– Эту женщину ничто не остановит! – перед зеркалом прикидываю я к себе платье. – Любая девушка, которая будет носить это платье, будет счастлива.– И ты будешь. Примерь его, – улыбается Делмарр.– Можно?– Давай я помогу, – берет платье Рут, и мы идем за ширму. Я расстегиваю и снимаю юбку.– Никакого нижнего белья, – предупреждает Делмарр, отворачивается от ширмы и закуривает.– Делмарр, – зовет Рут. – Невероятный крой. Молния спрятана сбоку, в шов. Такую тоненькую молнию я вижу впервые!Рут помогает мне надеть платье, которое ниспадает красивыми складками от бедер к коленям. Я поднимаю руки, чтобы Рут могла застегнуть молнию, закрываю глаза и начинаю тихонько поворачиваться сначала в одну сторону, потом в другую, всем телом ощущая нежное прикосновение шелка. Этот способ примерки показала нам Хильда Ужасная. Она как-то сказала нам, что платье должно сидеть так, чтобы женщина не чувствовала его на своем теле. Если платье сконструировано и сшито надлежащим образом, оно должно повторять фигуру женщины и подчеркивать ее достоинства, не натягиваясь на ней как на барабане, не сковывая ее движений, и ни один шов не должен быть стянут.– Я не могу выйти, – кричу я Делмарру.– Почему? Оно на тебе не сидит?– Нет, сидит. Даже очень хорошо. Мне кажется, что на мне вообще ничего не надето.– Французская любовь! – смеется Делмарр. – Вот в чем секрет.Рут выталкивает меня из-за ширмы. Делмарр стоит у подиума для примерки и помогает мне на него взобраться. Рут хватает пару туфель-лодочек на высоком каблуке, которые мы держим специально для примерок, и придерживает их, пока я обуваюсь.– Я только утешаю себя, что я хороший модельер, но, видно, недостаточно.Делмарр украдкой смотрит на мое отражение в зеркале. Я тоже смотрю в зеркало, но себя там не вижу. В нем отражается какая-то другая девушка, которая как по волшебству преобразилась в принцессу. Я вытягиваю руки по швам и пристально гляжу на этот образ.– О, Лючия, – вот и все, что может вымолвить Рут.– Минутку, мисс Сартори.Делмарр стоит с одной от меня стороны, а Рут с другой.– Оно твое. Ты как звездочка в небе. Может, ты уже никогда не будешь такой красивой. Наслаждайся, – подмигивает он мне.– Как бы мне хотелось куда-нибудь выйти в этом платье, – говорю я.– Обязательно. Я пригласил Нэнси Смит в «Плазу» танцевать котильон. Недавно сюда приехал ее брат, и ему понадобится спутница.– Ты хочешь, чтобы я пошла?– Вот здорово! Я бы сама согласилась, – говорит Рут. – Но мне придется играть в канасту Карточная игра.
с родителями Харви, а потом мы пойдем есть гамбургеры за семнадцать центов в «Белую башню». Ура!– Извини, Рут, ты действительно занята, – смеется Делмарр и поворачивается ко мне: – Тебе понадобятся туфли, чулки и палантин. Пойдете вместе с Рут и позаимствуете их.Мы с Рут провели наш обеденный перерыв, гуляя по отделам магазина. С собой у нас было письмо от Делмарра, в котором он просил предоставить нам в долг вещи. Управляющие отделов с радостью одалживают Делмарру вещи, потому что он посылает к ним покупателей за аксессуарами. В отделе вечерних туфель Рут выбрала пару закрытых атласных туфелек, украшенных спереди искусственным жемчугом. К ним мы нашли палантин с индийским орнаментом из чесучи тон в тон и вечерние перчатки до локтей с крошечными опаловыми пуговками от кисти до локтя. Я так занята, что почти перестала думать о Джоне Тальботе. Хотя мне очень хочется, чтобы он увидел меня в этом платье.С работы я ухожу пораньше, чтобы успеть сделать прическу. По дороге домой захожу в больницу Святого Винсента, чтобы повидаться с Марией Грейс, но они вместе с Розмари спят. Потом иду в лавку цветов и покупаю гардению, чтобы украсить ею свою прическу. Возможно, мой спутник принесет мне букет, но разве для девушки может быть достаточно цветов.