Это тоже своего рода Золотая книга Венеции – только в ней содержатся не фамилии благородных родов, а некие весьма неблагородные деяния. Как только эта особа позволяла себе дурно обращаться с воспитанницами, они тут же шли ко мне, а я скрупулезно все записывала вот на эти страницы. Едва была заполнена последняя, как я поняла, что время настало. Я передала книжку Марьетте, та отдала ее моему деду, а он, в свою очередь, огласил сведения из нее на заседании правления.
Истинный учитель всегда понимает разницу между счастьем и горем. Истинный учитель умеет разглядеть в глазах подопечного скрытый свет, даже если проблеск его так мал, что скрыт и от самого ученика, и от прочих людей.
Но дурной наставник – тот, кто получает удовольствие, причиняя боль другим, кто радуется чужому страданию только потому, что некогда сам перестрадал, – такой заслуживает наказания, и не только в ином мире, но и в этом.
Елена уже сунула личико в дверь. Я отрываю взгляд от своих записок, и глаза вначале меня подводят: мне кажется, что я вижу Джульетту. Улыбки у них похожи – к тому же Елене сейчас столько лет, сколько было моей подруге при нашей последней встрече.
– Zi?tta! – заявляет она. – Я пришла на урок. Вы при этом освещении такая хорошенькая!
Мы вместе смотрим в окно, выходящее на Большой канал; предзакатный золотой свет льется сквозь стекло, словно благословение Божье.
Я забочусь о Елене с трехлетнего возраста и не могла бы любить ее больше, даже будь она моей родной дочерью. Она – трудолюбивая пчелка и весьма одаренная скрипачка. Я пока не могу сказать с уверенностью, найдет ли Елена возможность продолжать занятия музыкой, когда покинет приют: ее родители давным-давно запланировали ее замужество. Не сомневаюсь, что они, как и я, смогут гордиться ею.
Я улыбаюсь и прошу свою подопечную:
– Дай мне еще пять минуток, figlia mia. Я хочу закончить.
Чтобы дописать последние слова, я зажигаю лампу – она нужна и для предстоящего урока. Заполнена последняя страница в этой книге, и я думаю, что сказала все, что хотела. Пресвятая Матерь Божья, молю тебя, охрани эти записи от пожара, наводнения и тления. Здесь целая история жизни; я писала ее о себе, но получилась она о нас с Вивальди. Теперь только время властно решить, когда ей должно увидеть свет.
Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc, et in hora mortis nostrae. Amen.
Писано в Венеции,
в лето Господне 1737.
Послесловие автора (историческая справка)
Из-за скандальных сплетен вокруг его имени Антонио Вивальди стал персоной нон грата в Венеции – городе, который он так любил. Действительно, его сгубила любовь к Анне Джиро, хотя, по всей видимости, мне первой пришла в голову мысль, что она могла быть его дочерью, а отнюдь не возлюбленной. До сих пор никто не раскрыл истинной природы их отношений.
Рыжий Аббат умер в июле 1741 г. в Вене, в возрасте шестидесяти трех лет. Он был похоронен в могиле для бедняков (случилось так, что одним из тех, кто нес его гроб, был молодой Йозеф Гайдн).
Сразу после смерти Вивальди его музыка была предана полному забвению почти на два столетия. Если его имя и встречалось в книгах, выпущенных до 30-х гг. XX в. и посвященных либо Венеции, либо даже ее музыкальной истории, то о нем отзывались скорее как о чудаковатом скрипаче и эксцентричном клирике, а не как о композиторе (Майкл Толбот, «Вивальди»). Не сразу его музыка обрела должное признание; ее возвращение началось после того, как музыковеды признали за ней непосредственное и глубокое влияние на творчество Иоганна Себастьяна Баха. Постепенно, а иногда и довольно скорыми шагами огромное наследие творений Рыжего Аббата – как духовных, так и светских – сейчас возрождается к жизни.
