Как именно это произошло – нам неизвестно. Похоже, те люди рассчитывали получить свой процент. Расследование ведет ямайская полиция.
– Кое о чем вы никто не знаете, – сказал я. – Долгота участка в Богуоке. Семьдесят семь градусов.
– Что? – ахнула Дебби. – Поразительно!
– То же верно и в отношении «Севилья-ла-Нуэвы», где была спрятана икона.
– Неужели ты считаешь, что Огилви… – начала Зоула, но я ее прервал:
– Подумаем об этом позже. Пока что нам нужно как можно быстрее убраться с острова. У нас на руках икона, которая стоит целое состояние, а новости распространяются быстро.
– Я уж было подумал, что до тебя так ничего и не дойдет, Гарри, – признался Долтон. – Скоро могут объявиться и другие претенденты, и они тоже будут давить на комиссара полиции. Есть свои соображения и у ямайского правительства. Не думаете же вы, что я вас разбудил только ради рассвета.
– Мы не можем ее лишиться! – сказала Дебби. – Только не теперь!
– Пока вы тут спали, я заказал билеты на двенадцатичасовой лондонский рейс, которыми мы не воспользуемся. Я также зафрахтовал яхту на Кубу, на восемь утра.
Он глянул на часы:
– Остался один час и девять минут.
– Вперед, вперед, вперед! – воскликнула Дебби.
Я одним глотком допил остатки кофе.
– Никогда в жизни не плавал на яхте. Мы перевернемся, и нас съедят акулы.
– Хватит ныть, Гарри! – сказала Зоула. – Думаю, править яхтой совсем несложно.
Долтон встал:
– Ходу! Соберите вещи и сдайте ключи.
– И не забудьте Крест, – добавил я. – Он дорого нам обошелся.
ГЛАВА 41
Происходящее напоминало детектив Агаты Кристи, когда все подозреваемые собираются в гостиной.
Мы набились в маленькую кухню гринвичской квартиры Зоулы. Сэр Джозеф, со стаканом молока в руке, уселся на высокий стул. Дебби, в темной юбке и свитере, сидела на шкафчике рядом с кухонной раковиной.
Ее лицо так и горело. Долтон, Зоула и я заняли стулья вокруг маленького круглого стола. Моя огнестрельная рана более или менее зажила, и я надел рубашку с коротким рукавами, показывая всем «дуэльный» шрам: он будил во мне что-то героическое. В ведерке со льдом ждала нераспечатанная бутылка с шампанским. Были приготовлены бокалы. Подлинный Крест ненадолго забрали из хранилища Английского банка. Зоула, Долтон и я отщепили от него по кусочку, после чего вернули предмет на место.
– Меня проконсультировали по вопросам собственности, – объявил сэр Джозеф. – Хотите послушать?
Все одобрительно зашумели.
– Все очень непросто. Имеет значение, как давно вещь утеряна, искали ли ее последующие поколения, и если искали, то как.
– Как можно искать что бы то ни было, если не знаешь даже, где начать? – спросила Дебби.
– Однозначного ответа тут дать нельзя. Важно, как действовали предыдущие поколения. Если, скажем, пара поколений – или даже одно – прекратило поиски, хотя бы лет на десять, то потомку могут отказать в праве на собственность. Если же кто-то еще нашел эту вещь, то он вполне может заявить на нее права.
– Подлинный Крест, где-то спрятанный, передавался в нашей семье из поколения в поколение. Икона всегда рассматривалась как часть наследства. Мои пикардийские предки лишь укрыли ее… Она была спрятана, а не утеряна. То, что Мармадьюк Сент-Клер взял ее с собой на Ямайку, подтверждает мою правоту. А Мармадьюк – мой предок.
Сэр Джозеф кивнул:
– В точку! И еще одно очко в вашу пользу. Указания, где его искать, были переданы вашему отцу – пусть и косвенные, но прямым потомком Мармадьюка.
– Значит, икона принадлежит Теббитам.
– Но если вы передаете что-либо по наследству, недостаточно сказать: «Я все завещаю тебе». Вы должны упомянуть конкретный предмет. Огилви просто-напросто закопал Крест и оставил зашифрованное сообщение для потомков. Нам совершенно ясно, что последующие поколения не смогли его расшифровать, и поэтому у ваших противников есть основания утверждать, что Крест был семьей утерян.
– Почему вы так решили? – возразила Дебби. – Они могли держать его в тайнике. А если он и был утерян – все равно, вы можете не сомневаться, что сообщение пытались расшифровать. Это ведь и называется «искать Крест», не так ли?
