Неудивительно, что она решила в ту же ночь переспать с ним.
«Султан» принимал кокетство Зули благосклонно и отвечал на него с немалой долей интеллигентной сдержанности, хотя не вызывало сомнений, что девушка ему очень нравится. После десерта, к которому, казалось, никто, кроме меня, единственного гостя, не принимавшего кокаин, даже не притронулся, Зули стала проявлять откровенное нетерпение. Она становилась все смелее и напористее и, похоже, хотела уединиться со своим избранником немедленно.
– Ваша машина ждет у входа? – спросила она.
– Конечно, – отозвался ее друг.
– И какая марка? – Она все еще притворялась спокойной, но было видно, что ей надоело сидеть за столом.
– «Бентли», – ответил он, – «континенталь». Вам нравятся «бентли»?
– Обожаю! – воскликнула Зули. – Особенно синие.
После того как они пошептались еще немного, «султан» встал с места и, обойдя вокруг стола, подошел к молодому человеку в белом костюме. Они тихо поговорили, посмеялись и опять поговорили о чем-то.
В это время Зули названивала Сьюзан и Каре – сообщить, что уезжает с принцем или с султаном, не важно, главное, что он ей нравится.
– Мы собираемся покататься, Кристоф… – промурлыкала Зули.
«Султан» подмигнул мне, и они вместе захихикали.
Почти сразу после их бегства я заметил, что Зули забыла свою сумку. Я спустился на первый этаж с ее сумочкой из крокодиловой кожи и бросился к «бентли», отъезжающему от входа. Едва успев догнать их, я постучал в затемненное окно машины. «Султан» опустил стекло и посмотрел на меня с улыбкой. Зули сидела на заднем сиденье и, увидев у меня свою сумку, нахмурилась. «Султан» взял ее у меня, продолжая улыбаться.
– Спасибо, Чарли, – кивнул он и поднял стекло.
Я вернулся к столу. Мне посчастливилось пообщаться с молодым поклонником суфизма по имени Муслим, который описывал особенности ширазского вина, пока не появился его друг Джамал. У него тоже оказалось своеобразное чувство юмора. Поскольку он предпочитал выпивке курево, а курил травку, то придумал обоснование своему пристрастию, утверждая, что неопалимой купиной, упомянутой в Библии, была именно конопля.
В конце концов, мы втроем обкурились настолько, что каждый из нас почти унесся в дальние дали своих грез, позабыв о том, где находится.
Мы с Джамалом стали болтать с англичанкой Евой, новой моделью, поступившей на работу в агентство Казановы, и ее друзьями – анархистами из Польши; они периодически просили у меня телефон, чтобы куда-то позвонить.
– Чарли! – окликнула меня Сьюзан.
В любое другое время ее обращение ко мне я воспринял бы как призыв выполнить очередную служебную обязанность, но на этот раз мне не было поручено сопровождать ее, так что же ей нужно от меня?
– Чарли, скажи, куда ушла Зули?
– Сбежала с «султаном», – ответил я. – Похоже, у нее слабость к «бентли».
– Надеюсь, – протянула Сью, – он сам сел за руль.
– О чем ты говоришь?
Она понизила голос:
– Вообще-то он сам должен вести машину. Она сбежала с шофером. Настоящий султан все еще сидит за столом здесь. Тот самый молодой человек в белом костюме.
Мы посмотрели друг на друга и обменялись понимающими улыбками.
На следующее утро все в агентстве знали, что Зули спала с шофером. Забавно. Для нее не имело значения, кем был тот, кто имел счастье понравиться ей. Думаю, она бы и с официантом переспала, будь он ей симпатичен. Смешно то, как она церемонно соблазняла его, полагая, что имеет дело с султаном-миллиардером (ибо миллионов для Зули было недостаточно), которого могут оскорбить излишняя прямота и поспешность.
Вот когда я впервые подумал о том, что при благоприятном стечении обстоятельств Зули могла бы переспать и со мной.
Зули способна была спать с кем угодно, если скучала или если связь гарантировала получение хороших денег, признания или хотя бы драгоценностей в подарок. Пожалуй, только я не укладывался в ее стандарты. Единственное объяснение, почему она снизошла до меня, вижу в том, что Зули нуждалась в личном лакее, который бы носил за ней сумки и всюду сопровождал ее.
