Вот стервы!
При последних словах рядовой Мелентьев вскинул винтовку и прицелился в распоряжавшегося возле машин старшего сержанта. Кораблев отвел винтовку Мелентьева
— Отставить! — приказал он — Ты — боец, и никакого самосуда быть не может.
— А если они враги народа и предатели! — резко выкрикнул Мелентьев.
— Это еще доказать надо,— сказал младший политрук и обратил внимание бойцов на батальонного комиссара Потапенко, который в это время появился возле машин.— Видишь, там и комиссар на месте, значит, все идет согласно приказу. Никто нам с тобой докладывать не станет, почему где-то нужно делать так, а не иначе. Не то звание!
— Знаем мы таких комиссаров! — сказал Мелентьев, которого слова политрука ни в чем не убедили и который находился в крайнем возбуждении, что частично объяснялось его близкой дружбой с погибшим.— Диверсанты и шпионы уже другой формы и не носят. Говорят, по ту сторону Острова в штаб полка тоже заявился один бригадный комиссар, приказал полку немедленно отступать через мост. Сам еще последним остался, будто капитан на тонущем корабле, смелость показать захотел. Как только полк ушел, тут же по пятам через Великую нагрянули немцы, а тот бригадный комиссар вскочил в головной танк и отдал команду открыть огонь по полку — фашист был!
— Ты это что, сам видел? — спросил политрук.
— Уж тогда бы эта фашистская гадина живой не ушла,— ответил Мелентьев и направил винтовку на батальонного комиссара Потапенко.
Младший сержант Мустафин заявил, что хотя и ему вся эта история кажется подозрительной и он во многом разделяет мнение Мелентьеза, однако открывать огонь считает неразумным.
— Нас осталось одиннадцать человек,— сказал Мустафин.— А у них там в лесу целая воинская часть. Если уж они решили перебежать, то у нас сил не хватит, чтобы помешать им, нас тут как зайцев перестреляют. Мы должны отыскать свою дивизию, такое у нас сейчас боевое задание. С дивизией что-то и сделать можно, а так фашисты нас раздавят.
Кораблев и Мустафин силой отняли у Мелентьева винтовку и уже не вернули ему оружия. После того, как зарыли и пригладили могилу, отряд направился по дороге к деревне Горелицы.
Старший сержант Аруссаар из зенитно-артиллерийского дивизиона обратил внимание на шагавший по ту сторону дороги гуськом отряд красноармейцев. Замыкающим шел безоружный боец, который сердито сплевывал и вполголоса что-то говорил. Из-за недостаточного знания русского языка и довольно большого расстояния старший сержант Аруссаар смог понять лишь то, что незнакомый ему красноармеец в какой-то связи та и дело вспоминает Гитлера и чью-то мать.
11
Когда Рудольф пришел в сознание, он обнаружил себя на полу кабинета начальника телефонной станции. Туда он явно был приволочен и прислонен сидьмя в углу. Помещение было слабо освещено, большую часть его занимал неуклюжий высокий фанерный шкаф и старомодный с резными углами письменный стол. Голова раскалывалась. Орг поднес руку к затылку, пощупал и слабо охнул. Затылок был вспухший и горел. Хорошо еще, что был в кепке.
— Больно, что ли? — спросил дребезжащий голос откуда-то сверху.— Чего же ты разлетелся как угорелый, вот и голову расшиб.
Сказавший это сидел за столом начальника. В заполненной густыми сумерками комнате Рудольфу пришлось какое-то время приглядываться, прежде чем он узнал говорившего. За столом сидел Армии Кудисийм; склонив голову, он всматривался в парторга и задумчиво скреб широкий квадратный подбородок.
— Никак, сам хозяин хутора Пээтерристи,— проговорил Рудольф с усилием — Или сюда телефонисткой нанялся?
— Да уж так,— кивнул Кудисийм, щурясь подобно старому ленивому коту.— Плохо, что ли? Соединил — разъединил. Подумал вот, надо бы позвонить да и спросить, готова ли там землица для вескимяэского Рууди. Говорят, ее нынче дают по этим самым партийным карточкам.
Кудисийм осклабился, и короткая верхняя губа обнажила желтые прокуренные зубы.
— Это ты зря протянул когти к моему партийному билету,— сказал Рудольф.— Смотри, как бы партия не дала тебе по рукам, так что останешься.