До сих пор обнаруживаются неизвестные ранее партитуры, и многие из них еще ждут переложения в звукозаписи. Многие из изысканнейших хоралов, сочиненных Вивальди для Пьеты в период примерно с 1713-го по 1739 гг., недавно стали доступны в записи на компакт-дисках («Хайперион рекордс, лтд», Лондон). Я беспрерывно слушала их, пока писала этот роман, прерываясь лишь для того, чтобы посвятить время изучению музыки, которую некогда играли Анна Мария и ее подруги по coro.
Со времени взрыва популярности Вивальди в 60-х годах его возрождение можно назвать воистину ошеломляющим. Сегодня «Времена года» – одно из наиболее узнаваемых и часто исполняемых произведений классической музыки.
Священник-музыкант Бонавентура Спада действительно преподавал в Пьете в период, куда я его поместила. О нем известно крайне мало. Бурные любовные похождения, которыми я его наделила, – всего лишь художественный вымысел, хотя, без сомнения, у священнослужителей тех времен были дети.
Что касается Менегины, то в Пьете четыре наставницы-скрипачки носили это имя. Одну из них «9 июня 1752 г. безвозвратно лишили всех привилегий и понизили до figlia del comun из-за неподобающего обращения с одной из своих подопечных» (М. Уайт, «Биографические заметки»).
Молодой человек по имени Франц Хорнек в описанный период времени действительно находился в Венеции. Он скупал ноты для архиепископа г. Майнца и при этом не отказывал себе в разнообразных удовольствиях (о чем свидетельствуют сохранившиеся воспоминания одного из путешественников). Среди прочего, он с увлечением обучался игре на скрипке и, вполне вероятно, иногда переписывал для Вивальди музыкальные партитуры. Исторических свидетельств знакомства Франца Хорнека и Анны Марии не существует.
По сути дела, мы располагаем (благодаря кропотливым исследованиям Мики Уайт) не более чем кратким биографическим описанием основных событий жизни Анны Марии – и то уже в пору ее широкой известности. Единственными фактами, носящими личную окраску, в книге Уайт является упоминание о том, что 23 января 1728 г. Анне Марии был предписан особый (куриный) стол, а с 7 октября 1729 г. ей выделили две дополнительные меры растительного масла в неделю.
Из рассказов, оставленных ее современниками, нам известно, что слава Анны Марии гремела далеко за пределами Венеции. Она виртуозно владела многими музыкальными инструментами помимо скрипки и на протяжении всей своей жизни обеспечивала Пьете почтенную репутацию. Обстоятельство, что карьерное продвижение Анны Марии осуществлялось гораздо медленнее, чем у остальных ее соучениц, навело меня на мысль, что она позволяла себе пренебрегать монастырским уставом.
Анна Мария обладала редким здоровьем и прожила долгую жизнь, что, пожалуй, неудивительно для figlie di coro: они получали достаточное питание и своевременную медицинскую помощь. Она дожила до восьмидесятишестилетнего возраста в тот век, когда средняя продолжительность жизни в Европе составляла тридцать пять лет.
В 1797 г., через шестнадцать лет после кончины Анны Марии, армия Наполеона вошла в Венецию, не встретив ни малейшего сопротивления со стороны некогда могущественных защитников la Serenissima. После подписания Наполеоном Кампоформийского мира Венеция стала частью Ломбардо-Венецианского королевства в составе Австрии.
Венецианский обычай ношения масок на карнавале, впервые зафиксированный в хрониках в середине XIII в., был утрачен после падения Республики. Только в 70-х гг. XX в. вновь начали изготовлять традиционные для народных гуляний маски, и карнавал – хоть и в укороченном, но не менее зрелищном виде – пережил второе рождение.
Прежняя церковь Пьеты на набережной дельи Скьявони была снесена в 1740 г. – при жизни Анны Марии, но уже после кончины Вивальди. На этом месте сейчас возвышается величественное сооружение в стиле Андреа Палладио – творение зодчего Джорджо Массари. Однако даже в «новом» храме совсем не трудно представить, как выглядели участники coro, наполовину скрытые за ажурной металлической решеткой церковных хоров.