Кристофер Смит заезжает за мной ровно в семь тридцать. Пока мы едем от Гринвича до утла улиц Пятьдесят девятой и Пятой, он успевает поведать мне историю своей жизни. Он инженер, выпускник Принстона, два года служил а военно-морских силах страны (хотя его отец мог устроить так, чтобы ему вообще не нужно было воевать, Кристофер был четко убежден, что должен служить своей стране), а теперь работает в компании отца по добыче железной руды. Высокий блондин с голубыми глазами, Кристофер типичный представитель привилегированного класса из Верхнего Ист-Сайда. Но, несмотря на это, он обходительный и сердечный и у него хорошее чувство юмора. Кажется, вечер обещает быть чудесным.– По правде говоря, – начинает Кристофер, – ни одна девушка, которых мне назначали в спутницы, не оправдывала моих ожиданий. Но вы прекрасны.Я благодарю его. Это платье сделало меня красивой. Мне просто повезло.Автомобили останавливаются перед центральным входом «Плазы». Мы поднимаемся по лестнице в обширную бальную комнату. У меня такое ощущение, что высший свет объявляет приход весны. На леди шелковые платья пастельных тонов: бледно-розовый, бежевый, канареечно-желтый. Я единственная в белом платье (но ведь Бальмэн создает тенденции в моде). Кажется, Кристофер знаком со всеми. Несколько девушек подходят и здороваются с нами – тепло с ним, вежливо со мной. Я уверена, что они задают себе один и тот же вопрос: «Как она очутилась тут с ним?» Возможно, я выгляжу как его девушка, но они прекрасно понимают, что я не их круга. Высший свет как одна большая семья, все друг друга знают. Новичок всегда бросается в глаза, как если надеть зеленые туфли с красным платьем.Светские девушки не изменились, но изменились мужчины. После Второй мировой войны стена рухнула, и светское общество стало более открытым. Водораздел между жителями центра города и жителями окраин практически перестал существовать, потому что мужчины привезли домой жен из всех уголков мира, где им довелось служить. Десять лет назад католичек вроде меня не ждал в «Плазе» радушный прием, и Кристофер ни при каких условиях не согласился бы взять меня с собой. Война сломала устои. Беззаботные денди центра города выросли и превратились в рассудительных мужчин. Парни с окраин, повоевавшие за свою новую родину, стали уважаемыми, и к ним перестали относиться как к людям второго сорта. Я высоко поднимаю голову, когда Кристофер ведет меня в бальную комнату.В конце концов, я сестра четырех участников военных действий и дочь успешного манхэттенского предпринимателя. Я иду туда, куда я хочу пойти и могу сопровождать любого человека, который попросит меня об этом.Мы идем через танцевальный зал к нашему столику. Великолепно играет оркестр Винсента Лопеса. С потолка, словно ленты на платье, ниспадают гирлянды из маргариток и вишневого цвета. Фрески вдоль стен с изображением загородных садов выделяются на фоне богатых лепных украшений, покрытых золотом. Столы накрыты идеальной белизны скатертями, а в центре их стоят небольшие аквариумы с золотыми рыбками. Рут ни за что не поверит.Делмарр машет мне через танцевальный зал и начинает пробираться сквозь толпу.– Кристофер, рад тебя видеть, – говорит он, и они жмут друг другу руки. Потом он обращается ко мне: – Как впечатление?– Я словно в сказку попала, – признаюсь я, пока он кружит меня.– Ты здесь самая красивая девушка, – оглядывая танцевальную комнату, заявляет Делмарр. Потом подводит меня к небольшой группе людей, беседующих друг с другом, берет за руку одну из девушек и разворачивает ее к нам.– Нэнси, это Лючия.Нэнси Смит как две капли воды похожа на брата, только черты ее лица более женственные. Она высокая и стройная, на ней светло-серое платье, которое прекрасно подходит к ее небесно-голубым глазам.– Рада с вами познакомиться. Спасибо, что занимаетесь сегодня благотворительностью в пользу моего брата, – говорит мне она и ослепительно улыбается Кристоферу.– Мне приятно… – не успеваю закончить я, потому что какая-то пара окликает Нэнси.– Веселитесь, – говорит она нам через плечо.