- Давай, давай!
- Эй, купец, где товар? Берем! Берем!
"Ох и охти мне!" - думал Пушок, нашаривая под чекменем рукоять ятагана, сам понимая, что ничего не сделать тут одному ятагану против этой тьмы здоровенных, широкоскулых татар.
А они уже начали прыгать, взмахивая нагайками, с берега на палубу, уже бежали к вьюкам, ко всей поклаже и, отталкивая друг друга, давая один другому подножку, спешили наложить на купеческое добро свои неразгибающиеся, озябшие ладони.
- Мой! Мой! - кричали они друг другу, не уступая вьюков, будто для них и тащились сюда эти вьюки через степи и пустыни, через города и моря.
Пушок не мог пробиться через такую свалку к своим товарам, его оттесняли, отталкивали. Поскользнувшись, он было сполз за борт, но ухватился за чью-то шубу и уцелел.
Лишь когда бывалый корабельщик, сверкнув мечом, вскочил на вьюки, татары присмирели, и он велел убираться им отсюда. Но самые упорные, крепко державшиеся за вьюки и за канаты, остались.
Двое татар вцепились в обе руки Пушка, - один высокий, с черными круглыми глазами, в суконной шубе на красной пышной лисе, а другой с хилыми волосками остренькой бороды, широкоплечий, на кривых ногах и одетый бедно. Они заглядывали Пушку в глаза и негромко, перебивая друг друга, быстро, настойчиво хлопая его по плечам и рукавам, твердили:
- Эй, купец! Чего привез?
- Чем торгуешь, а?
- Какой товар? Деньги даем!
- Деньги тут, деньги тут!
- Да вот они! Какой товар?
"Деньги! - сразу отлегло от сердца. - Разбойники о деньгах не заговорят". Пушок отстранился от них:
- Погодите, купцы! Дайте отдышаться, милые.
- Ты только говори: какой товар?
- Говори, почем?
- Мы сразу берем, - вон наши люди. Другого купца не подпустят, не бойся! Вон наши люди!
- Нет, нет, - отступал Пушок. - Какие люди? Зачем?
- Никого не пустят! Не бойся, сами возьмем. Товар наш будет!
- Нет, нет! - отступал Пушок. И вдруг увидел родные высокие барашковые колпаки. Он закричал им, сам не помня на каком языке: - Армяне!
- Ну, давай, давай! - теребили и терзали его татарские купцы, оттаскивая от еще далеких армян. - Зачем армяне? У нас свои деньги. Хорошо дадим!
Но Пушок уже рвался навстречу соотечественникам.
Нехотя, ворча, ордынские купцы отступились, хотя за вьюки Пушка еще держались какие-то татары, чего-то ожидая от Пушка.
Едва обменялись первыми взглядами, прибывшие армяне спросили:
- Откуда товар?
- Цена, цена?
- Самарканд? Ого! Я беру!
- Нет, нет, почтеннейшие! - отмахивался Пушок. - От разбойников уцелел, от татар уцелел, - не могу! Не свой товар.
- А? Не свой?..
- А где хозяин? - спрашивал торопливо, но уже потеряв к Пушку расположение, кругленький, в засаленном полушубке краснобородый купец в самой высокой шапке.
- Хозяина тут нет. Товар дальше везу.
- А где ждет хозяин?
- Там, дальше, - махнул рукой Пушок к синему небу.
- В Орде?
- А если в Орде?
- Зря. Там такие дела!..
- Что там?
- А что бывает? Режут!
- Ого! - насторожился Пушок. - Кто?
- А зачем нас окликнули?
- Да тут эти ордынцы! - жаловался Пушок.
- Эти что, - вот впереди наглядитесь!
- Куда мне сгружаться?
- На берег, на берег! - с досадой закричала из-под высочайшей шапки красная борода.
- Это вон в те сараи?
- Смотря какой груз. Можно и сразу в город.
- А далеко?
- Довезут к вечеру. Волгой бы плыть, да она становится. По ней не пробиться. Вон тут татар сколько, дотянут.
- А не опасно?
- Кругом народу много, ничего. Поспевайте до вечера.
И армяне кинулись к другим купцам, приплывшим с Пушком.
Пушок, со страхом поглядывая на облепивших его вьюки татар, понял наконец, что все это люди смирные, ждут только, чтоб, перехватив Пушковы товары у своих сородичей, самим довезти их до города, на своих лошадях.
Начали выгрузку.
Пушок спрыгнул на берег и сощурился, удивляясь, каким ослепительным, голубым огнем полыхает снег и скрипит под ногой, как новая кожа.