— Ишь ты, шутником заделался,— захмыкал Кудисийм и покачал головой.— Где она, эта твоя партия? Припустилась к Таллинну, только пятки засверкали, и духу не осталось. Несколько таких, как ты, подпевал и остались в хвосте, это уж на нашу долю Но ты не беспокойся, уж мы тебе устроим приличные проводы. Выстроим в ряд всех хозяев волости Виймаствере, к чьим хуторам ты вместе со своими большевиками лапы протянул.
— Как же, дождешься,— сказал Рудольф. — Раньше вам самим будет долгая дорога.
Он пытался сказать это как можно независимее и с сознанием превосходства, но все же в голосе прозвучала озадаченность. Кудисийм мог уловить в этом отсутствие уверенности.
— Вот что, Рууди,— заговорил Кудисийм и стал скрести свой заросший квадратный подбородок, так что треск пошел по всей комнате,— очень даже хорошо, что сам напомнил. За тех, кого ты в Сибирь сослал, у нас еще будет свой разговор, они на особом счету. Слишком легко отделался бы, если бы мы тебя просто так ухлопали Это мы сделаем с твоими меньшими братьями — комсомольчиками.
Их разговор прервал треск подъехавшего к дому мотоцикла. Тут же послышались быстрые шаги на крыльце, и в комнату вошел небольшого роста мужчина в необычном одеянии, подобного которому Орг еще никогда не видел. За плечом у него болталось короткое с прямым магазином оружие. Должно быть, пистолет-пулемет, сообразил Рудольф. Когда мужчина вошел в падающий из окна сноп света, Рудольф узнал бывшего молодого куиметсаского барона, которого он в довоенные годы мельком несколько раз видел.
— Парторг? — спросил фон Ханенкампф, кивнув в сторону Рудольфа.
— Да, из Виймаствере,— ответил Кудисийм и медленно поднялся.
— Шён, — бросил фон Ханенкампф — Отведи его в амбар пастората к другим. Завтра посмотрим.
Немей не удостоил арестованного более пристальным взглядом, тот был для него совершенно ненужным, лишенным значимости существом, едва ли не просто неодушевленным предметом.
Кудисийм приказал Рудольфу подняться. Поднявшись, Орг обнаружил, что он основательно обыскан, в вывернутых карманах не было ни носового платка, ни спичек, не говоря уже о куреве.
Фон Ханенкампф вышел первым. Кудисийм шагнул в сторону, взял прислоненную к столу винтовку в руки и указал на дверь.
— Чего ты там по карманам шаришь? — спросил он участливо.— Или генеральную линию потерял? I — Папиросы и те забрали, сволочи! — возмутился Рудольф. — Чего тебе еще табак смолить,— бросил Кудисийм.— Ты небо вдоволь покоптил, пусть теперь другие покурят.
На улице возле крыльца их ожидал фон Ханенкампф. Он велел Кудисийму остановить арестованного и начал давать указания. То, что он не счел надобным скрыть свои мысли перед арестованным, огорчило Рудольфа. Явно он был уже столь бесповоротно вычеркнут из жизни, что с ним больше не считались.
— Как отведешь, возьми лошадь и гони к волостной управе, к полковнику Мардусу. Пусть ведет своих людей сюда. И еще... Было бы хорошо завтра устроить тут в поселке настоящий суд. Чтобы народ увидел, чего стоит быть красным. Полевой суд, пусть полковник подумает.
— Военно-полевой суд,— посчитал Кудисийм нужным вполголоса уточнить.
Фон Ханенкампф не обратил на это даже внимания. С треском завелся мотоцикл, и лейтенант, выпустив в лицо оставшимся чад от перегоревшего масла, умчался прочь.
Время могло быть примерно около полуночи. Над поселком простиралась полная тишина. Темнота нигде не просвечивалась, ни в одном окне свет не горел. Было так душно, что Рудольфу казалось, будто он все еще не может отдышаться после своего бега в поселок. С каждым шагом в голове отдавалась боль. Он напряженно вслушивался. Но и в Виймаствере все оставалось спокойным, больше оттуда не доносилось ни одного выстрела. Неужели они действительно не смогли связаться из волостной управы с городом и помощь так и не пришла?
В амбаре пастората уже находилось с десяток людей. В темноте Рудольф никого не узнал, однако привыкшие к сумраку глаза присутствующих видели его хорошо. Едва щелкнул замок, как кто-то потянул Рудольфа за рукав.
— Орг! Это я, Ормиссон. Как ты им в лапы попал?
— Сдуру напоролся, не сообразил приглядеться,— с досадой ответил Рудольф и коротко поведал свою историю.