– Тем не менее Крест не упомянут ни в одном завещании. Кроме того, существуют другие претенденты.
– Ямайский бедняк?
– Например. Откуда у него икона? Он и вправду ее выкопал? Она действительно принадлежала его семье не одно поколение? Тогда он может заявить на нее свои права. Кроме того, если икона была закопана в ямайской земле, особенно на территории, принадлежащей государству, – а именно так нынче обстоят дела с «Севилья-ла-Нуэвой», – то правительство Ямайки вправе объявить ее «кладом, переходящим в собственность государства». Если в действие вступят законы, регулирующие отношения отдельных граждан и государства, то сложности вас ждут, уж вы извините, поистине византийские.
– Дебби ее купила, – напомнил я.
– Значит, икона ей, возможно, вообще не принадлежит.
– Однако это лишает прав на нее того парня. Он ее продал.
– Вас могут обвинить в мошенничестве. Вы предложили ему триста долларов за вещь, которая стоит тридцать миллионов.
– Это ровно на триста долларов больше, чем ему причиталось, – решительно сказала Дебби.
– Возможно. Если он выкопал икону, усиливаются позиции ямайского правительства. Впрочем, есть еще одна сложность.
– Еще одна? – воскликнула Дебби.
– Кто сказал, что крест принадлежал Де Клери по праву? В конце концов, он выкрал его во время одного из Крестовых походов. Кража не дает права на владение.
Церковь может заявить, что Крест принадлежит ей.
– Какая именно церковь? – спросила Зоула.
Сэр Джозеф нахмурился:
– Мы ступаем на опасную почву. Константин (или один из его фаворитов) обнаружил Крест в Иерусалиме в триста двадцать седьмом году и забрал его в Византию. Следовательно, Крест может принадлежать Греческой православной церкви, чем она тогда и воспользуется.
– Джо, неужели Хондрос и Кассандра претендовали на эту икону по праву?! – спросила Зоула, широко раскрыв глаза от удивления.
– Я лишь предполагаю, что заявят дорогостоящие юристы. С другой стороны, католическая церковь может выстроить свою стратегию в деле, опираясь на апостольское преемство. Не хотел бы я быть тем судьей, которому придется выбирать между столь могучими соперниками.
– Я сомневаюсь, что какая-либо из церквей имеет здесь какие-то права, – сказал я. – В конце концов Крест был захвачен мусульманами и удерживался у них веками, а церкви прекратили поиски. Так что, по вашим же словам выходит, что они отказались от своих прав.
– Но католическая церковь не оставляла попыток вернуть Крест. Пятый крестовый поход был предпринят именно с этой целью.
– Это было лишь поводом для грабежа, а не попыткой вернуть Крест!
Сэр Джозеф пригубил молоко.
– Откуда нам знать, что происходило в голове у того или иного папы римского, жившего восемьсот лет назад?
– И к чему же мы пришли? – спросила Зоула.
– Вернемся к нашему договору. Мои юристы выясняют вопрос с собственностью. Если кто-либо предъявит права на икону, суды будут длиться месяцами, и траты нас ждут огромные. Не забывайте также и о том, что после освобождения рабов людям пришлось кормиться самим. Многие ушли в глубь острова и жили, как могли, на той земле, что была. Ни о границах, ни о юристах речи тогда не шло. По договору я убеждаю Дебби дать вам право преимущественной покупки, предварительно оценив Крест у независимых экспертов.
– Верно. Я оцениваю Крест в двадцать миллионов долларов.
– По оценке моих людей, он стоит на сорок миллионов больше. Я не могу советовать Дебби соглашаться на меньшее.
Сэр Джозеф махнул рукой:
– Дебби, я предлагаю вам за эту икону десять миллионов долларов – в том случае, если она и вправду относится ко времени Христа. Другими словами, в обмен на десять миллионов вы отказываетесь от всяких прав на нее. Юридические процедуры я беру на себя. Если выясняется, что икона ваша, вы берете деньги и отдаете мне икону. Если она вам не принадлежит, вы просто берете деньги.
– А если икона окажется средневековой подделкой?
– Мисс Теббит не получает ничего.
Дебби повернулась ко мне:
– Гарри?
– Дебби, надо поговорить.
Мы сидели в противоположных концах дивана в гостиной Зоулы. На лице Дебби читалось смятение.
– Так нельзя… Реликвия веками принадлежала моей семье…
– Хорошо, Дебби. А если суд постановит, что икона тебе не принадлежит, и ты потеряешь два-три миллиона фунтов? У тебя есть такие деньги?
