Джон Беккер – 2


«Дар сопереживания. Опиумный заговор»: Полина; Москва; 1995
ISBN 5-86773-027-1
Оригинал: David Wiltse, “Close to the Bone”
Перевод: Н. Ковалева
Аннотация
Агент ФБР Джон Беккер известен своими нетрадиционными методами работы и умением проникать в мозг преступника. Когда в Нью-Йорк по заданию террористической организации прибывает опаснейший наемный убийца, только Беккеру по силам выйти на его след.
Дэвид Вилтц
Дар сопереживания
Анне – с любовью
Пролог
Лестницы стали для его бабушки непреодолимым препятствием, поэтому Лион Брэйд без помех затаскивал свою добычу в подвал. К тому же от старости вместе со слухом ослабли ее умственные способности, так что, если до нее все же доносились стоны жертв, она списывала их на телевизионные шумы. Пару раз, прежде чем Брэйд довел свою технику до совершенства, у женщин вырывались громкие крики, но это было несколько лет назад, и бабка давно обо всем позабыла.
Брэйд предпочитал заниматься любимым делом в подвале еще и из-за наличия там большой дренажной канавы, которая в прошлом служила сливом старомодному стиральному агрегату с несколькими камерами и отделением для отжимания белья, а теперь полностью отвечала его требованиям. Поливаясь из шланга, он легко удалял с себя побочные продукты своей деятельности: а поскольку он всегда работал обнаженным, это не составляло большого труда. Канава была большой и никогда не засорялась, за исключением одного случая в самом начале, когда сток забила масса спутанных волос. Брэйд вынес из происшедшего урок и с тех пор использовал волосы для набивания пуфиков и для затейливой вышивки ими декоративных салфеточек для мебели. Удобные подушечки и салфеточки мило украсили гостиную. Но сначала, разумеется, он тщательно промывал волосы. Некоторые из женщин при жизни пользовались ужасными, дурно пахнущими лосьонами, лаками, муссами и гелями для волос. Иные же, если говорить честно, были просто нечистоплотны в своих привычках, а Брэйд являлся ярым поборником гигиены.
Однако, абсолютно замечательным местом делала подвал не его недоступность для бабушки, не пресловутая канава и даже не проходящие под потолком трубы, столь удобные для подвешивания добычи. Самой замечательной его особенностью была труба для побега.
Брэйд обнаружил ее случайно, заметив однажды, как его кот появился из-за обогревательной печи, неся в пасти одну из бесчисленных мышей, которых он обожал класть на стоявшую около канавы разделочную скамью Брэйда. Брэйд иногда гадал, не соревнуется ли с ним Тигр в количестве охотничьих трофеев в доступной ему кошачьей манере.
В стене за печью оказалась широкая щель от выпавшего кирпича. Вытащив из кладки еще несколько кирпичей, Брэйд проник в пустое пространство под домом и вскоре отыскал источник, поставлявший Тигру его жертвы. Дом в свое время был построен дедом Брэйда на кукурузном поле. Старика донимали видения, как городские окраины нахлынут на его владения, обогатив тем самым его карман, и, готовясь к грядущему нашествию, он разметил пятьдесят гектаров своей земли под участки для муниципальной и частной застройки. Как составную часть подготовки к наступлению цивилизации он начал прокладывать канализационную систему, которая, по его задумке, сбрасывала бы нечистоты в небольшую речушку по соседству, впадающую в конечном счете в Найобрэру. Мечты старика не осуществились – строительство началось уже после его смерти, – однако широкий зев первой и единственной канализационной трубы многообещающе зиял с той поры под домом Брэйда.
Брэйд исследовал свою находку по всей длине. Она вывела его на берег речушки в нескольких сотнях метров от дома и вне видимости оттуда. Внутри трубы было темно и страшно. В некоторых особо узких местах приходилось ползти на животе сквозь многолетние наслоения придонной грязи и отбросов, но, в общем, путь был довольно прямым и вполне доступным. Несколько имеющихся изгибов могли даже послужить его целям, обеспечив пространство, позволявшее повернуться лицом к возможному преследователю.
