В памяти встает пример за примером.Один вид кровоточащей раны вызывает у зрителя сужение кровеносных сосудов. Его тело дрожит от холода. «Кровь стынет в жилах», – говорим мы. Лицо смертельно бледнеет, в обескровленном мозгу блекнет сознание. Точно некая сила подготовила организм к испытанию. Резко меняется содержание крови, она обретает способность сворачиваться быстрей. Кто организует этот процесс? Чей импульс «подсказывает» кровеносному току защищаться от воображаемого зла?Неприятная весть, обида и страдания резко меняют деятельность легких и всего аппарата обмена. Словно предупрежденные о предстоящей борьбе, о бедствии, угрожающем организму, в движение приходит сложная система защиты: учащается дыхание, накапливается кислород и спешно выводится углекислота. Мы говорим: человек задыхается от волнения. Тем временем из селезенки в кровеносную систему стремительно входит ярко окрашенная кровь – резерв красных телец – в подмогу. Сосуды кожи расширяются, тело краснеет – человеку сразу становится жарко.Снова чья-то разумная воля связала внутреннее с внешним, далекое с близким.Профессор Тушинский рассказывает о себе:«Я болел сыпным тифом. Страдал тяжело, и однажды, разглядывая в постели свои руки, на каждом пальце заметил вмятину поперек ногтей. Они находились на одинаковом уровне от корня. Четыре месяца спустя, обрезая ногти, я эти вмятины срезал.Пятнадцать лет спустя я и жена тонули в реке. Я плаваю скверно, а она едва умеет держаться на воде. Пока я напрягаю последние силы, меня не оставляет страшная мысль, что домой из нас двоих вернется, возможно, один. Выплыли благополучно. Через некоторое время я увидел на ногтях знакомые вмятины. Душевные волнения дали ту же реакцию, что и физический недуг.Подобную же картину я наблюдал в своей клинике. У больного на ногтях тянулись поперек три розовые полосы. История их такова. Больной отбывал наказание. Поработает немного, ослабнет и сляжет в постель. Подкормится, отдохнет и снова вернется на работу. Так три раза в короткий срок. Ногти регистрировали каждый новый удар».Во время несчастья, при встрече с хищным животным, когда бегство – единственное средство спасения, способности человека вдруг вырастают. Откуда-то берутся невиданная ловкость и сила. Люди переплывают бурные реки, одолевают преграды, обычно недоступные для них, изобретают мгновенно дерзкие планы, поражают своей уверенностью и бесстрашием. Одно лишь зрелище борьбы способно вдохновить нас отвагой, мы без лишних размышлений готовы ринуться в бой.Чувствам боли, страха и ярости предшествует усиленное выделение сока надпочечников – адреналина. Он повышает свертываемость крови и давление в сосудах и освобождает сахар из печени для питания мышц. Измученный путник, возбуждаемый мыслью о ненавистном враге, почувствует при этом прилив свежих сил. Ведется ли спор вокруг мяча у футбольных ворот, идет ли борьба на публичном диспуте или серьезный экзамен подвергает испытанию нервную систему – адреналин спешит на помощь организму! И в крови и в моче в этом случае физиолог обнаружит сахар. Даже у члена команды, ожидающего очереди на футбольной площадке для вступления в игру, организм заранее подготовлен – анализ покажет у него избыток свободного сахара.Всюду, где внешние силы ставят в трудное положение организм, внутренний аппарат спешит ему на помощь своими ресурсами. За внутренними переменами следует наружное проявление взволнованного чувства. Мы дрожим и обливаемся потом от страха, но страшно нам стало лишь после того, как в кровь вступили различные химические вещества и телом овладел озноб. Мы сжимаем кулаки и напрягаем мышцы от злобы, но гневом воспылали после того, как организм изнутри был приведен в возбуждение.Внутренний мир оказался крепко связанным с внешним. Явления окружающей среды пускали или задерживали деятельность внутренних органов, перестраивали их взаимоотношения. Это могло осуществиться лишь через органы зрения, слуха, обоняния, иначе говоря – через кору полушарий, где формируется наше сознание. Физиологи не могли этого не разглядеть и к ложной схеме прибавили ложное исключение. Отдельные нервные связи, соглашались они, очевидно, представлены в полушариях мозга, и, когда душевные переживания приводят в возбуждение автономную систему, кора мозга приобретает известную власть над ней.