Он не позволял себе над этим
задумываться, но когда все-таки задумывался, ему почему-то становилось
страшно. Так что Артур не давал себе ни минутки отдыха. Он все время
что-то делал, куда-то спешил.
У входа в библиотеку он разминулся с Родом Кимброу, беседующим с
хорошенькой второкурсницей. Кимброу стал его соседом по комнате вместо
исчезнувшего Флинна. Как и Флинн, он происходил из семьи иммунных,
принадлежащих к классу администраторов. На этом сходство заканчивалось.
Флинн, если бы он продержался до сих пор, несомненно оказался бы одним из
худших студентов курса. Кимброу был одним из лучших, на несколько порядков
лучше Артура.
Он мимоходом глянул на Артура и приветственно взмахнул рукой.
- Увидимся в клубе?
Артур кивнул и продолжал свой путь, перебирая в уме все, что ему
надлежало еще сделать сегодня. Подготовиться к утреннему занятию по
биологии, тема - тиксотропия. Лабораторная по физике - фотографирование
напряжений. Выучить по одной главе из учебников истории, древней
литературы и психологии. Отработка взысканий, два часа мытья коридоров...
или что там еще приберег для него распорядитель работ. Вполне возможно,
что сегодня будет учебная тревога. А, может, и пронесет. И еще клуб.
Посещение общественных клубов было совершенно добровольным.
Собственно говоря, стать членом клуба было не так-то просто. Но один час
безупречного поведения в клубе заменял трехчасовую отработку взысканий.
Новички могли вступать в шесть из существующих клубов: опотровский,
еторговский, консиндский, икс-один, икс-два и икс-три. Кимброу состоял во
всех шести, и, начиная со второй недели своего пребывания в колледже, ни
одного часа не драил коридоры.
Артур хорошо справлялся в опотровском клубе, чуть похуже - в
еторговском, и терпимо в консиндском. Но этого было мало. За ошибки в
клубе тоже назначались взыскания, и он никак не мог выйти на нули. Артур
подал заявление в икс-один и сдал экзамен. Сегодня его ждал первый вечер в
этом клубе.
Артур нырнул в комнатушку, которую они в этом месяце делили в
Кимброу. Он принял душ, натянул чистый джемпер, причесался, бросил взгляд
на часы и побежал дальше.
Клуб икс-один проводил заседания в нескольких смежных комнатах в
конце коридора L. Артур нашел в раздевалке шкафчик, на котором была
карточка с его фамилией, и переоделся в обтягивающие синие рейтузы и
прилегающую тунику с пышными рукавами. Поверх он накинул грязную, драную
дерюгу, которая свисала до щиколоток, закрывая и рейтузы, и тунику. Часы,
бумажник и другие причиндалы Артур распихал по карманам. Он перебрал в уме
все пункты инструкции, чтобы удостовериться, что все сделал правильно,
сгорбил плечи и открыл дверь.
Хозяйка клуба, девушка крепкого телосложения в апельсиновом парике,
двинулась навстречу, чтобы приветствовать Артура.
- Какая гадость вас видеть! - воскликнула она, и плюнула ему под
ноги.
Артур вздохнул с облегчением. Такое приветствие означало, что сегодня
- обычный вечер, и церемонии будут попроще. Он произвел ответный плевок, и
хозяйка, зажав пальцами нос, повела его на середину просторной комнаты.
Члены клуба светски рыгали, когда они проходили мимо.
- Сопля, - представила хозяйка Артура. Это будет его именем до конца
вечера. - Никчемный человек, и может в любой момент помереть. Не обращайте
на него ни малейшего внимания. Сопля, вот сэр Грязища, избегайте его...
(серьезный второкурсник огромного роста, которого Артур встречал наверху)
...леди Неряха... (высокая брюнетка) ...сэр Жабья морда... сэр Болячка...
леди Гниль... патер Гнойник... сквайр Вонючка... мисс Выгребная яма и ее
матушка мадам Грязный зад...
Каждый раз, когда ему кого-то представляли, Артур кашлял или
отхаркивался, как того требовали правила этикета. Наконец его усадили
рядом с двумя второкурсницами в апельсиновых париках, которых звали леди
Плесень и мадам Понос. Кимброу на противоположной стороне комнаты
беседовал с той же самой девушкой, с которой Артур его видел в коридоре.
- Я слыхала, ваше здоровье все ухудшается? - вежливо поинтересовалась
мадам Понос.