Делмарр шепчет мне на ухо:– Она только что развелась. Это ее первый вечер без бывшего мужа. Мне все время приходится догонять ее, словно она не женщина, а локомотив.– Лючия, познакомьтесь с моими приятелями из Принстона.Кристофер обнимает меня за талию. Я вижу нескольких безукоризненно одетых молодых джентльменов, словно сошедших со страниц светской хроники. Кристофер представляет меня каждому из них, и они делают мне комплименты по поводу платья и прически.– Вы случайно не принцесса? – спрашивает один из них.– Нет, почему вы так решили?– На вашем платье повторяется узор семьи Медичи.– Вы наблюдательны, – говорю ему я. – А вам известно, что означает в Италии такой узор – как у шмеля?Он мотает головой.– Это говорит о принадлежности к королевскому роду.– Вы выпускница Вассара? – спрашивает другой молодой человек.– Нет, я не училась в университете. Я окончила школу секретарей имени Кэти Гиббс, а потом устроилась швеей в «Б. Олтман», – с гордостью говорю я.– О, просто невероятно познакомиться со старомодной девушкой, которая любит шить, – дружелюбно говорит один из них.– Прочь. До полуночи она моя, – смеется мой кавалер, уводя меня в бальный зал.Кристофер прекрасно танцует. Я бы, наверное, всю жизнь могла так протанцевать, мечтаю я, пока он прижимает меня все ближе. Я выглядываю из-за его плеча и удивляюсь, заметив Джона Тальбота. Он танцует с Амандой Паркер, на сегодня главной красавицей светского общества. Музыка изменяется, Джон приподнимает свою даму за талию, а потом целует точно так же, как целовал меня около дома меньше недели назад. Я закрываю глаза, потому что смотреть на них мне очень больно. Когда я снова открываю глаза, она все еще висит на нем, словно воротник из лисы. В моей голове начинается кавардак он не твой, он просто приглашал тебя прокатиться; ты встретилась с его матерью, но он ни о чем тебя не просил и ничего не обещал; ты едва с ним знакома. Но потом я вспоминаю его поцелуй. Разве это не обещание? Не намерение?– С тобой все в порядке? – спрашивает Кристофер.– Да, – лгу я.Потом я решаю все как следует разузнать. Мне совершенно не хочется, чтобы кто-то думал, что можно взять и выбросить меня. Джон Тальбот должен понять, что я не просто красивая девушка, но девушка со связями.– Кристофер. Ты знаком с Амандой Паркер?– Конечно.– Не мог бы ты и меня ей представить?Кристофер ведет меня через танцевальный зал к Аманде и Джону. Когда Джон замечает мое приближение, то выглядит изумленным. Может, все происходящее кажется ему просто сном, потому что я появилась так же неожиданно, как туман над Шотландией или как отряд городской бедноты, которая требует справедливости. Он бледнеет, поняв, что это – действительно я. Это Лючия идет к нему, чтобы поговорить.– Аманда, хочу представить тебе мою спутницу на сегодняшний вечер, Лючию Сартори, – говорит Кристофер.Аманда слегка наклоняет голову и улыбается мне, заправляя блестящий локон непослушных волос за ухо.Ее небрежная поза, точь-в-точь как в светской хронике глянцевого журнала, призвана заменить ее аристократическую красоту чем-то более трогательным. Но в любом случае все хорошо понимают, кто она на самом деле. Аманда представляет Джона, а потом они с Кристофером обмениваются последними новостями. В это время я не спускаю глаз с Джона Тальбота. Он так и не поднимает на меня глаз.– Джон?– Да?Наконец он смотрит мне в глаза. Потом оглядывает меня с ног до головы, не с презрением, но с восхищением.– Замечательно опять увидеть тебя, – говорю я.Кристофер берет меня за руку, просит нас извинить, и мы идем за напитками. Какое искушение повернуться и увидеть, как Джон Тальбот смотрит мне в след, но я удерживаюсь. Ничего хорошего из этого не выйдет. Он занят. Мне бы следовало предположить, что у него есть девушка. Я злюсь на него, но могу понять. Он стремится стать частью этого общества. Он понимает, что самое лучшее в нашем положении – войти в этот мир под руку с человеком, который уже является его частью. Только такой человек может проводить нас туда.