– Пикарди-Хаус, возможно, столько и стоит. Все очень непросто, и дядя Роберт обязательно вмешается… Игра не стоит свеч.
– Если икона окажется подделкой, ты и здесь ничего не получаешь. Думаю, предложение сэра Джозефа вполне разумно. Я бы посоветовал принять его – при условии, что оно будет заверено юристом. Однако решать не мне, не дяде Роберту и не юристу. Решать тебе.
– Гарри, посмотри на меня. Я похожа на женщину в жемчужном ожерелье и кашемировом свитере? Женщину, которая выйдет замуж за жизнерадостного самодовольного болвана из «правильной» семьи, в чьей голове помещаются лишь светские новости из «Кантри лайф» да цены на силос? Не думаешь ли ты, что я проведу остаток дней, затерявшись в великолепии родных анфилад? – Она решительно помотала головой. – Папы больше нет. Пора сниматься с места. Я больше не хочу жить в Пикарди-Хаус. И я хочу избавиться от иконы.
– Это непростое решение, Дебби. Она хранилась в твоей семье со времени Крестовых походов. Фрагмент того Креста, ты только представь…
– И какая была от этого фрагмента польза – нам или кому бы то ни было еще? Я все обдумала, Гарри. Лучшее, что я могу сделать для своих шести детей (когда они у меня будут) и для всех будущих Теббитов, – это отправить Крест в музей, где ему и место.
– Проклятие иконы… – тупо сказал я.
– Продай этот чертов триптих! А я продам Пикарди-Хаус, куплю по берлоге в Лондоне, Париже и Монте-Карло и буду наслаждаться жизнью. С ямайским дедом я все улажу, а тебе, как моему агенту, причитается десять процентов. Как и Зоуле с Долтоном.
– Долтон – государственный служащий, так что он ничего не возьмет.
Дебби фыркнула:
– Десять миллионов – большие деньги. После того как вы с Зоулой получите свою долю, останется восемь. Вперед!
– Окончательное решение?
Дебби ответила не сразу. Она взвешивала варианты. Вокруг ее рта возникли морщинки.
– Окончательное.
Она слегка улыбнулась.
Сэр Джозеф допил молоко и старательно изображал полную невозмутимость.
– Я отсоветовал Дебби принимать ваше предложение.
– Вы сделали глупость.
– Икона, возможно, принадлежит ей, и ее стоимость превышает сорок миллионов долларов. Я не могу, находясь в здравом уме и доброй памяти, советовать клиенту удовольствоваться четвертью цены.
– Но по силам ли Дебби принять на себя судебные расходы, если до них дойдет? А они будут астрономическими.
– Мы найдем юридическую фирму, не берущую гонорара и готовую идти на не окупающиеся траты.
К нам выстроиться очередь. Мне очень жаль, сэр Джозеф…
– Пятнадцать.
– Двадцать.
– Пятнадцать – мой предел. Принимайте, или я отказываюсь от всех своих предложений.
– Двадцать миллионов долларов – и она ваша.
– Блефовать изволите?
– Ага. Ваш музей – не единственный во вселенной.
Сэр Джозеф задумчиво меня разглядывал. На протяжении нескольких секунд самым громким звуком было тиканье часов на кухонной стене. Потом ухмылка и…
– По лезвию ножа вы ходите неподражаемо, Гарри. Поздравляю! Если будете искать работу…
Мы обменялись рукопожатиями. Дебби обменялась рукопожатиями с сэром Джозефом. Все обменялись друг с другом рукопожатиями.
«Двадцать миллионов долларов. Пятнадцать миллионов фунтов стерлингов. Дебби хватит на целый табун.
Минус полтора миллиона комиссионных мне и столько же – Зоуле. Хорошее рабочее утро!»
Сэр Джозеф что-то говорил. Я с трудом отвлекся от идиотских мечтаний о бассейнах и «астон-мартинах».
– Мои люди подготовят бумаги. Теперь все зависит от правильной даты. Две тысячи лет назад или все-таки тысяча.
Правильная дата. Ответ должен был дать углерод-14. Каждый из нас отщепил от Креста по кусочку и отправил в свою лабораторию. Моя щепка досталась той, что в Ист-Килбрайте. Долтон и Зоула не сказали, куда послали свои образцы, а я не спрашивал. Три образца, три независимые лаборатории. Подлинность Креста все еще была под сомнением.