Ученый перелистывает книгу за книгой, строки густо ложатся на бумагу. Он не согласен ни с правилом, ни с исключением. Нет оснований утверждать, что растительная жизнь не регулируется высшим отделом мозга. Разве условный раздражитель – звонок, метроном или лампочка – не понуждает к деятельности слюнную железу? Только через кору полушарий подобное воздействие возможно. Какая тут автономия? Вид паштета или запах жаркого, одна лишь мысль о желанном блюде вызывает деятельность желудка, – какая тут независимость?Даже такие, казалось бы, интимные процессы, как приспособление организма к самозащите, зависят от высшего отдела мозга.Приноравливаясь к обстановке, карп меняет свою окраску, каракатица в минуту опасности раскрывает свой чернильный мешок и, окрашивая воду, спасается от врага. Но животные, лишенные зрительных, слуховых и обонятельных анализаторов – нервов, одним концом обращенных во внешний мир, а другим с полушария мозга, – теряют способность правильно пользоваться своими защитными средствами. В этом можно убедиться на опыте. Если пустить пескаря в стеклянную ванночку, под донышком которой лежит желтая бумага, рыбка вскоре окрасится в желтый цвет. Черная подстилка вынудит пескаря из желтого стать черным. Достаточно, однако, залепить глаза рыбке – и опыт повторить не удастся. Только зрительный нерв мог сообщить мозгу, какой именно цвет наиболее целесообразен в данный момент.Где бы ни испытывали автономную систему, она всюду не свободна от влияния коры полушарий. Идеи Павлова нашли новое подтверждение.Насладившись экскурсом в физиологию, Быков устремился к предмету своего давнего увлечения – к биохимии. Пусть кора больших полушарий регулирует деятельность почек, пусть ее импульсы усиливают или ослабляют отделение мочи, но какими путями следуют они? Павлов сказал бы, что возбуждение осуществляется нервными связями. А нет ли и другой, побочной линии? Иван Петрович не задавался такими вопросами; его склонность к «нервизму» отводила его от того, что называется «химизмом».Ученый решил проверить догадку на опыте. Помимо нервных волокон, полагал Быков, в передаче возбуждения от коры полушарий к внутренним органам, возможно, участвует и кровь, Она приносит с собой химические вещества, действующие на почку возбуждающе.– Неужели вы намерены еще что-то делать? – обеспокоился клиницист. – Мы, кажется, уже все уяснили.– Я хотел бы узнать, – ответил ученый, – уцелеют ли у собаки временные связи, если разрушить нервные пути между почками и мозгом.– Стоит ли осложнять уже достигнутый успех новой задачей? – недоумевал клиницист. – Зачем брать под сомнение то, что уже добыто, и таким упорным трудом?– Стоит, – ответил Быков. – Откроем ли мы с вами новую линию связи или обнаружим, что единственная несовершенна, – и то и другое будет нашей удачей.Врач неожиданно ударился в амбицию: он вовсе не намерен испытывать судьбу, физиология изрядно ему надоела, того и гляди угодишь с ней в болото.Ответ серьезно обидел Быкова.– Как хотите, я управлюсь и один. Вам одного ответа достаточно, а мне подай второй. Будет третий, не откажись.Врач пытался смягчить свой отказ:– Задача решена, какой смысл усложнять ее новой проблемой?Ученый начал сердиться:– Физиология не механика, там все проще и ясней; куда ни стукнешь молотком по железной полосе, ответ будет один. У нас, дорогой мой, не железо, а ткань. Одно и то же электрическое напряжение вызывает на языке ощущение кислого или горьковато-щелочного, в зависимости от направления тока; на коже – чувство ожога; в мышце – судороги; в глазах – зрелище ослепительной искры, светло-голубой или желто-красной, опять-таки зависимо от направления тока… Такова физиология. Ее сущность диалектична и чужда представлениям одностороннего механицизма…На этом беседа их окончилась – одна из сторон сочла себя некомпетентной ее продолжать.Вместо врача Быков пригласил себе в помощь студентку, способную девушку, много сделавшую для успеха задуманного дела.– С чего бы вы начали? – задал он ей, по привычке, вопрос. – Подумайте-ка хорошенько.