— А за мной домой явились,— сказал Ормиссон.— Я и представить не мог, что они так распоясались. Не то бы в лес сиганул. Как думаешь, что они теперь с нами сделают?
— Черт его знает,-- парторг не захотел делиться с ним своими худшими предположениями. Оставалась еще слабая надежда, что из волостной управы все же успели при появлении лесных братьев позвонить в уезд и помощь на подходе. Имелась и другая надежда: если им удастся продержаться до утра, прибудет обещанный отряд истребителей и освободит их.
Ормиссон жил в деревне Курни, там у него было маленькое бобыльское хозяйство, прирабатывал он еще и плотницким ремеслом. Земельная реформа прирезала ему небольшой клин, то прошлогоднее приобретение и оказалось теперь роковым. А может, и еще что другое: Ормйссон любил выступать на собраниях. Прилежно и основательно читал газеты поэтому он никогда не испытывал недостатка в нужных словах. По любому поводу у него имелось собственное мнение, и ему нравилось оглашать его перед другими. Впрочем, всем этим он выделялся еще и да июньской революции, но в те времена его рвение ничьего внимания к себе не привлекало. Активность же при новой власти была явно вписана в перечень грехов Ормиссона.
— Послушай, неужели у них и впрямь силища такая, что ни истребительный батальон, ни милиция совладать не могут? — продолжал допытываться Ормйссон.— Военный наблюдательный пост в поселке вырезали... Лютуют, будто советской власти и нет уже!
— Вот проклятье, я не успел вызвать помощь! — с сожалением сказал Рудольф.— Если из волостной управы тоже не дозвонились, то откуда им знать? Мы договорились, что подмога прибудет завтра утром.
— Может, и нас до утра в покое оставят? — рассудил Ормйссон.
— Какая там у них сила,— хмуро продолжал Рудольф — Десяток-другой ружьишек, да и то половина дробовики. Только у куиметсаского барчука пистолет-пулемет. Если дотянем до утра, нагрянет истребительный батальон и разгонит их как цыплят, это как пить дать.
— Да, на свой страх отсюда и мышонку не улизнуть,— протянул Ормйссон.— Мы уже всё обследовали. Сразу, как заперли. Пасторатский амбар — что твоя крепость, если дверь на запоре, то и крысе ни туда и ни сюда.
Из темноты за их спиной раздались стоны.
— Кто это? там? — спросил Рудольф.
— Волли Лепамярт. При аресте били ногами в живот, теперь его кровью рвет. Боли, наверное.
Вольдемара Лепамярта Рудольф припомнил сразу. Этого слегка неуклюжего и медлительного батрака он сам рекомендовал волостным заготагентом. Всего несколько дней тому назад у него был продолжи-
К, тельный разговор с Лепамяртом по поводу мобилизации в армию лошадей — кое-где по ночам стали таинственным образом исчезать кони. У Лепамярт обещал разобраться, он знал несколько мест, где на лесных покосах и в сараях хуторяне укрывали лошадей. От чужого спрятать можно, от своего человека нет Теперь ему и отплатили за это усердие.
В темноте по легкому шороху и движению можно было скорее догадаться, чем увидеть, как и остальные придвинулись ближе к парторгу. Ощущение нависшей опасности вынуждало посаженных под замок людей искать близости друг друга. К тому же они надеялись на Рууди. Он и раньше наставлял их, он знал больше других, мог что-нибудь посоветовать, может, даже предпринять. Для большинства их арест был столь неожиданным, что они потеряли чувство реальности и никак не могли приспособиться к своему новому положению. Это было подобно шоку от неожиданного удара, из которого уже не удавалось выбраться собственными силами Для человека, который никогда раньше не находился под стражей, арест оказывался ошеломляющим ударом, он отметал логику и лишал веры в собственные силы.
Лишь временами с улицы доносилось хлопанье дверей, и один раз к амбару приходили сменить часового. Приглушенный гул голосов завершился топотом удаляющихся шагов, и опять все смолкло. Дверь амбара не открывали, никто интереса к задержанным не проявлял, после парторга никого больше не приводили. На ночь вся жизнь должна была замереть.
Волли Лепамярт заворочался в темноте и вновь застонал.
— Даже капли воды взять негде! — бросил Ормиссон. И снова над арестованными нависла гнетущая тишина.
— Ну и угодили же мы сдуру им в лапы, как кур в ощип! — донесся из темноты удивительно знакомый голос.— Прямо блеять хочется, ну чем не стадо выложенных баранов.