Личные помощники у нее бывали и раньше, но долго никто не выдерживал, и не потому, что она увольняла их, – они уходили сами, и часто с жалобами на то, что супермодель позволяет себе рукоприкладство, используя в качестве орудия для битья самые неподходящие предметы, начиная от расчесок, туфель, теннисных ракеток и заканчивая мобильными телефонами, факсовыми аппаратами и вазами с цветами. Я уверен, что никто из них не лгал – однажды Зули швырнула в меня горшок с кактусом.
Но без помощника и сопровождающего она существовать не могла, что и толкнуло ее в мои объятия. Вероятно, Зули даже была убеждена, что я чем-то могу быть ей полезен.
– Ты такой надежный, Чарли, – повторяла она. – Ты моя спасительная скала в бурном море…
Я действительно готов был оказать ей помощь и поддержку. Большинство сотрудников агентства терпеть не могли Зули за скверное обращение, но я находил девушку забавной, и для меня было развлечением оказывать ей мелкие услуги.
– У нее типичная звездная болезнь, – сказал мне как-то Роман, – она способна разбудить тебя ночью телефонным звонком и попросить принести молочный коктейль или сигареты.
Первая наша ночь была неожиданностью для нас обоих. Но в то же время она лишь внешне казалась таковой. Когда люди говорят о том, что «все получилось как– то внезапно и само собой», они чаще всего кривят душой – всякой сексуальной близости предшествует молчаливое обоюдное согласие. Нередко оно проявляется как интуитивное предчувствие или как секс, который воображаешь себе в мечтах, а затем реализуешь в жизни. Зули позвонила в одиннадцать вечера, но ее звонок не удивил меня.
– Чарли, дорогой, приезжай, мне нужно, чтобы ты передвинул мою кровать.
– Я приеду завтра с утра, – пообещал я.
– Нет, я не смогу на ней спать! Она стоит так, что меня видно в окне, как на сцене. Чертова квартира…
– Задерни занавески.
– Их еще нет.
– Тогда погаси свет. В темноте никто ничего не увидит.
– Нет, это невозможно, я не усну, если перед сном что-нибудь не почитаю.
Она, конечно, врала. Я точно знал, что Зули не читает ничего, кроме телепрограммы.
– Посмотри телевизор.
– Нуда… и тогда все будут меня видеть. Он ведь освещает всю комнату.
– Почему ты решила, что кто-то будет на тебя смотреть?
– Ты дурак или притворяешься? За мной вечно гоняются с фотоаппаратами. Наверняка они следят за моими окнами, потому что ходят слухи, будто я сплю с Бобби де Ниро.
– И ты с ним спишь?
– Нет. А ты его знаешь?
– Нет.
– Пожалуйста, Чарли, приезжай, помоги мне, умоляю!
Я приехал к полуночи и застал ее в пижаме. Некоторое время занимался перестановкой мебели, до тех пор пока Зули не удовлетворилась результатом. Наконец она запрыгнула на кровать как ребенок, счастливый оттого, что исполнили его каприз.
– О, вот и отлично!
– Я рад.
– А ты уверен, что сейчас нас никто не видит?
– Никто, можешь не сомневаться.
– Надеюсь. За мной все кругом шпионят.
– Что-нибудь еще нужно сделать?
– Хочешь меня трахнуть?
Я чуть не брякнул «нет». Вообще-то любопытно посмотреть, как бы она отреагировала на мой отказ. Но позволить себе разозлить ее и приобрести в лице Зули врага я не мог, несмотря на отсутствие влечения к ней. К тому же я изрядно устал и не слишком стремился провести бессонную ночь в бесконечных сексуальных экспериментах. Видя мое замешательство, она сбросила пижаму, и я подумал, что, пожалуй, не стоит пренебрегать таким случаем. Зули действительно была очень хороша.
Она твердила, что находит меня невероятно сексуальным, мол, никогда еще не получала такого удовольствия, хотя имела бездну любовников, и напоследок даже добавила, что еще никогда не встречала настолько умного мужчину, как я.
Меня это слегка удивило и даже заставило призадуматься – неужели я умнее президента Соединенных Штатов? Поговаривали, что Зули была с ним в то время, пока первая леди находилась с визитом в Японии. Но в любом случае ее слова мне льстили. Я был умнее всех тех знаменитых афроамериканцев, что побывали в ее постели, и умнее рок-звезд, с которыми она крутила романы.
Меня возбуждали не только ее губы и тело, но и умение убеждать партнера в том, что хотя бы на одну ночь он для нее единственный и неповторимый.