Он однажды изложил уже ей свой план и забыл.– Я лишила бы одну из почек связей с нервными центрами, а другую сохранила бы для контроля.– Неплохо. Хорошо, – смущенно заметил Быков. – Это очень похоже на то, что я задумал.Она невозмутимо продолжала:– Проверила бы тщательно, как проявятся временные связи, когда нервные пути между почками и мозгом разрушены.– Превосходно! Вы изложили мой собственный план.– Ничего удивительного, – последовал спокойный ответ: – вы сами его мне рассказали.– Неужели? – рассмеялся ученый. – Простите, запамятовал.Быков и его ассистентка принялись дружно за опыты. Они удалили у собаки мочевой пузырь, вывели наружу мочеточники и выработали у нее временную связь. Звуки рожка стали действовать на организм" мочегонно. Спустя некоторое время была проделана другая операция: правую почку извлекли на свет и изрядно над ней потрудились; перерезали все нервные проводники, сняли капсулу, сквозь которую проходят нервные сплетения, и смазали мочеточник и сосуды раствором карболовой кислоты. Почку таким образом изолировали от внешнего мира. Никакие импульсы к ней дойти не могли.– Прежде чем проверить, сохранились ли у собаки временные связи, – сказал Быков ученице, – я должен вас огорчить… Есть все основания полагать, что на сигналы из внешнего мира будут откликаться обе почки.– Но ведь одну мы лишили проводников! – удивилась она. – Почему вы так думаете?Роли переменились: на этот раз учитель был невозмутимо спокоен. Девушке казалось, что он что-то недоговаривает, и это огорчало ее.– Потерпите, – ответил он, – узнаете.В камере стояла абсолютная тишина, шла проверка временных связей. Ученый и помощница не сводили глаз со склянок, привешенных к мочеточникам собаки. Животное в станке казалось напряженным. Время от времени звуки рожка врывались в тишину и умолкали. В тесной клетушке это звучание, идущее откуда-то снизу, рождало смутное чувство тревоги. На собаку оно оказывало другое влияние: мочеотделение у нее нарастало. Быков не ошибся: лишенная нервных путей, правая почка, как и левая, сохранила временные связи, с той лишь разницей, что левая отзывалась на сигналы мгновенно, а правая несколько позже. Изолированная от внешнего мира, она стала медлительной, словно у левой была «телеграфная» связь, а у правой – одна лишь «почтовая». Когда вливание воды прекратили и временные связи стали угасать, правая почка еще долго откликалась на звуки рожка повышенным мочеотделением. Вместе с нервным аппаратом она лишилась возможности тонко и быстро приспособляться. Действующий регулятор был медлителен и малоподвижен… Путей, таким образом, оказалось два: нервный и кровеносный.Не одна только почка, решает Быков, все внутренние органы должны быть подконтрольны полушариям. И печень, и сердце, и дыхательные органы, несомненно, образуют временные связи с явлениями внешнего мира. Пока это еще только гипотеза. Время ему поможет предвосхищение ума обратить в нерушимую истину. Быкову видится великая цель, работа на долгую жизнь: собрать человека воедино, найти связи, смыкающие его внутреннее хозяйство с сознанием, доказать власть коры над всеми проявлениями человеческой жизни. Какая почетная задача для физиолога!На смену мечтам явилась действительность: у него нет лаборатории, нет и помощников. Этого надо еще добиться трудом и терпением. В науке авансов не раздают. И еще одно препятствие: он не свободен в выборе темы – он всего лишь ассистент, один из многих помощников знаменитого Павлова. Учитель не любит, когда идеи сотрудника далеко отстоят от задач лаборатории. Занятый исследованием больших полушарий, Павлов избегает всего, что не связано с этим. Временные связи внутренних органов не занимают его. Проницательный ученый уже заметил, что интересы помощника не всегда совпадают с задачами школы. Увлечение химией порой уводят сотрудника далеко. Жаль потерять ассистента, превосходного физиолога, но у Ивана Петровича было твердое правило – никого не удерживать. Он давно понял, что этот помощник не засидится у него, не из тех он, кто свою жизнь проводит над чужими идеями.