В Ист-Килбрайте мне объяснили, что к чему. Там было очень много технических подробностей. Радиоактивный углерод или, как его еще называют, углерод-14, возникает из атомов обычного углерода под воздействием космических лучей (углерод входит в углекислый газ, который составляет часть атмосферы). Период полураспада углерода-14 – пять с половиной тысяч лет. Между возникновением радиоактивного углерода и распадом уже имеющегося установилось равновесие. Углерод-14 попадает в пищевую цепочку. Когда растение погибает, или съевшее его травоядное погибает, или погибает хищник, съевший то травоядное, – тогда это растение перестает поглощать углерод-14.
Оставшийся в костях животного или в древесине радиоактивный углерод начинает убывать, а пополняться ему неоткуда. Найдя, какая часть содержащегося в материи углерода радиоактивна, вы можете определить время, прошедшее с момента гибели животного или растения. Большое количество углерода-14 – это когда счетчик Гейгера громко стрекочет, а смерть наступила недавно. Если наоборот – смерть наступила давным-давно, а счетчик едва потрескивает.
Есть еще одна сложность. (Без сложностей дел вообще не бывает). Иногда космическое излучение сильнее, иногда слабее. Источником его является Солнце, а у Солнца наблюдается – неважно почему – двухсотлетний цикл активности. В диаграмме возникают отклонения, которые разделяет период в двести лет. Если их не учесть, то можно на век-другой промахнуться.
Но мои находчивые ребята учитывают эти маленькие отклонения. Они заверили меня, что могут определить возраст щепки, которой предположительно две тысячи лет, с точностью до века, а то и пятидесяти лет.
Самые отважные говорили даже о большей точности. Разница в возрасте у Подлинного Креста и средневековой подделки – тысяча лет. Они сказали, что я прошу их попасть в дверь сарая с шести дюймов.
Я улыбнулся Долтону поверх непочатой бутылки с шампанским. Улыбка получилась вымученной.
– Что это значит для тебя? Самое главное? – спросил я.
– Главное – поймать этих негодяев.
Ничего особенного. Хондрос общался с членами «Византийского круга» через Интернет, посредством видеопосланий. В каждом кадре – миллион пикселей, и, если знать алгоритм, какой пиксель проверять следующим (темный – 0, светлый – 1 или еще как-нибудь), то вы можете пересылать сообщения в двоичной записи, которая не поддаются расшифровке. Да, много воды утекло со времен Бабингтона и его замен одной буквы на другую… Но в «Лего»-доме они нашли диск, управление национальной безопасности за пару недель взломало код, и с этого мгновения домашняя фильмотека Хондроса превратилась в пещеру Аладдина. Крупномасштабная операция идет полным ходом, мерзкие маленькие террористические ячейки – в Греции, Турции, Италии – уничтожаются одна за другой. Вы можете следить за этим по вечерним новостям Си-эн-эн. Обычный отдых папы в Кастель-Ган-дольфо был отменен без объяснения причин, а слухи о неудавшемся покушении расползлись «подобно чуме», как выразился бы Огилви. Эти события должны стать самой яркой полосой в ранней карьере Долтона.
– А ты, Зоула?
– Я выросла как профессионал и притронулась к истории. Дневник Огилви наполнил ее жизнью… А еще я бы хотела сходить в плавание на Кубу. Я куплю яхту и назову ее «Альдебаран». Или проще – «Дебби».
Я посмотрел на Дебби, постукивающую каблуками о дверцу кухонного шкафчика.
– Папа был бы доволен.
Я понимал ее. Да, она отказывалась от Пикарди-Хаус и от семейной реликвии, но жизнь строила по семейным традициям, оставаясь Деборой Инесой Теббит. А пережитые впечатления сохранятся в ее памяти на всю жизнь.
Мой взгляд упал на сэра Джозефа. Тот сказал:
– По-моему, со мной все ясно. Я получил для своего музея Подлинный Крест. А вы, Гарри?
– Если Крест не окажется подделкой?
Я не стал маскироваться:
– Для начала я погашу банковскую задолженность и раздам долги. А потом сойду с ума. Куплю дом с садом в несколько акров и бассейном, перед которым будет стоять «порше» или «астон-мартин». Затем в одночасье выброшу все это из головы, остепенюсь и посвящу остаток жизни предмету моей страсти.
– Предмету вашей страсти?
– Буду искать карты и рукописи на базарах, разбросанных по всему миру.