Добравшись до дома, я тут же звоню Рут и рассказываю о бале. Она расспрашивает меня обо всех подробностях и заключает, что я слишком близко принимаю к сердцу поцелуй Джона Тальбота и Аманды Паркер. Я с ней никак не могу согласиться и, положив трубку, снова и снова размышляю о том поцелуе. Всякий раз, как я представляю себе этот момент, мои мечты о Джоне Тальботе становятся все более несбыточными. «Все кончено», – говорю я вслух, словно сама себе читаю приговор. Потом ложусь в кровать и думаю, как хорошо было бы, если бы я не ездила на бал. А лучше всего, чтобы я вообще никогда не встречала Джона.
– Лючия! Проснись! – трясет меня мама.– Что такое?– Одевайся. Скорее!Я смотрю на часы. Без четверти пять утра.– Да что происходит?– Ребенок!Я слышу, как мама топает, спускаясь вниз по лестнице. В спешке я надеваю брюки и свитер, забывая о носках, и бегу в прихожую. Папа уже стоит там. Мама надевает пальто, всхлипывая. Я надеваю ботинки, которые бросила прошлым вечером рядом со скамьей, хватаю пальто и вслед за родителями выбегаю на улицу.– Мама, да что стряслось? Папа?– Она ушла. Малышка ушла.– Ушла. Что это значит?– Умерла, – рыдает мама. – Лючия, она умерла.Не может быть. Мы ловим такси на Гудзон-стрит, и водитель мчит нас до больницы. Мама не перестает плакать. Папа обнимает ее, но ничто ее не может утешить. Уверена, врачи просто что-то напутали. Я держала ребенка своими собственными руками. С ним все было в порядке. Что могло случиться?Мы не ждем лифт, а поднимаемся в родильное отделение по лестнице. Бежим по коридору к палате Розмари, но в ней никого нет. Медсестра отправляет нас к палате новорожденных, откуда приносили Марию Грейс. Сквозь стекло я вижу, как мой брат и его жена обнимают друг друга. Рядом с ними стоит доктор. Мы открываем дверь. Мама плачет навзрыд. Папа пытается успокоить ее, но разве могут слова утешить.На Розмари просто лица нет, у нее такие пустые глаза, что я отвожу взгляд. Роберто плачет, он раздавлен горем и никак не может понять, как это произошло. Никто из нас не понимает. Я подхожу к доктору и беру его за руку.– Что случилось с ребенком? – спрашиваю его я. Доктор, верно, уже рассказал все Розмари и Роберто.Ему придется объяснять это снова, когда из Бруклина приедут Ланселатти, но он терпеливо поворачивается к нам:– Медсестра вызвала меня сюда. Мария Грейс тяжело дышала. Я тщательно осмотрел ее и обнаружил, что сердце сокращается все реже. Я велел дать ей кислород, но это не помогло. Ее сердце не выдержало. Мы пытались реанимировать ее, но безрезультатно. Не могу объяснить, что произошло. Она была крошечной, но это не имеет к ее смерти никакого отношения. Скорее всего, у нее был врожденный порок сердца, мы с этим ничего не могли поделать.Роберто внезапно кидается на доктора, но папа преграждает ему путь и крепко обнимает.– Сын мой, – говорит он. – Сын. Папа тоже начинает плакать.Мама обнимает невестку. Руки Розмари беспомощно висят вдоль тела. Она закрывает глаза, словно надеется, что когда снова их откроет, этот ночной кошмар растает. Мария Грейс Сартори умерла в 3 часа 32 минуты 23 февраля 1951 года. Она не прожила и двух недель.