К тому же Зули очень бурно выражала свои восторги в то время, пока мы занимались любовью. Я только и слышал ее вскрики и шепот у себя над ухом:
– О да! Да! Так! Не останавливайся! О, милый! Давай, еще! Папочка!
«Папочка» – это слово имело для нее какой-то скрытый сексуальный смысл. Она называла меня так только в постели. Но я не находил ничего особо приятного в этой странной привычке.
Словарный запас Зули, имеющий отношение к сексу, не отличался разнообразием, но мне приходилось иногда слышать, что к людям старшего возраста, видимо, оказывающим ей протекцию, она обращалась в зависимости от пола – «папуля» или «мамуля». Иногда «мамулей» Зули называла и женщин, которые не настолько стары, чтобы годиться ей в матери. Что же касается «папули», у меня закралось подозрение, что в этом крике выражалось ее подсознательное отношение к мужчинам в целом – многих своих любовников, особенно очень богатых, она скорее предпочла бы видеть спонсорами, а не сексуальными партнерами, и именно поэтому непроизвольно пыталась пробудить в них сугубо отцовские инстинкты, которые бы стимулировали в них желание подарить ей новую машину или виллу.
Но несмотря на слишком аффектированное состояние в моменты секса, Зули нельзя было назвать открытой. В молодости я имел разнообразные сексуальные связи, подарившие мне немалый опыт общения с людьми, и, по моим наблюдениям, интимная близость часто подталкивала человека к исповедальным настроениям или хотя бы к большей искренности. С Зули все было иначе – после того как оказался с ней в постели, я понял, что знаю о ней меньше, чем раньше, а чуть позже у меня и вовсе появилось ощущение, что не имею ни малейшего представления о том, кто она такая.
ПУТЕШЕСТВИЯ С ЗУЛИ
Однажды мы взяли отпуск и вместе отправились отдыхать на Карибы – в горы, где находился роскошный дом, принадлежащий Ги Д'Абору, известному французскому модному фотографу. Он тоже побывал в любовниках у Зули, и, как и ко всем незначительным своим увлечениям, она проявляла к нему лишь тот минимум внимания, какого требовали благодарность и корыстное стремление постоянно при необходимости получать поддержку. Ей захотелось на время поселиться в его доме, и он тут же согласился.
Впервые в жизни я почувствовал себя неловко, когда выяснилось, что я отправился в путешествие с небольшой дорожной сумкой, а Зули пожелала, чтобы с нею были доставлены одиннадцать чемоданов багажа, которые я собственноручно загружал в лимузин.
Когда мы прибыли в аэропорт Кеннеди, мне стоило немалых трудов отыскать носильщика, в то время как Зули, устроившись в кресле, флиртовала с сотрудником пропускной службы.
И вот чем закончилась история – мне так и не удалось нанять носильщика, и я сам вынужден был толкать перед собой многоэтажную башню из чемоданов. Мало этого, на контроле мне пришлось выдать половину ее багажа за свой, иначе нас ни за что не пропустили бы на посадку. Когда мы прилетели на Сен-Мартен, откуда нас должны были доставить на небольшом самолете до Сен-Барта, где и находился дом Д'Абора, история с багажом повторилась. В третий раз я перетаскивал чертов груз уже из самолета в джип, на котором мы доехали до места назначения. Проблема была не только в отсутствии носильщиков, но и в том, что Зули не хотела, чтобы кто– либо чужой прикасался к ее вещам.
Добравшись до дома, я чувствовал легкие спазмы во всем теле из-за довольно существенного мышечного перенапряжения. У Зули была несколько вульгарная привычка щелкать пальцами для того, чтобы привлечь к себе внимание водителей или официантов, но теперь она по– хозяйски распространила сей жест и на меня. Некоторое время я терпел молча, но потом заметил: мол, если она хочет, чтобы я мыкался с ее чемоданами, то ей следует хотя бы не позволять мне скучать. Она поняла это по-своему и принялась читать мне вслух последний номер «Вэнити фэйр».
Но все же я был вознагражден за свои мучения. Закончив чтение, Зули сообщила, что у нее есть идея, как развлечь меня, и я могу признаться, это был мой самый незабываемый сексуальный опыт. Я охарактеризовал бы это состояние как непрекращающееся блаженство.
– Неужели ты никогда не пробовал экстази? – удивилась она. – Невозможно поверить, это же потрясающе!