– Звучит заманчиво, – откликнулась Зоула. – Возможно, я время от времени буду составлять тебе компанию. Мы можем пойти на «Альдебаране» к Босфору и прочесать книжный рынок в Стамбуле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Кое о чем вы никто не знаете, – сказал я. – Долгота участка в Богуоке. Семьдесят семь градусов.
– Что? – ахнула Дебби. – Поразительно!
– То же верно и в отношении «Севилья-ла-Нуэвы», где была спрятана икона.
– Неужели ты считаешь, что Огилви… – начала Зоула, но я ее прервал:
– Подумаем об этом позже. Пока что нам нужно как можно быстрее убраться с острова. У нас на руках икона, которая стоит целое состояние, а новости распространяются быстро.
– Я уж было подумал, что до тебя так ничего и не дойдет, Гарри, – признался Долтон. – Скоро могут объявиться и другие претенденты, и они тоже будут давить на комиссара полиции. Есть свои соображения и у ямайского правительства. Не думаете же вы, что я вас разбудил только ради рассвета.
– Мы не можем ее лишиться! – сказала Дебби. – Только не теперь!
– Пока вы тут спали, я заказал билеты на двенадцатичасовой лондонский рейс, которыми мы не воспользуемся. Я также зафрахтовал яхту на Кубу, на восемь утра.
Он глянул на часы:
– Остался один час и девять минут.
– Вперед, вперед, вперед! – воскликнула Дебби.
Я одним глотком допил остатки кофе.
– Никогда в жизни не плавал на яхте. Мы перевернемся, и нас съедят акулы.
– Хватит ныть, Гарри! – сказала Зоула. – Думаю, править яхтой совсем несложно.
Долтон встал:
– Ходу! Соберите вещи и сдайте ключи.
– И не забудьте Крест, – добавил я. – Он дорого нам обошелся.
ГЛАВА 41
Происходящее напоминало детектив Агаты Кристи, когда все подозреваемые собираются в гостиной.
Мы набились в маленькую кухню гринвичской квартиры Зоулы. Сэр Джозеф, со стаканом молока в руке, уселся на высокий стул. Дебби, в темной юбке и свитере, сидела на шкафчике рядом с кухонной раковиной.
Ее лицо так и горело. Долтон, Зоула и я заняли стулья вокруг маленького круглого стола. Моя огнестрельная рана более или менее зажила, и я надел рубашку с коротким рукавами, показывая всем «дуэльный» шрам: он будил во мне что-то героическое. В ведерке со льдом ждала нераспечатанная бутылка с шампанским. Были приготовлены бокалы. Подлинный Крест ненадолго забрали из хранилища Английского банка. Зоула, Долтон и я отщепили от него по кусочку, после чего вернули предмет на место.
– Меня проконсультировали по вопросам собственности, – объявил сэр Джозеф. – Хотите послушать?
Все одобрительно зашумели.
– Все очень непросто. Имеет значение, как давно вещь утеряна, искали ли ее последующие поколения, и если искали, то как.
– Как можно искать что бы то ни было, если не знаешь даже, где начать? – спросила Дебби.
– Однозначного ответа тут дать нельзя. Важно, как действовали предыдущие поколения. Если, скажем, пара поколений – или даже одно – прекратило поиски, хотя бы лет на десять, то потомку могут отказать в праве на собственность. Если же кто-то еще нашел эту вещь, то он вполне может заявить на нее права.
– Подлинный Крест, где-то спрятанный, передавался в нашей семье из поколения в поколение. Икона всегда рассматривалась как часть наследства. Мои пикардийские предки лишь укрыли ее… Она была спрятана, а не утеряна. То, что Мармадьюк Сент-Клер взял ее с собой на Ямайку, подтверждает мою правоту. А Мармадьюк – мой предок.
Сэр Джозеф кивнул:
– В точку! И еще одно очко в вашу пользу. Указания, где его искать, были переданы вашему отцу – пусть и косвенные, но прямым потомком Мармадьюка.
– Значит, икона принадлежит Теббитам.
– Но если вы передаете что-либо по наследству, недостаточно сказать: «Я все завещаю тебе». Вы должны упомянуть конкретный предмет. Огилви просто-напросто закопал Крест и оставил зашифрованное сообщение для потомков. Нам совершенно ясно, что последующие поколения не смогли его расшифровать, и поэтому у ваших противников есть основания утверждать, что Крест был семьей утерян.
– Почему вы так решили? – возразила Дебби. – Они могли держать его в тайнике. А если он и был утерян – все равно, вы можете не сомневаться, что сообщение пытались расшифровать. Это ведь и называется «искать Крест», не так ли?