Думаю, что второго столь же ужасного дня, как похороны мой племянницы, в моей жизни не будет. Каждое слово, которое на проповеди о воскрешении произносит отец Абруцци с кафедры нашей капеллы Святой Девы Марии из Помпеи, звучит фальшиво. Небеса, покой, которым исполнено сердце Христа для тех, кто любит его, и фантазии о том, что ребенок счастлив в нежных руках Святой Девы, звучат пустыми обещаниями, которые люди дают в отчаянии. Я не верю ему. Так мучительно, когда умирает ребенок, но еще хуже – когда начинают искать виновных. Кто в этом виноват? Доктор? Больница? Мать и ее молоко? Обстоятельства, при которых Мария Грейс была зачата? Что толку гадать, пытаясь понять волю Бога.Отпевание заканчивается, и наши семьи выходят из капеллы. Но я никак не могу встать с церковной скамьи. Орландо берет мою руку, но я отталкиваю его и трясу головой; не хочу участвовать в траурной процессии. Сил нет смотреть на Розмари, когда она будет идти за гробом своей дочери, зная, что никогда уже не сможет убаюкивать ее. И Роберто, который во всем винит себя, потому что убежден, что какой-то его грех подвиг Бога забрать у него его драгоценную малышку. Он просто был не достоин быть ее отцом.Мама и папа молились. А я не могла. Сейчас я сижу на церковной скамье и жду, пока все уйдут. Не хочу слушать слов соболезнования, да и сама не могу подобрать ни одного. Когда все до последнего уходят, я гляжу на алтарь, окутанный дымом ладана.Последние несколько дней были настолько мучительными, что я приняла решение никогда не рожать. Я не могу отважиться на это, если есть вероятность, что с моей дочерью произойдет такое. Когда папа узнал о моем решении, то сказал: «Ты не властна над этим, Лючия. Бог посылает нам детей». Но, по-моему, если Бог забрал у нас нашу малышку, то ему не стоит доверять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
с родителями Харви, а потом мы пойдем есть гамбургеры за семнадцать центов в «Белую башню». Ура!– Извини, Рут, ты действительно занята, – смеется Делмарр и поворачивается ко мне: – Тебе понадобятся туфли, чулки и палантин. Пойдете вместе с Рут и позаимствуете их.Мы с Рут провели наш обеденный перерыв, гуляя по отделам магазина. С собой у нас было письмо от Делмарра, в котором он просил предоставить нам в долг вещи. Управляющие отделов с радостью одалживают Делмарру вещи, потому что он посылает к ним покупателей за аксессуарами. В отделе вечерних туфель Рут выбрала пару закрытых атласных туфелек, украшенных спереди искусственным жемчугом. К ним мы нашли палантин с индийским орнаментом из чесучи тон в тон и вечерние перчатки до локтей с крошечными опаловыми пуговками от кисти до локтя. Я так занята, что почти перестала думать о Джоне Тальботе. Хотя мне очень хочется, чтобы он увидел меня в этом платье.С работы я ухожу пораньше, чтобы успеть сделать прическу. По дороге домой захожу в больницу Святого Винсента, чтобы повидаться с Марией Грейс, но они вместе с Розмари спят. Потом иду в лавку цветов и покупаю гардению, чтобы украсить ею свою прическу. Возможно, мой спутник принесет мне букет, но разве для девушки может быть достаточно цветов.Кристофер Смит заезжает за мной ровно в семь тридцать. Пока мы едем от Гринвича до утла улиц Пятьдесят девятой и Пятой, он успевает поведать мне историю своей жизни. Он инженер, выпускник Принстона, два года служил а военно-морских силах страны (хотя его отец мог устроить так, чтобы ему вообще не нужно было воевать, Кристофер был четко убежден, что должен служить своей стране), а теперь работает в компании отца по добыче железной руды. Высокий блондин с голубыми глазами, Кристофер типичный представитель привилегированного класса из Верхнего Ист-Сайда. Но, несмотря на это, он обходительный и сердечный и у него хорошее чувство юмора. Кажется, вечер обещает быть чудесным.– По правде говоря, – начинает Кристофер, – ни одна девушка, которых мне назначали в спутницы, не оправдывала моих ожиданий. Но вы прекрасны.