Здания, в которых жили воспитанницы Пьеты, стоят и поныне. К ним можно пройти через ворота, расположенные прямо напротив гостиницы «Метрополь», в холле которой, между прочим, сохранились две колонны от прежней церкви. Колодец, внутренний дворик, сводчатые окна помещения, где собиралось правление, старые ворота, выходящие на канал, – все это осталось в неприкосновенности и живо напоминает о закрытом мирке «Ospedale della Piet?», где воспитанницы играли и пели музыкальные творения, снискавшие для la Serenissima Божью милость.
Слова благодарности
Мики Уайт, независимая исследовательница, живущая в Венеции, все свое время посвящает изучению жизни Вивальди и уже не первый десяток лет собирает данные о figlie di coro из «Ospedale della Piet?». Сейчас она пишет об Анне Марии монографию, которая будет издана «Итальянским институтом Антонио Вивальди» при фонде Джорджо Чини. Я выражаю ей огромную признательность за ее деятельность и за любезное согласие встретиться со мной, несмотря на ее стойкую неприязнь к нашему брату писателю. Мики в буквальном смысле распахнула передо мной двери Пьеты, так что я смогла там все увидеть воочию.
Доктор Франческо Фанна, директор вышеупомянутого института, являл бесконечную любезность и великодушие, снабжая меня фотокопиями редких публикаций по теме и позволяя пользоваться своей электронной почтой для общения с редактором, пока я наконец не освоилась в Венеции настолько, что смогла это делать самостоятельно. Он благосклонно внимал моим курьезным домыслам, высказываемым к тому же на весьма несовершенном итальянском.
Не меньшую помощь оказал мне и исследователь жизни и творчества Вивальди Джузеппе Эллеро, возвратив меня на верный путь, когда я чуть было не погналась за весьма интригующими фактами, найденными в Интернете и касающимися совершенно другой (как оказалось) Анны Марии из Пьеты.
Эта книга, пожалуй, не состоялась бы, если бы не возможность приобщиться к обширной эрудиции тех, кто изучал и описывал Венецию восемнадцатого века. Таков Майкл Толбот – профессор музыки Ливерпульского университета и действительный член Британской академии, высший авторитет в вопросах жизни и творчества Вивальди. Я также благодарна Филиппу Монье с его основательно подзабытым историческим экскурсом, изобилующим самыми пикантными подробностями. Что же касается трудов ныне покойной Джейн Л. Бальдоф-Берде и «Биографических заметок» Мики Уайт относительно «дочерей хора», то я постоянно держала их под рукой, сочиняя этот роман.
Преподаватель Калифорнийского университета Лора Маккрири обеспечила доступ к фондам их великолепной библиотеки, что позволило мне целый год без помех работать с редчайшими сборниками исследований. Итальянская журналистка Катерина Беллони исправляла мои бесконечные грамматические и орфографические ошибки и не уставала всячески подбадривать меня. Профессиональные знания виолончелистки Вивиан Уоркентин подсказали мне ряд «изюминок», до которых я сама ни за что бы не додумалась. Лютнист и afficionado Вивальди, Говард Кадис, а также его коллега Надя Матисоф оказали мне неоценимую помощь при составлении полного списка его сочинений. Проницательные замечания Маркуса Гранта, высказанные на ранних этапах работы над романом, очень пригодились мне впоследствии. Джуди Маккей выступала моей группой поддержки, а ее супруг и мой собрат по перу Мэтью Маккей провел со мной бессчетное множество часов за душеспасительными беседами. Лиз Стоунхилл, завзятая читательница, стала первой, кому я доверила окончательный вариант этой книги.
Я также признательна продюсеру и писателю Рону Левинсону: его энтузиазм и вера в мои силы поддерживали меня, когда я еще только задумывала этот опус. Седрик Шэклтон взял на себя организацию моей поездки в Венецию, где я и начала писать историю, которая не давала мне покоя последний десяток лет.
Мой агент Фелисия Эт сразу же оценила мой замысел и пестовала его вместе со мной, помогая полусотне страниц вырасти в полновесный роман. Она же отыскала для него подходящего редактора и издателя в лице Гейла Уинстона из «Харпер Коллинз», сочетающего в себе высочайший профессионализм и литературное чутье.