По последнему выражению Рудольф узнал говорившего, на его лице проступила улыбка. Секретарь комсомольской ячейки поселка Хейки Тильк, по должности складской рабочий в кооперативе, любил словесные выкрутасы, его определения всегда отличались необычностью.
— Тильк, а ты как сюда свалился? — полюбопытствовал парторг.
— А это мне хозяин устроил. По доброте душевной,— ответил без тени удивления Тильк, словно только и ожидал вопроса.— Я как раз возился на складе с ящиками, а тут вдруг господин заведующий зовет меня. Приятным эдаким тихим голоском и к тому же вежливо, мол, Тильк; можно тебя на минуточку. Думал, мешок ему какой помешал, боится сам пупок надорвать или халат запачкать, не такой уж он и дюжий, давай, думаю, помогу. Только в лавку вошел, тут же ружья в упор, у него там оказалось полно лесных братьев. Я так и сел. А тут еще этот дубина из Пээтерристи огрел меня сзади чересседельником по зашейку, так что искры из глаз посыпались. Накинулись и давай сулить, что сейчас возьмутся из комсомольца отбивную стряпать. Может, и принялись бы за меня всерьез, только у заведующего магазином Таммаро нервы не те, чуть не в обморок валится, стоит ему палец до крови ссадить,— велел сразу же убрать меня с глаз долой. Вот и привели сюда, в церковный амбар, отсиживаться. Ну, уж теперь я вот что скажу: как только выберусь отсюда, тут же помчусь к своему заведующему, рассажу Таммаро губу по-заячьи и еще суну ему под нос зеркало — пусть брякнется в обморок, когда увидит столько кровищи.
— А ну-ка, лучше сообща покумекаем, как отсюда выбраться, пока не поздно,— сказал парторг.— Нет у нас в запасе времени, кто его знает, надолго ли оставят в покое.
— В дверь не получится, на дверях такой замок висит, пудовая гиря, мужику послабее двумя руками поднимать приходится,— заметил Тильк.
Ормиссон долго кашлял и добавил:
— Но и другой дыры здесь нет.
— А крыша? — не отступал Рудольф.
— Как до нее добраться?
— К тому же крепкая, новая дрань, только прошлым летом покрыли, начни ее ломать, треск на весь поселок пойдет,— добавил Тильк.— Не такой уж у них сон беспробудный, чтобы проспать.
— Пол?
— А вот в подпол стоит глянуть,— решил Ормиссон.— В фундаменте должны быть какие-нибудь продушины Вдруг где найдется такая, что можно пролезть, а?
В темноте на ощупь в одном углу амбара удалось найти ножницы для стрижки овец. Прощупав пальцами пол, определили самую большую щель между досками, где можно было поддеть. Это приходилось делать с расчетом, чтобы и доску понемногу расшатывать, и ножниц не ломать. Работников хватало; кроме стонавшего в углу Лепамярта, остальные все по очереди прилагали руки. Непредвиденное занятие подействовало ободряюще, сразу появились и цель и смысл, Охватившее до этого людей равнодушие, порожденное безнадежностью положения, быстро отступало. Это уже само по себе было достижением.
— Главное, чтобы мы до света убрались отсюда,— сказал Хейки Тильк.— А то дело швах, если застрянешь в этом лазе у них на виду, как поросенок под забором.
Понемногу доска все же подалась, но, прежде чем она отошла полностью, им пришлось перетащить на другое место несколько пасторат-ских бочек и ларей, чтобы освободить длинную половицу. А затем Тильк пролез вниз.
Его так долго не было, что Ормиссон уже предположил:
— Уж не дунул ли он прямым ходом на волю? Пойти взглянуть, что ли?
— Как же это он в одиночку уйдет? — успокоил его Рудольф, хотя и сам слегка встревожился.
За дверью амбара снова послышался разговор.
— Вот будет лихо, если они сейчас заявятся' — вздохнул кто-то в темноте.
Снаружи стукнули носком сапога в дверь.
— Идут! — уже гораздо громче воскликнул тот же голос.— Сволочи проклятые!
— Тише! — приказал парторг и придвинулся к двери, крепко сжимая в руке ножницы. Он решил пустить в ход это единственное орудие и попытаться прорваться любой ценой, как только откроют замок.
Снаружи еще разок стукнули носком сапога, но дверь осталась закрытой.