Я благодарю его. Это платье сделало меня красивой. Мне просто повезло.Автомобили останавливаются перед центральным входом «Плазы». Мы поднимаемся по лестнице в обширную бальную комнату. У меня такое ощущение, что высший свет объявляет приход весны. На леди шелковые платья пастельных тонов: бледно-розовый, бежевый, канареечно-желтый. Я единственная в белом платье (но ведь Бальмэн создает тенденции в моде). Кажется, Кристофер знаком со всеми. Несколько девушек подходят и здороваются с нами – тепло с ним, вежливо со мной. Я уверена, что они задают себе один и тот же вопрос: «Как она очутилась тут с ним?» Возможно, я выгляжу как его девушка, но они прекрасно понимают, что я не их круга. Высший свет как одна большая семья, все друг друга знают. Новичок всегда бросается в глаза, как если надеть зеленые туфли с красным платьем.Светские девушки не изменились, но изменились мужчины. После Второй мировой войны стена рухнула, и светское общество стало более открытым. Водораздел между жителями центра города и жителями окраин практически перестал существовать, потому что мужчины привезли домой жен из всех уголков мира, где им довелось служить. Десять лет назад католичек вроде меня не ждал в «Плазе» радушный прием, и Кристофер ни при каких условиях не согласился бы взять меня с собой. Война сломала устои. Беззаботные денди центра города выросли и превратились в рассудительных мужчин. Парни с окраин, повоевавшие за свою новую родину, стали уважаемыми, и к ним перестали относиться как к людям второго сорта. Я высоко поднимаю голову, когда Кристофер ведет меня в бальную комнату.В конце концов, я сестра четырех участников военных действий и дочь успешного манхэттенского предпринимателя. Я иду туда, куда я хочу пойти и могу сопровождать любого человека, который попросит меня об этом.Мы идем через танцевальный зал к нашему столику. Великолепно играет оркестр Винсента Лопеса. С потолка, словно ленты на платье, ниспадают гирлянды из маргариток и вишневого цвета. Фрески вдоль стен с изображением загородных садов выделяются на фоне богатых лепных украшений, покрытых золотом. Столы накрыты идеальной белизны скатертями, а в центре их стоят небольшие аквариумы с золотыми рыбками. Рут ни за что не поверит.Делмарр машет мне через танцевальный зал и начинает пробираться сквозь толпу.– Кристофер, рад тебя видеть, – говорит он, и они жмут друг другу руки. Потом он обращается ко мне: – Как впечатление?– Я словно в сказку попала, – признаюсь я, пока он кружит меня.– Ты здесь самая красивая девушка, – оглядывая танцевальную комнату, заявляет Делмарр. Потом подводит меня к небольшой группе людей, беседующих друг с другом, берет за руку одну из девушек и разворачивает ее к нам.– Нэнси, это Лючия.Нэнси Смит как две капли воды похожа на брата, только черты ее лица более женственные. Она высокая и стройная, на ней светло-серое платье, которое прекрасно подходит к ее небесно-голубым глазам.– Рада с вами познакомиться. Спасибо, что занимаетесь сегодня благотворительностью в пользу моего брата, – говорит мне она и ослепительно улыбается Кристоферу.– Мне приятно… – не успеваю закончить я, потому что какая-то пара окликает Нэнси.– Веселитесь, – говорит она нам через плечо.Делмарр шепчет мне на ухо:– Она только что развелась. Это ее первый вечер без бывшего мужа. Мне все время приходится догонять ее, словно она не женщина, а локомотив.– Лючия, познакомьтесь с моими приятелями из Принстона.Кристофер обнимает меня за талию. Я вижу нескольких безукоризненно одетых молодых джентльменов, словно сошедших со страниц светской хроники. Кристофер представляет меня каждому из них, и они делают мне комплименты по поводу платья и прически.– Вы случайно не принцесса? – спрашивает один из них.– Нет, почему вы так решили?– На вашем платье повторяется узор семьи Медичи.– Вы наблюдательны, – говорю ему я. – А вам известно, что означает в Италии такой узор – как у шмеля?