Но я уже не был склонен вести с ней беседы о сексе, наркотиках и о том, что мне довелось испытать, а что – нет. Я чувствовал себя вымотанным до предела и от физической усталости, и от некоторого излишества в удовольствиях. В любом случае поделиться с ней впечатлениями об экстази я не мог, поскольку никогда не принимал его и не собирался. Я достаточно осведомлен о его разрушительном влиянии на нервную систему и способности вызывать хронические депрессии. На предложение Зули попробовать наркотик я ответил категорическим отказом.
– Но с ним можно заниматься любовью бесконечно! – возразила Зули.
Я почти не сомневался, что под экстази я не только не смогу заниматься любовью, но и потеряю вообще всякую способность наслаждаться физически и интеллектуально.
Однако спорить об этом с Зули бессмысленно. Когда она протянула мне таблетку, я взял ее и незаметно бросил в горлышко выпитой бутылки «Кристалла». Потом так же незаметно умудрился избавиться от бутылки, выбросив ее с террасы прямо в море и воображая себе, как таблетку съедят рыбы, которым суждено словить неземной кайф.
Улегшись в постель, я наблюдал сквозь раскрытое окно, как солнце медленно опускается за горизонт. Зули на некоторое время потеряла ко мне интерес – она занималась распаковыванием своего багажа. Я же мечтал о том, как мог бы написать серию картин в духе моей концепции нового искусства, частично сформировавшейся под влиянием работ Лоуренса Вейнера.
После получаса фантазий я, наконец, обратил внимание, что Зули разгуливает по комнате как по подиуму.
– Мне она нравится, – заявила Зули, кружась в вышитой цветами юбке, – правда, ужасно симпатично?
Огромная спальня походила на широкую дорогу, одним концом, через окно уходящую к морю, а другим упирающуюся в зеркальную стену. Зули шагала по ней, размахивая юбкой, поворачивалась и шла обратно, озаренная светом еще не погасшего солнца и окруженная сгущавшимися сумерками.
– Bay! – воскликнул я.
– Это Мюррей Мартини. Тебе нравится?
Я кивнул.
– Мне она идет, – продолжала Зули, гордясь тем, что стала объектом моего художественного созерцания.
Она направилась к зеркалу с таким видом, словно собиралась позировать на фотосессии, и остановилась, глядя в несуществующие объективы камер. Затем еще раз покружилась, пробежала наискосок через комнату к двери и исчезла.
Через пару минут она вышла в новом платье, облегающем фигуру плотно, точно повязки тело мумии.
– Господи, это так сексуально! Не могу поверить! – восхищалась она, произнося слова с ярко выраженным английским акцентом, усилившимся то ли от волнения, то ли под воздействием наркотика. – Секси, секси, секси, восхитительно! – пропела она, проплывая по комнате.
Стуча каблуками, Зули выскочила на террасу, продолжая там отбивать фламенко. Я все ждал, когда же она устанет и придет назад, но девушка, похоже, позабыла о моем существовании.
Зули находилась в экстазе. Весь вечер она провела, примеряя наряды, которые привезла с собой, и, разглядывая себя в зеркалах, требовала, чтобы я вслух выражал восхищение ее безупречной фигурой.
Когда Зули чувствовала, что действие наркотика ослабевает, она кидалась в ванную, чтобы принять еще немного. У меня ее увлечение экстази не вызывало ничего, кроме скептической иронии. Сексуальное удовольствие, усиленное с помощью таких средств, меня не соблазняло. Да и мне не столько нужен секс, сколько обычный здоровый сон в одиночестве. И я мечтал, чтобы она, наконец, пресытилась своим приступом нарциссизма и оставила меня в покое.
В какой-то момент я сам не заметил, как уснул. Когда пробудился, Зули лежала со мной на постели в роскошном платье и туфлях на шпильках.
Я не стремился стать более заметной фигурой на шумных вечеринках. Хватало того, что Зули всегда была на них в центре внимания, персоной номер один. Порой даже создавалось впечатление, что она единственная женщина на этих торжественных приемах, прочие как– то меркли в ее присутствии. Вечеринка начиналась с ее появлением и заканчивалась, когда она ее покидала.