— Тильк идет! — хрипло выдохнул Ормиссон. Тильк наполовину вылез из прощелины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
При последних словах рядовой Мелентьев вскинул винтовку и прицелился в распоряжавшегося возле машин старшего сержанта. Кораблев отвел винтовку Мелентьева
— Отставить! — приказал он — Ты — боец, и никакого самосуда быть не может.
— А если они враги народа и предатели! — резко выкрикнул Мелентьев.
— Это еще доказать надо,— сказал младший политрук и обратил внимание бойцов на батальонного комиссара Потапенко, который в это время появился возле машин.— Видишь, там и комиссар на месте, значит, все идет согласно приказу. Никто нам с тобой докладывать не станет, почему где-то нужно делать так, а не иначе. Не то звание!
— Знаем мы таких комиссаров! — сказал Мелентьев, которого слова политрука ни в чем не убедили и который находился в крайнем возбуждении, что частично объяснялось его близкой дружбой с погибшим.— Диверсанты и шпионы уже другой формы и не носят. Говорят, по ту сторону Острова в штаб полка тоже заявился один бригадный комиссар, приказал полку немедленно отступать через мост. Сам еще последним остался, будто капитан на тонущем корабле, смелость показать захотел. Как только полк ушел, тут же по пятам через Великую нагрянули немцы, а тот бригадный комиссар вскочил в головной танк и отдал команду открыть огонь по полку — фашист был!
— Ты это что, сам видел? — спросил политрук.
— Уж тогда бы эта фашистская гадина живой не ушла,— ответил Мелентьев и направил винтовку на батальонного комиссара Потапенко.
Младший сержант Мустафин заявил, что хотя и ему вся эта история кажется подозрительной и он во многом разделяет мнение Мелентьеза, однако открывать огонь считает неразумным.
— Нас осталось одиннадцать человек,— сказал Мустафин.— А у них там в лесу целая воинская часть. Если уж они решили перебежать, то у нас сил не хватит, чтобы помешать им, нас тут как зайцев перестреляют. Мы должны отыскать свою дивизию, такое у нас сейчас боевое задание. С дивизией что-то и сделать можно, а так фашисты нас раздавят.
Кораблев и Мустафин силой отняли у Мелентьева винтовку и уже не вернули ему оружия. После того, как зарыли и пригладили могилу, отряд направился по дороге к деревне Горелицы.
Старший сержант Аруссаар из зенитно-артиллерийского дивизиона обратил внимание на шагавший по ту сторону дороги гуськом отряд красноармейцев. Замыкающим шел безоружный боец, который сердито сплевывал и вполголоса что-то говорил. Из-за недостаточного знания русского языка и довольно большого расстояния старший сержант Аруссаар смог понять лишь то, что незнакомый ему красноармеец в какой-то связи та и дело вспоминает Гитлера и чью-то мать.
11
Когда Рудольф пришел в сознание, он обнаружил себя на полу кабинета начальника телефонной станции. Туда он явно был приволочен и прислонен сидьмя в углу. Помещение было слабо освещено, большую часть его занимал неуклюжий высокий фанерный шкаф и старомодный с резными углами письменный стол. Голова раскалывалась. Орг поднес руку к затылку, пощупал и слабо охнул. Затылок был вспухший и горел. Хорошо еще, что был в кепке.
— Больно, что ли? — спросил дребезжащий голос откуда-то сверху.— Чего же ты разлетелся как угорелый, вот и голову расшиб.
Сказавший это сидел за столом начальника. В заполненной густыми сумерками комнате Рудольфу пришлось какое-то время приглядываться, прежде чем он узнал говорившего. За столом сидел Армии Кудисийм; склонив голову, он всматривался в парторга и задумчиво скреб широкий квадратный подбородок.
— Никак, сам хозяин хутора Пээтерристи,— проговорил Рудольф с усилием — Или сюда телефонисткой нанялся?
— Да уж так,— кивнул Кудисийм, щурясь подобно старому ленивому коту.— Плохо, что ли? Соединил — разъединил. Подумал вот, надо бы позвонить да и спросить, готова ли там землица для вескимяэского Рууди. Говорят, ее нынче дают по этим самым партийным карточкам.
Кудисийм осклабился, и короткая верхняя губа обнажила желтые прокуренные зубы.
— Это ты зря протянул когти к моему партийному билету,— сказал Рудольф.— Смотри, как бы партия не дала тебе по рукам, так что останешься.