- Могу умереть прямо сегодня, - сымпровизировал Артур. - Я даже не
хотел приходить сюда...
- Ах ты здоровый поросенок! - возмутилась мадам Понос и бросила в
Артура оранжевый кружок, который приклеился к его дерюге. Это означало
одно взыскание. - Попробуй еще раз.
Артур слишком поздно понял, что его ответ был неприлично хвастливым.
Правила вежливости допускают говорить такие вещи только о других.
- Ээ... мое здоровье ничуть не изменилось. - Артуру показалось, что
леди Плесень тоже потянулась за оранжевым кружком, и он торопливо добавил:
- С вашей стороны просто отвратительно об этом спрашивать.
Леди Плесень расслабилась.
- А как ваша семья? Кто-нибудь еще держится на ногах?
Интересно, что надо говорить о родственниках? Какой из ответов будет
хвастовством? Нужный раздел правил поведения упрямо не желал вспоминаться.
- У дяди хандра, а у сестры выпали все зубы. В остальном все
прекрасно.
Шлеп! Еще один оранжевый знак. Два взыскания - а за час, проведенный
в клубе, с Артура снималось всего пять.
- То есть я хотел сказать, что мы все сравнительно здоровы...
После этого у Артура стало получаться лучше.
- Чем вы занимаетесь, Сопля?
Ответ на этот вопрос был приведен в инструкции в качестве примера, и
Артур знал его наизусть.
- Играю в теннис, езжу верхом, хожу на танцы.
Девушки вежливо захрюкали.
- Неужели вы никогда не отдыхаете?
- Конечно, отдыхаю. Десять часов в день. Я чищу канализацию.
- Ка-акая прелесть!
Артур прошел через вступительную беседу, не заработав больше ни
одного взыскания, и теперь мог свободно слушать, как леди Плесень, мадам
Понос, сэр Раскоряка и сквайр Вонючка ведут беседу. Разговор был ему на
три четверти непонятен. В нем упоминалось множество вещей и мест, о
которых в инструкции и речи не было. Беседующие вежливо обращались к
Артуру время от времени, но, как правило, он должен был только сказать
"Да, разумеется", или кашлянуть, или рыгнуть.
Потом хозяйка клуба и ее помощники, церемонно бранясь, обнесли
присутствующих угощением. Крошечное хрупкое печенье было покрыто черной
глазурью, чтобы выглядеть сгоревшим. Прохладительный напиток в высоких
стаканах имел превосходный вкус, но с виду был похож на зеленовато-черные
помои с омерзительной грязной пеной. Артур ел и пил вместе со всеми,
вежливо стеная и плюясь. Потом тарелки были разбиты, а члены клуба
расселись по-другому и продолжали светские беседы. Откуда-то возник
Кимброу и сел рядом с Артуром.
- Который час, Сопля?
Артур и сам хотел бы знать, который час. Он машинально бросил взгляд
на часы на стене, но они были занавешены. Гудение часов можно было
расслышать и через ткань, а вот циферблата видно не было. Артур вспомнил,
что у него есть часы в кармане, и вынул их.
- Семнадцать двадцать.
Он убрал часы в карман, и тут прикусил губу, потому что вспомнил.
Поздно! "...любую личную собственность, которая была продемонстрирована
при всех, надлежит уничтожить или изуродовать". Хозяйка и ее заместители
наблюдали за всем, что происходит. Артур и моргнуть не успел, а в него уже
летел очередной оранжевый кружок. Шлеп!
Артур яростно выхватил часы, бросил на пол и принялся прыгать на них,
приговаривая: "Грязные часы! Дрянные часы! Вонючие часы! Дебильные часы!",
пока тонкая скорлупка не треснула, стекло не вывалилось наружу, и весь
механизм не превратился в бесформенную лепешку. Кимброу тем временем ушел.
Артур проводил его мрачным взглядом, но тот только ухмыльнулся, прикрывая
рот ладонью.
Ну не везло Артуру сегодня вечером. Позже, когда патер Гнойник завел
молитву ("Благодарим Тебя, о Наинижайший, за все Твои проклятия. Не
отвращай от нас Твой злобный взор. Пусть Твоя чернота окутает наши
следы..."), Артур случайно заметил, как Кимброу вместе со своей девушкой
выбирается из комнаты. Незамеченные бдительной хозяйкой, они скрылись в
одной из потайных комнат. Артур ощутил такую ревность, что позабыл думать
обо всем, и рассеянно рыгнул в тот момент, когда все остальные плевали.