Иногда я проводил с ней по несколько часов в ванной комнате. Мы оба были заняты: Зули накачивалась наркотиками, а я брился. Она сидела на унитазе, не стесняясь моего присутствия. Зули вообще мало что могло смутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
«Султан» принимал кокетство Зули благосклонно и отвечал на него с немалой долей интеллигентной сдержанности, хотя не вызывало сомнений, что девушка ему очень нравится. После десерта, к которому, казалось, никто, кроме меня, единственного гостя, не принимавшего кокаин, даже не притронулся, Зули стала проявлять откровенное нетерпение. Она становилась все смелее и напористее и, похоже, хотела уединиться со своим избранником немедленно.
– Ваша машина ждет у входа? – спросила она.
– Конечно, – отозвался ее друг.
– И какая марка? – Она все еще притворялась спокойной, но было видно, что ей надоело сидеть за столом.
– «Бентли», – ответил он, – «континенталь». Вам нравятся «бентли»?
– Обожаю! – воскликнула Зули. – Особенно синие.
После того как они пошептались еще немного, «султан» встал с места и, обойдя вокруг стола, подошел к молодому человеку в белом костюме. Они тихо поговорили, посмеялись и опять поговорили о чем-то.
В это время Зули названивала Сьюзан и Каре – сообщить, что уезжает с принцем или с султаном, не важно, главное, что он ей нравится.
– Мы собираемся покататься, Кристоф… – промурлыкала Зули.
«Султан» подмигнул мне, и они вместе захихикали.
Почти сразу после их бегства я заметил, что Зули забыла свою сумку. Я спустился на первый этаж с ее сумочкой из крокодиловой кожи и бросился к «бентли», отъезжающему от входа. Едва успев догнать их, я постучал в затемненное окно машины. «Султан» опустил стекло и посмотрел на меня с улыбкой. Зули сидела на заднем сиденье и, увидев у меня свою сумку, нахмурилась. «Султан» взял ее у меня, продолжая улыбаться.
– Спасибо, Чарли, – кивнул он и поднял стекло.
Я вернулся к столу. Мне посчастливилось пообщаться с молодым поклонником суфизма по имени Муслим, который описывал особенности ширазского вина, пока не появился его друг Джамал. У него тоже оказалось своеобразное чувство юмора. Поскольку он предпочитал выпивке курево, а курил травку, то придумал обоснование своему пристрастию, утверждая, что неопалимой купиной, упомянутой в Библии, была именно конопля.
В конце концов, мы втроем обкурились настолько, что каждый из нас почти унесся в дальние дали своих грез, позабыв о том, где находится.
Мы с Джамалом стали болтать с англичанкой Евой, новой моделью, поступившей на работу в агентство Казановы, и ее друзьями – анархистами из Польши; они периодически просили у меня телефон, чтобы куда-то позвонить.
– Чарли! – окликнула меня Сьюзан.
В любое другое время ее обращение ко мне я воспринял бы как призыв выполнить очередную служебную обязанность, но на этот раз мне не было поручено сопровождать ее, так что же ей нужно от меня?
– Чарли, скажи, куда ушла Зули?
– Сбежала с «султаном», – ответил я. – Похоже, у нее слабость к «бентли».
– Надеюсь, – протянула Сью, – он сам сел за руль.
– О чем ты говоришь?
Она понизила голос:
– Вообще-то он сам должен вести машину. Она сбежала с шофером. Настоящий султан все еще сидит за столом здесь. Тот самый молодой человек в белом костюме.
Мы посмотрели друг на друга и обменялись понимающими улыбками.
На следующее утро все в агентстве знали, что Зули спала с шофером. Забавно. Для нее не имело значения, кем был тот, кто имел счастье понравиться ей. Думаю, она бы и с официантом переспала, будь он ей симпатичен. Смешно то, как она церемонно соблазняла его, полагая, что имеет дело с султаном-миллиардером (ибо миллионов для Зули было недостаточно), которого могут оскорбить излишняя прямота и поспешность.
Вот когда я впервые подумал о том, что при благоприятном стечении обстоятельств Зули могла бы переспать и со мной.
Зули способна была спать с кем угодно, если скучала или если связь гарантировала получение хороших денег, признания или хотя бы драгоценностей в подарок. Пожалуй, только я не укладывался в ее стандарты. Единственное объяснение, почему она снизошла до меня, вижу в том, что Зули нуждалась в личном лакее, который бы носил за ней сумки и всюду сопровождал ее.