Он мотает головой.– Это говорит о принадлежности к королевскому роду.– Вы выпускница Вассара? – спрашивает другой молодой человек.– Нет, я не училась в университете. Я окончила школу секретарей имени Кэти Гиббс, а потом устроилась швеей в «Б. Олтман», – с гордостью говорю я.– О, просто невероятно познакомиться со старомодной девушкой, которая любит шить, – дружелюбно говорит один из них.– Прочь. До полуночи она моя, – смеется мой кавалер, уводя меня в бальный зал.Кристофер прекрасно танцует. Я бы, наверное, всю жизнь могла так протанцевать, мечтаю я, пока он прижимает меня все ближе. Я выглядываю из-за его плеча и удивляюсь, заметив Джона Тальбота. Он танцует с Амандой Паркер, на сегодня главной красавицей светского общества. Музыка изменяется, Джон приподнимает свою даму за талию, а потом целует точно так же, как целовал меня около дома меньше недели назад. Я закрываю глаза, потому что смотреть на них мне очень больно. Когда я снова открываю глаза, она все еще висит на нем, словно воротник из лисы. В моей голове начинается кавардак он не твой, он просто приглашал тебя прокатиться; ты встретилась с его матерью, но он ни о чем тебя не просил и ничего не обещал; ты едва с ним знакома. Но потом я вспоминаю его поцелуй. Разве это не обещание? Не намерение?– С тобой все в порядке? – спрашивает Кристофер.– Да, – лгу я.Потом я решаю все как следует разузнать. Мне совершенно не хочется, чтобы кто-то думал, что можно взять и выбросить меня. Джон Тальбот должен понять, что я не просто красивая девушка, но девушка со связями.– Кристофер. Ты знаком с Амандой Паркер?– Конечно.– Не мог бы ты и меня ей представить?Кристофер ведет меня через танцевальный зал к Аманде и Джону. Когда Джон замечает мое приближение, то выглядит изумленным. Может, все происходящее кажется ему просто сном, потому что я появилась так же неожиданно, как туман над Шотландией или как отряд городской бедноты, которая требует справедливости. Он бледнеет, поняв, что это – действительно я. Это Лючия идет к нему, чтобы поговорить.– Аманда, хочу представить тебе мою спутницу на сегодняшний вечер, Лючию Сартори, – говорит Кристофер.Аманда слегка наклоняет голову и улыбается мне, заправляя блестящий локон непослушных волос за ухо.Ее небрежная поза, точь-в-точь как в светской хронике глянцевого журнала, призвана заменить ее аристократическую красоту чем-то более трогательным. Но в любом случае все хорошо понимают, кто она на самом деле. Аманда представляет Джона, а потом они с Кристофером обмениваются последними новостями. В это время я не спускаю глаз с Джона Тальбота. Он так и не поднимает на меня глаз.– Джон?– Да?Наконец он смотрит мне в глаза. Потом оглядывает меня с ног до головы, не с презрением, но с восхищением.– Замечательно опять увидеть тебя, – говорю я.Кристофер берет меня за руку, просит нас извинить, и мы идем за напитками. Какое искушение повернуться и увидеть, как Джон Тальбот смотрит мне в след, но я удерживаюсь. Ничего хорошего из этого не выйдет. Он занят. Мне бы следовало предположить, что у него есть девушка. Я злюсь на него, но могу понять. Он стремится стать частью этого общества. Он понимает, что самое лучшее в нашем положении – войти в этот мир под руку с человеком, который уже является его частью. Только такой человек может проводить нас туда.
Добравшись до дома, я тут же звоню Рут и рассказываю о бале. Она расспрашивает меня обо всех подробностях и заключает, что я слишком близко принимаю к сердцу поцелуй Джона Тальбота и Аманды Паркер. Я с ней никак не могу согласиться и, положив трубку, снова и снова размышляю о том поцелуе. Всякий раз, как я представляю себе этот момент, мои мечты о Джоне Тальботе становятся все более несбыточными. «Все кончено», – говорю я вслух, словно сама себе читаю приговор. Потом ложусь в кровать и думаю, как хорошо было бы, если бы я не ездила на бал. А лучше всего, чтобы я вообще никогда не встречала Джона.