Джон Квик, которому я также благодарна по очень многим причинам, изъявлял неизменную готовность оборонять форт во время моих отъездов. И под конец, ничуть не умаляя этим значимость благодетеля, я говорю спасибо нашему сыну Джулиану, свету жизни моей, который помогал мне вспомнить, как выглядит мир на полпути от детства к зрелости – в отрочестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Истинный учитель всегда понимает разницу между счастьем и горем. Истинный учитель умеет разглядеть в глазах подопечного скрытый свет, даже если проблеск его так мал, что скрыт и от самого ученика, и от прочих людей.
Но дурной наставник – тот, кто получает удовольствие, причиняя боль другим, кто радуется чужому страданию только потому, что некогда сам перестрадал, – такой заслуживает наказания, и не только в ином мире, но и в этом.
Елена уже сунула личико в дверь. Я отрываю взгляд от своих записок, и глаза вначале меня подводят: мне кажется, что я вижу Джульетту. Улыбки у них похожи – к тому же Елене сейчас столько лет, сколько было моей подруге при нашей последней встрече.
– Zi?tta! – заявляет она. – Я пришла на урок. Вы при этом освещении такая хорошенькая!
Мы вместе смотрим в окно, выходящее на Большой канал; предзакатный золотой свет льется сквозь стекло, словно благословение Божье.
Я забочусь о Елене с трехлетнего возраста и не могла бы любить ее больше, даже будь она моей родной дочерью. Она – трудолюбивая пчелка и весьма одаренная скрипачка. Я пока не могу сказать с уверенностью, найдет ли Елена возможность продолжать занятия музыкой, когда покинет приют: ее родители давным-давно запланировали ее замужество. Не сомневаюсь, что они, как и я, смогут гордиться ею.
Я улыбаюсь и прошу свою подопечную:
– Дай мне еще пять минуток, figlia mia. Я хочу закончить.
Чтобы дописать последние слова, я зажигаю лампу – она нужна и для предстоящего урока. Заполнена последняя страница в этой книге, и я думаю, что сказала все, что хотела. Пресвятая Матерь Божья, молю тебя, охрани эти записи от пожара, наводнения и тления. Здесь целая история жизни; я писала ее о себе, но получилась она о нас с Вивальди. Теперь только время властно решить, когда ей должно увидеть свет.
Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc, et in hora mortis nostrae. Amen.
Писано в Венеции,
в лето Господне 1737.
Послесловие автора (историческая справка)
Из-за скандальных сплетен вокруг его имени Антонио Вивальди стал персоной нон грата в Венеции – городе, который он так любил. Действительно, его сгубила любовь к Анне Джиро, хотя, по всей видимости, мне первой пришла в голову мысль, что она могла быть его дочерью, а отнюдь не возлюбленной. До сих пор никто не раскрыл истинной природы их отношений.
Рыжий Аббат умер в июле 1741 г. в Вене, в возрасте шестидесяти трех лет. Он был похоронен в могиле для бедняков (случилось так, что одним из тех, кто нес его гроб, был молодой Йозеф Гайдн).
Сразу после смерти Вивальди его музыка была предана полному забвению почти на два столетия. Если его имя и встречалось в книгах, выпущенных до 30-х гг. XX в. и посвященных либо Венеции, либо даже ее музыкальной истории, то о нем отзывались скорее как о чудаковатом скрипаче и эксцентричном клирике, а не как о композиторе (Майкл Толбот, «Вивальди»). Не сразу его музыка обрела должное признание; ее возвращение началось после того, как музыковеды признали за ней непосредственное и глубокое влияние на творчество Иоганна Себастьяна Баха. Постепенно, а иногда и довольно скорыми шагами огромное наследие творений Рыжего Аббата – как духовных, так и светских – сейчас возрождается к жизни.
До сих пор обнаруживаются неизвестные ранее партитуры, и многие из них еще ждут переложения в звукозаписи. Многие из изысканнейших хоралов, сочиненных Вивальди для Пьеты в период примерно с 1713-го по 1739 гг., недавно стали доступны в записи на компакт-дисках («Хайперион рекордс, лтд», Лондон). Я беспрерывно слушала их, пока писала этот роман, прерываясь лишь для того, чтобы посвятить время изучению музыки, которую некогда играли Анна Мария и ее подруги по coro.
