Орландо, выпекающего пиццу в уличной печи; Эксодуса в двенадцатый раз починяющего мотор старого автомобиля; а еще мои ощущения, когда я стою босиком в траве, где папа играл когда-то еще совсем мальчишкой.Пока мы загружаем вещи в грузовик, на котором поедем до железнодорожной станции в Тревисо, кузен Доменик выглядит озабоченным. Он набивает свою трубку табаком с такой силой, будто зол на нее за что-то.– Что-то случилось, дядя? – спрашиваю его я.– Я больше никогда вас не увижу, – говорит он.– Уверена, мы еще встретимся. Или вы приедете к нам в Америку, или мы будем снова вашими гостями.– Нет, ты молода, тебе не понять. У тебя еще вся жизнь впереди, и поэтому тебе кажется, что для всего в мире есть время. Но я знаю, что этого уже не вернуть никогда. Вы не вернетесь.Я улыбаюсь Доменику и обнимаю его. У итальянцев есть одна удивительная черта: их настроение так резко меняется. Только что они веселились, а через мгновение уже грустят. «Как можно знать наперед», – хочется мне сказать кузену. Этот месяц был удивительным. К чему такой недовольный вид! Я с легкостью могу такое сказать, потому что до момента встречи с Джоном осталось совсем немного времени.Роберто размещает последнюю сумку в машине. Доменик, Бартоломея, Орсола и Доменика подходят, чтобы попрощаться с нами.– А где Эксодус? – словно цыплят, пересчитывая нас по головам, спрашивает мама.– Мама, – говорит Эксодус каким-то странным голосом. Его сарказм и юмор куда-то улетучились, и им на смену пришел серьезный тон.– Идем. Мы должны успеть сесть на поезд до отправления самолета.Мама поворачивается к грузовику, на ее плече висит маленькая сумочка, в другой она держит свой кошелек.– Мама… я не собираюсь возвращаться, – говорит Эксодус.Свободной рукой мама хватается за поручень на грузовике:– Что значит, ты не собираешься возвращаться?– Я остаюсь здесь, – решительно заявляет он.– Но как же Нью-Йорк? – спрашиваю я.Я бы могла представить, если бы на такое решились Орландо или Анджело, но никак не Экс. Который был мне ближе всех.– А что?– Это же твой дом! – говорю ему я.– Нет, мое сердце здесь.К Эксодусу подходит Орсола, и он продолжает:– Мы решили пожениться.– O Dio . – Мама плюхается на скамейку в грузовике. – Антонио Джузеппе, как тебе это нравится?Нам всем прекрасно известно, что будет дальше, раз уж мама называет папу полным именем. Родители поворачиваются к Эксодусу, а мы отходим в сторону в ожидании взрыва.– Что ты надумал, Экс? – ласково говорит папа.– Пап, ну ты же знаешь, что мне нравится работать в «Гросерии» вместе со всеми вами. Но всю жизнь я мечтал жить за городом. Я мечтал о ферме. Я люблю начинать работу вместе с первыми лучами солнца и трудиться до заката. Я создан для этого, для того чтобы выращивать овощи и фрукты, а не продавать их. Мне нравится предзакатная тишина, когда я дою коров. Мне нравится, как мои ботинки утопают в только что вспаханной земле. Не хочу я больше жить среди шума города. Мне нужен покой. – Экс простирает руки, и все мы слышим, как ветер гуляет в пшенице. – Вот моя музыка. Я уверен, что нашел свое дело.– Но ты мне нужен дома, – тихо говорит папа, глядя сквозь своего сына на бескрайние поля, что лежат за ним.– У тебя есть еще три сына. И если будет необходимость, ты в любой момент можешь нанять работников со стороны.Никто из занятых в семейном деле еще никогда не произносил слов «нанять работников со стороны». Считается, что это звучит как оскорбление, потому что весь смысл создания такого места, как «Гросерия», в том, чтобы оставить своим детям прибыльное предприятие, чтобы родственники жили рядом друг с другом и работали вместе.Мама повышает голос:– Мы никогда не станем нанимать работников. Лучше уж совсем закрыть лавку!– Мария, успокойся! – поворачивается к своей жене папа. – Это его родина.– Нет, это все девушка. Красивая девушка! Не забывай, – язвительно говорит мама.Орсола смотрит в землю. Мне хочется подойти к ней, обнять и объяснить, что ее вины в этом нет. В нашей семье все дела так решаются, и как только она выйдет замуж за моего брата, она все это испытает на себе.Экс обращается к папе, самому здравому в этой перепалке:– Ничто не может сделать меня таким же счастливым, как ответственность за свою собственную жизнь. Выращивать собственную еду, колоть дрова для печи. Вот чем мне хочется заниматься. И именно так я мечтаю жить.