верят, они доверяют собственным глазам и ушам. У нас в артиллерии все более или менее образованные ребята, некоторые и русский и немецкий знают, они спрашивают: зачем же мы отрываем здесь, на Псковщине, огневые позиции, если бои идут в приграничных районах? Но откуда политруку взять другие слова?
— Знаешь, а может, панику не хотят поднимать? — попытался Яан найти объяснение.
— А разве солдат впадает от этого в меньшую панику, если его убеждают, что противник еще за сто верст отсюда, а тот вдруг на него наваливается? Нет, нужно говорить правду, какой бы страшной она ни была! Если уж я пришел сюда воевать и рисковать жизнью, то ты выложи мне всю правду, у меня на то есть самое высокое право! Мы же не дети, чтобы испугаться и кинуться бежать, мы же солдаты, черт побери. Если я знаю, что происходит, так я же выложусь до последнего, чтобы поставить все на место, только не надо малевать мне лубочные картинки.
Нийтмаа глубоко вздохнул, высказанное сильно взволновало старшего лейтенанта.
— Это-то я могу заключить по тому, что сам слышал и видел, что немец прорвался именно тут, на нашем направлении, и изо всех сил рвется к Ленинграду,— сказал Яан.— То ли он вклинился так глубоко, то ли смял передовые дивизии, кто знает, нашему комдиву никто этого не докладывает, но то, что немец прет, это верно. Ясно, что, если немецкие войска зайдут за Чудское озеро, они могут с ходу отрезать Эстонию и Латвию. Возможно, это и входит в их замысел. Видимо, нас и привели сюда, под Порхов, чтобы расстроить этот план. Иначе не объяснишь. Какой-то смысл у всего происходящего все же должен быть, Довольно глубокий прорыв, это следует признать. Порой возникает впечатление, будто впереди и нет никакого фронта, все идут, идут остатки частей. Какой же силы удар на них обрушился!
— Товарищ старший лейтенант! — крикнул впереди наблюдатель.— Танки!
— Где? — гаркнул Нийтмаа и метнулся к стереотрубе.
Тревога наблюдателя мгновенно передалась и Яану. Забыв все, что касалось его непосредственного задания, он поспешил следом за быстро удаляющимся командиром батареи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52