Если за ним придут, – а Брэйд знал, что за ним обязательно придут, – только последний идиот осмелится последовать за ним в бархатную черноту дыры. Благоразумный человек замешкается перед входом, вызовет помощь, постарается отыскать выход трубы на поверхность, что даст Брэйду необходимый для побега запас времени. Однако он предусмотрительно подготовился и на тот случай, если к нему все же пришлют идиота. За вторым поворотом трубы, где было достаточно места, чтобы развернуться, и где его не подозревающий о таком подвохе преследователь будет совершенно слеп, Брэйд спрятал один из своих любимых рабочих ножей – длинный и смертоносно-заостренный с обеих сторон; точный дубликат того, который он постоянно держал на разделочной скамье около дренажной канавы.
Соседи изредка приносили бабушке поспевшие фрукты или, измучившись от одиночества, просто заглядывали поболтать о том, о сем, поэтому, чтобы они нежданно-негаданно не возникали перед ним, Брэйд из предосторожности провел в подвал звонок. Услышав мелодичный перезвон, он оторвался от работы и с удивлением посмотрел вверх. Сегодня гостей больше не ожидалось: не так давно он выпроводил из дома полицейских, убедив их (в этом он не сомневался) в своей полной невиновности.
Торопливо содрав с рук резиновые перчатки, Лион натянул комбинезон механика, сунул ноги в сандалии и, перед тем как подняться по шаткой деревянной лесенке, убедился, что губы жертвы надежно залеплены куском лейкопластыря. Глаза женщины были закрыты, но Лион давно убедился, что жертвам доверять нельзя: они всегда стараются, по возможности, обмануть его, схитрить и отнюдь не всегда стопроцентно мертвы, если даже и выглядят таковыми.
Брэйд сразу узнал человека перед дверью. Он приходил вместе с полицейскими, но во время разговора не произнес ни слова.
– Привет, Лион, – сказал незнакомец и представился: – Меня зовут Джон Беккер.
– Вы что-нибудь забыли? – вежливо осведомился Брэйд и отступил назад, чтобы пришелец мог войти в дом. Он должен вести себя как человек, которому нечего скрывать и, следовательно, полиция – желанный гость в его доме.
Мужчина, назвавшийся Беккером, прошел в гостиную с непринужденностью, всколыхнувшей в Брэйде раздражение, и бросил через плечо:
– По-моему, это ты кое-что забыл.
– Не понимаю.
– Не-ет, это ты определенно кое-что забы-ыл, Лион, – напевно-насмешливо, словно разговаривал с ребенком, произнес Беккер, усевшись на диван.
– Что я забыл? – полюбопытствовал Брэйд.
– Ты забыл сказать пра-авду.
Беккер погрозил Лиону пальцем, будто бы шутливо браня нашалившего малыша.
Брэйд тоже опустился на диван и прижал к груди один из своих особых пуфиков.
– Не понимаю, о чем вы. Я рассказал все, что мне известно.
– О, нет. Лион. Совсем-совсем не все.
– Вы ничего не говорили, когда были здесь в прошлый раз.
– Зато я наблюдал за тобой. Я смотрел, что ты делаешь, и все уви-идел.
– Вы действительно полицейский? Что-то мне не верится, – проговорил Брэйд.
– О-о, я гораздо хуже, чем полицейский, Лион. Гораздо хуже. – Беккер подхватил со спинки вышитую салфеточку и начал легко перебрасывать ее с ладони на ладонь. Брэйд вспомнил, что сделал ее из великолепных волос рыжей красотки. Ты ведь догадываешься, кто я, Лион, не так ли? Ты знал, что когда-нибудь я обязательно появлюсь.
– Не понимаю вас.
– Понимаешь. Конечно же, ты меня понимаешь. – Беккер наклонился к Брэйду, раздвинув губы в устрашающем оскале. – Я твоя совесть.
Брэйд попытался рассмеяться, сделать вид, что принял слова Беккера за шутку, однако незваный гость, очевидно, не собирался смеяться. Подсев поближе к Брэйду, он обнял его рукой за плечи и протянул свистящим шепотом из фильмов ужасов:
– Ли-ион, я все про тебя зна-аю.
Лион дернулся, чтобы встать, но рука Беккера крепко держала его.
– Я зна-аю, зна-аю, чем ты занимаешься, когда думаешь, что рядом никого нет.
Брэйд стал вырываться, однако Беккер сильнее придавил его к дивану и прошептал в самое ухо:
– И я знаю, зна-аю, что ты при этом чувствуешь.
Брэйду, наконец, удалось, освободиться, и он вскочил на ноги.
– Вы не полицейский! Легавые так не поступают!