Личные помощники у нее бывали и раньше, но долго никто не выдерживал, и не потому, что она увольняла их, – они уходили сами, и часто с жалобами на то, что супермодель позволяет себе рукоприкладство, используя в качестве орудия для битья самые неподходящие предметы, начиная от расчесок, туфель, теннисных ракеток и заканчивая мобильными телефонами, факсовыми аппаратами и вазами с цветами. Я уверен, что никто из них не лгал – однажды Зули швырнула в меня горшок с кактусом.
Но без помощника и сопровождающего она существовать не могла, что и толкнуло ее в мои объятия. Вероятно, Зули даже была убеждена, что я чем-то могу быть ей полезен.
– Ты такой надежный, Чарли, – повторяла она. – Ты моя спасительная скала в бурном море…
Я действительно готов был оказать ей помощь и поддержку. Большинство сотрудников агентства терпеть не могли Зули за скверное обращение, но я находил девушку забавной, и для меня было развлечением оказывать ей мелкие услуги.
– У нее типичная звездная болезнь, – сказал мне как-то Роман, – она способна разбудить тебя ночью телефонным звонком и попросить принести молочный коктейль или сигареты.
Первая наша ночь была неожиданностью для нас обоих. Но в то же время она лишь внешне казалась таковой. Когда люди говорят о том, что «все получилось как– то внезапно и само собой», они чаще всего кривят душой – всякой сексуальной близости предшествует молчаливое обоюдное согласие. Нередко оно проявляется как интуитивное предчувствие или как секс, который воображаешь себе в мечтах, а затем реализуешь в жизни. Зули позвонила в одиннадцать вечера, но ее звонок не удивил меня.
– Чарли, дорогой, приезжай, мне нужно, чтобы ты передвинул мою кровать.
– Я приеду завтра с утра, – пообещал я.
– Нет, я не смогу на ней спать! Она стоит так, что меня видно в окне, как на сцене. Чертова квартира…
– Задерни занавески.
– Их еще нет.
– Тогда погаси свет. В темноте никто ничего не увидит.
– Нет, это невозможно, я не усну, если перед сном что-нибудь не почитаю.
Она, конечно, врала. Я точно знал, что Зули не читает ничего, кроме телепрограммы.
– Посмотри телевизор.
– Нуда… и тогда все будут меня видеть. Он ведь освещает всю комнату.
– Почему ты решила, что кто-то будет на тебя смотреть?
– Ты дурак или притворяешься? За мной вечно гоняются с фотоаппаратами. Наверняка они следят за моими окнами, потому что ходят слухи, будто я сплю с Бобби де Ниро.
– И ты с ним спишь?
– Нет. А ты его знаешь?
– Нет.
– Пожалуйста, Чарли, приезжай, помоги мне, умоляю!
Я приехал к полуночи и застал ее в пижаме. Некоторое время занимался перестановкой мебели, до тех пор пока Зули не удовлетворилась результатом. Наконец она запрыгнула на кровать как ребенок, счастливый оттого, что исполнили его каприз.
– О, вот и отлично!
– Я рад.
– А ты уверен, что сейчас нас никто не видит?
– Никто, можешь не сомневаться.
– Надеюсь. За мной все кругом шпионят.
– Что-нибудь еще нужно сделать?
– Хочешь меня трахнуть?
Я чуть не брякнул «нет». Вообще-то любопытно посмотреть, как бы она отреагировала на мой отказ. Но позволить себе разозлить ее и приобрести в лице Зули врага я не мог, несмотря на отсутствие влечения к ней. К тому же я изрядно устал и не слишком стремился провести бессонную ночь в бесконечных сексуальных экспериментах. Видя мое замешательство, она сбросила пижаму, и я подумал, что, пожалуй, не стоит пренебрегать таким случаем. Зули действительно была очень хороша.
Она твердила, что находит меня невероятно сексуальным, мол, никогда еще не получала такого удовольствия, хотя имела бездну любовников, и напоследок даже добавила, что еще никогда не встречала настолько умного мужчину, как я.
Меня это слегка удивило и даже заставило призадуматься – неужели я умнее президента Соединенных Штатов? Поговаривали, что Зули была с ним в то время, пока первая леди находилась с визитом в Японии. Но в любом случае ее слова мне льстили. Я был умнее всех тех знаменитых афроамериканцев, что побывали в ее постели, и умнее рок-звезд, с которыми она крутила романы.
Меня возбуждали не только ее губы и тело, но и умение убеждать партнера в том, что хотя бы на одну ночь он для нее единственный и неповторимый.