Лошади, завыоченные мешками Пушка, пошли бодро. По обе стороны, кое-где проваливаясь в снег, поехали с покриками многие всадники, ободряя вьючных лошадей.
Пушок едва поспевал за своим товаром, тщетно приноравливаясь к деревянному узкому седлу, к острым ребрам степного коня.
С несмолкаемым гомоном проследовали они до городских ворот, и у ордынцев, стороживших ворота, завязался спор с караваном Пушка.
Армянину показалось, что вся его рать намерена штурмом взять город, а стражи намерены обороняться до последнего воина. Но один из провожатых объяснил, что стражи требуют корабельных поборов и без того не хотят пускать Пушка в ворота.
Холод уже пощипывал Пушка, к вечеру мороз крепчал, небо меркло, за стенами города по небу протянулись багряные полосы заката, и оставаться на ночь среди снегов Пушок не хотел. Он стал покладист и сам приступил было к стражам, но татары, везшие Пушкову кладь, спешили рассчитаться с Пушком и так свирепо кричали на стражей, что те согласились за поборами явиться к Пушку на постоялый двор.
Смеркалось, когда въехали в ворота армянского караван-сарая. Двор, несмотря на поздний вечер, был весь озарен несколькими десятками жаровен и очагов, где трещало масло на сковородах и густо пахло жареной рыбой. Из конца в конец перекликались постояльцы. Пушку слышались самые крайние наречия армянского языка - иранские, сирийские, византийские; многие говорили между собой по-фарсидски, но и в эту легкую речь вносили властный голос своего народа.
Голос, показавшийся Пушку знакомым, кричал:
- Отрежь мне от хвоста! Слышишь?
- Сам знаю, где ты любишь.
- Иначе не надо. Не возьму!
- Бери, бери!
Пламя очагов, пылающих на верхней галерее, заслонялось торопливыми, говорливыми людьми. По всему двору переплетались, мелькали тени тех людей, то вытягивались через весь двор, то достигали крыш, то мгновенно исчезали.
Но вглядываться во все это не было времени.
Появился сутуловатый привратник, протянув к Пушку длинный, очень белый нос и отводя куда-то в сторону маленькие, как крапинки, глаза. Татары спрашивали, куда складывать товар, а привратник глухим, тихим голосом клялся, что склады все заняты кладями давних постояльцев, лишь один склад в углу, хотя и откуплен, пока пустует. Если дать хозяину отступного, он разрешит подержать там Пушковы мешки.
Привратник понес к этому складу факел, но, едва открыл тяжелую, визгливую дверь, оттуда, пахнуло таким сырым холодом и гнилью, что пламя заметалось и пришлось подождать, вглядываясь во тьму этой таинственной пещеры, пока снова разгорится огонь.
Ржавые нити паутины свисали прядями с зеленовато-черного потолка; камни стен, прохваченные морозом, отблескивали то кровавыми, то зелеными звездами. Здесь, на полу, заваленном обрывками рогож, обломками корзин, в этом запустении, предстояло Пушку хранить все свои сокровища, весь залог своего грядущего благоденствия.
Здесь, в амбаре, было холодней, чем во дворе, холод пробирал Пушка, но он, пренебрегая ворчаньем привратника, не внимая крикам и угрозам татар, спешивших совьючить кладь со своих лошадей, сначала велел вымести и выбросить весь мусор с пола, прежде чем дозволил вносить сюда заветные мешки.
Когда привратник запер склад на замок и подал ключ Пушку, Пушок поверх этого замка повесил еще и свой, купленный в Самарканде у русского мастера.
Только когда все было заперто, замки и пробои проверены, а татары ушли со двора, Пушок потребовал себе келью.
Но и келий не оказалось; их было немало - по десять с каждой стороны большого двора, да по шесть с каждой стороны заднего двора, да четыре в воротах, но все заняты.
- Правда, есть одна... - задумчиво припоминая, замялся привратник, - да в ней живут. Вот если заплатить отступного человеку, чтоб он из нее перебрался...
- А куда он переберется?
- Я его к себе пущу.
- А где эта келья?
- Наверху. Как раз напротив вашего амбара. Сверху можно поглядывать на свои замки.
- А сколько надо отступного?
- Я пойду узнаю.
"Не на морозе же спать, - думал Пушок. - И все у них занято! А ведь в городе, я помню, были и еще армянские караван-сараи!"
- Идите! - закричал сверху привратник.
- Где же он? - удивился Пушок, входя в узкую, промерзшую, явно давным-давно необитаемую каморку.
- Придет! - уверенно сказал привратник.
- Здесь холодней, чем в амбаре!
- Согреем!
- А где ж его вещи?
- Он, когда уходит, оставляет у меня.