— Ишь ты, шутником заделался,— захмыкал Кудисийм и покачал головой.— Где она, эта твоя партия? Припустилась к Таллинну, только пятки засверкали, и духу не осталось. Несколько таких, как ты, подпевал и остались в хвосте, это уж на нашу долю Но ты не беспокойся, уж мы тебе устроим приличные проводы. Выстроим в ряд всех хозяев волости Виймаствере, к чьим хуторам ты вместе со своими большевиками лапы протянул.
— Как же, дождешься,— сказал Рудольф. — Раньше вам самим будет долгая дорога.
Он пытался сказать это как можно независимее и с сознанием превосходства, но все же в голосе прозвучала озадаченность. Кудисийм мог уловить в этом отсутствие уверенности.
— Вот что, Рууди,— заговорил Кудисийм и стал скрести свой заросший квадратный подбородок, так что треск пошел по всей комнате,— очень даже хорошо, что сам напомнил. За тех, кого ты в Сибирь сослал, у нас еще будет свой разговор, они на особом счету. Слишком легко отделался бы, если бы мы тебя просто так ухлопали Это мы сделаем с твоими меньшими братьями — комсомольчиками.
Их разговор прервал треск подъехавшего к дому мотоцикла. Тут же послышались быстрые шаги на крыльце, и в комнату вошел небольшого роста мужчина в необычном одеянии, подобного которому Орг еще никогда не видел. За плечом у него болталось короткое с прямым магазином оружие. Должно быть, пистолет-пулемет, сообразил Рудольф. Когда мужчина вошел в падающий из окна сноп света, Рудольф узнал бывшего молодого куиметсаского барона, которого он в довоенные годы мельком несколько раз видел.
— Парторг? — спросил фон Ханенкампф, кивнув в сторону Рудольфа.
— Да, из Виймаствере,— ответил Кудисийм и медленно поднялся.
— Шён, — бросил фон Ханенкампф — Отведи его в амбар пастората к другим. Завтра посмотрим.
Немей не удостоил арестованного более пристальным взглядом, тот был для него совершенно ненужным, лишенным значимости существом, едва ли не просто неодушевленным предметом.
Кудисийм приказал Рудольфу подняться. Поднявшись, Орг обнаружил, что он основательно обыскан, в вывернутых карманах не было ни носового платка, ни спичек, не говоря уже о куреве.
Фон Ханенкампф вышел первым. Кудисийм шагнул в сторону, взял прислоненную к столу винтовку в руки и указал на дверь.
— Чего ты там по карманам шаришь? — спросил он участливо.— Или генеральную линию потерял? I — Папиросы и те забрали, сволочи! — возмутился Рудольф. — Чего тебе еще табак смолить,— бросил Кудисийм.— Ты небо вдоволь покоптил, пусть теперь другие покурят.
На улице возле крыльца их ожидал фон Ханенкампф. Он велел Кудисийму остановить арестованного и начал давать указания. То, что он не счел надобным скрыть свои мысли перед арестованным, огорчило Рудольфа. Явно он был уже столь бесповоротно вычеркнут из жизни, что с ним больше не считались.
— Как отведешь, возьми лошадь и гони к волостной управе, к полковнику Мардусу. Пусть ведет своих людей сюда. И еще... Было бы хорошо завтра устроить тут в поселке настоящий суд. Чтобы народ увидел, чего стоит быть красным. Полевой суд, пусть полковник подумает.
— Военно-полевой суд,— посчитал Кудисийм нужным вполголоса уточнить.
Фон Ханенкампф не обратил на это даже внимания. С треском завелся мотоцикл, и лейтенант, выпустив в лицо оставшимся чад от перегоревшего масла, умчался прочь.
Время могло быть примерно около полуночи. Над поселком простиралась полная тишина. Темнота нигде не просвечивалась, ни в одном окне свет не горел. Было так душно, что Рудольфу казалось, будто он все еще не может отдышаться после своего бега в поселок. С каждым шагом в голове отдавалась боль. Он напряженно вслушивался. Но и в Виймаствере все оставалось спокойным, больше оттуда не доносилось ни одного выстрела. Неужели они действительно не смогли связаться из волостной управы с городом и помощь так и не пришла?
В амбаре пастората уже находилось с десяток людей. В темноте Рудольф никого не узнал, однако привыкшие к сумраку глаза присутствующих видели его хорошо. Едва щелкнул замок, как кто-то потянул Рудольфа за рукав.
— Орг! Это я, Ормиссон. Как ты им в лапы попал?
— Сдуру напоролся, не сообразил приглядеться,— с досадой ответил Рудольф и коротко поведал свою историю.