– Лючия! Проснись! – трясет меня мама.– Что такое?– Одевайся. Скорее!Я смотрю на часы. Без четверти пять утра.– Да что происходит?– Ребенок!Я слышу, как мама топает, спускаясь вниз по лестнице. В спешке я надеваю брюки и свитер, забывая о носках, и бегу в прихожую. Папа уже стоит там. Мама надевает пальто, всхлипывая. Я надеваю ботинки, которые бросила прошлым вечером рядом со скамьей, хватаю пальто и вслед за родителями выбегаю на улицу.– Мама, да что стряслось? Папа?– Она ушла. Малышка ушла.– Ушла. Что это значит?– Умерла, – рыдает мама. – Лючия, она умерла.Не может быть. Мы ловим такси на Гудзон-стрит, и водитель мчит нас до больницы. Мама не перестает плакать. Папа обнимает ее, но ничто ее не может утешить. Уверена, врачи просто что-то напутали. Я держала ребенка своими собственными руками. С ним все было в порядке. Что могло случиться?Мы не ждем лифт, а поднимаемся в родильное отделение по лестнице. Бежим по коридору к палате Розмари, но в ней никого нет. Медсестра отправляет нас к палате новорожденных, откуда приносили Марию Грейс. Сквозь стекло я вижу, как мой брат и его жена обнимают друг друга. Рядом с ними стоит доктор. Мы открываем дверь. Мама плачет навзрыд. Папа пытается успокоить ее, но разве могут слова утешить.На Розмари просто лица нет, у нее такие пустые глаза, что я отвожу взгляд. Роберто плачет, он раздавлен горем и никак не может понять, как это произошло. Никто из нас не понимает. Я подхожу к доктору и беру его за руку.– Что случилось с ребенком? – спрашиваю его я. Доктор, верно, уже рассказал все Розмари и Роберто.Ему придется объяснять это снова, когда из Бруклина приедут Ланселатти, но он терпеливо поворачивается к нам:– Медсестра вызвала меня сюда. Мария Грейс тяжело дышала. Я тщательно осмотрел ее и обнаружил, что сердце сокращается все реже. Я велел дать ей кислород, но это не помогло. Ее сердце не выдержало. Мы пытались реанимировать ее, но безрезультатно. Не могу объяснить, что произошло. Она была крошечной, но это не имеет к ее смерти никакого отношения. Скорее всего, у нее был врожденный порок сердца, мы с этим ничего не могли поделать.Роберто внезапно кидается на доктора, но папа преграждает ему путь и крепко обнимает.– Сын мой, – говорит он. – Сын. Папа тоже начинает плакать.Мама обнимает невестку. Руки Розмари беспомощно висят вдоль тела. Она закрывает глаза, словно надеется, что когда снова их откроет, этот ночной кошмар растает. Мария Грейс Сартори умерла в 3 часа 32 минуты 23 февраля 1951 года. Она не прожила и двух недель.
Думаю, что второго столь же ужасного дня, как похороны мой племянницы, в моей жизни не будет. Каждое слово, которое на проповеди о воскрешении произносит отец Абруцци с кафедры нашей капеллы Святой Девы Марии из Помпеи, звучит фальшиво. Небеса, покой, которым исполнено сердце Христа для тех, кто любит его, и фантазии о том, что ребенок счастлив в нежных руках Святой Девы, звучат пустыми обещаниями, которые люди дают в отчаянии. Я не верю ему. Так мучительно, когда умирает ребенок, но еще хуже – когда начинают искать виновных. Кто в этом виноват? Доктор? Больница? Мать и ее молоко? Обстоятельства, при которых Мария Грейс была зачата? Что толку гадать, пытаясь понять волю Бога.Отпевание заканчивается, и наши семьи выходят из капеллы. Но я никак не могу встать с церковной скамьи. Орландо берет мою руку, но я отталкиваю его и трясу головой; не хочу участвовать в траурной процессии. Сил нет смотреть на Розмари, когда она будет идти за гробом своей дочери, зная, что никогда уже не сможет убаюкивать ее. И Роберто, который во всем винит себя, потому что убежден, что какой-то его грех подвиг Бога забрать у него его драгоценную малышку. Он просто был не достоин быть ее отцом.Мама и папа молились. А я не могла. Сейчас я сижу на церковной скамье и жду, пока все уйдут. Не хочу слушать слов соболезнования, да и сама не могу подобрать ни одного. Когда все до последнего уходят, я гляжу на алтарь, окутанный дымом ладана.Последние несколько дней были настолько мучительными, что я приняла решение никогда не рожать. Я не могу отважиться на это, если есть вероятность, что с моей дочерью произойдет такое. Когда папа узнал о моем решении, то сказал: «Ты не властна над этим, Лючия. Бог посылает нам детей». Но, по-моему, если Бог забрал у нас нашу малышку, то ему не стоит доверять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32