- А здесь крадут, что ли?
- У нас? Избави бог! Никогда не было. Давайте для него денег, и я пойду поищу дров.
Когда он ушел, Пушок вышел на галерею, где горели, догорали и разгорались очаги постояльцев.
- Рыба? - спросил Пушок у одного из армян, занятых своей сковородкой.
- А что же? Рыба! Сом!
Пушок тотчас узнал того краснобородого в высоченном колпаке. Краснобородый был увлечен сковородой:
- Сом!
- А я, едва прибыл, услышал ваш голос.
- И что?
- Ничего, просто узнал.
- Еще бы!
В это время подошел очень толстый и широкоплечий человек с костлявым лицом, с маленькой головой и спросил у красной бороды:
- Ну?
- Мог бы и получше выбрать.
- Просили от хвоста, я дал от хвоста.
- Кто из нас не знает, - всякая рыба жирнее к голове, только сом - к хвосту. Я хотел пожирней: ты мне дал хвост, правильно. Но какой? А?
- Однако же вы взяли, и я хочу получить...
- Взял! А что я буду есть? Если бы я не взял, что бы я ел?
- Я хочу получить.
- Завтра рассчитаемся: видишь, я жарю!
Привратник вернулся, неся охапку какого-то хлама:
- Сейчас затопим. Будет, как в раю.
- В аду жарче. Так? Так. С такого мороза я хотел бы сперва пройтись через ад.
- Сделаем как надо. Но где, вы думаете, я добыл дрова? Едва выпросил. Пообещал, что вы хорошо заплатите.
- Опять?
- Заплатить непременно надо. Это Хаджи-Тархан! Степь. Откуда тут дрова? А я добыл!
- Это разве дрова?
- По нашим местам!
Уже давно запахи рыбы и лука разжигали голод Пушка, но очаг, примазанный к стене, отсырев, никак не разгорался. Дым не шел в дымоход, расползался по комнате.
Пушок достал из сумки медный бухарский светильник и велел привратнику налить туда масла.
- Откуда у меня? - удивился привратник. - Или выпросить у кого-нибудь? Так ведь никто не даст, если на этом не заработает: кому охота приносить масло из города, а потом отдавать себе в убыток?
- Ты мошенник! - уверенно сказал Пушок. - Я найду сам.
- Сперва рассчитайтесь за дрова.
Краснобородый обитатель соседней кельи охотно налил Пушку из глиняного кувшина, почернелого от масла.
- Сколько вам? - спросил Пушок.
- За это? Берите, берите, - у нас это не товар.
- А кто жил до меня в этой келье?
- Тут? Рядом? Вы взяли ее?
- А что?
- Зачем? Нищий вы, что ли? У нас тут сколько хотите, выбирайте, - есть хорошие кельи. А эта в углу, ее не прогреешь.
- На первую ночь сойдет.
- Если спать в шубе, на шубе да тремя шубами покрыться!
- Как нехорошо!
- Поможем!
Он кликнул привратника:
- Ты деньги брал?
Отворотившись, привратник сказал примиряюще:
- Ну, ну...
- Я их вытрясу! Хозяину не скажу, а сам!
Он надменно вскинул красную бороду и, наслаждаясь растерянностью привратника, покорно поспешившего за какими-то ключами, пояснил Пушку:
- Здесь с ними только так! Попробуйте-ка у меня вина! Вино сюда возят с берегов Куры! Я вам уступлю два бочонка. Недорого!
На это Пушок отозвался осмотрительно:
- Потолкуем.
- Недорого!..
Но, держа, как скорпиона, отпертый замок, привратник уже звал Пушка за собой.
И вскоре его переместили в другую келью, чистую, обжитую, где сразу разгорелись хорошие дрова, а привратник только охал и клялся, что без хозяина он ничем не мог распорядиться и делал все, что мог сделать без хозяина, а хозяин ночует дома и явится только утром, потому что совсем недавно женат.
Утром Пушок отправился на базар.
Торговые ряды в городе оказались невелики и неприглядны. Купцы сидели в огромных шубах, и сразу трудно было понять, что за купцы, откуда, на каком языке с ними говорить. Но опытным глазом Пушок вскоре приметил, что купец познается по товару: персы сидели, выложив не весь товар, а только несколько кусков гилянского шелка или несколько щепоток краски, чтоб покупатели из других стран знали, где брать эти иранские товары; бухарцы держали перед собой тоже немногие щепотки или ломтики селитры, серебряной руды, какое-нибудь одно из медных изделий, пестрые ленты кушаков. Дальние персы с Ормузда предлагали пряности: перец, мускус, серую амбру. Ордынцы вывесили над головой шкурки сибирских зверей, китайские товары. Купцы из Ургенча - хлопчатые ткани и покрикивали, славя свои товары:
- Камка есть! Чалдар; бес, - бери, бери!