— А за мной домой явились,— сказал Ормиссон.— Я и представить не мог, что они так распоясались. Не то бы в лес сиганул. Как думаешь, что они теперь с нами сделают?
— Черт его знает,-- парторг не захотел делиться с ним своими худшими предположениями. Оставалась еще слабая надежда, что из волостной управы все же успели при появлении лесных братьев позвонить в уезд и помощь на подходе. Имелась и другая надежда: если им удастся продержаться до утра, прибудет обещанный отряд истребителей и освободит их.
Ормиссон жил в деревне Курни, там у него было маленькое бобыльское хозяйство, прирабатывал он еще и плотницким ремеслом. Земельная реформа прирезала ему небольшой клин, то прошлогоднее приобретение и оказалось теперь роковым. А может, и еще что другое: Ормйссон любил выступать на собраниях. Прилежно и основательно читал газеты поэтому он никогда не испытывал недостатка в нужных словах. По любому поводу у него имелось собственное мнение, и ему нравилось оглашать его перед другими. Впрочем, всем этим он выделялся еще и да июньской революции, но в те времена его рвение ничьего внимания к себе не привлекало. Активность же при новой власти была явно вписана в перечень грехов Ормиссона.
— Послушай, неужели у них и впрямь силища такая, что ни истребительный батальон, ни милиция совладать не могут? — продолжал допытываться Ормйссон.— Военный наблюдательный пост в поселке вырезали... Лютуют, будто советской власти и нет уже!
— Вот проклятье, я не успел вызвать помощь! — с сожалением сказал Рудольф.— Если из волостной управы тоже не дозвонились, то откуда им знать? Мы договорились, что подмога прибудет завтра утром.
— Может, и нас до утра в покое оставят? — рассудил Ормйссон.
— Какая там у них сила,— хмуро продолжал Рудольф — Десяток-другой ружьишек, да и то половина дробовики. Только у куиметсаского барчука пистолет-пулемет. Если дотянем до утра, нагрянет истребительный батальон и разгонит их как цыплят, это как пить дать.
— Да, на свой страх отсюда и мышонку не улизнуть,— протянул Ормйссон.— Мы уже всё обследовали. Сразу, как заперли. Пасторатский амбар — что твоя крепость, если дверь на запоре, то и крысе ни туда и ни сюда.
Из темноты за их спиной раздались стоны.
— Кто это? там? — спросил Рудольф.
— Волли Лепамярт. При аресте били ногами в живот, теперь его кровью рвет. Боли, наверное.
Вольдемара Лепамярта Рудольф припомнил сразу. Этого слегка неуклюжего и медлительного батрака он сам рекомендовал волостным заготагентом. Всего несколько дней тому назад у него был продолжи-
К, тельный разговор с Лепамяртом по поводу мобилизации в армию лошадей — кое-где по ночам стали таинственным образом исчезать кони. У Лепамярт обещал разобраться, он знал несколько мест, где на лесных покосах и в сараях хуторяне укрывали лошадей. От чужого спрятать можно, от своего человека нет Теперь ему и отплатили за это усердие.
В темноте по легкому шороху и движению можно было скорее догадаться, чем увидеть, как и остальные придвинулись ближе к парторгу. Ощущение нависшей опасности вынуждало посаженных под замок людей искать близости друг друга. К тому же они надеялись на Рууди. Он и раньше наставлял их, он знал больше других, мог что-нибудь посоветовать, может, даже предпринять. Для большинства их арест был столь неожиданным, что они потеряли чувство реальности и никак не могли приспособиться к своему новому положению. Это было подобно шоку от неожиданного удара, из которого уже не удавалось выбраться собственными силами Для человека, который никогда раньше не находился под стражей, арест оказывался ошеломляющим ударом, он отметал логику и лишал веры в собственные силы.
Лишь временами с улицы доносилось хлопанье дверей, и один раз к амбару приходили сменить часового. Приглушенный гул голосов завершился топотом удаляющихся шагов, и опять все смолкло. Дверь амбара не открывали, никто интереса к задержанным не проявлял, после парторга никого больше не приводили. На ночь вся жизнь должна была замереть.
Волли Лепамярт заворочался в темноте и вновь застонал.
— Даже капли воды взять негде! — бросил Ормиссон. И снова над арестованными нависла гнетущая тишина.
— Ну и угодили же мы сдуру им в лапы, как кур в ощип! — донесся из темноты удивительно знакомый голос.— Прямо блеять хочется, ну чем не стадо выложенных баранов.