Тем временем Быков обзавелся лабораторией. Педагогический институт, где он читал лекции, стал местом его научных исканий, а студенты – сотрудниками. В этом были свои неудобства: будущий школьный учитель в роли исследователя внутренних органов – неважный помощник. Профессору оставалась единственная надежда, что студенты, полюбив физиологию, предпочтут ее педагогике.Первой ученицей Быкова была молодая студентка Анна Риккль. Она знала литературу и педагогику, меньше зоологию и менее всего физиологию. Увлеченная планами ученого творить чудеса с помощью временных связей, студентка отказалась от профессии педагога. С ней Быков приступил к выяснению вопроса, подконтрольна ли деятельность печени коре полушарий. Глава втораяПервая помощница Нелегкое начало – Я надеюсь, не вызову у вас недовольства, – начал Быков, подсаживаясь к станку, где студентка готовилась к опытам, – если прочту вам коротенькую лекцию о желчеотделении?Он был немного смущен. Неудобно, конечно, приводить ассистентке сведения из университетского курса, но что поделаешь – помощница все еще слаба в физиологии.– Ничего нового я вам не открою, напомню лишь старые истины, – мягко говорит он, боясь ее огорчить. – Слышали, разумеется, знаете, но повторение – мать учения. Лишний раз услышите – крепче запомните.Тактичный учитель осторожно и коротко поведал ей о многом. Она должна знать, что печень – кладбище для красных кровяных телец. Они здесь распадаются на белковые вещества, из которых печеночные клетки образуют желчь. Сок этот из печени отводится по протоку в пузырь, а оттуда – в двенадцатиперстную кишку.Внимательная слушательница разыскала тетрадку и, по привычке студентки, стала делать заметки. Учитель прочитал ей длинную лекцию о пищеварительных свойствах желчи. Сок этот усиливает фермент, который расщепляет жиры и способствует таким образом их усвоению в кишечном канале. В присутствии желчи возрастает сила ферментов поджелудочной железы, они словно обретают новые свойства. Желчь смачивает стенки кишечника, возбуждает его деятельность, усиливает сокращения кишечного тракта.– Всего этого, разумеется, древние не знали, – шуткой закончил ученый, – и приписывали печени единственную способность – порождать сновидения…После такого наставления можно было вручить студентке судьбу предстоящего опыта.Собаке наложили фистулу – открыли доступ к желчному протоку через брюшную стенку и вставили в отверстие резиновую трубку для стекания сока в подвешенный цилиндр. Каждые пятнадцать минут девушка отмечала количество выделяемой желчи.Трудное дело – решать задачи физиологии с помощью неопытных людей. Быков вскоре заметил, что каждый заданный урок ввергает студентку в волнение. Когда он сказал ей однажды: «От вас зависит обогатить физиологию открытием», – помощница совсем растерялась. Она долго просидела тогда у станка и взволнованно гладила стоявшую в лямках собаку…В другой раз он заметил, что студентка не прочь повозиться с животными; пес стоял перед ней угрюмый, спокойный, а ей нравилось дразнить и валить его с ног. Увлеченная этим занятием, она нередко забывала следить, за фистулой, сделать запись в нужный момент.Словно не замечая ее ошибок, ученый незаметно проверял каждый опыт сотрудницы и спокойно выслушивал ее.Однажды она заявила ему:– У нас сегодня как будто хорошая цифра. В цилиндре набралось десять кубиков желчи.Всякому лестно добиться успеха. Влюбленная в свое новое дело, она жаждала удачи, но как разобраться, что ведет к цели и что, наоборот, к неудаче! Радоваться ли ей четырем или двенадцати кубикам желчи? Возможно, что и то и другое нехорошо.– Сколько? – переспросил ее ученый.– Десять, – неуверенно повторила она.Быков промолчал. Через несколько дней студентка стала осторожней в своих предположениях.– Четыре кубика желчи не слишком ли мало?. Как вы полагаете? – спросила она.– Нет, ничего, – вскользь ответил учитель, – бывает и меньше.Она так и не узнала тогда, что мясная пища и вода увеличивают отделение желчи.Волнения неизменно затрудняли ее работу, и дело оттого подвигалось медленно. Проникнутая то страхом, то опасениями, она часто вытягивала трубку из фистулы, с тревогой проверяла, все ли на месте, чтобы тотчас вновь усомниться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54