Со времени взрыва популярности Вивальди в 60-х годах его возрождение можно назвать воистину ошеломляющим. Сегодня «Времена года» – одно из наиболее узнаваемых и часто исполняемых произведений классической музыки.
Священник-музыкант Бонавентура Спада действительно преподавал в Пьете в период, куда я его поместила. О нем известно крайне мало. Бурные любовные похождения, которыми я его наделила, – всего лишь художественный вымысел, хотя, без сомнения, у священнослужителей тех времен были дети.
Что касается Менегины, то в Пьете четыре наставницы-скрипачки носили это имя. Одну из них «9 июня 1752 г. безвозвратно лишили всех привилегий и понизили до figlia del comun из-за неподобающего обращения с одной из своих подопечных» (М. Уайт, «Биографические заметки»).
Молодой человек по имени Франц Хорнек в описанный период времени действительно находился в Венеции. Он скупал ноты для архиепископа г. Майнца и при этом не отказывал себе в разнообразных удовольствиях (о чем свидетельствуют сохранившиеся воспоминания одного из путешественников). Среди прочего, он с увлечением обучался игре на скрипке и, вполне вероятно, иногда переписывал для Вивальди музыкальные партитуры. Исторических свидетельств знакомства Франца Хорнека и Анны Марии не существует.
По сути дела, мы располагаем (благодаря кропотливым исследованиям Мики Уайт) не более чем кратким биографическим описанием основных событий жизни Анны Марии – и то уже в пору ее широкой известности. Единственными фактами, носящими личную окраску, в книге Уайт является упоминание о том, что 23 января 1728 г. Анне Марии был предписан особый (куриный) стол, а с 7 октября 1729 г. ей выделили две дополнительные меры растительного масла в неделю.
Из рассказов, оставленных ее современниками, нам известно, что слава Анны Марии гремела далеко за пределами Венеции. Она виртуозно владела многими музыкальными инструментами помимо скрипки и на протяжении всей своей жизни обеспечивала Пьете почтенную репутацию. Обстоятельство, что карьерное продвижение Анны Марии осуществлялось гораздо медленнее, чем у остальных ее соучениц, навело меня на мысль, что она позволяла себе пренебрегать монастырским уставом.
Анна Мария обладала редким здоровьем и прожила долгую жизнь, что, пожалуй, неудивительно для figlie di coro: они получали достаточное питание и своевременную медицинскую помощь. Она дожила до восьмидесятишестилетнего возраста в тот век, когда средняя продолжительность жизни в Европе составляла тридцать пять лет.
В 1797 г., через шестнадцать лет после кончины Анны Марии, армия Наполеона вошла в Венецию, не встретив ни малейшего сопротивления со стороны некогда могущественных защитников la Serenissima. После подписания Наполеоном Кампоформийского мира Венеция стала частью Ломбардо-Венецианского королевства в составе Австрии.
Венецианский обычай ношения масок на карнавале, впервые зафиксированный в хрониках в середине XIII в., был утрачен после падения Республики. Только в 70-х гг. XX в. вновь начали изготовлять традиционные для народных гуляний маски, и карнавал – хоть и в укороченном, но не менее зрелищном виде – пережил второе рождение.
Прежняя церковь Пьеты на набережной дельи Скьявони была снесена в 1740 г. – при жизни Анны Марии, но уже после кончины Вивальди. На этом месте сейчас возвышается величественное сооружение в стиле Андреа Палладио – творение зодчего Джорджо Массари. Однако даже в «новом» храме совсем не трудно представить, как выглядели участники coro, наполовину скрытые за ажурной металлической решеткой церковных хоров.
Здания, в которых жили воспитанницы Пьеты, стоят и поныне. К ним можно пройти через ворота, расположенные прямо напротив гостиницы «Метрополь», в холле которой, между прочим, сохранились две колонны от прежней церкви. Колодец, внутренний дворик, сводчатые окна помещения, где собиралось правление, старые ворота, выходящие на канал, – все это осталось в неприкосновенности и живо напоминает о закрытом мирке «Ospedale della Piet?», где воспитанницы играли и пели музыкальные творения, снискавшие для la Serenissima Божью милость.