Шлеп! Еще одно взыскание.
Он покинул клуб с четырьмя оранжевыми кружками на дерюге. Четыре
взыскания из пяти. Это означало, что он потратил час, чтобы освободиться
от отработки на тридцать шесть минут.
Не так плохо для начала. Могло быть хуже. Но почему у Кимброу всегда
все выходит лучше?

- Мой дорогой Френсис! - экспансивно воскликнул Мильоцциус, беря обе
руки Лодермилка в свои. - Я так счастлив вашему возвращению! Была ли
поездка трудной? Вы выглядите усталым. Давайте присядем.
- О нет, нет, - запротестовал Лодермилк. - Это большая любезность с
вашей стороны. Я ничуть не устал. Я был в отчаянии, что приходится
покинуть вас, Эзиус. Но вы же понимаете, что моя поездка была вызвана
соображениями чрезвычайной необходимости.
- Ну конечно же! Я все прекрасно понимаю, вам нет нужды извиняться.
Вы крайне добры ко мне. Ваш сотрудник мистер Хови прекрасно помогал мне в
ваше отсутствие.
Лодермилк нахмурился.
- Хови? Мой дорогой Эзиус, неужели декан Флинт не показал вам
колледж?
- О нет. Декан объяснил мне, что он необычайно занят в этом месяце.
Однако мистер Хови - очень обаятельный молодой человек.
- Да, я его знаю. Но он даже не сотрудник колледжа, он студент.
Признаться, я очень недоволен, Эзиус. Я определенно распорядился, чтобы в
мое отсутствие о вас заботился декан Флинт.
У Мильоцциуса был покаянный вид.
- О, Френсис, я вас умоляю. Разумеется, в своих внутренних делах вы
должны поступать, как считаете должным. Но я никоим образом не желаю,
чтобы из-за меня у декана Флинта были неприятности.
- Да, да, Эзиус. Хорошо, оставим эту тему. Как бы то ни было, я
считаю, что вы были весьма терпеливы, удовлетворившись в качестве гида
мистером Хови. Должно быть, у вас осталось много вопросов, на которые он
не смог ответить?
- Да! - воскликнул Мильоцциус, моментально забыв мистера Хови. - Есть
одна вещь, которая в высшей степени интересует меня, Френсис. Я пребываю в
полном недоумении. Вот уже месяц, как я знакомлюсь с вашим колледжем, и до
сих пор не понял, чему вы учите студентов?
- Чему мы их учим? - переспросил Лодермилк, наморщив лоб.
- Какой философии? Другими словами - во что вы верите?
Лодермилк досадливо поцокал языком.
- Хоть вы и просите меня не принимать такие вопросы близко к сердцу,
Эзиус, это становится все хуже и хуже. Разве Хови не водил вас на
философские семинары?
Мильоцциус невольно скривился.
- Да, водил. Семинары, дискуссионные группы... Болтовня за чаем.
Каждый говорит что-то свое, и зачастую совершеннейшую дичь. Не понимаю,
почему вы разрешаете... - Он оборвал себя на полуслове. - Впрочем, прошу
меня простить - вероятно, я не понял... Как?! Неужели вы хотите сказать,
что это все?!
Лодермилк утвердительно кивнул.
- Но все же, - сказал Мильоцциус, - должна быть какая-то центральная
точка зрения, официальная доктрина...
- Нет-нет, - быстро сказал Лодермилк. - Теперь я понял, куда вы
клоните. Боюсь, что вы сочтете наши взгляды очень примитивными, и все
же... В мире существует так много различных взглядов, так много теорий
человеческого поведения, что мы никогда не считали себя вправе решить, что
одна из них верна, а остальные лгут. Возможно, одна из тех теорий, которые
нам известны, соответствует действительности. Пока мы не уверены, было бы
серьезной ошибкой отсечь...
- Очень хорошо, очень благоразумно, - пробормотал Мильоцциус. - И все
же поддерживать этого профессора Бамбургера с его...
- Говорю вам по секрету, - честно сказал Лодермилк, - тут я с вами
согласен. Но теперь вы видите, какая проблема перед нами стоит. Когда
появится та самая, единственно верная система, все остальные исчезнут под
ее натиском. Но до тех пор мы должны предоставить равные возможности всем
точкам зрения... Кстати сказать, Эзиус, я не вправе настаивать - но,
возможно, итальянские иммунные располагают какими-то теориями, которые не
представлены в нашем колледже...