Мама воздевает руки к небу:– Господи, благодарю. Наконец-то мы узнали, чего хочет Эксодус. Хорошо, тогда скажи мне, сынок, где тот плут, которого я родила, с которым нянчилась, растила, заботилась как об ангеле все эти годы? Где он? Может ему удастся дать мне какое-то вразумительное объяснение, потому что ты – ты как с ума сошел. Ты опьянен романтикой пшеничных полей Доменика, итальянскими ночами, вином! – Мама переходит на крик: – Ты сейчас сядешь в эту машину и поедешь домой в Соединенные Штаты Америки, гражданином которых являешься! Живо!Эксодус стоит на месте. Орсола плачет, а папа, которому совсем нельзя находиться на солнце, того и гляди поджарится.– Мария. Пусть остается.– Антонио!– Пусть остается. Если один из моих сыновей хочет уйти из дома, то это место, где бы мне хотелось его видеть. Сартори уже сто лет не были здесь и ничего не выращивали. Я счастлив, что мой сын возвращается на родину, в дом, где я вырос, и мне будет отрадно знать, что мои внуки вырастут здесь же.Тишину нарушают только звуки, издаваемые курицей, что бродит по соломе в хлеву. Сидя в грузовике, мама держится за голову; она понимает, что папа прав. Эксодус забирается в грузовик и обнимает маму:– Ты всегда в моем сердце мама.Наконец папа вспоминает, что есть и еще один момент в этом деле. Он ошибся насчет Розмари, когда та становилась членом нашей семьи, и теперь он не хочет повторить свою ошибку. Он поворачивается к Орсоле.– Орсола, добро пожаловать в семью, – говорит он ей.Она обнимает папу, а потом и всех нас и, наконец, маму. Папа протягивает маме свой носовой платок Она вытирает нос и говорит:– Кто-нибудь в этой семье собирается провести свадьбу как положено?Роберто крутит ручку на капоте грузовика и заводит мотор, семья Доменика вылезает из грузовика, и последнее, что мы видим, поворачивая на дорогу к Годеге ди Сант-Урбано, – это Эксодус, обнимающий Орсолу за талию, и маленькая курочка, выглядывающая из дверей фермерского дома – нового семейного очага для брата. Глава 9 Когда мы сходим с самолета в Нью-Йорке, Джон уже дожидается у выхода. В руках он держит дюжину алых роз, перевязанных белой атласной лентой. Как обычно, одет он безупречно. На нем бежевый холщовый костюм, белая рубашка в тоненькую голубую полоску и темно-синий галстук. Он такой же, как на фотографии, которую сотни раз я разглядывала в Италии. Но когда я вижу его наяву, такого красивого, мое сердце начинает бешено колотиться; у меня перехватывает дыхание. Я знаю, что настоящая леди не должна бегать, но мне наплевать. Я мчусь к выходу и падаю в его объятия. Прижимаюсь щекой к его шее и вдыхаю аромат его кожи. Как давно я не делала этого.– Устроим свадьбу пятнадцатого ноября, – шепчет он.– В ноябре! Нам же нужно разослать приглашения, договориться с музыкантами, составить меню и купить все продукты, а платье вообще не начато! Это безумие! – восклицаю я.Вся моя семья в сборе, но они стоят кучкой поодаль, словно мох на старом утесе.– Я больше не хочу ждать, – улыбаясь, говорит он.– Я тоже!– Мы все успеем организовать в срок, – с некоторым беспокойством заверяет мама.Я довольно хорошо ее знаю, она думает, что слишком мало времени осталось, но с того разговора с отцом Абруцци она изо всех сил старается не перечить нашим с Джоном планам насчет свадьбы. Вместо препирательств она просто чмокает Джона в щеку. После того, как мама высказывается, братья спохватываются и подходят к Джону, чтобы пожать ему руку. Только папе, моему дорогому папочке, приходится приложить большое усилие, чтобы выдавить из себя улыбку. Он больше не скажет ни слова против Джона, потому что он дал слово отцу Абруцци, и к тому же, он не хочет потерять меня. Ну почему он никак не поймет, как я счастлива?Роберто и Розмари едут в «паккарде» вместе со мной и Джоном и изрядным количеством нашего багажа, а родители, Орландо и Анджело едут следом на такси. Я рассказываю Джону о решении Эксодуса остаться в Италии, а Розмари рассказывает ему о нашем путешествии в Венецию. Когда все мы добираемся до Коммерческой улицы, Джон помогает братьям выгрузить багаж, существенно потяжелевший от купленных в Италии книг, подсвечников, кожаных сумочек и шелковой материи. Люстру и все украшения для нашего дома доставят по морю. У Джона какие-то дела, поэтому он целует меня в щеку и обещает, что вечером мы вместе где-нибудь пообедаем.