– Тем не менее Крест не упомянут ни в одном завещании. Кроме того, существуют другие претенденты.
– Ямайский бедняк?
– Например. Откуда у него икона? Он и вправду ее выкопал? Она действительно принадлежала его семье не одно поколение? Тогда он может заявить на нее свои права. Кроме того, если икона была закопана в ямайской земле, особенно на территории, принадлежащей государству, – а именно так нынче обстоят дела с «Севилья-ла-Нуэвой», – то правительство Ямайки вправе объявить ее «кладом, переходящим в собственность государства». Если в действие вступят законы, регулирующие отношения отдельных граждан и государства, то сложности вас ждут, уж вы извините, поистине византийские.
– Дебби ее купила, – напомнил я.
– Значит, икона ей, возможно, вообще не принадлежит.
– Однако это лишает прав на нее того парня. Он ее продал.
– Вас могут обвинить в мошенничестве. Вы предложили ему триста долларов за вещь, которая стоит тридцать миллионов.
– Это ровно на триста долларов больше, чем ему причиталось, – решительно сказала Дебби.
– Возможно. Если он выкопал икону, усиливаются позиции ямайского правительства. Впрочем, есть еще одна сложность.
– Еще одна? – воскликнула Дебби.
– Кто сказал, что крест принадлежал Де Клери по праву? В конце концов, он выкрал его во время одного из Крестовых походов. Кража не дает права на владение.
Церковь может заявить, что Крест принадлежит ей.
– Какая именно церковь? – спросила Зоула.
Сэр Джозеф нахмурился:
– Мы ступаем на опасную почву. Константин (или один из его фаворитов) обнаружил Крест в Иерусалиме в триста двадцать седьмом году и забрал его в Византию. Следовательно, Крест может принадлежать Греческой православной церкви, чем она тогда и воспользуется.
– Джо, неужели Хондрос и Кассандра претендовали на эту икону по праву?! – спросила Зоула, широко раскрыв глаза от удивления.
– Я лишь предполагаю, что заявят дорогостоящие юристы. С другой стороны, католическая церковь может выстроить свою стратегию в деле, опираясь на апостольское преемство. Не хотел бы я быть тем судьей, которому придется выбирать между столь могучими соперниками.
– Я сомневаюсь, что какая-либо из церквей имеет здесь какие-то права, – сказал я. – В конце концов Крест был захвачен мусульманами и удерживался у них веками, а церкви прекратили поиски. Так что, по вашим же словам выходит, что они отказались от своих прав.
– Но католическая церковь не оставляла попыток вернуть Крест. Пятый крестовый поход был предпринят именно с этой целью.
– Это было лишь поводом для грабежа, а не попыткой вернуть Крест!
Сэр Джозеф пригубил молоко.
– Откуда нам знать, что происходило в голове у того или иного папы римского, жившего восемьсот лет назад?
– И к чему же мы пришли? – спросила Зоула.
– Вернемся к нашему договору. Мои юристы выясняют вопрос с собственностью. Если кто-либо предъявит права на икону, суды будут длиться месяцами, и траты нас ждут огромные. Не забывайте также и о том, что после освобождения рабов людям пришлось кормиться самим. Многие ушли в глубь острова и жили, как могли, на той земле, что была. Ни о границах, ни о юристах речи тогда не шло. По договору я убеждаю Дебби дать вам право преимущественной покупки, предварительно оценив Крест у независимых экспертов.
– Верно. Я оцениваю Крест в двадцать миллионов долларов.
– По оценке моих людей, он стоит на сорок миллионов больше. Я не могу советовать Дебби соглашаться на меньшее.
Сэр Джозеф махнул рукой:
– Дебби, я предлагаю вам за эту икону десять миллионов долларов – в том случае, если она и вправду относится ко времени Христа. Другими словами, в обмен на десять миллионов вы отказываетесь от всяких прав на нее. Юридические процедуры я беру на себя. Если выясняется, что икона ваша, вы берете деньги и отдаете мне икону. Если она вам не принадлежит, вы просто берете деньги.
– А если икона окажется средневековой подделкой?
– Мисс Теббит не получает ничего.
Дебби повернулась ко мне:
– Гарри?
– Дебби, надо поговорить.
Мы сидели в противоположных концах дивана в гостиной Зоулы. На лице Дебби читалось смятение.
– Так нельзя… Реликвия веками принадлежала моей семье…
– Хорошо, Дебби. А если суд постановит, что икона тебе не принадлежит, и ты потеряешь два-три миллиона фунтов? У тебя есть такие деньги?