Слова благодарности
Мики Уайт, независимая исследовательница, живущая в Венеции, все свое время посвящает изучению жизни Вивальди и уже не первый десяток лет собирает данные о figlie di coro из «Ospedale della Piet?». Сейчас она пишет об Анне Марии монографию, которая будет издана «Итальянским институтом Антонио Вивальди» при фонде Джорджо Чини. Я выражаю ей огромную признательность за ее деятельность и за любезное согласие встретиться со мной, несмотря на ее стойкую неприязнь к нашему брату писателю. Мики в буквальном смысле распахнула передо мной двери Пьеты, так что я смогла там все увидеть воочию.
Доктор Франческо Фанна, директор вышеупомянутого института, являл бесконечную любезность и великодушие, снабжая меня фотокопиями редких публикаций по теме и позволяя пользоваться своей электронной почтой для общения с редактором, пока я наконец не освоилась в Венеции настолько, что смогла это делать самостоятельно. Он благосклонно внимал моим курьезным домыслам, высказываемым к тому же на весьма несовершенном итальянском.
Не меньшую помощь оказал мне и исследователь жизни и творчества Вивальди Джузеппе Эллеро, возвратив меня на верный путь, когда я чуть было не погналась за весьма интригующими фактами, найденными в Интернете и касающимися совершенно другой (как оказалось) Анны Марии из Пьеты.
Эта книга, пожалуй, не состоялась бы, если бы не возможность приобщиться к обширной эрудиции тех, кто изучал и описывал Венецию восемнадцатого века. Таков Майкл Толбот – профессор музыки Ливерпульского университета и действительный член Британской академии, высший авторитет в вопросах жизни и творчества Вивальди. Я также благодарна Филиппу Монье с его основательно подзабытым историческим экскурсом, изобилующим самыми пикантными подробностями. Что же касается трудов ныне покойной Джейн Л. Бальдоф-Берде и «Биографических заметок» Мики Уайт относительно «дочерей хора», то я постоянно держала их под рукой, сочиняя этот роман.
Преподаватель Калифорнийского университета Лора Маккрири обеспечила доступ к фондам их великолепной библиотеки, что позволило мне целый год без помех работать с редчайшими сборниками исследований. Итальянская журналистка Катерина Беллони исправляла мои бесконечные грамматические и орфографические ошибки и не уставала всячески подбадривать меня. Профессиональные знания виолончелистки Вивиан Уоркентин подсказали мне ряд «изюминок», до которых я сама ни за что бы не додумалась. Лютнист и afficionado Вивальди, Говард Кадис, а также его коллега Надя Матисоф оказали мне неоценимую помощь при составлении полного списка его сочинений. Проницательные замечания Маркуса Гранта, высказанные на ранних этапах работы над романом, очень пригодились мне впоследствии. Джуди Маккей выступала моей группой поддержки, а ее супруг и мой собрат по перу Мэтью Маккей провел со мной бессчетное множество часов за душеспасительными беседами. Лиз Стоунхилл, завзятая читательница, стала первой, кому я доверила окончательный вариант этой книги.
Я также признательна продюсеру и писателю Рону Левинсону: его энтузиазм и вера в мои силы поддерживали меня, когда я еще только задумывала этот опус. Седрик Шэклтон взял на себя организацию моей поездки в Венецию, где я и начала писать историю, которая не давала мне покоя последний десяток лет.
Мой агент Фелисия Эт сразу же оценила мой замысел и пестовала его вместе со мной, помогая полусотне страниц вырасти в полновесный роман. Она же отыскала для него подходящего редактора и издателя в лице Гейла Уинстона из «Харпер Коллинз», сочетающего в себе высочайший профессионализм и литературное чутье.
Джон Квик, которому я также благодарна по очень многим причинам, изъявлял неизменную готовность оборонять форт во время моих отъездов. И под конец, ничуть не умаляя этим значимость благодетеля, я говорю спасибо нашему сыну Джулиану, свету жизни моей, который помогал мне вспомнить, как выглядит мир на полпути от детства к зрелости – в отрочестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29