Прежде всего я забираюсь в душ. Стою под роскошной, бьющей сильным напором струей горячей воды целых пятнадцать минут, наслаждаясь каждой секундой. Целый месяц мне пришлось мыться в убогом корытце с еле теплой водой. Я выхожу из душа и надеваю халат. Потом иду в коридор, где Ро протягивает мне стакан лимонада.– Не стоило этого делать, – говорю я.– Почему, черт возьми! Я не видела кубиков льда тридцать один день! И мне хотелось показать тебе, что на самом деле они существуют.Она чокается со мной и спускается вниз по лестнице, давая мне возможность одеться к ужину.
Я захватываю свитер и иду к двери, чтобы встретиться с Джоном. По вечерам в Нью-Йорке еще довольно тепло, но по сравнению с Венецией вечера здесь мне кажутся прохладными. Джон заказал столик в «Везувио».– Ты думал обо мне? – спрашиваю я, когда мы садимся за столик в нашей кабинке (отделенный перегородками уголок в ресторане).– Каждую секунду. А ты?– Каждые полсекунды, – наклоняюсь я через столик, чтобы поцеловать его.– Я до смерти боялся, что ты повстречаешь какого-нибудь итальянского графа или герцога или как они там таких называют и решишь остаться навсегда.– Если бы даже они выстроили всех итальянских холостяков в линию от самой вершины Альп до каблуков на моих туфлях, я бы ни на секунду не соблазнилась. У меня уже есть самый лучший в мире жених. Зачем мне на них смотреть?– Красивые девушки могут выбирать.– Вот я и выбрала тебя.– Я купил кое-что для тебя, пока ты была в отъезде, – улыбаясь, говорит он. – Когда я увидел это, то сказал сам себе: «Есть только одна девушка на свете, которая способна оценить его по достоинству». Джон машет рукой, подзывая Пэтси, высокого, элегантно одетого итальянца, владельца ресторана, который подносит к столу большую коробку.– Зачем? Я… мне казалось, что мы должны экономить деньги на строительство дома…Коробка размером чуть ли не со стол и около полуметра высотой; она перевязана такой широкой атласной лентой, что мне приходится повозиться, чтобы развязать ее.Когда я снимаю крышку, у меня подгибаются колени. Оттуда я достаю норковое пальто из самого мягкого и черного меха на свете. У него воротник-стойка и широкие манжеты.– Посмотри, как сделана подкладка, – говорит Джон.Я выворачиваю пальто наизнанку и вижу, что на подкладке вышито золотыми буквами мое имя.– Все будут знать, кому оно принадлежит.– Лючия – прекрасное имя, – заявляет Пэтси, который гордится отведенной ему в этом деле ролью. – Оно означает «свет». Вы такая красивая девушка, что вам вовсе не нужно норковое пальто, чтобы украшать себя. А многим девушкам такое пальто просто необходимо, – уходя, прибавляет он.– Дорогой, разве мы можем себе такое позволить?– Что значит, «можем ли мы позволить»? Это первое меховое пальто в твоей жизни. Ни к чему беспокоиться, сколько оно стоит.Мне бы следовало сказать Джону, что это не первое меховое пальто в моей жизни. Папа уже подарил мне шерстяное пальто с воротником из лисы, когда меня приняли на работу в «Б. Олтман». Но Джону совсем не обязательно знать об этом.– Но мы должны, прежде всего, построить дом. Это же наша мечта.– За дом я уже рассчитался.Джон делает глоток «Манхэттена» и начинает раздраженно барабанить пальцами по столу.Есть что-то странное в том, как он это сказал, словно за дом он уже рассчитался, а за все остальное – нет. Я вспоминаю Рут, которая заставила поклясться меня, что я обсужу денежный вопрос с моим женихом. Но я так и не сделала этого. Мне и в голову не приходило, что деньги могут стать причиной споров.– Хорошо. Я купил его не для того, чтобы ты расстроилась. Я верну его, – говорит он.– Нет, оно мне нравится.– А мне показалось, что как раз наоборот.– Оно мне очень нравится. Ведь мне подарил его ты. Извини, что заставила тебя думать, что я неблагодарная.– Но получается именно так. Ты думаешь, я, проезжая по центру города, открыл окно автомобиля и выбросил на улицу тысячу долларов с такой легкостью, словно это конфетти? Ты думаешь, что я сорю деньгами ради того только, чтобы поразить окружающих?