– Я особый полицейский, Лион, твой личный. Других наши с тобой отношения не касаются. О них никто не узнает, ведь никому не известно, что происходит между человеком и его совестью.
Брэйд попятился через комнату, обеими руками прижимая к животу пуфик.
– У вас должен быть ордер или какая-то другая официальная бумага...
Он уже находился около двери в кухню. Оттуда было всего три шага до спуска в подвал.
– У тебя кровь на руках, Лион, – перебил Беккер. – Ты забыл ее смыть.
Брэйд невольно посмотрел на свои руки, хотя знал, что Беккер лжет: для работы в подвале он всегда надевал хирургические перчатки.
– Мне ничего неизвестно про всех этих женщин. Моя бабушка может это подтвердить. Я пойду, приведу ее, и она вам скажет.
Шагнув в кухню, Брэйд устремился в подвал. Он успел забежать за печь раньше, чем Беккер мог его увидеть – в этом Лион был уверен, – и пополз в темноте к спасительной трубе. Он не нуждался в освещении: длительная практика безошибочно вывела его к цели. Нащупав руками пустоту дыры, он без колебаний нырнул в отверстие.
На полпути к первому повороту Брэйд внезапно понял, что он в трубе не один. Сзади кто-то быстро приближался. В том месте, где он находился, развернуться было негде. Впрочем, даже если бы это было возможно, он все равно ничего не увидел бы во мраке. Человек позади вовсе не являлся тем полным идиотом, каким, как самодовольно полагал Лион, надо быть, чтобы преследовать его по трубе. Нет, на деле все получалось намного хуже. Беккер назвался совестью Брэйда, и Брэйд молился теперь, чтобы только его совесть гналась сейчас за ним по пятам.
Бросив на первом повороте короткий взгляд назад, он различил легкое движение в темноте: на него словно накатывалась волна тьмы. Лион пополз вперед быстрее, чем, как ему думалось, он был способен, ко второму повороту. И желанному ножу.
Преследователь, казалось, мог видеть в темноте и, похоже, чувствовал себя в непривычной обстановке не менее комфортно, чем Брэйд. Если не более. Во всяком случае передвигался он быстрее и заметно нагонял Лиона. Брэйд достиг второго поворота с опережением всего на несколько метров. Пройдя изгиб, он стал нащупывать нож, и, как раз в тот момент, когда его пальцы наткнулись на рукоятку, Беккер вцепился ему в лодыжку и сильно дернул на себя. Нож выпал, глухо стукнувшись о бетонный пол. Брэйд, отчаянно извиваясь, потянулся за ним, ломая ногти и сдирая мясо с кончиков пальцев, но его безжалостно оттаскивали назад. На мгновение у Брэйда возникло чувство, что его заживо проглатывает гигантская змея, в разверстой чернильно-черной пасти которой сосредоточилась вся тьма мира.
Он лягнулся свободной ногой, угодив подошвой по чему-то твердому, и пальцы на лодыжке разжались. Лион метнулся вперед, схватил нож, и, повернувшись лицом к своему мучителю, полоснул ножом по мраку. Лезвие вонзилось в плоть. Затем Беккер перехватил его запястье, жестко сжав другой рукой горло, и Лион ощутил, что нож медленно приближается к нему самому. При этом у Беккера вырвался вздох глубокого облегчения. Брэйду был хорошо знаком этот звук: он сам испускал такой вздох, когда впервые прикасался к новой жертве.
1
1989
Дворцы во все времена строились ради великолепия, а замки – для обороны. Это историческое отличие пришло Хольцеру на ум, когда он вступил в плевенский замок через массивные ворота в каменных стенах метровой толщины. Атмосфера в башне показалась настолько тяжелой и давящей, что он непроизвольно оглянулся на залитую солнечным светом речную долину. Романтический Дунай на своем пути к морю успел достаточно попетлять среди индустриальных свалок Румынии, и даже с огромного расстояния Хольцер уловил маслянистый блеск воды, наполовину состоявшей из промышленных отходов.