- А вот мата! Ах, какой зенджень! Ха, для Москвы гордится! Эй!
Пушок обернулся.
Пятеро русобородых, крепких людей шли по утреннему морозу легко, как по солнцепеку. Высокие, запрокинутые назад шапки, распахнутые шубы на белках либо на красных лисах, суконные поддевки с красными, как и у армян, кушаками, - все это таким спокойным, крепким показалось Пушку, что он посторонился, хотя и не стоял на их пути, и приветливо заулыбался им. Он уже бывал в Москве и знал московское обхожденье.
- Чего привез? - спросил один из них у Пушка.
"Откуда он узнал, что я недавно приехал?" - удивился Пушок.
- Почти ничего.
- Дальше, что ли, едешь?
- Дальше.
- То-то я вижу: товара не кажешь, а, видать, не перекупщик. Вчера тебя тут не было. Понимай, вчера с кораблем прибыл?
- Вчера.
- Из Джургеня, что ль?
- Не из Ургенча, из Самарканда.
- Там не бывал. Слыхать слыхал: торговый городок. А собрался далеко ль?
- Воля божья, - может, и до Москвы.
- Ну что ж, отдыхай. Потеплеет, - может, с нами тронешься. Нынче дорога нехорошая.
- А что?
- Хан дурит. Едигей.
- Вы из Москвы?
- Двое с нами москвитян, один новгородец, а мы тверичи. Заходи к нам на постой; спросишь русичей. Может случиться, товаром сменяемся.
- А какого товара вам?..
- Всякий берем, кто - что; из Самарканда прибыл, - небось гурмыжское зерно продаешь?
- Жемчуг? Мало, сам Москве везу.
- Да как с нами едешь, нам друг с другом торгу нет, ну приходи так, погостишь, о своем Чагатае поведаешь.
Тверич, так же не торопясь, пошел к своим русичам, остановившимся около иранца с красками.
- Дорожится тезик! - пожаловался ему москвич.
- А дорожится, не бери. Зима впереди, поспеем. Чем мороз крепче, тем съезду меньше, цена-то и снизится.
- А вдруг наши санным путем да как пожалуют! Набьют цену.
- Не бойсь, - дорожка-то заколодела, пока Едигей не обломан.
- Он может долго проломаться, а торговля не ждет!..
Пушок пошел дальше, приглядываясь и прицениваясь. Днем его потревожили: базарный староста, проведав от стражи о его прибытии, наведался взыскать корабельный налог и товарную пошлину.
- Я не корабельщик, налог не мне платить! - заспорил Пушок.
- Мне слышно: вы с буса сошли с превеликим караваном; вас, видно, и вез тот бус. Платите, а не то...
Пушок не был расточителен и уперся. Уперся он и в уплате пошлины: староста требовал десятую часть товара, как с христианина, а Пушок считал себя лишь приказчиком мусульманина, мусульмане же платят две сотых с половиной, да и то лишь в том городе, где открывают торг.
Любопытные постояльцы собрались на их спор со всего караван-сарая, хотя и сочувствуя Пушку, но ради скуки подмигивая и старосте, чтоб сразу не уступал.
Больше всего Пушок опасался, что пристав потребует осмотра всех мешков, а мешки из-за холода еще не были разобраны, и перед постояльцами могли открыться такие сокровища, что потом и двух замков на амбаре не хватит.
Накричавшись, староста потянул Пушка на разбор к хану.
Сопутствуемые многими любознательными армянами, среди которых оказалось двое ветхих стариков, возглавляемые краснобородым, все пошли к хану.
Все уверяли Пушка, что постоят за него грудью, что хан их знает, что они видывали и не таких ханов за свою деловую жизнь.
После самаркандских дворцов дом хана Хаджи-Тарханского показался Пушку глиняной закутой. Но ковры в сенях были хороши.
Провожавшие Пушка соотечественники не решились ступать на ковер и столпились у двери, чтобы слушать ханский суд хотя и в отдалении, но своими ушами. Пушку пришлось перейти через сени и вступить в комнату.
Хан сидел на широкой, накрытой ковром скамье, поджав под себя ноги. Рядом стоял его визирь в суконной шубе, на лисах, тот, который на корабле хватал Пушка за рукав. Ханом же оказался тот самый бедно одетый старик, что держал тогда Пушка за другой рукав.
Армяне в сенях напрягали слух, а Пушок поклонился и поднес хану белый отрез, годный для хорошей епанчи, и кусок зеленого самаркандского шелка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147