– Пикарди-Хаус, возможно, столько и стоит. Все очень непросто, и дядя Роберт обязательно вмешается… Игра не стоит свеч.
– Если икона окажется подделкой, ты и здесь ничего не получаешь. Думаю, предложение сэра Джозефа вполне разумно. Я бы посоветовал принять его – при условии, что оно будет заверено юристом. Однако решать не мне, не дяде Роберту и не юристу. Решать тебе.
– Гарри, посмотри на меня. Я похожа на женщину в жемчужном ожерелье и кашемировом свитере? Женщину, которая выйдет замуж за жизнерадостного самодовольного болвана из «правильной» семьи, в чьей голове помещаются лишь светские новости из «Кантри лайф» да цены на силос? Не думаешь ли ты, что я проведу остаток дней, затерявшись в великолепии родных анфилад? – Она решительно помотала головой. – Папы больше нет. Пора сниматься с места. Я больше не хочу жить в Пикарди-Хаус. И я хочу избавиться от иконы.
– Это непростое решение, Дебби. Она хранилась в твоей семье со времени Крестовых походов. Фрагмент того Креста, ты только представь…
– И какая была от этого фрагмента польза – нам или кому бы то ни было еще? Я все обдумала, Гарри. Лучшее, что я могу сделать для своих шести детей (когда они у меня будут) и для всех будущих Теббитов, – это отправить Крест в музей, где ему и место.
– Проклятие иконы… – тупо сказал я.
– Продай этот чертов триптих! А я продам Пикарди-Хаус, куплю по берлоге в Лондоне, Париже и Монте-Карло и буду наслаждаться жизнью. С ямайским дедом я все улажу, а тебе, как моему агенту, причитается десять процентов. Как и Зоуле с Долтоном.
– Долтон – государственный служащий, так что он ничего не возьмет.
Дебби фыркнула:
– Десять миллионов – большие деньги. После того как вы с Зоулой получите свою долю, останется восемь. Вперед!
– Окончательное решение?
Дебби ответила не сразу. Она взвешивала варианты. Вокруг ее рта возникли морщинки.
– Окончательное.
Она слегка улыбнулась.
Сэр Джозеф допил молоко и старательно изображал полную невозмутимость.
– Я отсоветовал Дебби принимать ваше предложение.
– Вы сделали глупость.
– Икона, возможно, принадлежит ей, и ее стоимость превышает сорок миллионов долларов. Я не могу, находясь в здравом уме и доброй памяти, советовать клиенту удовольствоваться четвертью цены.
– Но по силам ли Дебби принять на себя судебные расходы, если до них дойдет? А они будут астрономическими.
– Мы найдем юридическую фирму, не берущую гонорара и готовую идти на не окупающиеся траты.
К нам выстроиться очередь. Мне очень жаль, сэр Джозеф…
– Пятнадцать.
– Двадцать.
– Пятнадцать – мой предел. Принимайте, или я отказываюсь от всех своих предложений.
– Двадцать миллионов долларов – и она ваша.
– Блефовать изволите?
– Ага. Ваш музей – не единственный во вселенной.
Сэр Джозеф задумчиво меня разглядывал. На протяжении нескольких секунд самым громким звуком было тиканье часов на кухонной стене. Потом ухмылка и…
– По лезвию ножа вы ходите неподражаемо, Гарри. Поздравляю! Если будете искать работу…
Мы обменялись рукопожатиями. Дебби обменялась рукопожатиями с сэром Джозефом. Все обменялись друг с другом рукопожатиями.
«Двадцать миллионов долларов. Пятнадцать миллионов фунтов стерлингов. Дебби хватит на целый табун.
Минус полтора миллиона комиссионных мне и столько же – Зоуле. Хорошее рабочее утро!»
Сэр Джозеф что-то говорил. Я с трудом отвлекся от идиотских мечтаний о бассейнах и «астон-мартинах».
– Мои люди подготовят бумаги. Теперь все зависит от правильной даты. Две тысячи лет назад или все-таки тысяча.
Правильная дата. Ответ должен был дать углерод-14. Каждый из нас отщепил от Креста по кусочку и отправил в свою лабораторию. Моя щепка досталась той, что в Ист-Килбрайте. Долтон и Зоула не сказали, куда послали свои образцы, а я не спрашивал. Три образца, три независимые лаборатории. Подлинность Креста все еще была под сомнением.