Четыре столетия назад плевенский замок в течение шестнадцати недель выдерживал осаду войск Оттоманской империи, прежде чем его обезумевшие от жажды и голода защитники сдались на милость победителя на условиях, что турки не потребуют чрезмерной контрибуции и не тронут их жен и детей. Условия были приняты, и решетка замковых ворот поднялась. Вступая в крепость, турки салютовали храбрости защитников замка, их стойкости й мужественности в битве. Затем они перерезали всех мужчин, а женщин в соответствии с обычаями тех дней изнасиловали и убили. Девочек и молоденьких девушек угнали в Империю, чтобы продать в услужение в богатые дома, а наиболее сильных и выносливых на вид мальчиков отправили в лагеря янычар или мамелюков, где по прошествии времени и при удаче они вырастали и мужали, чтобы затем служить наемниками в войсках Империи и завоевывать для нее крепости и города, возможно, даже в своей родной Болгарии. В этом смысле оттоманские турки были демократами.
Хольцер не был знаком с историей плевенского замка, Болгарии, Оттоманской империи и их двухсотлетней борьбы на юге Европы и Среднем Востоке, однако он сразу мог отличить тюрьму строгого режима от любого другого учреждения, будучи своего рода экспертом в этом вопросе и обладая немалым личным опытом нахождения в подобных местах, о чем старался не вспоминать, но не мог забыть. Чего-чего, а нежелательного опыта у Хольцера было хоть отбавляй.
Когда его ввели в подземелье, Хольцер невольно поежился, несмотря на свой нынешний статус гонца-вербовщика. Резкое падение температуры и повышение влажности подействовали на него угнетающе, словно он вновь превратился в заключенного. Надзиратель оглянулся и испытующе взглянул на немца.
– Что, холодно? – спросил он по-болгарски.
Хольцер говорил на русском, английском и французском языках не хуже, чем на родном немецком, неплохо владел арабским, но по-болгарски не знал ни слова.
После того, как он, пожав плечами, показал, что не понял вопроса, на губах проводника мелькнула усмешка.
– Ничего, привыкнешь, – бросил он снова по-болгарски с оттенком презрения в голосе. Подобно многим представителям своей расы болгарин питал смешанные чувства – собственной неполноценности и презрения – по отношению к более светлым и высоким северным родичам. Турки давным-давно покинули Плевен, но их кровь осталась, проявляясь в стати и чертах его жителей.
Темница плевенского замка была выдолблена в обращенном к Дунаю боку горы. Особенности местности не требовали кладки большого количества стен. В шестнадцатом веке людей мало заботила эстетическая сторона архитектуры, особенно если дело касалось строительства тюрем. Тогда на красоту обращали внимание только при возведении соборов, и все они стояли намного севернее. Мрачная темница плевенского замка не предназначалась для перевоспитания случайно оступившихся, сюда отправляли последние отбросы общества, которые правящие круги не решались уничтожить по тем или иным причинам, но хотели удалить из поля зрения на долгий срок. Все здешние обитатели были по своей природе отпетыми преступниками, не подававшими ни малейшей надежды на исправление.
Много лет назад предпринималась попытка покрыть внутренние стены тюрьмы бетоном, но постоянно сочащаяся сквозь камень горы влага давно превратила бетон в осыпающуюся смесь цемента и песка, почти такую же мягкую и податливую, какой она была, когда ее наносили на поверхность камня. Первое, что увидел Хольцер, войдя в камеру, было множество выцарапанных на стенах имен и надписей на разных языках. Плевенский замок служил отстойником для нежелательных элементов всей Советской системы.
К тому времени, когда глаза Хольцера полностью приспособились к тусклому освещению камеры, автографы узников его больше не интересовали. Все его внимание сосредоточилось на человеке, из-за которого он сюда приехал.
– Вам вроде бы не по себе, – первым заговорил Бахуд. Он стоял в дальнем углу, прислонившись плечом к стене и сложив руки на груди.
«Он похож на пассажира, терпеливо подпирающего фонарный столб на остановке в ожидании нужного автобуса», – подумал Хольцер, вспомнив собственное состояние после шести месяцев, проведенных в одиночке: он тогда больше походил на человека, сидящего на муравейнике и чуть что дергающегося от укусов облепивших его с головы до ног муравьев.
– Чего не скажешь о вас, – отозвался он.
– Ко всему можно приспособиться, – раздался спокойный ответ.
– Пожалуй, – согласился Хольцер. Разговор шел на английском. Хольцер говорил на этом языке бегло, Бахуд – как на родном. – Правда, у некоторых это получается лучше, чем у остальных, А вы, по-моему, человек, который умеет прекрасно приспосабливаться к любым условиям.
– Разве?
– Несомненно, если судить по тому, что я о вас слышал, – ответил Хольцер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37