- О да, разумеется, - сказал Мильоцциус с некоторым сомнением. - Я не
упоминал об этом до сих пор - уверяю вас! - только потому, что это
казалось мне неуместным. Я полагал, что вам может не понравиться...
- Я вас понимаю. Нам всем приходится быть осторожными. Но я хотел
спросить, Эзиус, не могли бы вы провести для наших студентов небольшой
семинар? Или несколько неформальных собраний?
- И вы мне позволите?!
- Дорогой мой Эзиус, вы окажете нам честь! Кто знает, возможно, ваша
система и есть та самая единственно верная, которую мы ищем.
Лицо Мильоцциуса стало серьезным.
- Так оно и есть, - торжественно произнес он.

10441. Давно хочу осуществить один дерзкий эксперимент, вот только
храбрости не хватает. Я хотел бы, когда в следующий раз поеду официальным
представителем на Летнюю ярмарку или другое столь же серьезное
мероприятие, подняться на помост и на виду у всех потребителей показать
язык Торговой марке. Я почти убежден, что никто из них не поверит
собственным глазам. А если кто-то и поверит, то остальные решат, что он -
демон. Он, а не я. О забавнейший из человеческих талантов: умение
обманывать самого себя! (И как долго и трудно нужно напрягать ум, чтобы
научиться видеть вещи такими, какие они есть). Я думаю, что невозможно
лишить человека свойства обманываться, не уничтожив при этом соседнего
таланта - творческого воображения. Человек гораздо яростнее борется за
нечто невиданное, неслыханное, неощутимое и вовсе абсурдное, чем за
видимое, слышимое, ощутимое и имеющее конкретный смысл. Человеку всегда
хочется подарить молодому поколению Нечто, во что можно верить. Что
угодно. Хоть что-нибудь. Вот только подарок этот - наживка, под которой
неизменно скрывается крючок.
10442. По-прежнему нет подтверждения слухам о незаконном
использовании аналоговых машин. А слухи странно устойчивы. Нельзя
отмахиваться от них, принимая за фантазии о желаемом. Но я спрашиваю себя:
как просочился самый первый слух, если он соответствует действительности?
Нужно проследить все ниточки, ведущие ко всем случаям "одержимости" в
высших классах за последний год.
10443. Никак не соберусь с духом, чтобы это записать. Наконец стало
понятным отсутствие А.С. Мы серьезно опасались, что она была схвачена
еторговской охраной во время моего последнего визита в Дариен. Вчера рано
утром ее тело было найдено в обломках коптера в Уолтхемском заповеднике к
северу от Бетлехема. Судя по всему, она пыталась добраться до Гринфилда.
Разумеется, мы не могли потребовать ее тело. Г. ужасно подавлен. Держится
неестественно спокойно. Меня очень волнует его состояние.
10444. Сегодня М. три часа объяснял мне доктрину итальянских
иммунных. Теперь у меня проблема с тем, чтобы заставить его говорить о
чем-то другом. По-моему, его подозрения по поводу нас окончательно
развеялись. Общество, у которого нет собственной официальной идеологии, и
которое добродушно позволяет кому угодно излагать свою, не может быть
опасным. Как неудачно все обернулось в Италии! У итальянских иммунных был
шанс пойти по нашему пути, но тут некстати объявился этот их пророк
Фабрициус - и теперь они все натуристы. Поворотные пункты, когда общество
может избрать другой путь развития, так редки и ценны... Неудивительно,
что до сих пор в мире не существовало рационального общества. Будет
настоящим чудом, если нам удастся такое общество создать!
Философия итальянских иммунных совершенно типична, и представляется
мне очень опасной. Христианство: все люди равны, потому что бог создал их
равными. Коммунизм: все люди равны, потому что они одинаково трудятся на
благо общества. Натуризм: все люди равны, потому что они все - части
единого функционального организма. По спирали вокруг истины - всегда в
виду истины, и всегда на некотором расстоянии от нее. Очень легко бросить
первый камень, почти невозможно остановить лавину. В стране кривых зрячий
должен щуриться... М. начинает лекции по своей доктрине завтра. Он
наверняка надеется, что к тому времени, как он уедет, у него будет
один-два человека обращенных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26