В Ист-Килбрайте мне объяснили, что к чему. Там было очень много технических подробностей. Радиоактивный углерод или, как его еще называют, углерод-14, возникает из атомов обычного углерода под воздействием космических лучей (углерод входит в углекислый газ, который составляет часть атмосферы). Период полураспада углерода-14 – пять с половиной тысяч лет. Между возникновением радиоактивного углерода и распадом уже имеющегося установилось равновесие. Углерод-14 попадает в пищевую цепочку. Когда растение погибает, или съевшее его травоядное погибает, или погибает хищник, съевший то травоядное, – тогда это растение перестает поглощать углерод-14.
Оставшийся в костях животного или в древесине радиоактивный углерод начинает убывать, а пополняться ему неоткуда. Найдя, какая часть содержащегося в материи углерода радиоактивна, вы можете определить время, прошедшее с момента гибели животного или растения. Большое количество углерода-14 – это когда счетчик Гейгера громко стрекочет, а смерть наступила недавно. Если наоборот – смерть наступила давным-давно, а счетчик едва потрескивает.
Есть еще одна сложность. (Без сложностей дел вообще не бывает). Иногда космическое излучение сильнее, иногда слабее. Источником его является Солнце, а у Солнца наблюдается – неважно почему – двухсотлетний цикл активности. В диаграмме возникают отклонения, которые разделяет период в двести лет. Если их не учесть, то можно на век-другой промахнуться.
Но мои находчивые ребята учитывают эти маленькие отклонения. Они заверили меня, что могут определить возраст щепки, которой предположительно две тысячи лет, с точностью до века, а то и пятидесяти лет.
Самые отважные говорили даже о большей точности. Разница в возрасте у Подлинного Креста и средневековой подделки – тысяча лет. Они сказали, что я прошу их попасть в дверь сарая с шести дюймов.
Я улыбнулся Долтону поверх непочатой бутылки с шампанским. Улыбка получилась вымученной.
– Что это значит для тебя? Самое главное? – спросил я.
– Главное – поймать этих негодяев.
Ничего особенного. Хондрос общался с членами «Византийского круга» через Интернет, посредством видеопосланий. В каждом кадре – миллион пикселей, и, если знать алгоритм, какой пиксель проверять следующим (темный – 0, светлый – 1 или еще как-нибудь), то вы можете пересылать сообщения в двоичной записи, которая не поддаются расшифровке. Да, много воды утекло со времен Бабингтона и его замен одной буквы на другую… Но в «Лего»-доме они нашли диск, управление национальной безопасности за пару недель взломало код, и с этого мгновения домашняя фильмотека Хондроса превратилась в пещеру Аладдина. Крупномасштабная операция идет полным ходом, мерзкие маленькие террористические ячейки – в Греции, Турции, Италии – уничтожаются одна за другой. Вы можете следить за этим по вечерним новостям Си-эн-эн. Обычный отдых папы в Кастель-Ган-дольфо был отменен без объяснения причин, а слухи о неудавшемся покушении расползлись «подобно чуме», как выразился бы Огилви. Эти события должны стать самой яркой полосой в ранней карьере Долтона.
– А ты, Зоула?
– Я выросла как профессионал и притронулась к истории. Дневник Огилви наполнил ее жизнью… А еще я бы хотела сходить в плавание на Кубу. Я куплю яхту и назову ее «Альдебаран». Или проще – «Дебби».
Я посмотрел на Дебби, постукивающую каблуками о дверцу кухонного шкафчика.
– Папа был бы доволен.
Я понимал ее. Да, она отказывалась от Пикарди-Хаус и от семейной реликвии, но жизнь строила по семейным традициям, оставаясь Деборой Инесой Теббит. А пережитые впечатления сохранятся в ее памяти на всю жизнь.
Мой взгляд упал на сэра Джозефа. Тот сказал:
– По-моему, со мной все ясно. Я получил для своего музея Подлинный Крест. А вы, Гарри?
– Если Крест не окажется подделкой?
Я не стал маскироваться:
– Для начала я погашу банковскую задолженность и раздам долги. А потом сойду с ума. Куплю дом с садом в несколько акров и бассейном, перед которым будет стоять «порше» или «астон-мартин». Затем в одночасье выброшу все это из головы, остепенюсь и посвящу остаток жизни предмету моей страсти.
– Предмету вашей страсти?
– Буду искать карты и рукописи на базарах, разбросанных по всему миру.
– Звучит заманчиво, – откликнулась Зоула. – Возможно, я время от времени буду составлять тебе компанию. Мы можем пойти на «Альдебаране» к Босфору и прочесать книжный рынок в Стамбуле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30