К тому же Зули очень бурно выражала свои восторги в то время, пока мы занимались любовью. Я только и слышал ее вскрики и шепот у себя над ухом:
– О да! Да! Так! Не останавливайся! О, милый! Давай, еще! Папочка!
«Папочка» – это слово имело для нее какой-то скрытый сексуальный смысл. Она называла меня так только в постели. Но я не находил ничего особо приятного в этой странной привычке.
Словарный запас Зули, имеющий отношение к сексу, не отличался разнообразием, но мне приходилось иногда слышать, что к людям старшего возраста, видимо, оказывающим ей протекцию, она обращалась в зависимости от пола – «папуля» или «мамуля». Иногда «мамулей» Зули называла и женщин, которые не настолько стары, чтобы годиться ей в матери. Что же касается «папули», у меня закралось подозрение, что в этом крике выражалось ее подсознательное отношение к мужчинам в целом – многих своих любовников, особенно очень богатых, она скорее предпочла бы видеть спонсорами, а не сексуальными партнерами, и именно поэтому непроизвольно пыталась пробудить в них сугубо отцовские инстинкты, которые бы стимулировали в них желание подарить ей новую машину или виллу.
Но несмотря на слишком аффектированное состояние в моменты секса, Зули нельзя было назвать открытой. В молодости я имел разнообразные сексуальные связи, подарившие мне немалый опыт общения с людьми, и, по моим наблюдениям, интимная близость часто подталкивала человека к исповедальным настроениям или хотя бы к большей искренности. С Зули все было иначе – после того как оказался с ней в постели, я понял, что знаю о ней меньше, чем раньше, а чуть позже у меня и вовсе появилось ощущение, что не имею ни малейшего представления о том, кто она такая.
ПУТЕШЕСТВИЯ С ЗУЛИ
Однажды мы взяли отпуск и вместе отправились отдыхать на Карибы – в горы, где находился роскошный дом, принадлежащий Ги Д'Абору, известному французскому модному фотографу. Он тоже побывал в любовниках у Зули, и, как и ко всем незначительным своим увлечениям, она проявляла к нему лишь тот минимум внимания, какого требовали благодарность и корыстное стремление постоянно при необходимости получать поддержку. Ей захотелось на время поселиться в его доме, и он тут же согласился.
Впервые в жизни я почувствовал себя неловко, когда выяснилось, что я отправился в путешествие с небольшой дорожной сумкой, а Зули пожелала, чтобы с нею были доставлены одиннадцать чемоданов багажа, которые я собственноручно загружал в лимузин.
Когда мы прибыли в аэропорт Кеннеди, мне стоило немалых трудов отыскать носильщика, в то время как Зули, устроившись в кресле, флиртовала с сотрудником пропускной службы.
И вот чем закончилась история – мне так и не удалось нанять носильщика, и я сам вынужден был толкать перед собой многоэтажную башню из чемоданов. Мало этого, на контроле мне пришлось выдать половину ее багажа за свой, иначе нас ни за что не пропустили бы на посадку. Когда мы прилетели на Сен-Мартен, откуда нас должны были доставить на небольшом самолете до Сен-Барта, где и находился дом Д'Абора, история с багажом повторилась. В третий раз я перетаскивал чертов груз уже из самолета в джип, на котором мы доехали до места назначения. Проблема была не только в отсутствии носильщиков, но и в том, что Зули не хотела, чтобы кто– либо чужой прикасался к ее вещам.
Добравшись до дома, я чувствовал легкие спазмы во всем теле из-за довольно существенного мышечного перенапряжения. У Зули была несколько вульгарная привычка щелкать пальцами для того, чтобы привлечь к себе внимание водителей или официантов, но теперь она по– хозяйски распространила сей жест и на меня. Некоторое время я терпел молча, но потом заметил: мол, если она хочет, чтобы я мыкался с ее чемоданами, то ей следует хотя бы не позволять мне скучать. Она поняла это по-своему и принялась читать мне вслух последний номер «Вэнити фэйр».
Но все же я был вознагражден за свои мучения. Закончив чтение, Зули сообщила, что у нее есть идея, как развлечь меня, и я могу признаться, это был мой самый незабываемый сексуальный опыт. Я охарактеризовал бы это состояние как непрекращающееся блаженство.
– Неужели ты никогда не пробовал экстази? – удивилась она. – Невозможно поверить, это же потрясающе!