– Нет, совсем не…– Ты мне не доверяешь, да?– Ты с ума сошел! Я же выхожу за тебя замуж.– Ты мне веришь ?– Если бы не верила, меня бы сейчас здесь не было.Невероятно, что такой чудесный вечер с таким роскошным подарком обернулся препирательствами. Я перевожу дух.– Джон. Ну же! Я так переволновалась, что сама не своя. Мне очень нравится это пальто, и я буду надевать его как можно чаще.Джон успокаивается:– Ты моя девушка. Я просто хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее.– Хорошо. Будь по-твоему.– Давай примерь его, – говорит он, потом достает пальто из коробки и держит его словно полотенце для купальщика, выходящего из воды.– Сейчас?– Именно. Я хочу увидеть тебя в нем.Я встаю и просовываю руки в рукава пальто. Какое же оно роскошное, мягкое и легкое! Пэтси присвистывает.– Спасибо, дорогой.Я встаю на цыпочки и целую Джона в губы. Открыв глаза, я смотрю на свое отражение в маленьких зеркалах, которыми украшены стены кабинки. Сотни миниатюрных отражений меня в норковом пальто.– Джон, ты голоден? – спрашиваю я.– Не очень. А ты?– Совсем не голодна. Почему бы нам не уйти отсюда?Джон улыбается и уходит. Позже я встречаюсь с ним у входа в ресторан. Он приподнимает свою шляпу.– Куда изволите, мадам?– Будьте так любезны, отель «Карлайл», – подыгрывая ему, отвечаю я.До пятнадцатого ноября еще так долго ждать.
Делмарр и Рут прикрывали меня весь август, потому что Хильда Крамер не любит, когда кто-то берет отпуск больше чем на две недели. Но после такого продолжительного отсутствия я с восторгом вхожу в дверь отдела «Пошив женской одежды на заказ». Я так рада возвращению в нашу «святая святых». У меня есть шелк для моего свадебного платья и достаточно историй о моих приключениях в Италии для Рут и Делмарра. Я пришла пораньше, чтобы успеть подготовить свой стол для работы, пока не объявилась вся команда. Теперь я смотрю на доску, на которой мелом записаны работы, которые нам надо выполнить.Вместо привычной системы корректировок желтым мелком и окончательного варианта розовым, на доске нарисованы символы, которых я прежде никогда не видела. Рабочий стол Рут выглядит так же, но корзины для хранения эскизов какие-то другие. Я толкаю дверь кладовки и вижу, что она забита рулонами с тканью от пола до потолка. Я испытываю замешательство. Возвращаюсь обратно в рабочую комнату, а оттуда иду в кабинет Делмарра. На стене все еще висит подписанная сестрами Макгуайр их фотография, а на его столе все еще стоит круг с палитрой цветов. Я вздыхаю с облегчением.– Корпоративный шпионаж? – говорит за моей спиной Делмарр.От звука его голоса я подпрыгиваю на месте.– Никогда так не делай! – кричу я и через мгновение обнимаю его за шею.– Что же это, Тальбот не был ласков с тобой? – крепко сжимает меня Делмарр.– Что тут происходит, Делмарр? Все выглядит как-то не так.– Не все, просто небольшое дельце с описью. Им понадобилось знать, что у нас тут есть: каждый метр ткани, каждый сантиметр бейки, каждая бусина всех размеров. Мне кажется, что Хильда Ужасная чувствует: недолго еще продлится ее успех.– Ее хотят уволить?– Понизить.– Так твое имя будет на марке одежды?– Не-е-ет.Делмарр садится и закидывает ноги на стол:– Ничего ты не смыслишь в мире торговли. Во-первых, если человека увольняют, то ему будет очень сложно найти новую работу, а во-вторых, они просто наймут кого-нибудь знаменитого и поставят на марке его имя.– Но ты и есть этот человек.– Спасибо. Может, я бы и мог стать известным, но пока это не так. По крайней мере, она так думает. Достаточно я наслушался от начальства.– Сволочи.– Да еще и Элен хочет увольняться.– Увольняться?– У нее такой огромный живот, что она не может работать. Виолетта витает в облаках, мечтая об этом своем полицейском; ни о чем другом и думать не может. На прошлой неделе она отправила заказчикам три костюма с не подшитыми краями. Мы выглядели глупо. А потом Рут…– Что с ней?– Харви хочет, чтобы она ушла с работы и они могли завести ребенка. Ему кажется, что здесь Рут слишком сильно устает. А теперь еще ты. Я потеряю и тебя, как только Джон-Жуан наденет на твою руку обручальное кольцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32