По последнему выражению Рудольф узнал говорившего, на его лице проступила улыбка. Секретарь комсомольской ячейки поселка Хейки Тильк, по должности складской рабочий в кооперативе, любил словесные выкрутасы, его определения всегда отличались необычностью.
— Тильк, а ты как сюда свалился? — полюбопытствовал парторг.
— А это мне хозяин устроил. По доброте душевной,— ответил без тени удивления Тильк, словно только и ожидал вопроса.— Я как раз возился на складе с ящиками, а тут вдруг господин заведующий зовет меня. Приятным эдаким тихим голоском и к тому же вежливо, мол, Тильк; можно тебя на минуточку. Думал, мешок ему какой помешал, боится сам пупок надорвать или халат запачкать, не такой уж он и дюжий, давай, думаю, помогу. Только в лавку вошел, тут же ружья в упор, у него там оказалось полно лесных братьев. Я так и сел. А тут еще этот дубина из Пээтерристи огрел меня сзади чересседельником по зашейку, так что искры из глаз посыпались. Накинулись и давай сулить, что сейчас возьмутся из комсомольца отбивную стряпать. Может, и принялись бы за меня всерьез, только у заведующего магазином Таммаро нервы не те, чуть не в обморок валится, стоит ему палец до крови ссадить,— велел сразу же убрать меня с глаз долой. Вот и привели сюда, в церковный амбар, отсиживаться. Ну, уж теперь я вот что скажу: как только выберусь отсюда, тут же помчусь к своему заведующему, рассажу Таммаро губу по-заячьи и еще суну ему под нос зеркало — пусть брякнется в обморок, когда увидит столько кровищи.
— А ну-ка, лучше сообща покумекаем, как отсюда выбраться, пока не поздно,— сказал парторг.— Нет у нас в запасе времени, кто его знает, надолго ли оставят в покое.
— В дверь не получится, на дверях такой замок висит, пудовая гиря, мужику послабее двумя руками поднимать приходится,— заметил Тильк.
Ормиссон долго кашлял и добавил:
— Но и другой дыры здесь нет.
— А крыша? — не отступал Рудольф.
— Как до нее добраться?
— К тому же крепкая, новая дрань, только прошлым летом покрыли, начни ее ломать, треск на весь поселок пойдет,— добавил Тильк.— Не такой уж у них сон беспробудный, чтобы проспать.
— Пол?
— А вот в подпол стоит глянуть,— решил Ормиссон.— В фундаменте должны быть какие-нибудь продушины Вдруг где найдется такая, что можно пролезть, а?
В темноте на ощупь в одном углу амбара удалось найти ножницы для стрижки овец. Прощупав пальцами пол, определили самую большую щель между досками, где можно было поддеть. Это приходилось делать с расчетом, чтобы и доску понемногу расшатывать, и ножниц не ломать. Работников хватало; кроме стонавшего в углу Лепамярта, остальные все по очереди прилагали руки. Непредвиденное занятие подействовало ободряюще, сразу появились и цель и смысл, Охватившее до этого людей равнодушие, порожденное безнадежностью положения, быстро отступало. Это уже само по себе было достижением.
— Главное, чтобы мы до света убрались отсюда,— сказал Хейки Тильк.— А то дело швах, если застрянешь в этом лазе у них на виду, как поросенок под забором.
Понемногу доска все же подалась, но, прежде чем она отошла полностью, им пришлось перетащить на другое место несколько пасторат-ских бочек и ларей, чтобы освободить длинную половицу. А затем Тильк пролез вниз.
Его так долго не было, что Ормиссон уже предположил:
— Уж не дунул ли он прямым ходом на волю? Пойти взглянуть, что ли?
— Как же это он в одиночку уйдет? — успокоил его Рудольф, хотя и сам слегка встревожился.
За дверью амбара снова послышался разговор.
— Вот будет лихо, если они сейчас заявятся' — вздохнул кто-то в темноте.
Снаружи стукнули носком сапога в дверь.
— Идут! — уже гораздо громче воскликнул тот же голос.— Сволочи проклятые!
— Тише! — приказал парторг и придвинулся к двери, крепко сжимая в руке ножницы. Он решил пустить в ход это единственное орудие и попытаться прорваться любой ценой, как только откроют замок.
Снаружи еще разок стукнули носком сапога, но дверь осталась закрытой.
— Тильк идет! — хрипло выдохнул Ормиссон. Тильк наполовину вылез из прощелины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52