Но я уже не был склонен вести с ней беседы о сексе, наркотиках и о том, что мне довелось испытать, а что – нет. Я чувствовал себя вымотанным до предела и от физической усталости, и от некоторого излишества в удовольствиях. В любом случае поделиться с ней впечатлениями об экстази я не мог, поскольку никогда не принимал его и не собирался. Я достаточно осведомлен о его разрушительном влиянии на нервную систему и способности вызывать хронические депрессии. На предложение Зули попробовать наркотик я ответил категорическим отказом.
– Но с ним можно заниматься любовью бесконечно! – возразила Зули.
Я почти не сомневался, что под экстази я не только не смогу заниматься любовью, но и потеряю вообще всякую способность наслаждаться физически и интеллектуально.
Однако спорить об этом с Зули бессмысленно. Когда она протянула мне таблетку, я взял ее и незаметно бросил в горлышко выпитой бутылки «Кристалла». Потом так же незаметно умудрился избавиться от бутылки, выбросив ее с террасы прямо в море и воображая себе, как таблетку съедят рыбы, которым суждено словить неземной кайф.
Улегшись в постель, я наблюдал сквозь раскрытое окно, как солнце медленно опускается за горизонт. Зули на некоторое время потеряла ко мне интерес – она занималась распаковыванием своего багажа. Я же мечтал о том, как мог бы написать серию картин в духе моей концепции нового искусства, частично сформировавшейся под влиянием работ Лоуренса Вейнера.
После получаса фантазий я, наконец, обратил внимание, что Зули разгуливает по комнате как по подиуму.
– Мне она нравится, – заявила Зули, кружась в вышитой цветами юбке, – правда, ужасно симпатично?
Огромная спальня походила на широкую дорогу, одним концом, через окно уходящую к морю, а другим упирающуюся в зеркальную стену. Зули шагала по ней, размахивая юбкой, поворачивалась и шла обратно, озаренная светом еще не погасшего солнца и окруженная сгущавшимися сумерками.
– Bay! – воскликнул я.
– Это Мюррей Мартини. Тебе нравится?
Я кивнул.
– Мне она идет, – продолжала Зули, гордясь тем, что стала объектом моего художественного созерцания.
Она направилась к зеркалу с таким видом, словно собиралась позировать на фотосессии, и остановилась, глядя в несуществующие объективы камер. Затем еще раз покружилась, пробежала наискосок через комнату к двери и исчезла.
Через пару минут она вышла в новом платье, облегающем фигуру плотно, точно повязки тело мумии.
– Господи, это так сексуально! Не могу поверить! – восхищалась она, произнося слова с ярко выраженным английским акцентом, усилившимся то ли от волнения, то ли под воздействием наркотика. – Секси, секси, секси, восхитительно! – пропела она, проплывая по комнате.
Стуча каблуками, Зули выскочила на террасу, продолжая там отбивать фламенко. Я все ждал, когда же она устанет и придет назад, но девушка, похоже, позабыла о моем существовании.
Зули находилась в экстазе. Весь вечер она провела, примеряя наряды, которые привезла с собой, и, разглядывая себя в зеркалах, требовала, чтобы я вслух выражал восхищение ее безупречной фигурой.
Когда Зули чувствовала, что действие наркотика ослабевает, она кидалась в ванную, чтобы принять еще немного. У меня ее увлечение экстази не вызывало ничего, кроме скептической иронии. Сексуальное удовольствие, усиленное с помощью таких средств, меня не соблазняло. Да и мне не столько нужен секс, сколько обычный здоровый сон в одиночестве. И я мечтал, чтобы она, наконец, пресытилась своим приступом нарциссизма и оставила меня в покое.
В какой-то момент я сам не заметил, как уснул. Когда пробудился, Зули лежала со мной на постели в роскошном платье и туфлях на шпильках.
Я не стремился стать более заметной фигурой на шумных вечеринках. Хватало того, что Зули всегда была на них в центре внимания, персоной номер один. Порой даже создавалось впечатление, что она единственная женщина на этих торжественных приемах, прочие как– то меркли в ее присутствии. Вечеринка начиналась с ее появлением и заканчивалась, когда она ее покидала.
Иногда я проводил с ней по несколько часов в ванной комнате. Мы оба были заняты: Зули накачивалась наркотиками, а я брился. Она сидела на унитазе, не стесняясь моего присутствия. Зули вообще мало что могло смутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44